Глава 32
Никогда на долю принца Антара не выпадало таких горестных дней, как в ту пору, когда он спускался вниз по Великому Мутару. Безжалостное солнце пекло так, что и принц, и его товарищи чувствовали себя поджариваемыми на празднике тогарами. С собой они взяли семь больших плоскодонок (к сожалению, лодки вайвило оказались слишком хрупки и сложны в управлении, чтобы использовать их в путешествии), загружены они были по самые борта. Все-таки в отряде оказалось сорок три человека, да еще необходимые припасы.
По своей неопытности лаборнокцы почти всегда выбирали места для привалов на более высоких берегах, где и солнце палило нещадней, и грязи было столько, что все вымазывались в ней с ног до головы. Кроме того, подобное скопление людей приманивало тучи кровососов и орды маленьких желтоватых, в полоску, зверьков, которые погрызли все мешки. Они и солдат кусали. Два человека, отведав ядовитых плодов, мучились кровавыми поносами. Рыцари в полной мере, как и рядовые солдаты, несли тяготы похода — лодки не могли вместить просторные палатки и удобные кровати. Так и спали прямо на земле, на подстилках из травы или веток, укрывались плащами, ели из общего котла.
И когда в конце концов оборванные, измотанные до предела люди добрались до Лета, поселения вайвило, чьи хижины показались им прекраснее самых роскошных дворцов Дероргуилы,— туземцы отказались принять их. Они даже на остров ступить им запретили.
Флотилию лаборнокцев вайвило встретили на стремнине — перегородили своими боевыми каноэ реку. К просьбе принца предоставить ночлег и отдых они отнеслись совершенно равнодушно. Глашатай объявил, что у них нет времени принимать гостей. Он пояснил, что в любой момент ожидается нападение глисмаков, деревня, мол, на осадном положении, так что пусть люди плывут своей дорогой. Ни проводниками, ни съестными припасами они их обеспечить не могут.
Сэр Ринутар принялся было поносить туземцев, а заодно и чертова Глашатая какого-то нелепого, дикого Закона бранными словами. Он угрожал, что туземцы на своей шкуре испытают несокрушимую мощь великого Орогастуса, что лаборнокцы немедленно посредством Синего Голоса свяжутся с государственным министром и тот обрушит на жилища вайвило кару небесную, если они не выполнят требования его светлости принца Антара.
Друг Ринутара лорд Карон, желая произвести на дикарей должное впечатление, вскочил на ноги в своей лодке, выхватил меч и вызвал Глашатая Састу-Ча на поединок. В ответ на это вайвило, не имевшие, на первый взгляд, никакого оружия, внезапно выдвинули маленькие катапульты и начали бомбардировать лодки лаборнокцев хорошо обточенными кусками кремния.
Принца и большинство рыцарей спасли доспехи (кроме разве что невезучего лорда Ринутара, поплатившегося глазом), но двадцать один человек из солдат, которые на этот раз исполняли обязанности гребцов и потому разоблачились до пояса, получили серьезные повреждения и ушибы.
Лорд Карон во время обстрела, размахивая мечом, потерял равновесие, а поскольку дороден был сверх всякой меры, то опрокинул лодку и рухнул в желтоватую воду. Только и запомнился товарищам его нечленораздельный вскрик, потом тяжелые доспехи уволокли его на дно, и больше рыцаря никто не видел. Как и его товарища лорда Бидрика, находившегося в той же лодке. Синий Голос, который тоже плыл вместе с ними, выбрался на поверхность, закричал, засучил руками и ногами и быстро-быстро, по-собачьи поплыл к суденышку принца, куда его одной рукой втащил сэр Ованон. Три солдата-гребца, взывая о помощи, поплыли по течению. С трудом их удалось выловить, но лодка и все находившееся в ней имущество было потеряно безвозвратно.
Вайвило, кончив обстрел, флегматично наблюдали за этим происшествием.
— Уходите! — махнул рукой Глашатай Састу-Ча.— Мы не причиним вам вреда, если оставите эти места.
Принц Антар шепотом сказал дрожащему Синему Голосу:
— Ну, теперь твой черед. Сотвори что-нибудь удивительное. Пусть туземцы поразевают рты. Внуши им, по крайней мере, страх перед нами.
— Никак не могу, ваша светлость,— развел руками колдун.— Все инструменты и приспособления утонули. Канули вместе с лордами Кароном и Бидриком. Кое-что осталось в Тассе, но как туда теперь доберешься!
— Отлично,— скривился принц и тотчас громко отдал приказание гребцам.— Все на весла. Продолжать движение.
Так постыдно разведывательный отряд оставил боевую позицию и поплыл вниз по реке. До самых сумерек гребцы яростно работали веслами, пока Антар не решил, что они, должно быть, оторвались от вайвило и теперь можно устроить привал. Кстати, и удобная бухточка подвернулась — лодки одна за другой начали сворачивать туда. Место действительно оказалось удачным: песчаный пляж, берег сух, дров вдоволь. Скоро там засветились костры...
Принц Антар устроил смотр личному составу. Семь солдат, наиболее пострадавших во время стычки с вайвило, были отобраны в отдельную группу.
— Завтра,— сказал принц,— вы и еще двое легкораненых на одной из лодок отправитесь в обратный путь, в Тасс. Передадите мастеру Эдзару, чтобы они дожидались нашего возвращения и под страхом смерти не смели никуда отлучаться, даже если мы не вернемся до начала сезона дождей.
По правде говоря, солдаты и рыцари, участвовавшие в походе, начали потихоньку высказывать недовольство, однако принц не обращал на эти перешептывания никакого внимания. Он призвал ученика чародея и приказал:
— Вызови своего черного хозяина, пусть он отыщет, где скрывается принцесса Анигель. Нам надо знать, куда завтра, держать путь. Передай также государственному министру, чтобы он сообщил отцу, что я до конца исполню свой долг.
Он не стал выслушивать ответ Синего Голоса — повернулся и направился вдоль залитого лунным светом берега. Люди в лагере занялись хозяйственными делами, а Синий Голос удалился в ближайший лесок, где росли плакучие деревья, встал там на колени и впал в транс.
— Всемогущий мастер, ты меня слышишь?
— Я, Орогастус, слушаю тебя, Синий Голос.
— Увы, мой повелитель, наша экспедиция потерпела крупную неудачу. Вайвило не допустили нас в свое селение Лет. Оддлинги обстреляли нас из катапульт — это был настоящий каменный ливень. Лодка, в которой я плыл, утонула... Со всеми инструментами... Утонули лорды Карон и Бидрик — слишком тяжелы у них оказались доспехи. Ранены семь человек, они завтра будут отправлены в Тасс. Повезут их двое других, легкораненых... Сэру Ринутару выбили глаз во время обстрела...
Орогастус надолго задумался.
— Принц и другие семнадцать рыцарей здоровы? — наконец спросил он.
— Так точно, великий мастер. И двенадцать солдат. Хотя многие ходят с синяками и начинают роптать.
— Я определил, где находится принцесса. Ищите ее в устье маленькой речушки. Она собирается подниматься вверх. Завтра, утром... Когда речка обмелеет окончательно, пойдет пешком. От вашего лагеря до устья пять часов пути, если все — и рыцари, и солдаты — будут грести без передыха. Скажи принцу, что отряд должен выступить еще затемно и развить максимальную скорость. Добравшись до нее, держите ее в поле зрения, но не пытайтесь схватить, пока она не добудет талисман, который спрятан где-то поблизости.
— Я передам ваш приказ принцу.
— Обрадуй его — скажи, что его венценосный родитель почти полностью выздоровел. Далее: генерал Хэмил захватил принцессу Кадию, а также талисман, называемый Трехвеким Горящим Глазом.
— Мастер...— Голос заколебался.— Сегодня вечером, как только мы высадились, я почувствовал сильный мысленный удар. Это касается моего Красного брата... Такое впечатление, что с ним что-то случилось...
— Крепись, Синий Голос. Твой брат погиб на посту.
— О горе, горе!..
— Силы Тьмы впитали его жизненную энергию и воздали ему честь. Теперь вы, два оставшихся Голоса, разделите невероятную награду, которая выпадет на вашу долю, когда мои планы осуществятся... Но вернемся к самому важному. Как насчет принца Антара? Когда ты наконец разделаешься с ним?
— Я жду подходящего момента, всемогущий мастер. Уверен, что доблестный рыцарь Ринутар — человек, который пришелся вам по сердцу,— прекрасно справится с порученным заданием, и мы успешно доставим этот загадочный талисман. Надеюсь, как только дело будет сделано, вы примете его в число своих помощников.
Ментальный голос Орогастуса вновь приобрел жесткий, стальной тембр. С некоторой угрозой он произнес:
— Это очень важно, мой Голос, чтобы талисман принцессы Анигели был доставлен в целости и сохранности. Его ни в коем случае нельзя потерять.
— Господин, я понимаю...
— Талисман Кадии у нас, но обращение с ним небезопасно. Что касается принцессы Харамис, она уже в моих руках, и, думаю, этой же ночью все будет кончено. Но два талисмана мало что стоят сами по себе. Третий мне должен принести ты.
— Клянусь жизнью! — взвыл Голос.— Я положу его к вашим ногам. Если все пойдет, как задумано, принц Антар уже не встретит рассвета.
— Надеюсь. Прощай, Синий Голос.
Ученик чародея вернулся в лагерь кружным путем, обошел всю занятую территорию. Постоял возле походной кухни, где один из поваров готовил сухой паек для личного состава: овощи, кусок вяленого мяса. Другой пытался испечь в переносной печи свежий хлеб. Булки подгорали на глазах, от сушеного мяса тоже исходил не очень-то приятный аромат.
Заметив принца, Голос смело подошел к нему и развязно окликнул:
— Эй, ваша светлость! Эта грязная шлюха примерно в восьми часах пути от нашего лагеря. Она уже возле конечного пункта своего путешествия и, может, завтра или в крайнем случае послезавтра найдет свой талисман...
Антар удивленно оглядел слугу колдуна. Его болтовня была не менее странной, чем наглая фамильярность. Таким принц Антар его никогда не видел — всегда вел себя тихо, как мышь, копошился сам по себе, постоянно был один, строил козни (не без того!), но на слова был очень скуп, а сегодня вдруг разговорился. Долго восхвалял небеса и Зото за то, что они вернули здоровье и жизнь венценосному родителю Антара. Бахвалился своим гнусным хозяином, который уже успел заполучить два других талисмана,— более того, принцесса Харамис сама явилась на гору Бром. О смерти Красного Голоса даже не заикнулся. Принц, сначала внимательно слушавший, потом принялся рассматривать берег и, в конце концов, совсем оставил его и направился к людям, чтобы разделить с ними скудный ужин.
Этой ночью страшная гроза обрушилась на Тассалейский лес — первая предвестница сезона дождей, до которого осталось шесть дней. Пограничной датой считался Праздник Трех Лун. Первые раскаты бухнувшего невдалеке грома подняли всех на ноги. За те несколько дней, что лаборнокцам пришлось провести на реке, они в какой-то мере освоили азы искусства выживания в этих местах. Первым делом солдаты бросились спасать лодки — вытащили их на берег, перевернули и укрыли под ними все свои припасы, да и сами залезли под днища. Казалось, все обойдется — не тут-то было! Через несколько минут замечательный песчаный пляж, приманивший их на ночлег, начал покрываться водой. Великий Мутар взбухал на глазах, течение становилось все стремительнее. Ругаясь и проклиная все на свете, лаборнокцы принялись перетаскивать лодки повыше, к покрытой растительностью террасе, а затем спасать припасы, связывать лодки. И так всю ночь... Молнии время от времени били в черную вскипающую воду, заставляя людей падать во взбаламученную грязь. К утру отряд был словно после тяжелого боя — грязные, промокшие до нитки, измученные люди скопились на берегу. Страх и отчаяние поселились в каждом сердце.
Принц Антар чувствовал себя не лучше, к тому же он наглотался этой отвратительной воды. Однако мысли его в то хмурое утро были совсем о другом. С болью в душе он размышлял, как пережила эту страшную ночь принцесса Анигель.
Друг! Друг, поднимайся. Уже светает. Ты просила нас разбудить тебя затемно. Просыпайся!
Устроившаяся на ночь в огромном древесном дупле Анигель, услышав голоса римориков, сладко потянулась, зевнула. Ночь она провела в тепле, на мягкой древесной трухе, которую обильно наточили жучки-короеды. Их потрескивания и шорохи и сейчас были отчетливо слышны — они трудились изо всех сил, чтобы этот лесной гигант побыстрее рухнул на землю, обратился в гнилушку и насытил собой почву. Так повелось испокон веков, так будет продолжаться вечно, в этом и заключена та хитрая правда, которую люди называют жизнью. Ах, если бы эти жуки работали поаккуратнее, а то всю — и, главное, волосы! — трухой засыпали. Правда, это неудобство было мизерной данью за теплый и удобный ночлег. За время путешествия принцесса научилась смирять гордыню и отыскивать каплю радости даже в ночевке, устроенной в дупле.
Ночью поблизости что-то гулко бухало, шумело. Сейчас вокруг приятно пахло влагой. На этой мысли она опять смежила веки, начала посапывать... Риморикам снова пришлось будить ее. Делать нечего, пора отправляться в дорогу. Анигель еще раз сладко потянулась. Ага, вот опять кольнуло... Дело в том, что, уже устроившись в дупле и почти заснув, она была разбужена сокрушительным ударом грома — со страху принцесса вцепилась в амулет и едва не вскрикнула. Он был обжигающе горяч. Более того, священный цветок, запечатанный внутри янтарной капельки, почти распустился. Она еще тогда подумала — значит, цель близка? И сейчас, лихорадочно выхватив амулет, она с трепетным ожиданием глянула на Трилли-ум. Так и есть — Трехглавое Чудовище где-то рядом.
Тогда в путь!
Она быстро расчесала волосы, отряхнула платье, достала бутылочку с митоном и кожаный мешочек, в котором хранила лист Священного Цветка, указывающий ей путь. Лист почти совсем высох и уже начал сворачиваться трубочкой, только у самого черенка был еще свеж, зелен и сочен. Золотистый след маршрута, по которому она двигалась от Нота, уменьшился до коротенького штришка, изогнутого к черенку.
Мы поймали рыбу, друг. Можешь отведать ее. Спустись и посмотри.
Собрав вещи, Анигель выбралась из дупла, спустилась на землю. Обе головы торчали рядом с лодкой — нос ее лежал на берегу. Крупная рыба вингу валялась на траве, у подножия дерева. Было еще сумрачно, крупные хлопья тумана висели между деревьями, пологом покрывали тихо струящиеся воды. Птицы помалкивали, и в полной тишине нежный слабый звук долетел до принцессы в своей первозданности ясно и отчетливо. Небо светлело на глазах, и не успела Анигель набрать первую горстку ягод, как большая белая птица первой подала голос. Бухта, в которой принцесса провела ночь, теперь заметно расширилась, поток раздался, покрыл берег. Это была большая удача — значит, сегодня она сможет подняться по течению много дальше. Вчера еще им попадались участки, где риморики буквально ползли по илистому дну.
— Спасибо, друзья,— набрав ягод, Анигель спустилась к воде,— сегодня у меня что-то нет аппетита. Мне хватит пирога с мясом, которым угостили меня вайвило, да вот этих ягод. Вряд ли удастся в такую сырость развести огонь. К тому же надо поскорее отправляться в дорогу.
Это верно, откликнулся один из римориков.
Другой сообщил:
Нам известно, что твои враги на большой скорости плывут по воде, которая стремится к морю. Наши сородичи поведали нам, что их злобе нет предела. Во время ночной грозы все они промокли до нитки и теперь еще более жаждут схватить тебя.
— Странно,— сказала Анигель,— я совсем не испытываю страха и ненависти, когда вспоминаю о лаборнокцах. Точнее, они путают меня куда меньше, чем это нелепое Трехглавое Чудовище! Я даже не знаю, что это такое и как к нему подступиться. Я очень устала, плохо себя чувствую, мной владеет единственное желание — побыстрее бы закончилось это путешествие. Когда талисман будет у меня в руках... может, тогда придет черед опасаться лаборнокцев.
Риморики принялись мордами подталкивать лодку и, как только принцесса устроилась на скамье, развернули ее носом против течения и погнали вдоль берега.
Речка, которую вайвило называли Ковуко, петляла среди низин. Солнце уже встало, одолело верхушки деревьев, и где-то через час листва, густые заросли ягодников, редкие открытые мшистые поляны начали густо парить. Зной становился все более удушающим, и Анигель постепенно сбросила с себя почти всю одежду. Хорошо, что от Имму ей досталась белая широкополая шляпа. Мысли текли медленно и были очень странными. Почему, например, лесной народ обустраивал свои жилища с не меньшей роскошью, чем люди? Собственно, почти все в них — мебель, утварь, даже одежда — было куплено у ремесленников, тогда как ниссомы, наоборот, в быту признавали только предметы собственного изготовления. Столовые приборы из серебра, которыми пользовались вайвило, могли украсить любой знатный рувендийский или лаборнокский дом. Прибавьте сюда искусно сделанные лампы, заправляемые маслом, золотые подсвечники, обитую кожей мебель, проволочные коробочки для обжаривания зерен, вилки для тостов, картины и гобелены, детские игрушки, резные фигурки животных, ковры, арфы, мандолины и волынки, занавески, настольные игры, особенно доски для игры в кник-кнак, которую изобрели умельцы из Дайлекса,— чего ни коснись, все купленное, привозное. Састу-Ча, например, особенно гордился медной сидячей ванной, которой пользовались только он и его жена. Видно было, что желание Анигели искупаться в ней доставило им огромное удовольствие — как же, особа царской крови соизволила освятить овальный медный сосуд своим присутствием. Одежда, которую она надела после купания, принадлежала взрослым уже детям Састу-Ча. Те же буквально лопались от гордости, когда Анигель вышла к старейшинам в их нарядах. Причем никакого высокомерия они при этом не выказывали — вообще вайвило оказались очень деликатным, чистоплотным, чутким народом. Анигель просто влюбилась в них и готова была простить эту маленькую слабость — желание во всем подражать людям. Тем более что жизнь на Великом Мутаре ничуть не походила на райскую. Это были суровые трудовые будни, выдержать напряжение которых могли только сильные, храбрые люди. Лесосплав — не детские игрушки, а все мужчины вайвило занимались именно этим промыслом. К тому же над поселением постоянно и неотвратимо висела угроза нападения глисмаков. Возможно, из этой вражды и родилась страсть во всем подражать людям, чтобы не походить на своих жестоких родственников. Силой от них отбиться было нельзя — глисмаки значительно превосходили вайвило числом. Значит, следовало действовать с помощью разума. С одной стороны, препятствовать тому, чтобы роды глис-маков объединились; с другой — постоянно совершенствовать военное искусство и вооружение. Но и здесь у лесного народа возникали серьезные проблемы. Как с печалью признался Састу-Ча, люди наложили запрет на продажу им оружия, хотя вайвило было чем расплатиться.
— И рувендиане, и лаборнокцы наотрез отказывают нам в этом,— пожаловался Глашатай.— Понятно, они ведут собственную политику...
Он не стал объяснять, в чем суть этой политики, но принцесса Анигель по кратком размышлении сама сделала правильные выводы.
Если вайвило получат современные мечи, стальные наконечники для копий и арбалеты, они раз и навсегда решат проблему глисмаков. Загонят их в такие чащи, откуда те нос побоятся высунуть. Тогда вайвило расширят сферу влияния вдоль по Великому Мутару до самого Вара и начнут напрямую торговать с агентами короля Фьоделона. Эта торговля будет намного более выгодной и легкой, чем с рувендианами и лаборнокцами. Тогда северные королевства практически останутся без строевого леса.
Анигель прикинула — стоит ли открывать карты перед Састу-Ча и объяснять ему, что экономические интересы есть экономические интересы. Потом решила, что в ее положении глупо темнить, и сообщила Састу-Ча все, о чем только что подумала. Тот был явно удивлен, но, догадавшись, что разговор пошел серьезный, государственный, вопросительно глянул на принцессу, ожидая продолжения. Пришлось Анигели изложить свою точку зрения.
— Мне кажется несправедливым отрицать право вашего народа на самооборону. В то же время моя страна лежит к северу от Мутарского порога и во многом зависит от поставок строевого леса из Тассалейских чащ. В подобных случаях обычно ищут взаимоприемлемое решение. На мой взгляд, по данному вопросу найти его нетрудно.
— Тогда вам, рувендианам, надо поскорее сделать это.
— К сожалению,— вздохнула Анигель,— наша семья больше не правит в тех местах. Вы знаете, что лаборнокцы сокрушили нас.
Састу-Ча задумчиво поиграл бровями:
— Сегодня они вас, завтра вы их... Вот, например, тот талисман, который ты ищешь. Может, он принесет вам спасение?
— Не вам, а нам,— поправила Анигель.
Састу-Ча покивал, но не произнес ни звука.
— Да, что бы это могло значить — Трехглавое Чудовище? — выдержав паузу, спросила принцесса.— Вы действительно уверены, что я смогу приручить этого монстра и воспользоваться его силой для борьбы с врагами?
— Нет,— ответил Глашатай.— Если речь идет о том Трехглавом Чудовище, которое нам известно, то, как только тебе удастся отыскать его, все только и начнется.
Он замолчал, всем своим видом показывая, что не намерен распространяться на эту тему. Уже перед самым отправлением из Лета — принцесса собралась в дорогу с первыми лучами солнца, и провожал ее только Глашатай Закона,— Састу-Ча сказал:
— Скоро Праздник Трех Лун. Если ты ночью посмотришь в ясное небо, то увидишь, что они все сближаются и сближаются. Но раз в тысячелетие все три светила сливаются воедино, и тогда на небе вспыхивает Небесное Око. Если в этом году случится нечто подобное, значит, надо ждать чего-то невероятного. И это, может быть, связано с тобой, о Лепесток Животворящего Триллиума!
Лодка, где находилась Анигель, по-прежнему двигалась вверх по Ковуко, и чем дальше, тем суше и светлее становился лес. То там, то здесь еще виднелись медно-золотистые стволы гигантских корабельных гонд, однако мшистые, сочно-зеленые низины, где выступала вода, сменились на обширные лужки и поляны с высокой — по пояс, а то и в человеческий рост, травой. Краснолесье поредело, стали попадаться суходолы, и река все чаще прижималась то к одному, то к другому берегу.
На глазах обсыхал подлесок, да и деревья пошли одно чуднее другого. Некоторые, пузатые у корней, прямо из земли выбрасывали широкие мясистые ланцетовидные листья. Кое-где мелькала ярко-пурпурная, вперемежку с зеленым, листва; в другом месте тот же изумрудный цвет был щедро смешан с золотом.
Наконец, на речном повороте одно из пузатых созданий явило себя во всей красе. Листья, выраставшие из корней, были темно-зеленые, раскидистые, ствол покрыт угловатыми чешуйками остриями вверх. На высоте примерно в пять элсов ствол ветвился, и каждый из побегов был густо усыпан мелкими пурпурно-зелеными листочками. Так вот откуда эти яркие пятна в лесу, решила принцесса, но еще более ее поразили запах, в который она погрузилась, проплывая мимо мыска, и, конечно, яркие цветы. Оставалось только разинуть рот и смотреть на это диковинное растение, которое одновременно и цвело, и давало плоды, чьи гроздья висели на тех же цветущих ветвях. Вершина дерева была украшена метелкой листьев, напоминавших те, что росли у подножия. Более экзотического экземпляра Анигель в жизни не видела. Издали дерево напоминало гигантский кубок, из которого струями выливалось доброе шипучее вино.
Принцесса не удержалась и попросила римориков притормозить, надеясь полакомиться аппетитными на вид фруктами.
Нет, друг, это будет твоя последняя еда.
— О, плоды ядовиты?
Нет, они очень вкусны. Дерево как раз и использует их, чтобы заманивать живые существа в ловушку.
Анигель бросило в дрожь — разве можно быть такой забывчивой. Ведь еще Састу-Ча предупреждал ее: «Помни, деревья там так же прожорливы и ненасытны, как глисмаки».
— Они... Они могут съесть меня?
Они могут съесть кого угодно. Стоит только приблизиться к стволу, и эти листья у основания так спеленают свою жертву, что уже не вырваться.
Река заметно сузилась, и на берегах, а то и в русле, стали попадаться огромные валуны. Местами поток бил прямо в выходы скальных пород. Справа и слева вздымались пологие, поросшие лесом холмы. Наконец риморики втолкнули лодку в некое подобие каньона. Тут только принцесса обратила внимание, что вокруг не слышно птичьего пения и за весь день ей на глаза не попалось ни одного животного. Вокруг стояла гулкая тишина, которую не нарушало даже монотонное журчание воды.
Очень странно...
В полдень риморики добрались до первого порога — осторожно провели лодку между двух скал и еще около часа толкали суденышко вверх по текущему в узких берегах ручью. Здесь уже было мелковато, и бедные животные, случалось, ползли на брюхе по галечному дну. Наконец, они оба, словно по команде, высунули из воды усатые морды и в один голос заявили:
Все, дальше для нас пути нет.
— Я вижу. Река совсем обмелела, и течение очень быстрое.
Анигель медленно облачилась в охотничий костюм вайвило. Лесные жители позаботились, чтобы гостья была снабжена в дорогу всем необходимым. Надела голубенькие сапожки, того же цвета кожаную тунику до колен, подпоясалась широким разукрашенным ремнем, на который подвесила тыквенную бутылочку и кожаный мешок. Одежда, впрочем, была ей маловата — из-под рукавов и ниже подола туники выступали кружева нижнего белья. Никакой охотник, конечно, не позволил бы себе такой вычурности, но Анигель это совсем не волновало — когда идешь, не зная куда, ищешь то, не знаю что, не очень-то будешь задумываться о приличиях. Главное, чтобы было удобно и надежно защищало тело. Готовясь к пешему переходу, она решила оставить в лодке шляпу Имму.
Наконец принцесса завязала горловину дорожного мешка, проверила, на месте ли маленький кинжал, и обратилась к риморикам:
— Дорогие друзья, что вы собираетесь делать? Куда ляжет ваш путь? Ваш дом так далеко отсюда, что я просто в толк не возьму, как вы доберетесь туда. Я постоянно буду вас вспоминать. А не могли бы вы навсегда остаться в этом лесу?
Здесь нет ни одного нашего сородича. Только очень дальние. Мы будем ждать тебя здесь, у лодки, пока ты не отыщешь талисман. Разве что спустимся чуть ниже... А потом вместе вернемся на родину.
Слезы благодарности хлынули из глаз Анигели. Она встала на колени и с удовольствием чмокнула их в усатые мокрые морды. Потом они разделили митон...
Уже отойдя на несколько десятков шагов, она услышала их эхом отозвавшийся в скалистом каньоне рев. Она обернулась и помахала им рукой. Прошагав еще немного, принцесса наткнулась на тропинку, ведущую вверх, к истоку реки. Она вздохнула — значит, так тому и быть!
Глава 33
Такой головной боли Харамис никогда не испытывала. Ломило не только в висках и в затылке, но, казалось, в самом центре головы находился раскаленный факел. Наконец, она не выдержала, села в постели и обеими руками сжала череп. Что толку проклинать себя, требовать кары. С дураками не беседуют, над ними смеются. Сколько Харамис ни пыталась вспомнить, что случилось с ней прошлой ночью, ничего не получалось.
«Это его работа! — подумала она,— Это он, словно камнем, придавил мою волю! Он обманул и заманил в ловушку! Я попалась, как муха в лигнитову паутину. Даже Кадия вряд ли когда-нибудь была так безрассудна, а Анигель так глупа... Боже, до чего раскалывается голова!»
С трудом она оглядела свою темницу. Дальняя стена каморки была задрапирована несколькими гобеленами, между которыми уныло светились два узких длинных оконца. Тусклый дневной свет едва сочился в комнату. На улице падал снег — густые слипшиеся хлопья медленно опускались за стеклом, до которого нельзя было добраться. Перед рамами была вделана металлическая решетка. Две другие стены были обшиты панелями красного дерева; на них, в высоко укрепленных подсвечниках, горели длинные восковые свечи; чуть ниже висела картина, изображавшая необычный и незнакомый пейзаж. В маленьком камине, полость которого была выложена цветной плиткой, горел огонь. Однако тепло в помещении создавала маленькая жаровня, стоявшая у кровати. Харамис посмотрела на дверь. Створки сколочены из толстых, хорошо подогнанных досок из гонды с вырезанными на них звездами, вверху и внизу — наличники из толстых полос железа, петли и массивный замок.
Она закрыта? Это место ее заключения?
Кровать мягкая, удобная, под пологом, приятные на ощупь простыни, парчовые портьеры...
Харамис вспомнила, как Орогастус привел ее сюда, когда она чуть не упала в обморок. Сначала они долго сидели у камина в большой гостиной, беседовали, потягивали теплое пахучее бренди. Потом — да-да! — ей стало плохо, и маг привел ее сюда; когда уходил, почему-то рассмеялся у порога, замок за ним щелкнул — она осталась одна и горько, бурно разрыдалась. Она села на край кровати, почувствовала головокружение, с трудом сняла верхнюю одежду и тотчас провалилась в черноту...
Неужели он подмешал ей яд? Он пытался отравить ее, чтобы овладеть талисманом?
Она подняла руку — пальцы дрожали,— пощупала. Нет, талисман на груди, подвешен на золотой цепочке. Вот он, Волшебный Скипетр. Трехкрылый Диск...
Благодарю вас, Владыки воздуха!
В дверь постучали.
— Уходите! — слабо вскрикнула она.— Будьте милосердны, я хочу покончить счеты с жизнью. Можете вы, наконец, оставить меня в покое?
— Харамис, пока вы живы,— мягко попросил Орогастус,— откройте, пожалуйста, дверь.
— Вы же сами закрыли меня, негодяй!
— Взгляните на стол, который стоит у камина.
С трудом, обхватив голову руками, чтобы она не разлетелась на куски, принцесса подняла глаза, взглянула на стол. Мельком увидела валявшийся на коврике перед кроватью меховой воротник, на скамье — брошенное впопыхах платье: складки черного вельвета странно посверкивали в свете пламени. Харамис так и не поняла, что за предмет лежит на столе,— принялась машинально одеваться и только потом подошла поближе к камину, чтобы разглядеть, на что же указывал Орогастус.
Изящный, с резными гнутыми ножками столик был придвинут к стене, рядом — обитое бордовой кожей кресло. На столе — сплетенная из серебряной проволоки корзинка со свежими булочками, золотая подставка, где красовались хрустальные вазочки с разного сорта вареньями. Аромат стоял необыкновенный. Тут же, на аккуратно сложенной салфетке,— большой бронзовый ключ.
— Впустите меня, пожалуйста,— попросил волшебник.— До меня только сейчас дошло, что вы очень страдаете; клянусь, я не имею к этому никакого отношения.
Он лжет? Почему? Она должна быть крайне осторожна. С другой стороны, что бы он теперь ни вытворял с ней, хуже, чем сейчас, не будет. Она нащупала ключ, направилась к двери, мало что различая перед собой, и после нескольких безуспешных попыток попасть в скважину наконец сумела вставить ключ. Повернула два раза.
Орогастус потянул ручку на себя, створка открылась, но войти он не мог — Харамис стояла в проеме. Волшебник сегодня вырядился во все белое. «К чему бы это?» — мелькнуло у принцессы в голове, и она покачнулась. Орогастус успел подхватить ее, помог добраться до кресла. Харамис буквально рухнула в мягкую кожаную полость.
— Вы и сами без особых хлопот могли бы открыть дверь,— с усилием выговорила она.— И не отпирайтесь! Для этого вам даже не надо использовать молнию, с помощью которой вы взяли Цитадель. Вы или кто-нибудь из ваших демонов уже успел проникнуть в комнату — разжег огонь в камине, накрыл стол.
Орогастус, ни слова не говоря, снял с огня чайник и налил в чашку горячую пахучую жидкость. Это был чай-дарси — аромат сразу распространился по всей комнате.
— Здесь, в башне, у меня нет ни слуг, ни подручных демонов, хотя, конечно — не смею отрицать,— это я развел огонь, приготовил угощение. Так сказать, магия на бытовом уровне — очень удобная, должен заметить, штука. Полагаю, что и с замком я бы справился, но это вряд ли способствовало бы нашей дружбе. Неужели вы считаете меня таким пошлым типом, который будет испытывать злорадство при виде страданий юной, красивой девушки? Может, вы считаете, что у меня есть рога и хвост и мое самое большое развлечение — это засадить кого-нибудь в, подвал замка Бром и радостно потирать руки? Кстати, если желаете, я могу показать вам эти подвалы — там намного интереснее, чем здесь. Теперь выпейте, пожалуйста, чаю и немного закусите — вот это мое требование вы должны исполнить неукоснительно. Уверен, вам сразу станет легче. Потом, если почувствуете себя лучше, мы можем вернуться в библиотеку в главной башне и продолжить нашу захватывающую беседу.
Харамис строго взглянула на него:
— А если я откажусь принять ваше гостеприимство?
Он опустил голову — лицо его попало в густую тень.
— Ваш ламмергейер отдыхает на верхушке этой башни. Если вы так настаиваете, можете выйти в коридор, добраться до балкона. Там, правда, много снега и все обледенело, но улететь можно... если, конечно, вам именно этого хочется.
Он решительно встал и вышел из комнаты. Мягко притворил за собой дверь.
Харамис поднялась, подошла к ближайшему окну. Сквозь снегопад смутно виднелись окрестности — силуэты гор, склон, на котором черной щелястой пастью выделялась расселина, отделявшая замок Бром от окружающего мира. Как же он добирается до своего логова? Вон там по склону вьется дорога, упирается в провал, а дальше? По воздуху летать он не может, это точно. Вот еще загадка — о чем они говорили прошлой ночью?
События минувших дней всплывали в памяти с трудом, вразброд, постепенно обретая некую — истинную, навеянную? — последовательность. Как прошлым вечером она прилетела в замок, Харамис помнила отчетливо — Орогастус темным силуэтом выделялся в освещенном ровным сильным светом проеме крепостных ворот. Был он в черном плаще, капюшон откинут, лицо приветливое, словно он наконец дождался приезда желанного гостя. Поразили Харамис его волосы — изжелта-белые, как облака летним ранним утром. Вообще он ничем не напоминал злого колдуна — скорее, гостеприимный лорд, от всей души радующийся встрече. Ага, глаза у него искрились — это она хорошо запомнила; когда она оказалась поближе, ей удалось разглядеть, что они вполне человеческие, даже цвет приятный — глубокой чистой воды. Уже в замке она внимательнее изучила его наряд. Скинув плащ, Орогастус остался в свободно ниспадающей подпоясанной тунике. На шее — платиновая цепь с крупными фигурными звеньями, узкие брюки, мягкие домашние туфли. Вся одежда, кроме плаща,— белая. Без единого пятнышка.
Да, на цепи висел медальон... на нем какой-то знак. Сейчас, сейчас... Да — многолучевая звезда.
Но все это было потом, когда ламмергейер перелетел на среднюю башню (кстати, по первоначальному впечатлению, башня в замке была одна-единственная, высоченная, со шпилем, а те две, что почти прилепились к ней, не были видны), а сначала Харамис поразила расщелина, обрывавшаяся вниз лиги на полторы. Как же ее преодолеть?
Вопросы, вопросы! В этом таинственном месте скрывалась масса вопросов.
Вчера Орогастус вел себя, как радушный хозяин,— был вежлив, весел, шутлив. Или играл эту роль? Он провел ее по замку — показал солярий, музыкальную комнату (чем немало удивил ее), богатую библиотеку и даже свой кабинет. Потом они устроились в гостиной, стол был сервирован на двоих. Орогастус мысленно развел огонь в камине, зажег свечи, стоявшие на столе. За окнами бушевала снежная буря, а здесь было тихо, тепло...
Орогастус приготовил к встрече простенький ужин — похвастался, что все сделал сам. После ужина они устроились на ковре у камина, Орогастус угостил Харамис сладким ароматным бренди.
— Что же я рассказала ему? — испугалась она, но, как ни пыталась, ничего не могла вспомнить.
Она вернулась к столу, съела булочку, попила чаю.
Тут только она заметила, что в комнате есть еще одна дверь, узкая, неприметная. Принцесса заглянула в соседнее помещение. Там была устроена ванная, тесная, но очень разумно спроектированная. Освещалась она странным светильником в виде раковины, излучавшим ровный мягкий свет. Он вспыхнул сразу, как только она вошла в комнату. Две стены и пол были выложены светло-зеленой плиткой, теплой на ощупь. По-видимому, замок Бром обогревался так же, как дома виспи. На третьей стене выделялось высокое, в золотой раме, зеркало, к нему был приделан туалетный столик, где лежали золотые гребешки и щетки, разноцветное душистое мыло, несколько пудрениц, стояли хрустальные сосуды с косметикой и бутылочки с ароматной водой. Горячая и холодная вода лилась в выложенную зеленоватым камнем ванну — настолько широкую, что в ней можно было плавать. Вода лилась сама по себе и отключилась сразу, как только ванна наполнилась. Туалет был устроен очень необычно — в маленькой нише стоял ватерклозет. Харамис слышала о подобном приспособлении, но никогда его не видела.
Принцесса с нескрываемым удовольствием скользнула в теплую воду, но, даже купаясь, не расставалась с талисманом.
Приняв ванну и позавтракав, она заплела косу, потом долго изучала себя в зеркале. Делать было нечего — нарядившись, она отправилась в гостиную. Орогастуса там не оказалось — он устроился в библиотеке, где внимательно изучал огромную книгу, делая при этом какие-то записи на светящейся дощечке странным, невиданным пером. Когда она вошла, он отметил страницу кожаной закладкой и закрыл книгу, затем коснулся пальцем дощечки — та сразу потускнела, и все записанное исчезло.
— Я не хотела вас отвлекать,— смутилась Харамис.— Если желаете, можете продолжать занятия, а я с вашего разрешения посмотрела бы какие-нибудь книги. В вашей библиотеке есть раритеты, которых я до сих пор не встречала.
— Ваша склонность к наукам, принцесса, известна всему Полуострову. Именно по этой причине мой венценосный сеньор решил просить вашей руки.
Харамис не выдержала и рассмеялась.
— Эта причина — единственная? — Она наклонилась и заглянула в удивительную дощечку.— Что это? Я видела, как вы там что-то записывали, а теперь поверхность совершенно чистая.
Маг пожал плечами:
— Это изобретение Исчезнувших, оно подчиняется особым заклинаниям.
— Очень странно,— сказала Харамис.— Чувствуется, что магия здесь ни при чем. Просто это какое-то устройство.
Орогастус подозрительно глянул на нее, и девушка тут же сменила тему:
— Вы обещали показать мне много необычных вещей.
— Хорошо.
Харамис как бы невзначай взяла дощечку.
— Интересно, какое же заклинание требуется, чтобы оживить ее?
— В другой раз объясню,— ответил Орогастус.
Он попытался вернуть вещицу, однако Харамис крепко ухватилась за нее, потащила к себе — маг, не ожидая сопротивления, уступил, и тускло светящееся устройство неожиданно коснулось талисмана у принцессы на груди. Волшебный скипетр родил искру, она ударила в дощечку, и дощечка сразу погасла.
Харамис, перепугавшись, тут же вернула ее магу.
«О нет,— тревожно подумала она,— я не хотела, но он же не поверит. Ни за что не поверит!..»
Орогастус с большим трудом сдерживался, но, по-видимому, очень дорогой для него предмет не оживал.
— Все погибло,— сквозь зубы процедил он, нажал пальцем в нескольких местах. Напрасно... Маг с укором взглянул на принцессу.
Харамис невольно шагнула назад и машинально спрятала скипетр в складках платья.
— Что погибло? — спросила она, потом вдруг выпрямилась и беззаботным, но достаточно решительным голосом сама себе ответила: — Невелика потеря. Вот моих родителей, погибших по вашей воле, уже не вернешь.
Орогастус как-то сник, промолчал, отвел глаза.
Харамис опасливо, пару раз бросив на него косые взгляды, стараясь обойти подальше, приблизилась к окну. Метель бушевала по-прежнему. Дикая пляска снежинок пробудила в девушке горькие воспоминания. В завывании ветра ей послышались отзвуки зовущих к решительному штурму боевых рогов и фанфар, заглушаемые грозным ревом многотысячной толпы солдат, бросившихся в проломы в стенах Цитадели. Взгляд ее на мгновение выхватил одну из бешено несущихся снежинок, но тут же потерял ее в сонме подруг — осталось только ощущение растерянности перед неисчислимостью их рядов, безликостью частиц, покрывавших горы белоснежным ковром. Так же и лаборнокцы — навалились скопом, разметали прежнюю жизнь, а тот ветер, что принес их на земли Рувенды, был рожден здесь, в этом на удивление уютном логове. От того, что тут есть ванна и мягкая постель, оно не перестает быть логовом. Слезы хлынули у принцессы из глаз.
— Харамис...
Она резко оборвала колдуна:
— Какая же я идиотка! Вы заманили меня сюда с помощью своего черного искусства, воспользовались моей молодостью и неопытностью. Вы сумели подавить мои страхи, заставили забыть, кто я, где мои корни. И кто же я теперь?
Орогастус подошел к ней, положил руку на плечо, повернул к себе. Заговорил печально, почти неслышно, глядя прямо в глаза — в зрачках его Харамис, уже сдаваясь, заметила слабые проблески. Его глаза словно заискрились, словно метелица заглянула туда и завертелась, закружилась...
— Харамис, я бы очень хотел, чтобы вы вспомнили, как я поцеловал вашу руку. Я влюбился в вас сразу, с первого взгляда, еще в ту мирную пору, когда этот грязный Волтрик показал мне ваш портрет. Можете ли вы представить мои изумление и радость, когда я узнал, что вы именно тот человек, с которым я должен поделиться знаниями. Помните, я говорил вам, что мы, маги, не выбираем своих преемников — за нас это делают судьба и боги, но тот выбор, который выпал на мою долю, озарил мне жизнь. Это случается так редко...
— Вы являетесь врагом Великой Волшебницы, защитницы нашего дома. Сколько лет она оберегала нашу землю от врагов! Попробуйте опровергнуть этот очевидный факт! Вы посягнули на великое равновесие, удерживающее мир от гибели, дерзко качнули чаши вселенских весов. Вы исполняете волю Сил Тьмы. Вы преданы им душой и телом. Вам нужна не я, а мой талисман. Так же, впрочем, вы собираетесь ограбить и моих сестер...
Он поцеловал ее.
Попав в его объятия, Харамис несколько мгновений не могла шевельнуться. Его губы были мягки и теплы, и сладкая волна побежала по телу. Закружилась голова — уголок книги, лежавшей на столе, вдруг начал двоиться и поплыл.
Поплыло все — единственное, за что можно было ухватиться, был он. Харамис вцепилась в него, обняла обеими руками. Талисман на ее груди вдруг запылал жгучим огнем, и принцесса почувствовала, как ее члены начали наполняться животворящей энергией, почувствовала прилив сил. Затем этот жгучий огонь проник в ее кровь — она ощутила себя готовым вспыхнуть факелом.
Голос колдуна раздался прямо в ее сознании.
Мы с тобой властелины, Харамис! Мы рождены, чтобы указывать звездам, как им вершить свой ход. Те, кто уверяет тебя, что я — слуга Зла, что само Зло воплотилось во мне,— лгут. Совсем нет. Просто я дерзаю идти до конца в поисках знаний и правды — только они способны наделить человека силой и радостью. Это и твой путь. Только слушай меня. Если желаешь, я могу объяснить, почему погибли твои бедные родители, почему я понудил Волтрика на завоевание Рувенды, почему его воины охотятся на тебя и твоих сестер. Позволь, я объясню тебе, что на самом деле представляет из себя Триединый Скипетр Власти! Только тогда ты сможешь верно рассудить, принять ту или иную точку зрения. Твой разум родствен моему. Да, я призвал тебя—и сотня лиг мне не помеха. Но ты явилась по своей воле! Ты отдавала себе отчет в том, что делаешь. Ты знаешь, что я люблю тебя. Теперь и ты наберись смелости и раздели со мной любовь. Сейчас, Харамис. Сейчас же!
Харамис вздрогнула, подняла голову и мягко высвободилась из его объятий. Тело ее волновалось и пылало, душа была в смятении.
— Что вы сделали со мной?
— Харамис, ты тоже любишь меня. Твое тело желает меня, пусть даже сердце противится...
— Нет! Нет! — И в то же мгновение она вновь прижалась к нему.— Мне холодно. Я так замерзла...— простонала она.
За окнами взвыла вьюга, рой снежинок ударил в стекло. Оно задрожало. Еще один бросок. Боже, они рвутся в комнату, чтобы овладеть мной, осыпать белизной, дохнуть стужей, которая погасит разгоревшийся внутри огонь. В окне мелькнул образ умирающей Белой Дамы, она увидела свое отражение в черном льде.
Увидела его.
— Давайте пройдем в ваш кабинет,— едва слышно сказала она.— Там намного теплее. Там мы и поговорим.
Этой ночью, оставшись одна в своей спальне, она, засыпая, вспомнила родителей и неожиданно отчаянно вскрикнула.
Глава 34
Анигель неторопливо, не сворачивая и не останавливаясь, поднималась вверх по тропке к истоку реки Кову-ко. В узкой расщелине звенел небольшой ручеек, вокруг лежали холмы. Склоны их становились все круче. Взобравшись на один из холмов, Анигель, переведя дух, осмотрела широкое плоскогорье. Вид этот был непривычен для человека, родившегося и выросшего в пропитанной болотными испарениями низине, однако больше всего Анигель в этом нехоженом месте удивляла растительность, как бы созданная небом не на пользу, а во вред людям. Ожидания необычного теснились в груди, сердечко билось часто, взволнованно. А тут еще прошлой ночью опять приснился пугающий сон — тот, прежний, когда она пыталась догнать маму, королеву Каланту, и это никак не удавалось, а когда удалось, что-то разбудило ее. Спросонья она долго вертела головой, вслушивалась в звон речных струй — дрема не возвращалась. Пели птички... Там, внизу, еще пели птички, а здесь царила пустота: ни пичужки, ни землеройки какой-нибудь. В чистых холодных ручьях даже рыбы не было. Если прибавить, что тропинка, по которой шла Анигель, очень напоминала привидевшуюся во сне, можно сообразить, почему юная принцесса была готова ко всему. Поэтому, вероятно, и шла с необыкновенной для себя решительностью, сердечко полнилось мужеством. Здесь, в реальной жизни — даже при условии, что это именно та тропка,— мамы не было. Мама лежала в могиле. Боже, только несколько дней миновало, а кажется — вечность! Корона теперь у Харамис — она является наследницей. Если, конечно, еще жива...
Радовало, что — хвала Владыкам воздуха! — в здешних местах пузатые, похожие на кубки, деревья попадались довольно редко. Правда, появились другие незнакомые породы. На всякий случай принцесса обходила их стороной.
Эти деревья, на первый взгляд, казались вполне безобидными — высокие, стройные, в шапке маслянисто поблескивающих листьев. Стволы от подножия до вершины испещрены овальными дуплами примерно в элс высотой. Этакие вертикально расположенные рты... Их края усыпаны острыми, длинными, словно полированными шипами, напоминающими клыки... Эти древесные пасти постоянно то открывались, то закрывались — впечатление было такое, будто дерево дышит. Нудная гнусавая мелодия звучала вокруг — плотоядные омерзительные создания подавали голос. Они показались Анигели куда страшнее тех пузанов, что росли на равнине. Зевающие рты словно подманивали добычу — особенно энергично они двигались, когда девушка проходила поблизости. Деревья ощущали ее присутствие, звали ее...
— Владыки воздуха, что за ужасы здесь творятся! — не выдержав, воскликнула Анигель.
Да, в этих краях нельзя выпускать амулет из рук, и она вцепилась в него так, что пальцы сводило. И все шла, шла, озираясь по сторонам, обходя эти чудища.
Страх охватил ее внезапно — она даже не сразу догадалась, в чем дело. На несколько мгновений зажмурилась, потрясла головой, а когда открыла глаза и огляделась, едва заметная тропинка, протоптанная непонятно кем, исчезла.
Анигель вернулась назад, сунулась влево, вправо — напрасно! Под ногами — вьюны с листьями странной формы, кустики осоки, камни... Когда же она ухитрилась потерять единственную ниточку? Что теперь делать? Прожорливые деревья вокруг нее загундосили веселей, протяжней, их дурацкие рты начали торопливо открываться и закрываться. Как же, полезет она к вам! Не дождетесь! Принцесса на мгновение ожесточилась — надо же, какие нахалы! Обрадовались, заелозили!
Ладно, как же быть? Девушка хотела сесть на землю, но, подозрительно осмотрев камни под ногами, не рискнула опуститься.
— Белая Дама! — во весь голос воскликнула она.— Помоги!
Амулет внутри ее кулачка резко потеплел. Она выпустила его, и янтарная капелька, покачиваясь на золотой цепочке, неожиданно ярко засветилась. Куда сильнее, чем дневной свет. Жуткие древесные создания одновременно как бы вздохнули, зажужжали, потом протяжный стон вырвался из их отверстых ртов.
Лист. Брось его...
Вот тут Анигель безвольно села на землю, вжав голову в плечи, осторожно посмотрела по сторонам.
— Что? — дрожащим голосом спросила она.— Что вы сказали?
Опять тот же стон.
Листок Черного Триллиума... Освободи его... Брось на землю...
— Белая Дама, это вы? — едва владея губами, вымолвила Анигель, а сама тем временем, суетливо дергая за завязки, открыла кожаный мешок.
Облака над головой скрыли солнце. Лес и холмы поблекли. В речной долине стало сумрачно. Принцесса почувствовала, что резко похолодало, озноб пробрал ее до костей.
Но лист...
Он высох окончательно, побурел, только самый кончик черешка все еще оставался золотым — вернее, искрящимся, жарко пылающим даже при свете сумеречного дня.
Принцесса вытянулась, встала на цыпочки и подбросила его вверх и вперед. Ветра не было, однако листок воспарил, потом скользнул к ручью. Не сводя с него завороженных глаз, Анигель последовала за ним. Листок полетел быстрее, принцесса тоже прибавила шаг, потом перешла на бег. Выше, выше! По склону холма — он становился все круче и круче... Анигель боялась потерять из виду золотую искорку и мчалась за ней, не разбирая дороги.
Вот и ручеек иссяк — она добралась до истока. Вокруг лежали огромные мшистые валуны. Очень высоко, на умопомрачительной высоте бил ключ. Анигель запрокинула голову, приложила к глазам руку. Вода, обрушиваясь на землю, разбивалась в тончайшую серебристую пыль, которая орошала стоявшее рядом с водопадом исполинское дерево. Такого гиганта девушка в жизни не встречала. Все другие старые деревья казались по сравнению с ним карликами. Как трава... Наверное, и тридцать человек не смогли бы обхватить его ствол. Видом своим оно было подобно тем хищным деревьям, что встречали принцессу у края плоскогорья, однако у этого лесного чуда было только одно отверстие на стволе, расположенное меж двух неохватных корней, выпирающих из земли. Для такого исполина оно было совсем невелико.
Анигель застыла перед ним, не в силах не то что с места сойти — пальчиком пошевелить. Наконец, посмотрев наверх, она увидела, что кроной своей дерево почти касается уступа, с которого падала вода. И вместо одной кроны у него их было три.
Анигель все-таки заставила себя сойти с места и приблизиться к дуплу, чьи створки, усыпанные зеленоватыми шипами, начали лихорадочно закрываться и открываться. Все быстрее и быстрее... Вокруг слышалось низкое тревожное гудение. Вот что странно — внутри захлопывающегося и распахивающегося рта что-то светилось. Золотистое сияние было сходно по тону с пылающим во всю мощь амулетом.
Трехглавое Чудовище держало в лапах ее талисман. Оно часто дышало, вид у него был перепуганный.
— Ты боишься меня? — удивившись, спросила Анигель.— Ты меня боишься?!
Что с ней творилось в ту минуту, она так никогда и не смогла понять. Страх исчез, она знала, что делать. Возле ямы, куда падала вода, кучей были навалены сухие ветви, небольшие стволы — по-видимому, остатки погибших деревьев. Она выбрала подходящую корягу и смело направилась к дуплу.
Сияние между тем разливалось все шире и шире. С той же яростью полыхал ее амулет — он уже сам тянул за собой, висел в воздухе, подрагивал. Анигель с корягой наперевес остановилась у отверстия, пригляделась, попыталась уловить, как часто происходит смыкание. Наконец, улучив момент, сунула корягу между створок.
Дерево заревело.
Анигель догадалась, что это был вопль напуганного до смерти существа, не способного иначе противостоять ее решительным действиям. Принцесса спокойно постучала по бревну, установила его покрепче. Дерево прилагало огромные усилия, чтобы сломать неожиданную помеху. Коряга затрещала, по ней побежали мелкие трещины, наконец, она хрустнула, переломилась, но было поздно. За те несколько мгновений, что пасть оставалась распахнутой, принцесса успела, поднырнув под корягу, скользнуть внутрь и схватить излучающий свет предмет.
Створки сомкнулись и замерли. Дерево примолкло. Наступила тишина, в которой только воды и звенели, падая с большой высоты.
В руках у Анигели оказалась корона — точнее, С-об-разная диадема, изготовленная из блестящего серебристого металла. Три овальных выступа побольше и шесть поменьше были симметрично расположены на наружной поверхности. Пространство между ними руки неизвестного мастера искусно украсили орнаментом из переплетенных лоз, цветов, раковин. На двух выступах были ясно видны сделанные в гротесковой манере изображения чьих-то лиц. Третий был свободен — она знала, как теперь поступить.
Спустившись к ручью, Анигель устроилась на камне, расстегнула цепочку и сняла янтарный медальон. Амулет сам по себе распался на две половинки — волшебный цветок обнажился, она поднесла его к короне, и Черный Триллиум намертво прирос к изначально предназначенному для него гнезду. Две янтарные крышечки на глазах потемнели и растаяли.
Анигель внимательно осмотрела корону, потом торжественно надела ее на голову. Взглянула на свое отражение в воде, чуть поправила убор и вернулась к дереву.
Створки дупла были по-прежнему крепко стиснуты. Вокруг стояла тишина.
— Теперь талисман мой,— громко объявила принцесса.— Ты надежно хранило его, но пробил час, и пришла та, кому он принадлежит по праву. Не бойся меня. Я ухожу. Оставайся с миром.
Она отвернулась, чтобы скрыть слезы.
Все, случившееся за эти две недели, отходило в прошлое. Она исполнила свой долг — талисман теперь у нее в руках. Первый шаг в грядущее сделан — только был ли это самый важный шаг? Будущее по-прежнему покрыто мраком неизвестности. Что ей сейчас предпринять? Возвращаться к Великой Волшебнице Бине, ждать сестер? Как у них обстоят дела? Где Харамис, где Кадия?
В то же мгновение свет померк в ее глазах — исчезло все: священное дерево, водопад, ложбина... Что-то вспыхнуло во тьме, осветилось болото, вокруг него — огромные папоротниковые деревья. Кадия!
Ее сестра была распростерта на земле, лицо грязное, заплаканное, глаза мечут искры... Вокруг нее толпились вооруженные люди, лаборнокские рыцари. Амулета на ней не было, однако к груди она прижимала какой-то странный предмет, напоминавший чуть изогнутый, с зазубринами на внутренней стороне меч. От рукояти исходил густой янтарный свет. Позади нее стояло высокое существо с горящими оранжевыми глазами и окровавленными клыками. В руках оно держало обезглавленное тело какого-то оддлинга...
Анигель не успела вскрикнуть, как видение исчезло.
Теперь ее взору явилась высокая башня, следом всплыло изображение небольшой уютной комнаты, на окнах тяжелые бархатные шторы, на полу толстый ковер, письменный стол, заваленный старинными книгами. Представительный мужчина с седыми волосами до плеч, в свободной черной одежде, отделанной серебряным шитьем, сидел у камина. Рядом — красивая темноволосая молодая женщина.
Мужчина поцеловал ладонь ее правой руки. В другой она держала скипетр из серебристого металла, на вершине которого было расположено кольцо, три небольших крылышка украшали жезл. Это была Харамис.
Нет! Нет!!!
Анигель сорвала корону и швырнула ее на моховую подстилку.
Талисман лжет! Храбрая Кадия попала в руки лаборнокцев? Мерзкий скритек занес над ней когтистые лапы? Мудрая Харамис милуется с этим грязным колдуном Орогастусом? Быть этого не может!
Но что же получается? Если две женщины из королевского дома оказались не у дел, то на кого же выпадет вся тяжесть борьбы по сокрушению Лаборнока и освобождению Рувенды? На нее, что ли? Это смешно! Это шутка? Жестокая, глупая шутка...
Анигель, как подкошенная, свалилась на землю и зарыдала, почувствовав, что сердечко ее, такое маленькое, еще детское, разрывается на части. Прямо перед глазами лежала волшебная корона — Черный Триллиум безмятежно посверкивал в свете сумеречного дня. Так, значит, вот ты какой, мой талисман? Значит, вот что ты мне уготовил? Значит, ради этого было перенесено столько страданий, была потеряна Имму? Ради того, чтобы выслушивать всю эту ложь? Она даже представить себе ничего подобного не могла...
Анигель закрыла глаза, провалилась в дрему и там, в мире сновидений, вновь встретилась с мамой. Королева Каланта на этот раз не убегала от дочери — она обняла ее, погладила по голове. Шепнула: «У каждой из твоих сестер своя дорога. И ты, Ани, вступила на свою — так будь готова пройти ее до конца».
Скоро девушка успокоилась, открыла глаза. Полежала, посмотрела на затянутое облаками небо. Голова чуть кружилась, и Анигель не заметила, как вновь погрузилась в сон — долгий, глубокий. Никакие видения не донимали ее.
Проснулась она под вечер. Чей-то вскрик разбудил или ей показалось? Может, это подало голос дерево? В любом случае ей заметно полегчало. Принцесса ополоснула в ручье лицо, помыла руки, немного перекусила. Затем подняла со мха Корону и долгое время изучала ее. Лица на овальных выступах, казалось, одобрительно улыбались и подмигивали ей. Она тоже подмигнула им, подумала:
«Это добрый знак. Теперь я знаю, по крайней мере, что могу заглянуть, куда захочу. Но были ли эти картины порождением воспаленного воображения, или волшебный талисман показывал правду, сказать трудно. Значит, надо найти ответ и на этот вопрос».
Она вновь надела корону и отправилась в обратный путь.
— Ваша светлость, дальше хода нет! — крикнул с переднего суденышка сержант, который с помощью шеста гнал лодку вперед.
Известие было неприятное. Перегруженные посудины собрались в укрытой скалами бухточке в среднем течении Ковуко.
Антар, рыцари и Синий Голос собрались на совещание, в то время как изнуренные солдаты умывались, кое-кто тупо жевал сухой паек, другие, выбравшись на берег, растянулись в тенечке под чудным, похожим на кубок, деревом. Листья у этого страшилища росли прямо из земли. С веток свешивались аппетитные зрелые плоды, однако лаборнокцы хорошо усвоили главную заповедь джунглей — не тащи в рот, что попало. Если тот или иной плод тебе не знаком, не спеши проверять его качества на своем желудке.
— Итак, придется идти пешком,— сказал Антар.— Поскольку зной становится невыносимым, разрешаю скинуть все доспехи, за исключением шлемов и кирас...
— Ваша светлость,— с противоположного берега подал голос сержант,— Кажется, я нашел следы нашей беглянки.
Рыцари перебрались туда и, раздвинув широкие мясистые папоротниковые листья, обнаружили маленькую лодочку, несомненно изготовленную вайвило. На дне лежал сложенный плащ, обычный для ниссомов.
— Такие накидки я видел в Тревисте,— сказал сержант.— Вот, глядите, узор на капюшоне — точь-в-точь как в тех местах. Такой же мне предлагали купить на ярмарке в Лузагире. Это точно принадлежит принцессе.
Синий Голос пробился сквозь толпу и потребовал:
— Дайте мне. Я сейчас проверю.
Он взял плащ в правую руку, вскинул голову, закатил глаза:
— О, Силы Тьмы, молю вас о помощи! Откройте мне, кому принадлежит эта одежда?
Он понюхал плащ, потом измененным, словно не ему принадлежащим голосом объявил:
— Это плащ Имму, слуги королевского дома Рувенды. Его также носила Анигель, принцесса Рувенды!
— Слава Зото! — воскликнул лорд Ринутар.— Наконец-то мы знаем, что эта сучка здесь проходила, а то я уже начинал думать, что мы гоняемся за привидением.
Синий Голос открыл глаза, аккуратно сложил плащ и положил на прежнее место:
— Принцесса касалась его не более двух часов назад. Значит, мы почти догнали ее. Поэтому нам нужно, не теряя времени, двигаться дальше.
— Так тому и быть! — заключил принц,— Сержант, собирайте людей. Вы тоже, благородные лорды, подтянитесь, приготовьтесь к пешему переходу.
Леденящий душу крик раздался с того берега. Проклиная все на свете, рыцари бросились назад. Антар первым перебрался через реку. Навстречу ему мчался солдат, который вопил что было мочи. Сержант, бросившись ему в ноги, свалил солдата на землю, но перепуганный до смерти человек, не переставая, выкрикивал бессвязные проклятия. Когда его привели в чувство, он ткнул дрожащей рукой в пузатое дерево и объявил:
— Оно съело старого Гоми! — Глаза у него были выпучены, нижняя губа тряслась от страха.— Полакомилось им, как клюквенным вареньем.
Все заговорили одновременно, сержант подозвал двух солдат и спросил принца:
— Позвольте, ваша светлость, провести расследование?
Он вернулся через несколько минут и дрожащим голосом доложил:
— Все дело в этом странном дереве, принц... видите, у которого листья растут прямо из корней. Солдат Гомладик прилег возле него, и, согласно показаниям свидетеля, четыре толстых побега, напоминающие гигантских червей, выползли из свисающей кроны, спеленали задремавшего Гомладика и утащили наверх.
Принц и рыцари замерли в оцепенении, потом осторожно двинулись за сержантом к куче росших поодаль странных толстопузых деревьев, раскрашенных, словно детские игрушки. Одно из них, охраняемое двумя солдатами, было непохоже на другие — его крона сжалась в огромный зеленый шар. В щели потоками струилась кровь, бежала по стволу, кусочки человеческой плоти валились сверху прямо в листья, росшие из корней.
Люди замерли и так и стояли, пока с берега не донесся сигнал тревоги и не послышался крик.
— К оружию! К оружию! Туземцы рядом!
Все тут же забыли о несчастном Гомладике. Антар с рыцарями бросились к берегу, собирая отряд. Солдаты вытащили лодки из воды и устроили из них что-то вроде баррикады. Рыцари торопливо надевали доспехи, обнажали мечи, солдаты, в свою очередь, застегивали кирасы и заряжали арбалеты. Мешки с припасами, одежда и другие причиндалы были разбросаны по берегу, кое-что даже плыло по воде.
Потом наступила полная тишина.
Принц Антар подозвал к себе помощника мага:
— Синий Голос, ты можешь разглядеть врага?
— Минутку... минутку...— Голос лег на днище лодки между сэром Ринутаром и каким-то солдатом и впал в транс. Он словно ушел в другой мир, глазницы его опустели, заполнились чернотой,— Я их вижу, принц. Они там, за рекой, прячутся среди деревьев-убийц. Их двадцать... сорок... Силы Тьмы!.. Их столько, что я не могу сосчитать. Вайвило среди них нет. Эти аборигены еще более здоровые и страшные на вид. Да это же каннибалы-глисмаки!
— Ясно,— ответил Антар, потом обратился к воинам: — Будьте мужественны. Перед нами дикари. Несмотря на их раскрашенные рыла, они боятся нас как огня. Победа в наших руках.
— Посмотрите, ваша светлость,— сказал лорд Ованон.— Вот они.
Шесть человекоподобных существ, хоронясь, пробирались сквозь папоротниковый подлесок, густо разросшийся на противоположном берегу. Расстояние до них не превышало десяти элсов. Они еще менее походили на людей, чем вайвило, и были еще выше. В руках держали копья с кремневыми наконечниками. Одежды, кроме набедренных, украшенных самоцветами повязок, на них не было. К повязкам были подвешены палицы и каменные топоры. У редких туземцев были еще наплечники или нагрудники. Лица их напоминали рыла, из каждой пасти торчало по два ужасающих клыка. Глубоко посаженные глаза горели кровавым огнем, верхние части морд были прикрыты подобиями кожаных забрал. Шлемы тоже были кожаные с завесами, спадающими на плечи и часть спины. Создавалось впечатление, что эти кожаные складки являются естественными наростами на их телах. Трехпалые руки и ноги были снабжены длинными острыми когтями. Живот и конечности покрывал толстый рыжеватый мех. По правде говоря, глисмаки представляли собой не очень грациозные создания...
Один из шестерки аборигенов выступил вперед и, размахивая копьем, обратился к пришельцам со страстной, явно угрожающей речью. Этот дикарь был одет наиболее пышно — его предплечья, икры и бедра перехватывали золотые, усыпанные драгоценными камнями браслеты, грудь прикрывал короткий, также блестевший на солнце панцирь. На животе — защитные доспехи в виде тарелки, вырезанной из сыромятной кожи и тоже усыпанной каменьями.
Говорил он долго, иногда обращаясь к своим собратьям — те в ответ начинали жутко завывать. Когда речь закончилась, туземец метнул копье через водный поток, оно угодило точно в тот челнок, за которым прятался принц
Антар, и глубоко вонзилось в борт. Остальные туземцы запрыгали, начали потрясать оружием.
— Арбалетчики, приготовиться,— скомандовал Антар.— Огонь!
Натянутые тетивы глухо щелкнули, ливень коротких оперенных болтов поразил аборигенов. Пятеро из них с ужасными воплями попадали на землю, а шестой еще раз взмахнул копьем и издал что-то подобное рыку дикого зверя. Ответили ему сотни глоток. Глисмаки выскочили из папоротниковых зарослей и бросились в воду. Арбалетчики успели сделать еще один залп, и, когда самострелы оказались разряженными, дикие вопли раздались за спинами осажденных. Огромная толпа навалилась на лаборнокцев с тыла. В несколько мгновений оборона была смята, и бой разгорелся в самом лагере. Это была безнадежная, яростная схватка. Солдаты побросали арбалеты и, обнажив короткие мечи и кинжалы, схватились с врагом врукопашную. Отчаяние придавало им силы. Рыцари рубили дикарей двуручными мечами — стальные лезвия пластали их тела, и все равно огромный численный перевес скоро сказался.
Сержант, поразивший двух глисмаков, не заметил подкравшегося сзади третьего. Тот, улучив момент, прыгнул на спину лаборнокцу и вонзил в его шею ужасные клыки. Несколько солдат, которые не успели надеть шлемы, были поражены булавами в первые же мгновения. На них сразу набросились людоеды, срывая мясо с костей, отрывая руки, ноги. В центре непрекращающейся битвы сразу начался кровавый пир. Звучные радостные вопли глисмаков смешивались с криками умирающих солдат.
Наконец, принц Антар и рыцари потеряли последние силы. Они уже бьии готовы принять мученическую смерть — кто взывал к Зото, кто поминал родителей, однако их, обезоруженных, глисмаки не тронули. С них даже не пытались сорвать доспехи. С помощью сыромятных ремней им связали руки и ноги, потащили по пропитанной кровью земле и кучей свалили на берегу.
Скоро вокруг них выстроилось несколько хороводов ликующих, потрясающих копьями дикарей. Несчастные люди, кое-как пристроившись на земле, обратились к Богу с последними словами. Всякая надежда оставила их. Тут еще и глисмаки затихли — они молча скакали вокруг пленных с оскаленными, источающими вожделение лицами. Другая партия аборигенов собирала на берегу древесину — в ход пошли и лодки пришельцев. Через несколько минут топливо для костра было готово.
Праздник свершался по древнему ритуалу — с плясками, жертвоприношениями, праздничным угощением.
— Боже, будь милостив,— простонал принц Антар, которого водрузили на самую вершину горы, сложенной из тел пленных.— И прокляни этого мага Орогастуса, пославшего нас на верную смерть в эти страшные дебри.
Внезапно глисмаки притихли, перестали прыгать, сбились в кучу. Те, кто еще продолжал обгладывать человеческие кости, застыли с открытыми пастями. Так они и стояли, оцепенев, тупо уставившись куда-то вверх по течению. Антар невольно задвигался, попытался сесть, мучая свое истерзанное тело. С большим трудом он, наконец, смог увидеть то, что так поразило людоедов.
Это была женщина.
Она стояла на краю невысокого обрыва, с которого к реке сбегала узкая тропа. Несколько вооруженных дикарей, окруживших ее, пялили на нее глаза. Одета она была в охотничий костюм из бледно-голубой кожи, за плечами — вещевой мешок, в левой руке — широкополая, сплетенная из травы шляпа, в какой обычно разгуливают ниссомы, в правой — посох. Волосы ее — золотистые, густые и прекрасные — волнами падали на узенькие плечи. На голове светилась странной формы корона из серебристого металла, с тремя зубцами. В центре сиял Черный Триллиум. Лицо ее было искажено ужасом и яростью, по щекам текли слезы.
Принц Антар почувствовал, как гулко забилось сердце. Он узнал эту девушку — совсем недавно ее головка покоилась у него на плече, он смотрел в это лицо и запомнил его черты на всю жизнь. Как случилось, что его любимая сама явилась на этот ужасный пир, где могла стать пищей для этих варваров? Что за жестокая шутка судьбы! Или это опять черное колдовство, коварный замысел? Их поджарят и съедят, а ею закусят?
Однако, к его удивлению, столбняк, охвативший гли-смаков, не проходил. Анигель спустилась по тропинке, направилась к груде пленных — дикари безмолвно освобождали ей дорогу, правда, кое-кто издавал глухое ворчание, начинал перешептываться. Принцесса не отводила глаз от разбросанных человеческих останков, клочков одежды, доспехов и оружия. Посмотрела она и на связанных рыцарей, которые тоже молча, в изумлении, взирали на это чудо.
— Что вы делаете? — неожиданно громко выкрикнула Анигель, обращаясь к глисмакам.
Слезы еще текли по лицу, но голос прозвучал твердо.
Глисмаки в ответ угрожающе зарычали, послышалось недовольное шипение. Один из них наконец приблизился к принцессе. Он был выше остальных. Точно, это тот самый дикарь, решил Антар, который обратился к ним с речью. Теперь в руках он держал золотой щит и кремневый нож. Шкуру его украшали зеленые, алые и желтые полосы.
По-видимому, это был вождь. Он бестрепетно указал на корону на голове принцессы — его рука и когти были в крови — и что-то вызывающее выкрикнул на своем языке.
— Я имею право носить ее! — с непоколебимым мужеством ответила Анигель. Она вытерла слезы полями шляпы, потом, решив, что этого мало, провела по щекам тыльной стороной ладони.— Я еще раз говорю вам, что вы совершаете страшную ошибку. Эти люди — мои враги, не ваши. Они не принесут вам вреда. Неужели вы посмеете убить их и тем более съесть?! Разве вы звери? Нет, вы не звери! Вы люди и обязаны служить Триединому и Владыкам воздуха. То, что вы творите сейчас, радует только Силы Тьмы.
В ответ вождь издал какие-то булькающие звуки, которые при желании можно было принять за язвительный смех. Потом он поднял руки, разинул пасть, обнажив ужасные клыки, и двинулся в сторону беззащитной девушки.
Анигель указала на него посохом и спокойно сказала:
— Владыки воздуха, защитите меня.
Из низких сгустившихся туч ударила ослепительная молния, следом громыхнуло так, что у пленных рыцарей заложило уши. Когда же они пришли в себя, то увидели, что принцесса стоит с расширившимися от изумления глазами, а на том месте, где стоял вождь, лежит обугленное тело, смрадно и отвратительно дымящееся.
Туземцы все до единого попадали на землю, прикрыли головы руками.
— Уходите! — крикнула Анигель тонким пронзительным голоском.— Уходите и никогда не возвращайтесь!
Кое-кто из дикарей поднял голову, глянул на принцессу — на их лицах было написано сомнение. Они колебались, однако стоило Анигели оторвать от земли конец своего посоха, как среди дикарей поднялась страшная паника. Они вскакивали, натыкались друг на друга, падали, вскакивали снова и бежали, бежали... Бежали так, что на берегу поднялся легкий ветерок. Уже на некотором расстоянии от лагеря дикари завыли так отчаянно, с такой ужасающей тоской, что, казалось, то были не людские голоса, а плач природы. Правда, кое-кто из глисмаков попытался организовать оборону или, по крайней мере, сохранить достоинство — пятясь и выставив перед собой копья, они перебрались на другой берег речушки. Там один из них попытался пригрозить копьем. Анигель опять подняла посох — дикари сразу рухнули на колени и в таком положении отползли в заросли папоротников. Потом оттуда донесся треск ломаемых веток, топот убегающих босых ног.
Когда все стихло, принц Антар отважился подать голос:
— Принцесса Анигель, мы-то еще живы. Может, освободите нас?
Анигель наконец очнулась, сглотнула и бросилась к пленным. На ходу достав свой маленький кинжал, она начала развязывать ремни. Рыцари, почувствовав свободу, помогая друг другу, шатаясь, направились к воде. Кто пил, кто обмывал истерзанное тело. Некоторые сразу начали перевязывать раненых, кое-кто принялся искать доспехи и натягивать их на себя. Чувство дисциплины, всегдашней готовности к бою было воспитано в них с детства.
«Не то что рувендиане,— с горечью отметила про себя Анигель.— Наши пока раскачаются, пока все ремешки затянут, усы припудрят, битва закончится. А у этих раз-два — и готово. Теперь за меня, дуру, примутся. Вот уже и этот Антар идет сюда...»
Сердце у нее затрепетало, но теперь она нашла в себе силы скрыть страх. Даже слезинки не уронила.
Между тем принц Антар подошел к ней и опустился на одно, колено. Снял шлем с развевающимся, чудом сохранившимся плюмажем и промолвил:
— Принцесса, у меня нет меча, чтобы вручить его вам. Я, принц Антар из королевского дома Лаборнока, вручаю вам свои тело и душу. Я больше не враг вам. Я ваш пленник. Те же, кто послал меня с приказом разыскать вас и предать смерти, являются слугами дьявола. Если вы решите поразить меня ударом молнии, как вы только что наказали этого негодяя,— я без малейшего упрека приму эту кару. Я ее заслужил. От моей руки погибли защищавшие вас рыцари, но это был честный бой. Если вы изволите простить меня, я клянусь служить вам честно, как ваш раб, до последнего вздоха.
— И я клянусь! — заявил лорд Ованон. Он вышел вперед и тоже преклонил колено.
— И я даю клятву! — Лорд Пенапат последовал его примеру. Он был ранен опаснее других, и его поддерживали два рыцаря, которые, также встав на одно колено, произнесли слова клятвы.
Из всех рыцарей только сэр Ринутар и два его подручных — Онбогар и Турат — не сказали ни слова и хмуро смотрели на происходившую церемонию. Тут из-под наваленных лодок выбрался не кто иной, как Синий Голос, и с чарующей любезной улыбкой направился к принцессе.
— Великая и всемогущая госпожа,— сладким голосом, почти выпевая слова, начал он, не забывая при этом низко кланяться.— Я служу другому всемогущему мастеру, который навечно связал меня страшной клятвой верности. Тем не менее я даю обет служить вам и следовать за вами, куда прикажете. Если вы дозволите мне это, все мои слабые силы будут в вашем распоряжении.
Во время столь долгой речи Синий Голос то и дело поглядывал на лорда Ринутара. На мгновение их взгляды встретились.
— Уверен,— продолжил колдун,— что и эти три рыцаря, которые колеблются, будучи связанными клятвой верности Лаборноку, тоже присоединятся ко мне. Мы все, в конце концов, люди, заброшенные в чужую необычную страну, и должны держаться друг друга, чтобы защититься от врагов.
— Я и мои люди даем слово соблюдать перемирие,— заявил сэр Ринутар.
Анигель долго, внимательно изучала лицо Синего Голоса, потом так же неспешно посмотрела на Ринутара и его спутников. Наконец она сказала:
— Хорошо. Встаньте, принц, и вы, провозгласившие меня своей госпожой. Через несколько часов станет совсем темно. Теперь нам не нужно опасаться глисмаков, но мы не можем устроиться на ночлег в этом ужасном месте. Я посоветуюсь с принцем, и мы примем решение. Вам же надлежит собрать оружие и сохранившиеся припасы, но главное — лодки! Они должны быть как можно скорее приготовлены, а если надо — починены. И вот еще что — необходимо по вашему воинскому обычаю предать огню останки солдат. Тем более что и костер готов...
Одобрительным шепотом откликнулись на ее слова лаборнокцы. Анигель пригласила принца Антара последовать за ней. Они зашагали по тропке вниз по течению, и, когда лагерь скрылся из виду, Анигель завела принца за огромный валун и сказала:
— Этот высокий, в синем... Он сказал неправду.
— Знаю,— кивнул принц,— Этот тип как раз и является Голосом ужасного колдуна Орогастуса. С него нельзя спускать глаз, если мы желаем остаться в живых... Вы же собираетесь вернуться в Рувенду, не так ли... госпожа?
— В свое время,— ответила она.— Но прежде я должна выполнить одно очень важное дело. Я точно знаю, что орда глисмаков со дня на день обрушится на вайвило. Их цель — разорить Лет, спалить его дотла. Они как раз и направлялись туда — вы просто попались у них на пути. Нам следует как можно скорее достичь Лета и предупредить вайвило. Мы должны сделать все, что в наших силах. Если Дет будет разгромлен, на лесозаготовках придется ставить крест. Тогда и Рувенде, и Лаборноку худо придется.
— Так в чем же дело! — воскликнул Антар.— Мои рыцари прикроют вас, а вы пустите в ход свою молнию. Глисмаки побегут так, что не догонишь.
Анигель с выражением ужаса отпрянула от него:
— Ни в коем случае!
— Но тогда как мы сможем помочь вайвило, госпожа? У нас всего шестнадцать бойцов — ну, двадцать, если считать этих двуличных и лакея колдуна. Думаю, в этом деле мы можем на них рассчитывать. Но у нас много раненых, а глисмаков — не сосчитать. Вы полагаете, мы сможем сдержать толпу этих негодяев без помощи вашего магического оружия?
— Я не знала, что талисман способен убивать,— прошептала она. В ее глазах блеснули слезы.— Я не знала...
Антар протянул руку, взял ее дрожащие холодные пальчики, поднес к губам. Анигель смутилась — то ли своих слез, то ли этого откровенного признания. Некоторое время они стояли молча, потом принц сказал:
— Не беспокойтесь. В любом случае дорога у нас длинная, время есть — вот вы и успеете испытать свой талисман. Может, он способен как-то иначе защитить нас и Лет.
Анигель вздохнула, взгляд ее посуровел. Она твердо заключила:
— Итак, ночь отдыхаем, утром затемно отправляемся в путь. Что бы там ни было, мы должны добраться до Лета раньше глисмаков.
— Плыть ночью? — принц смешался.— Госпожа, у нас нет такого опыта. А Великий Мутар — не место для экскурсий. Что, если на нас опять обрушится буря?
Анигель улыбнулась:
— У нас будут прекрасные проводники. С ними хоть куда!
Она спустилась к воде и, все еще улыбаясь, мысленно позвала:
Друзья!