Глава 35
Хэмил подошел к Кадии, два солдата с факелами сопровождали его. Опять грубо схватил за волосы — так, что принцесса головой шевельнуть не могла,— затем силой принудил встать на колени. Он расхохотался, и до Кадии донеслись смешки солдат, явившихся вместе с генералом.
— Теперь, когда ты стоишь на коленях, самое время выяснить, что ты замыслила, грязная тварь? Какую игру ведешь?
Он поднял ей голову, потом перевел взгляд на воткнутый в землю меч и на обуглившийся предмет, лежащий возле него. Чем-то он напоминал тело человека, чьи руки в страстном порыве были вытянуты в направлении меча, обладать которым мечтал погибший.
Хэмил долго молчал, даже волосы отпустил, потом опять расхохотался, теперь, правда, куда более нарочито, с явной натугой. Солдаты вообще погрустнели, а те лаборнокцы, которые собрались вокруг, отводили взгляды от кучки углей.
— Я-то никакую игру не веду,— вымолвила Кадия.— Это вы все время что-то замышляете, интригуете... Как, например, вот этот, который все добивался правды, а когда она открылась ему, очень удивился. Были и другие...
Она не договорила, потому что генерал вновь схватил ее за волосы, тряхнул и заорал:
— Что здесь случилось, мерзавка? Отвечай,— он чуть разжал руку.
Кадия прилежно доложила:
— Он попытался взять меч, тому это не понравилось, и он погубил его...
— Что ты несешь? Что «это», кому «тому»? Кто погубил и кого?
— Ну, я же говорю — мечу не понравилось, что его хотят взять чужие руки. Я предупреждала, а он...
Тут она замолчала, удивленная, по-видимому, тем, что Хэмил вообще отпустил ее волосы. Теперь генерал задумчиво теребил нижнюю губу. Хэмил был достаточно хитер и сообразителен, чтобы разыгрывать из себя грубого солдафона. На самом деле он был достаточно умный, изворотливый человек.
Неожиданно кружок собравшихся лаборнокцев расступился, освобождая дорогу офицеру — огромного роста мужчине. Его рваный плащ был точной копией — вплоть до орнамента над нижней кромкой — плаща Хэмила. Был он без шлема, лоб обвязан грязным бинтом, на щеках и подбородке щетина.
— Что теперь, Хэмил? — резко, как товарищ по оружию, спросил он военачальника.
Тот не успел ответить, как из толпы раздался истеричный, визгливый голос:
— Привязать эту суку к мечу и обоих в болото!
Собравшиеся вокруг лаборнокцы одобрительно загудели. Тут последовал новый совет — напустить на нее болотных тварей, пусть полакомятся!
Это предложение вызвало еще большую радость. Офицер сердито зыркнул на солдат, и толпа сразу отступила в темноту, лица расплылись, так что невозможно было различить, кто подал голос. Со смертью внушающего страх колдуна все почувствовали себя свободнее, с души спало оцепенение, которое испытывает каждый человек, зная, что за ним постоянно наблюдает чуждая, без промедления карающая сила.
Хэмил, в свою очередь, тоже оглядел собравшихся. Наступила зловещая тишина. Солдатам был слишком хорошо известен нрав генерала — ему лучше не попадаться под горячую руку.
— Спрашиваешь, что теперь, Осоркон? Что ж, могу ответить — приказ мы выполнили. Мы всегда выполняем приказы. Мы отыскали эту...— он опять схватил принцессу за волосы.— Итак, мы нашли ее, даже с довеском,— генерал указал на меч.— Считаю, что король Волтрик должен достойно наградить тех, кто, не щадя жизни, добыл ему одну из этих ведьм. Я имею в виду не просто жратву и питье, а нечто более существенное, более значительное, чем пара дней отдыха...
— Наградить? — переспросил Осоркон.— Один из нас, кто знал очень много об этих местах, уже получил достойное вознаграждение. Что толку твердить о дарах и наградах, пока мы не выбрались из этого ада?
— Точно,— кивнул Хэмил и облизнул мясистые оттопыренные губы.— Я думаю,— он за волосы поднял Кадию с колен,— скоро ты станешь более сговорчивой. Мы прекрасно умеем обходиться с любым, даже очень храбрым и стойким человеком. Такие тоже, в конце концов, начинают лизать нам сапоги и почитают за счастье исполнить нашу волю, пусть это и грозит им смертью А уж с такой гордячкой мы живо управимся, быстро рога обломаем. Ты нам все поведаешь — и как выйти отсюда, и что за колдовская сила повелевает этим мечом.
Он щелкнул пальцами — толпа раздалась, и вперед вышел длиннорукий сутулый скритек. Это был здоровенный детина зверского вида с длинными кривыми руками. Когти и клыки, выпирающие из нижней челюсти, могли кому угодно внушить ужас.
— Пелан! — гаркнул генерал.
Толпа опять раздалась, и в круг вытолкнули отличавшегося необыкновенной худобой человека. Кадия, которой приходилось встречать лоцмана в лучшую пору его жизни, когда он сытно ел, сладко пил, пользовался уважением и при дворе, и в кругу друзей, сначала не узнала его.
К генералу приблизился окончательно сломленный, потерявший всякое уважение к себе человек. Лицо его со впалыми щеками, с потухшим взглядом вполне могло принадлежать старухе-смерти. Хотя ему никто не приказывал, он сразу встал на колени.
Хэмил не обратил на него никакого внимания, подошел к мечу, опасливо оглядел его. Потом одобрительно хмыкнул, словно его ожидания оправдались.
— Это еще тут,— сказал он, обращаясь к Пелану, и указал на конец шнура, сплетенного из змеиных шкур. Несмотря на все превращения, случившиеся с мечом, веревка по-прежнему была привязана к рукояти.
— Скажи этой болотной крысе,— он кивнул в сторону скритека,— чтобы он взял меч и засунул ей за спину. Чтобы ни до рукояти, ни до лезвия не дотрагивался. Только с помощью этого шнура...
Лоцман с усилием глотнул, потом прочистил горло и вдруг заговорил глухим, утробным голосом, подобно чревовещателю. Что он сказал, никто не понял, однако скритек встрепенулся, поднял голову, посмотрел на него, на меч, на Хэмила. Огромная квадратная челюсть пришла в движение — топитель издал скрежещущее ворчание. Это и был их язык.
Пелан, выслушав ответ, побелел. Кадия заметила, как у него затряслись руки — лоцман сцепил их перед собой.
— Ну? — угрожающе спросил Хэмил.
— Ваше превосходительство, он заявил, что не может коснуться меча. Он сказал, что это принадлежит Исчезнувшим и на него наложено заклятие. Он страшится навлечь на себя гнев неведомой силы.
— Ладно! — буркнул Хэмил и добавил пару ругательств.
Он сам взялся за конец шнура, выдернул меч из земли. Затем покрутил им в воздухе, словно демонстрируя собравшимся свое пренебрежение ко всяким заклятиям.
— Ишь ты, Исчезнувшие! — сказал он.— Слышали мы о проделках этих негодяев. Понатворили дел, нечего сказать. Смотрите все! Никто из лаборнокцев не боится этих бабьих сказок.
Осоркон кашлянул.
— А что с этим? — он указал на обуглившиеся останки Голоса,— Похоже, некоторые сказки обросли плотью. И, прямо скажем, весьма впечатляющей.
Хэмил глазом не моргнул, но Кадия готова была поклясться, что генерал в тот момент едва сумел скрыть злобу, родившуюся в душе,— не дай Бог, этот Осоркон накаркает беду. Солдаты радостными криками приветствовали своего храброго генерала, и, надо отдать ему должное, Хэмил сумел вселить в сердца подчиненных некоторую уверенность.
— Этот,— Хэмил кивнул в сторону кучки угля,— относился к числу тех, кто добровольно играл с подобными штучками. Может, те, что хранятся у его хозяина, и не представляют опасности. Эти же — совсем другое дело. Человек, хватающийся за чужое оружие безо всякой надобности, поистине безрассуден. Думаю, этот Голос был слишком высокого мнения о своем искусстве, что, ребята, всегда чревато неожиданностями.
Генерал зашел с мечом за спину Кадии. Его тяжелая рука легла ей на плечо, и девушка чуть не рухнула на землю, но все-таки собрала все силы и устояла. Меч пополз по спине и опять чуть порезал кожу. Наконец, лезвие замерло...
Хэмил уже успел отойти в сторону. Он склонился к одному из солдат и, указывая на скритека, который не выполнил его приказ, сказал:
— Мы больше не нуждаемся в его услугах.
Скритек, очевидно, о чем-то догадался. Он зарычал и, сгорбившись, принял боевую стойку. Как в его руке оказался боевой топор с двойным лезвием, Кадия не смогла уловить. Он потряс им, потом взревел, и тотчас со стороны реки ему ответили его соотечественники. Солдат, которому Хэмил приказал прикончить бывшего союзника, выхватил меч и выскочил вперед.
Оказалось, что лаборнокцы и скритеки не в первый раз сходились врукопашную.
Топитель с такой силой метнул во врага боевой топор, что в воздухе послышалось легкое жужжание, а поблескивающие в свете чадящих факелов лезвия слились в один сверкающий круг. Солдат оказался готов к подобному приему и ловко, нырком, ушел от брошенного топора, успев при этом перебросить меч в другую руку и отпрыгнуть в сторону так, что скритек оказался в пределах его досягаемости. Кадия не успела ничего разглядеть — движения лаборнокца были точны и неуловимы. Он сделал выпад, и топитель, задрав голову, завопил так, что ушам стало больно; затем его левая нижняя конечность отделилась от тела, из раны хлынула кровь. Скритек начал отчаянно размахивать лапами с ужасающих размеров когтями. Как солдат подвернулся под удар, принцесса не заметила, но только скритек намертво вцепился ему в плечо, защищенное кольчугой. Солдату не нужно было звать на помощь — стоило скритеку навалиться на него и сбить с ног, как два его товарища тут же бросились на выручку; правда, вскоре в схватку вмешались прибежавшие с берега остальные топители.
Бой разгорался вокруг останков Красного Голоса. Один из лаборнокцев успел сунуть факел прямо в открытую пасть скритека, когда тот изготовился вонзить клыки в шею генерала Хэмила. Все завертелось перед глазами Кадии, все смешалось... Лязг стали, вопли, визги, тупые удары и посвист рассекаемого лезвиями воздуха — схватка была яростной и быстротечной. Скритеки, не выдержав напора, отступили и скрылись в ночной тьме, оставив на земле трех или четырех мертвых соплеменников и еще двух раненых, которых тут же добили солдаты. Лаборнокцы тоже понесли потери — четверо солдат были исполосованы когтями и клыками. Надежды на их спасение не было.
С началом боя Осоркон торопливо подхватил Кадию и вместе с двумя другими воинами потащил ее к полуобвалившемуся шатру Хэмила. Кто-то, по-видимому, обрубил один из тросов, поддерживавших его. Осоркон так и стоял в стороне, не испытывая никакого желания присоединиться к сражавшимся.
Когда все было кончено и Хэмил подошел к шатру, Осоркон, как заметила Кадия, долгим, презрительным и хмурым взглядом окинул своего командира, однако ни елова не вымолвил, пока тот не вытер меч об охапку листьев и не приблизился к месту, где стояла Кадия. Отсюда она отчетливо слышала весь разговор. Мелькнула мысль — а не нарочно ли Осоркон выбрал такой момент?
— Теперь союзники крепко задумаются, стоит ли иметь с нами дело,— сухо начал он.— У нас осталась только эта двуличная крыса,— он кивнул в сторону Пелана, который присел на корточки в тени шатра, где, как ему казалось, его никто не тронет.— До тех мест, где он может служить проводником, нам добираться дня три-четыре. Сюда нас привели эти твари, теперь что делать? Это же не наша родина, где можно идти в любую сторону. Здесь стоит только сбиться с тропы — и все. Каюк! — Потом он указал на загон, в котором по указанию генерала томились связанные по рукам и ногам женшины-уйзгу.— А что творится у нас в тылу? Мы уже два дня не имеем никаких сведений о нашей разведке. Они словно в воду канули. А что, если мы растревожили весь этот змеиный клубок? Каким образом мы выберемся отсюда и доставим королю эту девку с ее талисманом, если против нас поднимутся все окрестные племена?
Хэмил подошел поближе, потом с размаху ударил Кадию в голову — с такой силой, что девушка на мгновение потеряла дар речи.
— Вот эта шлюха покажет нам верный путь!
— А какое до нее дело оддлингам? Насколько я помню, все туземцы в этом деле соблюдали строгий нейтралитет. Они беспокоятся только о своих женщинах, а сколько их осталось, мы не знаем. Ладно бы схватили их и держали как заложниц, так нет — сколько поубивали просто так, ради потехи, сколько погубили скритеки. А что, если их кровь ляжет на нас неподъемным грузом? Если за каждым кустом будет ждать засада?
— Эти грязные недоноски оддлинги — что они могут нам противопоставить? Мы их уже хорошенько прижали в Тревисте и свернем башку любому, кто встанет у нас на пути. Они не умеют и не желают сражаться. Скажи ты, червь! — Он ткнул носком сапога стоявшего на коленях Пелана.— Ты же сам рассказывал нам, что эти болотные крысы ничего не смыслят в военном деле!
Пелан поднял голову, защищаясь согнутой в локте рукой в ожидании нового удара.
— Так было прежде, господин генерал. Вообще-то со скритеками им приходилось воевать — правда, только когда топители нападали на них.
— Ну и?..— спросил Хэмил.
— Они и скритеков разделывали в пух и прах. Те вообще несколько лет боялись показываться им на глаза. Но между собой они не ссорились, никогда не нападали на наши караваны и торговцев, кто, по договору, вступал в болота. У них был договор с Крейном — так повелось издавна. Но верно также и то, что они никогда не участвовали в битвах между людьми. Я слышал, они когда-то дали клятву — кому, не знаю — и до сих пор ни разу ее не нарушили.
Хэмил засопел. Потом еще раз замахнулся, намереваясь ударить Кадию. На этот раз девушке удалось увернуться, однако она едва не потеряла равновесие.
— Как я уже сказал, эта девка выведет нас отсюда, болотные крысы будут помогать ей или никогда больше не увидят этот меч. Пока у нас есть она и ее дурацкий талисман и эти мартышки,— генерал указал на пленных женщин,— туземцы не посмеют встать у нас на пути. К тому же,— он помолчал и глянул на противоположный берег,— не забывай, что мы не одни. Орогастус достаточно могуч и искусен, чтобы каким-то образом оказать нам поддержку. Мы нуждаемся всего в нескольких днях.— Он расстегнул металлические застежки, скрепляющие кольчугу на груди, сунул за пазуху руку и вытащил что-то, напоминающее тусклый, с сероватым отливом диск.
Осоркон задышал часто, взволнованно. Хэмил оскалился:
— Помнишь эту штуку, не так ли? Мы ее дважды использовали против скритеков, когда эти дряни посмели взбунтоваться. Тогда Голос был еще жив...— Хэмил задумался.— Вот так,— наконец сказал он,— никогда не знаешь, что ждет впереди. Вчера еще строил из себя всезнайку, а сегодня отправился кормить болотных червей.
Генерал снял цепочку, на которой был подвешен диск, и подбросил его в воздух. Странный предмет, к удивлению Кадии, не упал на землю — наоборот, легко воспарил в черную тьму, чуть-чуть раздвинутую неровным светом факелов. Там и повис... Слабые отблески света мелькали на его металлической поверхности.
Генерал щелкнул пальцами, и магический диск тотчас спланировал вниз, но не лег в подставленную ладонь Хэмила, а замер в нескольких дюймах у него над головой.
— Должно быть, проголодался,— сказал генерал.— Помнишь, как колдун не хотел расставаться с этой штукой. Возможно, если ее оросить кровью, она обретет еще большую силу...
С этими словами он взял предмет и подошел к Кадии. Опять грубо схватил ее за волосы — так, что она шевельнуться не могла,— потом острым краем диска разрезал ей щеку. Отвратительный запах ударил Кадии в нос — она задержала дыхание, тут же щеку опалил сильный жар. Ожог был так силен, что она едва не закричала от боли.
Хэмил двинулся к одному из солдат, стоявших у него за спиной, что-то сказал ему, и тот набросил на шею принцессе аркан, затянул петлю. Генерал тем временем опять подбросил диск в воздух. На этот раз диск взлетел невысоко и завис над Кадией. Могучая чужая воля сломила ее сопротивление, подчинила себе, и принцесса, вопреки своему желанию, в мгновение ока вообразила весь тот маршрут, который привел ее в лагерь лаборнокцев, и зашагала к реке. Хэмил перехватил у солдата веревку и придержал ее — Кадия едва не свалилась на землю.
— Ну вот,— сказал генерал,— у нас и проводник объявился. Сворачивай лагерь! — громовым голосом приказал он.
Еще несколько часов назад Кадия не могла отделаться от мысли, что стоит ей сделать один шаг, и она без сил рухнет на землю, а теперь неутомимо шла и шла через ночь. Сама себе поражалась — усталости как не бывало, уже небо на востоке посерело, а она все так же скоро вела отряд лаборнокцев по джунглям.
Солдаты быстро собрали палатки, упаковали мешки и на двух плотах переправились через реку. Генерал Хэмил не выпускал веревку из рук — так и вел принцессу на коротком поводке. Пусть даже ее воля оказалась подчиненной амулету Орогастуса, но кто знает... Когда девушка спотыкалась, он за волосы поднимал ее, сам перетаскивал через заболоченные места. Время от времени солдаты требовали сделать привал. Выставив охрану, лаборнокцы валились на землю — сам же Хэмил выслушивал донесения разведывательных дозоров, следующих впереди и по флангам главной колонны. Таким образом, Кадия первой узнала, что у отряда появились сопровождающие. Интересно, кто же прячется в зарослях?
Неужели оддлинга, наконец, поднялись на борьбу? Неужели решили все-таки отомстить за смерть своих женщин? Ох, не стоит особенно надеяться на подобный исход...
Она с трудом подняла голову, посмотрела на изнемогающего от усталости грязного солдата, который докладывал командующему:
— Генерал, клянусь щитом Барнера, я только что видел самого Гэма. Этакая оскаленная пасть показалась из-за сухого дерева. Нет, это не скритек — я уверен...
Генерал недоверчиво хмыкнул, однако солдат упрямо повторил:
— Уверен, и все тут! И не эти болотные поганцы, чьих баб мы тащим от самого лагеря. Я же говорю — это был сам Гэм, недоросток этакий. Я бросился к тому месту — пусто, только на болоте круги, и вот еще что там валялось.
Он подал генералу длинный дротик. У Кадии перехватило дыхание, и, пока генерал рассматривал оружие, принцесса сумела разглядеть на древке два круглых пятна. Это же охотничий знак Джегана!
— Гэм! — Хэмил недоверчиво поджал губы, потом почесал длинным грязным пальцем бороду.— Я видел, как он одним ударом разделался с двумя пиратами Вестлингера. М-да, этот может дорого продать свою жизнь. Они все, как черти, злющие... А может, это был скритек?
— Только не он. Уже на этих тварей я досыта насмотрелся!
— Значит, не скритек...— Осоркон взял у генерала дротик.— Да, не похоже,— осмотрев оружие, заявил он.— Здесь тонкая работа, топители на такую не способны. А что по этому поводу думает наша уважаемая принцесса? — Он кивнул в сторону Кадии.— Нет ли у нее какого-нибудь дружка, который только и ждет момента, чтобы вступить в дело?
Она совершенно искренне ответила:
— Я никогда прежде не видела подобных дротиков.
Осоркон едва успел удержать руку Хэмила, который собирался влепить принцессе оплеуху.
— Не спеши. Мы можем использовать ее как приманку или как шит, если туземцы попытаются пустить в ход оружие. Не трать на нее время. Нам во что бы то ни стало и как можно скорее надо добраться до твердой земли. На этих проклятых болотах у нас нет никаких шансов.
Где-то впереди раздался леденящий душу визгливый крик. Хэмил выхватил меч, солдаты сразу построились в оборонительное каре.
— Уйзгу! — завопил разведчик.— Они бегут сюда, слышен их топот!
— Продолжать движение! — заорал Хэмил.— Вперед! Там твердая земля, уж там мы им покажем.
Через несколько мгновений в джунглях раздалось многоголосное боевое улюлюканье уйзгу. В ушах у Кадии что-то зажужжало, и она едва не потеряла сознание. Ее связанные руки совсем потеряли чувствительность, теперь, даже если бы меч оказался у нее, она не смогла бы им воспользоваться. Однако где-то в самом дальнем уголке души, под страхом, болью, бессилием, вдруг затеплилась искорка ярости. Только не сдаваться, не опускать голову, продолжать сражаться. Именно так, а не иначе!..
Колонна лаборнокцев вновь пришла в движение. По приказу Хэмила с обоих флангов ее прикрывали сильные разведывательные группы. Скоро она вышла на открытое сухое место, лишь кое-где были разбросаны кустарниковые заросли. Оглядывая их, Кадия встретилась взглядом с Джеганом.
Они попали на обширную поляну, с густой сетью толстых лиан, усыпанных полураскрывшимися цветками, возле которых тучами вились насекомые. Раздавленные ногами растения издавали резкий запах гнили. Впереди, посреди разбегающихся в разные стороны лесополос, возвышалось нечто, напоминающее стену.
Уже издали было видно, что это не каменный уступ. Кадия сразу определила — препятствие сложено из того же материала, что и гигантская чаша, в которой они с Джеганом когда-то расположились на ночлег. Посреди барьера были пробиты ворота, по обе стороны от них возвышались изваяния, в точности напоминающие те, что были установлены на лестнице, ведущей в таинственный сад. В руках они сжимали обнаженные мечи.
Эти мечи... Кадия даже недоверчиво поморгала. Быть того не может! Они были точной копией меча, что висел у нее за спиной. Стражи держали их так, что скрещенные лезвия перекрыли свободный проем.
Лаборнокцы остановились, Хэмил долго разглядывал неожиданное препятствие, потом отдал приказ:
— Л ос, ступай и пощекочи этих истуканов,— он кивнул в сторону статуй.— Фатер и Ним, приготовьте арбалеты. Это местечко, я полагаю, сулит нам богатую добычу. Королевский маг предупреждал, что здесь можно найти много любопытного. То-то будет знатно, если мы вернемся не только с этой сучкой, но и еще что-нибудь прихватим... Если нам повезет, то в глазах короля мы будем достойны двойной награды.
Эти самоуверенные слова приободрили примолкших было лаборнокцев. Людям просто не хотелось верить собственным глазам, и они искали любую зацепку, любое объяснение, которые могли бы развеять страх и отчаяние. Ясно было, что штурмом эту стену не взять. А что, если эти фигуры — не более чем камень?
Один из воинов осторожно вышел вперед и, взяв наизготовку клинок, приблизился к истуканам и потыкал одного острием. Металл зазвенел о металл, и в то же мгновение неведомая сила вырвала у него меч — солдат страшно вскрикнул, схватился за руку, в которой находилось оружие, и упал на колени.
— Арбалеты, огонь! — рявкнул Хэмил.
Раздался посвист несущих смерть болтов. Они исчезли за распахнутыми створками, в клубящемся мареве, скользнули в пустоту...
Никакого ответа...
Хэмил подождал немного и распорядился:
— Вьюнит! Вор!
Два солдата покорно вышли из строя, двинулись вперед. Глядя на них, Кадия решила, что эти воины — одни из лучших. Шли они не спеша, оружие готово к бою — оба высокие, широкоплечие... Вошли в ворота, скрылись в мути.
Неожиданно по непроницаемой завесе побежали разноцветные пятна. Кадия изо всех сил пыталась разглядеть, что же там происходит. Цветные пятна так же неожиданно прекратили свой бег, исчезли, их место заняла ярко-зеленая полоса, которая начала расплываться, затем обретать форму. На фоне мути возникли три овала, облачная завеса резко потемнела.
Батюшки, да ведь это Черный Триллиум!
Принцесса искоса глянула по сторонам, однако никто из лаборнокцев не мог взять в толк, что означают эти три овала. Кадия настолько увлеклась, что прослушала разговор Осоркона с Хэмилом — успела только последнее слово схватить:
— ..ловушка.
Хэмил долго изучал таинственные ворота, за которыми исчезли его люди. Оттуда не долетало ни звука.
— Мы можем и по-другому поступить,— наконец откликнулся он.
И принцесса сразу догадалась, что он имел в виду. С нею творилось нечто странное — внутри родилось удивительное чувство, позволяющее приподнять завесу тайны. В воздухе рядом закружились какие-то бесплотные тени. Амулет на груди потеплел, но самым удивительным было то, что лезвие меча, засунутого за спину, тоже начало нагреваться — более того, ощутив его жар, принцесса почувствовала, как в ее тело вливаются силы и всесокрушающая энергия.
Тем временем черный цветок, обозначившийся на клубящемся серовато-жемчужном экране, вновь изменил форму. Изображение расширилось, расплылось, обернулось тремя бутонами. Они медленно раскрылись — три волшебных ока предстали перед изумленными лаборнокцами.
И опять никто из врагов не заметил странных метаморфоз, происходивших у них на глазах. По крайней мере никто, даже Хэмил, не выразил удивления, никто не вскрикнул, не указал на ворота рукой. Может ли такое быть? Неужели Кадии открылась способность различать то, чего не видят другие? Но как не заметить такую смену изображений?
Это был не праздный вопрос. От него, смекнула принцесса, зависит ее жизнь. Если они слепы, а она видит суть, то это во многом меняет ситуацию. Непонятно, откуда возникла мысль о возможности трех уровней зрения. Казалось, ватные волны тупой боли, усталости начинают рассеиваться. Жар, исходящий от священного талисмана, все увеличивался, но энергии от него больше не прибывало.
Кто-то сзади резко толкнул ее в спину. Она еще успела обернуться и заметить, что Хэмил отдал конец веревки солдату, и тот пинками погнал ее вперед. Наконец, чьи-то сильные руки схватили ее за предплечья и впихнули в оглушающую непроглядную тьму.
Кадия упала лицом вниз, не в состоянии не только встать, но даже шевельнуться. Ни единого лучика, ни капли дневного света не проникало сюда — в пространство, которое располагалось за воротами и охранялось изваяниями синдон.
Принцесса открыла рот — ей не хватало воздуха, однако через несколько минут, надышавшись прохладным свежим ветерком, обдувавшим лицо, она ощутила, что чувство унизительной беспомощности, испытанное ею среди толпы этих грязных, заросших оборванцев, которых только в насмешку можно было назвать армией, внезапно рассеялось. У нее стало легко и спокойно на душе. Словно связанные затекшие руки, петля на шее были не более чем досадными помехами, пустяками, на которые не стоило обращать внимания. Она ловко перекатилась на спину, попыталась встать. С первого раза не получилось — мешал меч. В конце концов, изогнувшись всем телом, она сумела подняться на ноги. Тьма вокруг стояла кромешная — ни единого проблеска, искорки. И тишина такая же — гулкая, непроницаемая... Однако страха ни перед тьмой, ни перед безмолвием не было. Он улетучился сам по себе — девушка стала сильным свободным человеком.
Она сделала несколько шагов вперед, непроизвольно отвела назад плечи — постаралась одной лопаткой достать другую. В тот же миг меч выскользнул из-под ремней и упал возле ее ног. Она даже вздрогнула от неожиданности, сначала не поверив самой себе,— руки ее оказались свободными. Разрезанные ремни съехали на колени. Кадия освободилась от них, торопливо скинула петлю с шеи. На всякий случай пощупала, что творится под ногами. Пальцы ощутили ровную твердую поверхность — какие-то песчинки, мелкие камешки, по-видимому, занесенные из внешнего мира. Но чем дальше во тьму, тем поверхность становилась более скользкой, и неожиданно она против воли поехала вперед, едва успев выставить затекшую руку.
Наконец она заметила проблеск света — прямо возле себя. Это светился амулет. Она достала его из-под одежды, и янтарная капелька тускло загорелась во мраке. Лучи его едва рассеивали тьму, но и этого света хватило, чтобы внимательно смотреть под ноги и шагать более уверенно. Усталости как не бывало, тело наполнилось энергичной легкостью, ноги ступали словно сами собой. Скоро она услышала звонкое журчание струящейся воды и тотчас повернула в ту сторону. Принцесса сильно настрадалась от жажды.
Руки постепенно оживали. Кадия осторожно подвигала сначала одной, потом, перехватив меч, другой, кровь быстрее побежала по жилам, девушка почувствовала неприятное пощипывание в оживающих пальцах, а в следующий момент — сильный удар по ребрам. В тусклом свете волшебного амулета принцесса разглядела носок сапога. От удивления она зажмурилась, потом открыла глаза — темнота вокруг нее сменилась серой покачивающейся мутью.
— Ну и упрямая эта сучка, генерал.
Три неясные фигуры обступили ее. Руки вновь оказались связанными. Она лежала в пыли, меч совсем рядом, но добраться до рукояти было невозможно.
— Как вы думаете, сколько король заплатит за ее голову?
Вопрос этот задал арбалетчик, стоявший справа от нее,— один из тех, кому Хэмил приказал стрелять в туманную завесу ворот.
— Это спасло бы нас от многих бед,— заключил он.
— Возможно, ты и прав, парень. Но эта шлюха может еще пригодиться. К тому же я не думаю, что Орогастуса устроит ее голова, а уж с кем-кем, но с ним я ссориться не хочу.
— Она знает, как выбраться отсюда?
— Может, знает, а может, и нет. В любом случае мы сможем использовать ее, чтобы проверять особо опасные места. Ну и принцесса — ха-ха! Она сейчас больше похожа на проститутку, что ошивались возле нашего барака в Койве, или того хуже. Смотрите-ка, зашевелилась.
Кадию поставили на ноги — она кое-как пришла в себя. Неожиданно обнаружила, что сжимает в кулаке рукоять меча. Тупо удивилась, почему ей позволили взяться за оружие, потом так же смутно родилось объяснение: они не то что отобрать — прикоснуться к нему боятся.
Гладкая стена тускло светилась. Ей только что померещился звон струящейся воды. Почему так медленно ворочаются мысли? Впечатление такое, будто голова представляет собой опорожненный сосуд, и все приказы, разговоры долетают словно из иного мира.
Вот и фонтан — значит, звуки падающей воды ей не приснились. На другой стороне фонтана — лестница, ведущая куда-то вверх, во тьму. Куда она ведет? На ступенях отпечатались следы, от них исходит красноватое сияние. Или это ей тоже чудится?
Хэмил без колебаний показал на лестницу:
— Вперед!
Он поставил сапог точно на отпечаток, но, прежде чем ступил на следующее светящееся пятно, вокруг что-то неуловимо изменилось. Генерал чуть повернул голову и приказал:
— Ее — вперед! Да гоните вы эту дрянь!
Воины тут же тычками погнали принцессу вперед, вверх по лестнице. Следом из какого-то небытия, мертвящего мрака надвинулось мордастое, с кровоподтеками, заросшее бородой лицо Хэмила. Он коротко спросил:
— Что там? Ловушка? — Перехватив веревку у арбалетчиков, он принялся толкать Кадию, понуждая ее переставлять ноги со ступеньки на ступеньку.
Она достигла клубящейся тьмы, нависающей над лестницей, сунула туда голову.
Святой Триллиум! Кадия вскрикнула. В глаза ей ударил сноп света, но ни капельки не ослепил. Тотчас лезвие меча, за рукоять которого она держалась и который по-прежнему торчал за спиной, накалилось так, что принцесса почувствовала боль от ожога. Но она не могла ни отодвинуть, ни переместить клинок. Тут же она услышала изумленный всхлип Хэмила.
Кадия уже наполовину погрузилась в нависающий над лестницей мрак. В этот момент кроваво светящиеся следы, указывающие ей путь, исчезли. Перед глазами на шестой, скрытой тьмой и невидимой лаборнокцами ступени возник серебряный круг с Черным Триллиумом в центре. Она наступила на него и почувствовала себя свободной. Теперь каждый ее шаг оставлял отпечаток волшебного цветка. Тьма рассеялась, и генерал, заметив, что кровавые следы исчезли и на смену им пришли изображения священного растения, вновь вскрикнул от изумления. С каждым шагом вверх у Кадии прибавлялось сил. В сердце разгоралась ярость, теперь она почувствовала уверенность — стоит ей повернуться, и она сможет поразить этих трех негодяев. Прежде всего Хэмила.
Ни в коем случае!
Наученная горьким опытом, принцесса с легкостью обуздала себя. Она уже наделала столько ошибок, столько раз безрассудно бросалась на врага! Теперь любой промах мог стоить жизни. Эти трое далеко не простачки — каждый из них мастерски обращается с оружием. Особенно Хэмил... Ей уже доводилось видеть, как он владеет мечом. Скритеков он рубил, как капусту! Два других держали в руках заряженные арбалеты — им хватит времени, чтобы всадить в нее каленый болт. К тому же они глаз с нее не спускают и, наверное, предполагают, что она способна выкинуть какой-нибудь фортель. Меч, конечно, волшебный!.. Могучее оружие — вон как распалился! — но нельзя терять голову. Следует покорно сносить тычки и ждать удобной минуты. Во внезапности — ее спасение.
Наконец они поднялись наверх и попали в длинный, с высоким потолком зал. По трем его стенам бегали красные огоньки. Никакого фонтана здесь не было — посередине был установлен объемистый, похоже, сделанный из металла постамент, светившийся разноцветными гирляндами. Из него, словно из удобренной земли, росло высокое растение, стебель которого заканчивался гигантской черной почкой. Или бутоном...
Хэмил шагнул вперед, чтобы поближе разглядеть удивительное растение. Правую руку он держал на рукоятке меча. Он и здесь не изменил себе — по-прежнему вел себя нагло, дерзко, а ведь оказался в самом сердце враждебного ему мира. Одним словом, вояка до мозга костей... Тут ему не на что было рассчитывать, грубая сила в этом странном городе — не помощница, однако вся его поза, удары сапогом по постаменту показывали, что ему даже в голову не приходит, будто на свете есть силы, перед которыми он и его жестокие подчиненные — букашки. Дай такому волю — и он затопчет все живое на земле. Эта мысль окончательно вывела Кадию из оцепенения. Теперь она полностью готова к бою. Неужели Хэмил, подобно Красному Голосу, верил в собственную неуязвимость, в неодолимую мощь тех штучек Орогастуса, которые якобы нельзя было победить?
Генерал, не говоря ни слова, глянул через плечо. Оба арбалетчика тотчас подошли и встали рядом с Кадией.
— Я слышал,— в голосе Хэмила послышались какие-то новые, доверительные нотки,— что сила требует крови. Она ею питается. Это место, безусловно, является обителью силы. Отрубите ей руку, сжимающую рукоять,— пусть ее кровь окропит это место.
Солдаты взяли Кадию за плечи и толкнули к Хэмилу.
— Я,— голос генерала окреп,— человек, требующий крови. Я привык платить кровью за то, что мне нравится и что я хочу взять.
Острием меча Хэмил указал на удивительное растение. Оно на глазах вздрогнуло, и бутон тут же раскрылся. Яркий сноп света поглотил цветок. Или это не цветок, а что-то похожее на изваяние синдоны? Разобрать было трудно.
Да сейчас и не до этого. Кадия заметила, что оба ее стража расслабились, и, рванувшись вперед, мгновенно освободилась от них. Спряталась за постаментом... Лезвие волшебного меча стало ярко-зеленым.
Изменился и тон алеющих на стенах огоньков, сплетающихся в диковинные световые сети. Столб огня вырвался из бутона — и лица арбалетчиков странно побагровели, черты их исказились, и, вместо того чтобы броситься на Кадию, они попятились, принялись загораживать глаза руками. Что же они там увидели?.. Однако вверх Кадия посмотреть не решилась — нельзя ни на мгновение оставлять врагов без наблюдения.
Лицо Хэмила тоже потемнело. От гнева? Точно! Он вдруг взревел, что-то выкрикнул на лаборнокском наречии, однако даже шага вперед не сделал. Кадия уже было приготовилась отразить нападение, но генерал и с места не стронулся. Более того, сопровождавшие его воины в диком страхе бросились наутек.
Это было поразительное зрелище! С солдатами творилось что-то странное — чем дальше они убегали, тем ярче становилось свечение вокруг их тел. То же произошло и с генералом, но, не в пример своим подчиненным, он, сделав ложный выпад, попытался нанести Кадии решающий удар. Девушка между тем буквально полнилась силой, которую неутомимо вливал в нее волшебный меч. Она легко отбила выпад врага, но в следующее мгновение и на нее, и на генерала Хэмила навалилась странная грузная тяжесть, спеленала конечности, затуманила голову. Теперь, чтобы поднять меч, требовались неимоверные усилия, но особенно худо пришлось генералу. Мужчина он был массивный, большого роста. Кадии с огромным трудом удалось сделать выпад — острие меча коснулось горла лаборнокца.
Хэмил издал истошный вопль, откинул голову, затем, к совершенному изумлению Кадии, резво развернулся и рысью бросился вон из зала. Гулкие его шаги, дребезжание доспехов и какие-то жалкие всхлипы раздались на лестнице, потом топот переместился куда-то вдаль.
Принцесса опустила меч — она двинуться не могла. Неожиданно сверху упала капля крови, брызги коснулись руки, сжимающей оружие. Кадия подняла голову.
Бутоны наверху стали открытыми глазами...
Багряная дымка, висевшая в зале, растаяла. Обозначился выход из этого таинственного, вытянутого в длину помещения. Что-то непонятное творилось и с мечом — он словно заплясал в руке, и Кадия, повинуясь внушенному чем-то или кем-то порыву, подняла его рукоятью вверх.
Все три бутона на набалдашнике раскрылись, все три ока смотрели вверх, под сводчатый потолок, где горели их три более крупных собрата. Тонкие лучики связали глаза попарно — сияние было ослепляюще, золотисто, словно в комнате внезапно распахнули окно и в лицо Кадии ударил сноп солнечного света.
Свечение быстро угасло. Теперь три вознесенных ввысь ока внимательно смотрели на нее — ласково, дружески. Она тоже заглянула в их глубину. В следующее мгновение столб огня над чудесным цветком окончательно исчез.
Приказ был ясен — он шел из сердца болотистой, несчастной, полной страхов и тайн земли. Рувенда выстонала этот приказ, дала силы, напутствие. Теперь вперед!
И Кадия бросилась к лестнице. Сбегая вниз, она еще успела разглядеть, что свет в зале окончательно погас, серая вековая дымка снова висела там. Уже на последней ступеньке принцесса услышала дикие крики, отчаянную ругань, лязг железа, топот сотен ног. Она, не раздумывая, нырнула в беспросветную мглу и выскочила из нее под скрещенными мечами, которыми безжизненные синдоны защищали вход в таинственный город.
У самых ворот, под высокой стеной, разгоралась битва. Колонна лаборнокцев была атакована с трех сторон. Из зарослей кустарника, с опушек в чужаков летели дротики, поражавшие солдат в незащищенные места. Тут же с обеих сторон выскочили уйзгу и, потешно подпрыгивая, пританцовывая на ходу, бросились врукопашную. Среди лаборнокцев Кадия успела разглядеть и отряд скритеков, визжащих так, что уши закладывало. Хэмил — плащ на нем был изодран в клочья — сражался с на удивление рослым уйзгу, пытавшимся достать врага копьем. Генерал ловким ударом выбил оружие из рук оддлинга и уже занес было меч, чтобы сразить противника, но тут же лицом к лицу сошелся с Кадией, которая мгновенно приняла боевую стойку.
Потом Кадия не раз говорила — даже клялась,— что тот бой ей никогда не забыть. На что могла рассчитывать плохо обученная девчонка в стычке с опытным, хорошо вооруженным бойцом? Хэмил был одним из лучших фехтовальщиков в армии лаборнокцев, уступая в мастерстве разве только принцу Антару. Однако вселившийся в нее дух борьбы, боевое вдохновение, решительность и ловкость на какое-то время уравняли шансы. Ей даже удалось развернуть генерала спиной к уйзгу, который попытался поразить врага копьем. Однако Хэмил выказал невероятную прыть — успел отразить нападение оддлинга, при этом, поймав на ложном движении, едва уловимым взмахом срезал тому голову и сразу повернулся к Кадии. Ему хватило двух выпадов, чтобы заставить принцессу отступить. Он, по-видимому, успел все рассчитать и погнал ее именно туда, куда ему требовалось. Принцесса не заметила препятствия и споткнулась о мертвое тело. При падении она едва не выронила меч, однако успела схватить его за лезвие и, когда Хэмил занес руку для последнего удара, выставила вперед рукоять и закричала:
— Ты сам хотел этого! Гляди, человек, питающийся кровью!
Очи на набалдашнике открылись — Хэмила качнуло, он выронил меч. Глаза на рукояти полыхнули огнем, из них вырвалось адское пламя. Колени у генерала подогнулись — он застонал, а потом вскрикнул так, что принцессу бросило в дрожь.
С Хэмилом случилось то же, что с Голосом. Кадия, как завороженная, смотрела на кучку пылающих углей, сохранивших форму человеческого тела. Реальность вернулась к ней несколько мгновений спустя — победными возгласами уйзгу, паническими криками лаборнокцев, визгом топителей. Враги не выдержали напора оддлингов и бросились к реке, к оставленному утром лагерю.
Один из скритеков наскочил на Кадию — в тот же миг из набалдашника ударил луч света, и нападавший зашатался. Он разделил участь генерала.
— Госпожа Меча...
Кадия обернулась на зов — к ней подполз раненый ниссом.
— Джеган! — вырвалось у нее.
И тут же кто-то мысленно окликнул принцессу:
Доченька!
Голос явился из неимоверной дали, он был полон боли и раскаяния. Как только раненый застонал, голос деликатно умолк.
Кадия подняла голову, огляделась по сторонам. На туманной завесе, прикрывавшей вход в таинственный город, серебрился Триллиум. Над головами синдон развевались световые вымпелы. Или ей это только мерещится?
Кадия неожиданно для самой себя зарыдала. Возможно, когда-нибудь, через много лет, явятся другие, кто спасет народы Рувенды,— так уже случилось однажды на Гиблых Топях, много-много лет назад. Она о них ничего не знает. Она и своего будущего не знает — верит только, что родина будет свободна. Раньше или позже, ее ли усилиями или стараниями ее потомков. Это неважно... Главное сейчас — сделать все, что она может. Даже больше...
«Я должна довести дело до конца»,— подумала она.
И тихий, явившийся издалека голос ответил:
Так тому и быть.
«Но для этого мне самой надо измениться».
Ты изменишься.
«Я многое должна изучить, многим овладеть».
Помех не будет.
«Что нас ждет впереди?»
Ответа не последовало. Итак, ей позволили заглянуть в нечто, не доступное обыкновенному человеку, что лежит за пределами человеческого понимания. Ей показали краешек запредельного мира — возможно, указали путь туда... Харамис жаждала этого. Пытались найти силу, с помощью которой можно пробить туда брешь, и Хэмил, и Волтрик, и Орогастус. Но все они искали то, чего не существовало или, возможно, что не дается в грязные руки. Тьма уже осквернила ту силу, которая движет миром.
Слезы потекли по ободранному, в кровоподтеках, лицу Кадии. По-прежнему сжимая в руке талисман, она с укором подумала о том, что ее безрассудству и наивности нет предела — кто же распахнет ей дверь в будущее, кроме нее самой? Но для этого надо прожить жизнь. А минуты вдохновенного прозрения или случайного провидчества даром не даются. Вот, например, генерал Хэмил, жаждавший крови,— поле жертвоприношений лежало перед ней. Оно было обильно полито кровью.
«Никому не дано,— усмехнулась она,— безнаказанно проникнуть в грядущее. Никому!»
Ее удел — исполнение долга. Вот ее будущее!
Наконец она обратила внимание, что звуки битвы стихли, странная тишина спустилась на землю. Взор прояснился. Неподалеку, выстроившись по родам и племенам, стояли оддлинги — ниссомы и уйзгу. Впереди всех — Джеган с рукой на перевязи. Заметив, что принцесса Кадия из королевского рода Рувенды смотрит на них, они издали приветственный клич и начали потрясать оружием. Это был победный салют. Перед девушкой плотными рядами стояли воины, сумевшие переступить через заветы предков, впервые за тысячи лет решительно встав на Тропу войны.
«Отныне у них у всех — одна цель, один вождь,— подумала Кадия,— потому что моя воля, мой призыв к сопротивлению сплотили их».
Кровь быстрее побежала по жилам. Теперь она не одна, теперь ей не надо прятаться в болотах, теперь у нее есть армия — отряд, стоявший перед ней, составлял лишь малую толику тех несметных дружин, которые собирались по всей Рувенде.
— Время пришло,— сказала она.— Выбор сделан!
Принцесса вымолвила эти слова негромко, но ее услышали в самых дальних рядах. Кадия вскинула меч и отсалютовала своему войску — всем, кто оставил родные хижины и на лодках, плотах, пешком, в одиночку и группами отправился в путь. Всем, кто перед дорогой проверил оружие, подточил острия дротиков, смазал свежим ядом стрелы для духовых трубок, уложил в вещмешок припасы, поцеловал родных и зашагал, заработал веслом, запел боевую песню. Кадия едва разбирала ее смысл, но в ней говорилось о том, что разлука будет недолгой, враг будет повержен, в замки Рувенды вернутся мир и спокойствие. Она не подпевала своим воинам, выстроенным на поле первой победы,— она высоко держала меч, и его ярко-зеленый клинок поблескивал в лучах полуденного солнца.
Глава 36
После того как принц Антар был представлен риморикам и ознакомился с их возможностями, он решил, что наибольшей скорости передвижения можно добиться, если использовать две плоскодонки, на которых лаборнокцы добрались до Ковуко, и лодчонку вайвило, принадлежащую Анигель. Запасов следовало взять самую малость. Никто в лагере не лег спать, пока из рваных кожаных плащей не была изготовлена новая сбруя для водяных животных — впрочем, когда сборы и приготовления закончились, на сон еще оставалось часов пять.
Пока риморики точно знали направление движения, вожжи были не нужны. Они по очереди толкали суденышки по достаточно узкой речушке, однако, когда флотилия через три часа достигла Великого Мутара, Анигель надела сбрую. Теперь риморики тянули караван, где первой располагалась лодка принцессы, а за ней тянулись две плоскодонки. Рыцари, стараясь помочь зверям, гребли изо всех сил. В передней лодке находились поочередно управлявшие римориками принц Антар и Анигель, а также тяжелораненый лорд Пенапат и Синий Голос, который выказал полное неумение грести,— возможно, намеренно. Ни Антар, ни Анигель не спорили: им важно было держать прислужника колдуна под постоянным присмотром. Вообще, чем больше общались между собой особы королевской крови, тем свободнее чувствовали себя друг с другом. Один понимал другую без слов, хотя и поговорить им было о чем. Синий Голос вел себя тихо, не отходил от страдающего Пенапата, которого уложили на корме. Лицо того представляло сплошную кровавую маску...
Риморики так усердно тащили караван, что к вечеру добрались до излучины главного рукава, за которым должен был открыться Лет. Между тем над джунглями опять засобиралась гроза. Солнце, уже клонившееся к верхушкам деревьев, быстро затянуло словно намалеванной чернилами, набухшей влагой тучей. Приближающаяся гроза еще больше прибавила гребцам резвости.
Однако опередить глисмаков им не удалось.
— Владыки воздуха, что же это! — воскликнула Анигель, когда над лесом в той стороне, где находился Лет, показался густой столб дыма.— Не может такого быть!
Принц Антар натянул поводья, но лодки по инерции еще двигались вперед.
— Голос! — неожиданно громко, так, что даже лорд Пенапат вздрогнул, заорал принц.— Ну-ка взгляни, что там творится?
Анигель тронула его за руку и прошептала:
— Не зови его. Я сама попытаюсь.
Синий Голос удивленно уставился на принцессу, которая закрыла глаза и в тот же момент стала, как каменная. Лицо ее — красивое, спокойное — совершенно не изменилось, глазницы не потемнели, как это случалось с учеником Орогастуса, когда он впадал в транс.
Прошло несколько минут. Наконец Анигель открыла глаза:
— Глисмаки атакуют селение со стороны берега. Бой начался около часа назад. Не могу сказать, та ли это орда, что напала на вас, или другая. По численности это войско-раза в три превышает то, что встретилось нам на Ковуко... Многие дома уже пылают... Я видела Глашатая Састу-Ча и попыталась связаться с ним.— Она сделала паузу, потом добавила: — Попытаюсь еще раз.— И снова закрыла глаза.
Принц и Синий Голос замерли в ожидании. Сэр Пенапат вдруг сказал:
— Если нам предстоит вступить в бой, вы можете рассчитывать на меня. Я сделаю все, что смогу. Даже с одним глазом, с недействующими рукой и ногой я устрою хорошую взбучку этим негодяям. Надо же, они осмелились покуситься на самое дорогое, что у меня есть,— на мое тело.
Принц невольно улыбнулся:
— Я верю, Пени. За это ты будешь мстить, не щадя живота своего.— Антар печально улыбнулся.— Только боюсь, наш героизм некому будет оценить. Сколько нас? Горсточка. Если эти мерзавцы уже успели захватить Лет, то что толку от наших мечей!
Принцесса Анигель открыла глаза:
— Састу-Ча благодарит за предложение оказать помощь, однако теперь мы вряд ли чем сможем помочь. Началась рукопашная, сожжено около трети домов. Он подумывает о сдаче — так уже не раз бывало. Когда глисмаки одерживали верх, они брали огромный выкуп и на несколько недель оставляли вайвило в покое.
— Но, принцесса,— запротестовал Синий Голос,— в ваших руках огромная сила, вы можете спасти их. Если только вы решитесь, все будет кончено в несколько минут...
— Заткнись, ты, мошенник без роду, без племени,— оборвал его принц.— Как ты можешь в таком тоне обращаться к нашей госпоже!
— Не надо, принц,— остановила его Анигель.— Это уж слишком.— Затем она прикусила нижнюю губу и изучающе посмотрела на колдуна.
Тот даже присел.
— А что? — наконец сказала принцесса.— Он прав. Я обязана помочь несчастным вайвило. По крайней мере, они не пытались меня съесть. И чем обернется для королевства разорение Лета? Не знаю, хватит ли у меня смелости вызвать с помощью талисмана эти чудовищные силы... Если только мне удастся почувствовать те же ненависть и отвращение, что и тогда, при виде содеянного этими дикими людьми... В ту минуту меня переполняло желание наказать — нет, уничтожить этого вождя. Я была так неосторожна.
— Ну так и повторите это,— продолжал настаивать Синий Голос.— Вы же мечтаете спасти ваших друзей. Не думаю, что при таких условиях глисмаки удовлетворятся выкупом.
— Я... Я не смею. Они же люди.— В глазах принцессы заблестели слезы.
— Какие это люди,— колдун рассмеялся и пожал плечами.— Так... отребье. Оддлинги!
— Они точно такие же мыслящие существа,— закричала принцесса,— просто они не знают, что есть добро, а что зло! Глисмаки — это несчастные дети. Их надо не только наказать, но и научить, объяснить, что хорошо, что плохо. А как можно научить мертвых?
— Пока вы философствуете и проливаете слезы, ваши друзья гибнут.
— Я не в состоянии помочь им!
— Нет, вы можете!
Она набрала воздуха и изо всех сил воскликнула:
— Нет, не могу! Я не знаю, как это делается! Перестаньте мучить меня — у меня сердце разрывается на части. Я просто трясусь от собственного бессилия, от неверия...
Последний слог Анигель словно проглотила. Она ужаснулась — ей не простят подобного богохульства. Боги помогли ей добраться до цели — принцесса была достаточно умна, чтобы понимать: без покровительства высших сил ей бы вряд ли удалось совершить подобный путь. А теперь она сомневается в их благорасположенности к ней, хотя не раз имела случай убедиться в этом. Но разве остановить наглых захватчиков, покушающихся на чужие жизни и добро,— это зло? Ее слезливая нерешительность хуже богохульства!
Антар в изумлении следил, как изменилось выражение лица любимой женщины — как сжались губы, посуровел взгляд, и, полагая, что это реакция на лицемерные упреки Голоса, не выдержал и шагнул к нему, намереваясь пришибить, как муху. Силы у него хватило бы... Но в этот самый момент лицо принцессы просветлело, она повернулась к Антару, тронула его за локоть:
— Принц, если я вступлю в бой, вы пойдете со мной?
— С вами?! Разумеется! Милая Анигель, я составлю вам компанию, даже если вы соберетесь проведать предков в аду. Вам не стоит даже спрашивать об этом.
Анигель кивнула и дрожащим голосом, повернувшись к носу лодки, сказала, обращаясь к воде:
— Друзья, остановитесь.
Караван замедлил ход, лодки подплыли поближе друг к другу. Ветер помогал им, а заодно подгонял иссиня-чер-ную тучу, которая уже несколько раз разразилась ударами молний и громовыми раскатами. Теперь до рыцарей отчетливо доносились звуки битвы. Бой шел в полулиге, за излучиной, где с минуты на минуту должна была начаться чудовищная гроза. К небу тянулись частые дымные столбы — зрелище было печальное. Внизу огонь, пожирающий постройки, сверху — молнии...
— Лорд Ованон! — Анигель обратилась к маршалу принца Антара.— Обрежьте ремни, соединяющие ваши лодки с моей.
На лице рыцаря выразилось откровенное недоумение, тогда принцесса сама быстро перерезала кожаный жгут, после чего отдала еще одно распоряжение:
— Лорд Ованон, у меня нет времени. Перенесите в свою лодку сэра Пенапата, возьмите также помощника мага и гребите за нами. Командование поручаю вам. Мы с принцем Ангаром поспешим на помощь вайвило.
Теперь все задвигались быстрее, и, пока она прилаживала упряжь, люди в точности исполнили ее приказания.
Когда все было готово, две усатые морды высунулись из воды и сказали:
Раздели с нами митон, друг.
Анигель сняла с пояса бутылочку, сделала большой глоток, потом смочила пальцы и дала облизать их риморикам. Принц в изумлении смотрел на этот ритуал.
Лорда Пенапата со всеми предосторожностями перетащили в плоскодонку, однако Синий Голос по-прежнему оставался в лодке вайвило — сидел, намертво вцепившись в борта.
— Я хочу быть с вами, принцесса,— тоненьким жалобным голосом сказал он.— Я могу быть полезен.
Принц Антар шагнул было к нему, намереваясь вышвырнуть из лодки.
— Ты слышал, что тебе сказали? — угрожающе произнес он.
Но было поздно — принцесса уже потянула вожжи, и риморики сразу прибавили ход. Уже издали Анигель крикнула Ованону:
— Лорд, вам следует грести к противоположному берегу. Ни в коем случае нельзя оставаться на реке, когда разразится буря. Если мы до завтра не вернемся, позаботьтесь о себе сами. Прощайте!
Лодка стрелой полетела вперед — оставшиеся рыцари молча смотрели, как ее изогнутый нос срезал начинавшие подниматься волны.
От сильного рывка Антар свалился на дно суденышка. Несколько минут, ошеломленный, он сидел, схватившись за борта. Сердце холодело от ужаса — лодку швыряло, как детский мячик. Если они перевернутся, ему, облаченному в броню, уже не выплыть. Он невольно вспомнил лордов Карона и Бидрика. Жуткая, нелепая смерть! Но время шло, а лодка по-прежнему прыгала с волны на волну, стригла барашки, побежавшие по вздыбившейся реке. Несмотря на то что она неслась с невообразимой, по мнению Антара, скоростью, принцесса Анигель сноровисто управляла животными — правила так, чтобы нос лодки постоянно был перпендикулярен набегавшим волнам.
Принц перевел дух, огляделся...
Синий Голос все так же горбится на корме. Съежился, даже капюшон накинул, словно желает показать, что это и не он, а так, кладь, мешок какой-то. Пусть пока хоронится. Выбросить его за борт — раз плюнуть... Ругнувшись, Антар поерзал на банке, устроился поудобнее, попытался телом уравновесить лодку. Потом долгим, полным ожидания взглядом окинул принцессу Анигель.
Как внезапно, за день, перевернулась его жизнь — и все из-за этой удивительной женщины, которой он подчинился с радостью и навсегда. Впрочем, как и остальные рыцари... Теперь, когда первый порыв угас, пришло время поразмыслить. Нет, Антар не раскаивался в своем поступке — собственно, у него не было выбора. Душа его тянулась к ней, справедливость, к которой его приучали с детства, тоже была на ее стороне. И чувство его не уменьшилось, наоборот, он был теперь не просто влюблен в принцессу — она вызывала восхищение и, прямо скажем, некоторый страх. В те первые минуты, когда он нес ее на руках по подземельям Цитадели, она тронула его сердце беззащитностью, слезами и, конечно, красотой. С того дня немного воды утекло, но какая разительная перемена произошла с предметом его желания! Уже вторая встреча, прыжок через водопад повергли его в смущение, а чудесное спасение и гибель людоеда совсем выбили из колеи. Кто теперь стоял перед ним? Кто бесстрашно натягивал вожжи? Кому безропотно и охотно подчинялись эти удивительные создания? Разве такое доступно смертной женщине? Значит, Анигель — не кто иная, как богиня, а богинь полагается обожать, им нужно служить, жертвовать ради них жизнью. И все? Но ему — Антар не мог обманывать себя — этого мало. С другой стороны, ее доверие к нему, непрекращающаяся борьба с собой, происходившая у него на глазах, слезы, наконец, подтверждали, что принцесса — все та же девушка, которая бессознательно прильнула к его плечу в подземельях Цитадели. Она — человек, и в этом смысле идеальна. Она — из плоти! И может подарить ему то же, что и он ей,— верность, любовь, страсть.
От этих мыслей закружилась голова — Антар на мгновение даже прикрыл глаза, чтобы не видеть Анигель. Но и за сомкнутыми веками возник ее образ: высокая, стройная, с развевающимися на ветру волосами, в какой-то рваной хламиде, она напоминала легендарную королеву-мстительницу. Ее красота томила и пугала, но это была человеческая красота, родная и достижимая. Пусть даже для обладания ею придется совершить кучу подвигов. К тому же теперь она обрела дар ясновидения. Всякие сомнения в ее магической силе исчезли после того, как она сообщила о своем мысленном разговоре с Састу-Ча. Принц поверил ей сразу, в долю секунды.
Радовало еще одно — она не испытывала к нему ненависти, не то что эта злючка Кадия. К удивлению Антара, между ним и Анигелью сразу установились, как он сам их назвал, ровные отношения. Слово это было очень емкое, в нем ощущалась бездонная глубина... Принц в приливе чувств даже головой повертел.
Слова, слова, слова... В чем их ценность, значение? В невесомости? Сказал — и забыл. Брякнул — и оскорбил... Какая-то неуловимая, романтическая материя... То ли дело подвиги!
Подвиги... Силенок-то хватит, только просто так их не совершишь. Эго не слою, подвиги — предмет земной, материальный... Тут следует семь раз отмерить, один раз рубануть.
Лодка накренилась влево, и принц глянул на открывшуюся перед ним картину. Селение вайвило пылало с трех сторон, отблески пламени малиновыми зарницами отражались в нависших тучах. Дымные столбы изгибались под дуновениями шквалистого ветра... Еще минут десять хода...
Да, принцесса здорово изменилась — а он?.. Случившееся с Анигелью заняло три недели, а его жизнь опрокинулась за какие-то сутки. Даже суток еще не прошло! Итак, он восстал против отца, порвал с лаборнокцами, дал обет верности любимой женщине, которая поставила себе целью совершить подвиг — освободить свою родину. Недурная головоломка для законного наследника королевского дома Лаборнока. Хотя почему наследника? Как ни привлекательны корона и королевские регалии, Ангару хватало ума сообразить, что взваливать эту ношу на плечи в такое время — сущее наказание. Что-то сдвинулось в природе с начала похода против Рувенды. Внутреннее чувство подсказывало — это только цветочки. Ягодки — впереди, и в пору всеобщего разрушения и гибели брать на себя ответственность за судьбу своей родины по меньшей мере глупо. Одно дело — перст судьбы, указывающий на него, другое — самому рваться к короне, тем более что у него перед глазами — пагубный пример отца. Только ступи на эту дорожку, и не заметишь, как очутишься в лапах Орогастуса. Или кого-нибудь вроде него. Так-то оно так, только он был уверен, что Анигель не собирается отказываться от своих наследственных прав. Здесь вырисовывался глубочайший замысел. Высшая политическая игра, которую, должно быть, ведет эта таинственная Великая Волшебница. Состоит она, по его разумению, в объединении Полуострова под единой династией, в которой сольются королевские семьи лаборнокцев, рувендиан, варониан...
Куда тебя занесло, в какие сферы! Лучше вспомни об Орогастусе, собравшемся покорить мир. Что может воспрепятствовать ему? Найденный Анигелью талисман? Но Орогастус тоже способен вызвать удар молнии. Кроме того, Синий Голос уверяет, что маг уже почти овладел талисманом, принадлежащим старшей сестре, которая находится у него в гостях. И третий магический предмет скоро окажется у него.
Анигель собирается вернуть Цитадель. Он уверен, все усилия будут тщетны. Там стоят десять тысяч лаборнокских солдат, да и отдельный корпус под командованием Хэмила, отправленный на поиски принцессы Кадии, тоже скоро возвратится в крепость. У Анигели нет никаких шансов, даже в случае использования талисмана. Что еще она может противопоставить армии лаборнокцев и силе Тьмы, которой владеет Орогастус?
Король Волтрик выздоровел, а это значит, что его воля сломит сопротивление принцесс. Они погибнут. И измена сына не поможет им — так, небольшая помеха! От этого выиграет только ненавистный колдун. Он, безусловно, лелеет подобные планы. Что стоит ему погубить отца — и корона Лаборнока сама упадет ему в руки. Возможно, так и было задумано. Тогда становятся ясными намеки Орогастуса о борьбе за мировое господство. Объединенными усилиями он захватит весь Полуостров. Будут ли они с Анигелью в безопасности? Может, им вдвоем в сопровождении верных друзей удалиться в дальние края?..
Шорох за спиной отвлек его. Принц чуть повернул голову, скосил глаза. Синий Голос медленно переползал поближе к нему.
— Что тебе? — угрожающе спросил принц.
Налетевший шквал заглушил его слова.
— Небольшой разговор, ваше высочество... Я только что телепатически связался со всемогущим магом, он просил передать вам послание величайшей важности.
— Я не нуждаюсь в указаниях твоего паршивого заклинателя. Опять затеяли какую-нибудь подлость. А ну-ка, вернись на место. Кому сказано!
Однако Синий Голос, не обращая внимания на окрик принца, упорно лез вперед. Его худое изможденное лицо перекосила нечеловеческая улыбка — он как-то странно скалил зубы, а в глазах горела такая ненависть, что Антар встревожился. Не успел он повернуться и выхватить меч, как Голос бросился на него — разжался, подобно пружине или хищнику, хватающему жертву.
В руке у него блеснуло длинное тонкое лезвие кинжала, он мгновенно всунул его в щель между панцирем и воротником, прикрывавшим шею Антара. Кольчуга на груди в этом месте была расстегнута. Холодная сталь коснулась горла, принц машинально откинул голову, и лезвие, чуть порезав кожу, звякнуло, ударившись о металл. В этот момент принц сумел перехватить руку противника и вытащить кинжал. Они начали бороться не на жизнь, а на смерть.
Почувствовав, что лодка заплясала под ногами, Анигель тут же натянула вожжи и остановила римориков. Замерев от ужаса, она наблюдала за схваткой, которая, того и гляди, перевернет лодку. Принцесса ухватилась за борта и пыталась удержаться на ногах. Не дай Бог, принц свалится в воду — тогда ему не спастись. И молнией здесь не воспользуешься — в этом случае они все окажутся в бушующей воде. Принцесса принялась страстно взывать к Белой Даме, но чем та могла помочь?!
Синий Голос оказался невероятно сильным противником — по-видимому, во время мысленного сеанса Орогастус с помощью Сил Тьмы укрепил его дух и тело. Принцу никак не удавалось скинуть его со своей груди — более того, тот ухитрился развернуться и прижать коленом лежавшего на спине, одетого в броню человека. Теперь он пытался ударить кинжалом в лицо Антара, не защищенное забралом. Принц обеими руками сжимал его запястья, но даже ему, обладавшему огромной физической силой, было трудно противостоять натиску обезумевшего, впавшего в транс маньяка.
Анигель не выдержала, сняла с головы корону и отчаянно закричала:
— Нет! Не убивай его! Я отдам тебе талисман.
Синий Голос поднял голову — в подступивших сумерках особенно отвратительно белел его начисто выбритый подбородок. Глаза были безумны. Та же ужасающая ухмылка расщепила его рот от уха до уха. Не лицо, а маска. Жуткий, поддавшийся чужой воле убийца... Он глянул на принцессу и глухо, сквозь зубы, процедил:
— Возложи корону на мою голову.
— Ни в коем случае! — слабея, не в силах противостоять надвигающемуся на его правый глаз стальному острию, закричал Антар.— Тогда он убьет нас обоих.
Однако Анигель, не раздумывая, с короной в руке поспешила вперед. Лодка начала раскачиваться с такой силой, что едва не черпала бортами воду. Закапал дождь и тотчас хлынул так, что волны стихли.
По обе стороны от лодки вынырнули две усатые морды. Пасти с ужасными зубами были широко раскрыты — в них могла поместится голова взрослого человека. Длинные языки с шипением разворачивались и сворачивались кольцами. У Анигели мелькнула мысль — как же она без опаски позволяла им слизывать с пальцев митон? Эти красные, похожие на адских змей, извивающиеся жгуты не спеша вползли в лодку, обвились вокруг лодыжек колдуна.
От сильного рывка Анигель опрокинулась на спину — корона все еще была у нее в руке. Воспользовавшись моментом, Антар сумел сесть — теперь он, как клещами, сжимал запястья колдуна. Тот дико заверещал и, не в силах оказать сопротивление, начал двигаться к короне. Зацепиться ему было не за что и нечем. От невероятного напряжения риморики наполовину высунулись из воды.
Неожиданно Синий Голос заорал во всю силу легких — теперь он был растянут на дне лодки и уже не мог ничем помочь себе. Принц развернулся и одним толчком — в этот момент и риморики дернули за ноги — сбросил колдуна в черную воду. Риморики тут же нырнули вслед за ним.
На удивление, дождь стих.
Спустя несколько минут две усатые морды показались на поверхности рядом с тем местом, где оказалась принцесса Анигель. У одного из пасти торчал клок материи:
Хватай вожжи. Буря уже совсем близко. Она нас сразу потопит, если мы не успеем добраться до берега.
— Ты ранен? — обратилась принцесса к Антару.— Я так перепугалась, когда увидела кровь на панцире.
— Так, царапина... Ты опять спасла мне жизнь, я просто...
— Вперед, к Лету! — воскликнула Анигель.
Она уже твердо стояла на ногах, разобрала вожжи и лихо присвистнула. Лодка мгновенно вырвалась из полосы закипавшей воды и помчалась по направлению к пожарищу.
Глава 37
Синий Голос погиб у него на глазах — Орогастус даже застонал от боли, словно это на его теле сомкнулись челюсти чудовищных водных животных. Он вышел из транса, отер пот со лба и молча сел в мягкое кожаное кресло. Погрузившись в молчание, не в силах отогнать терзающие душу видения, он вновь пережил нелепый трагический случай, произошедший с его помощником.
«Это моя вина,— с горечью признался он самому себе.— Надо было заранее предупредить их действовать осторожно, обдуманно. Наверняка! Теперь два талисмана из трех уплыли из моих рук».
Это был серьезный промах. Хотя ничего еще не потеряно. Если его расчеты верны, у него в запасе три дня и четыре ночи, оставшиеся до Праздника Трех Лун. До момента их слияния он должен принять все меры, чтобы спасти свой план.
Синий Голос успел связаться с ним телепатическим образом, он успел влить в него могучие силы и — поторопил! Не учел присутствия этих зверей. Хуже того — вся эта сцена до глубины души потрясла его, выбила из колеи. Ладно, для начала подсчитаем убытки... Теперь, когда он потерял своего человека, принцесса Анигель окончательно исчезла из его поля зрения. Его ясновидящий взор уже не сможет пробить защиту, создаваемую ее талисманом.
Как же он так решился? Ведь Синий Голос хотел отложить нападение до той поры, пока они не выберется на сухое место, это было разумно. А он, как мальчишка, не выдержал, нагнал бурю — решил, что этот самый выгодный момент, рядом нет ни друзей, ни вайвило. Надо было послушать слугу, но уж больно благоприятно все складывалось в эти минуты. На что он рассчитывал? В самом лучшем случае, если бы лодка перевернулась, они утонули бы оба — и принц Антар, и Синий Голос. Риморики бы, безусловно, спасли принцессу и талисман...
Итог неутешителен! Как ни странно, но чем дальше, тем яснее Орогастус понимал, что не может существовать рядом с этим мальчишкой. Даже с принцессами он бы нашел общий язык, они — чужие, а этот! Ну, как бревно посреди дороги! Связал по рукам и ногам... Всем планам помеха. И на тебе — еще ухитрился спеться с этой дрянью Анигелью! Хороша парочка!
В гневе Орогастус поднялся с кресла, подошел к окну, чертыхнулся, глядя на три восходившие луны, которые в установившейся после бури тишине заливали окрестности Брома нежнейшим жемчужно-серебристым светом.
Слишком красиво, черт побери! Будь они прокляты, эти лупоглазые ночные свидетели!
Единственное приятное событие сегодня — беседа с принцессой Харамис. Теперь она отдыхает. Складывается впечатление, что она — хотя и не сказала по этому поводу ни слова — приняла его версию насчет лаборнокского вторжения. Ему, по-видимому, удалось свалить всю ответственность на короля Волтрика и генерала Хэмила. Ему, мол, пришлось согласиться против своей воли... Собственно, его позиция неуязвима. К счастью, Харамис даже не догадывается, что произошло в Тернистом Аду, и знать не знает об исходе противостояния Кадии и генерала Хэмила. А ведь она может с легкостью заглянуть в свой магический талисман. Значит, не хочет? Это очень многообещающе!
Возможно, потому, что — хотела она того или нет — принцесса Харамис влюбилась в него.
(Куда труднее давался Орогастусу анализ собственных ощущений — это был важный этап в процессе подготовки сакральных свершений. Следовало очиститься от всякой неясности, любого темного пятнышка, стать прозрачным, как стекло. Как увеличительная линза, вбирающая в себя энергию и концентрирующая ее на выбранном объекте. Конечно, он не любил и никогда не полюбит ее — об этом смешно говорить! Он надежно защищен столетиями тренировок духа — и все равно где-то в глубине души, под сгустком демонических, неутоленных стремлений к силе, к власти, которые давали ему надежду, вели по жизни, билась нелепая ожившая жилочка, пульсирующая не в такт со всем могучим, крайне сложным инструментом, каковой представляли собой его дух и тело. Это было неожиданно, неприятно, больно, наконец! Ее надо успокоить, усмирить... Он же не лгал ни себе, ни Харамис, когда объяснял, что с охотой и навсегда принял обег безбрачия.
Чувственная любовь запретна для тех, кто посвятил себя искусству магии. Для этого существуют важные причины. Физическая любовь как таковая — это непредсказуемый и неуправляемый комплекс желаний, мыслей, фантазий. Да, она в какой-то мере является источником огромной энергии, но от подобного источника нужно бежать без оглядки. Куда и на кого плеснет эта энергия, даже предположить невозможно. Одним словом, как утверждал кодекс волшебника и чародея, страсть отвлекает от великой цели, искажает объективный мир, подавляет волю и требует слишком много сил, которые следует использовать целенаправленно и благоразумно.
Все это было ясно Орогастусу как день, он не беспокоился за свой разум. Но вот бренное, латаное-перелатаное тело, которое он знал до последней клеточки, перестроенное и совершенное!
Нет, требовалось срочно устранить эту помеху...
Легко сказать — устранить! Но как это сделать, если он нуждается в Харамис? И не ради одного лишь талисмана, который подвластен только ей и никому другому. Она — и недели не прошло — стала достойным его партнером, какого он искал столько лет. За короткий промежуток времени Харамис на голову превзошла этих лизоблюдов-Голосов. Как все несуразно сплелось, вздохнул маг, как не вовремя!
Вот почему он должен до конца использовать ее в этой игре — можно поделиться с ней кое-какими знаниями, даже попользоваться ею, если уж так повернутся события... Но только ради дела. Ради великой цели!
Завтра он ослепит ее чудесами, которые способны творить магические предметы Исчезнувших, затем попытается вызвать сочувствие к себе рассказами о своей трудной жизни — капля сострадания никогда не помешает. Если же она не растает от избытка чувствительных подробностей, если ему не удастся сломить ее — а это вполне возможно, она молода и весьма сильна в психологическом отношении,— тогда придется заманить ее в ловушку. Спеленать так, чтобы она не могла пальчиком пошевелить. И в решающий момент...
Орогастус расслабился, довольная усмешка появилась у него на лице. Он подмигнул трем набравшим силу лунам, ярко сияющим над серебристыми вершинами Охоганских гор. Видимость в эту ночь была удивительная, на много лиг вперед.
«Не все еще потеряно, и силы еще есть»,— мелькнула в голове ритмическая строчка.
Это хорошая примета — когда он начинал складывать в уме стишки, значит, дело шло на лад. Орогастус потер руки, вернулся в кресло и вызвал на сеанс телепатической связи последнего оставшегося в живых помощника, лечившего короля и изучавшего труды в королевской библиотеке.
— Зеленый Голос?
— Я слушаю, хозяин.
— Ну, что там с собранием книг?
— Я нашел множество свидетельств, представляющих несомненный интерес. В древнейших верованиях первопроходцев-людей, давным-давно заселивших Гиблые Тори, есть удивительное объяснение исторического процесса. Они считали, что живут в Век Триллиума. Он завершился грандиозной битвой, и началась новая эпоха, в которую, чем ближе к современности, тем чаше случались всякие бедствия, катастрофы. Переломной точкой ее развития — а возможно, и конечной — станет Праздник Трех Лун, но только тот, когда все три луны сольются воедино, явятся как единое око... Любой может догадаться, что речь идет о каком-то невероятном астрономическом событии... Не знаю только, возможно ли оно на самом деле?
— Без сомнения. Такие случаи зафиксированы. Это очень интересное свидетельство, оно подтверждает мою собственную теорию. Продолжай.
— В книге, где описываются обряды, легенды и мифология уйзгу, есть очень интересный гимн. Я позволю себе процитировать его.
Первый дар, второй и третий;
Все — в одном!
Первый — удивительный
Венец горемыки короля,
Раздвигающий пределы наших мыслей,
Свет дающий...
Дар второй — Меч священный
С Триедиными Очами,
Справедливости защитник, милосердия оплот.
Третий талисман волшебный —
Этот Скипетр окрыленный,
Он скрепляет все дары.
Третий дар, второй и первый —
Каждый в трех!
Явись, явись, к нам, Триллиум,
Явись к нам, Всемогущий!
Вероятно, уйзгу поют эту священную песню на ежегодном Празднике Трех Лун, даже не понимая ее изначального смысла.
— Я догадываюсь, в чем здесь суть,— ответил Орогастус.— Хвалю, полученные тобой материалы подкрепляют мою теорию. Что еще?
— Хозяин, вот последняя находка — упоминание о зловещем предзнаменовании.
— Рассказывай...
— Это касается так называемого Скипетра Власти, который, как известно, является комбинацией трех талисманов. В одном из полуразвалившихся ящиков мы нашли свиток. Развернуть его поначалу не удавалось, но потом случайно подул ветерок, манускрипт упал на пол и раскрылся. Я сразу понял, что он составлен в Тузамене и на языке вашей родины.
— Очень странно. Едва ли он составлен кем-то из живущих на Полуострове, откуда я родом... Ну, ладно, продолжай.
— Большая часть свитка расшифровке не поддается, но то, что касается Скипетра Власти, удалось прочитать. Сообщаю дословно: «Великой силы Скипетр, который был разъединен и спрятан Теми, Кто Исчез, возродится, и мощь его потрясет основы мироздания. Старое обновится, и большая звезда сорвется с небосвода и рухнет на землю...»
— Понятно,— Орогастус некоторое время молчал, потом заметил: — На небе миллионы звезд, Голос.
— Да, хозяин.
— Как король Волтрик повел себя, когда узнал об измене сына?
— Он впал в неописуемую ярость. Но, несмотря на ваши намерения, он не желает немедленно отречься от него. В этом деле он проявляет странную нерешительность, заявляя, что Антар очень популярен в армии, где его уважают за добрый и справедливый характер, за силу и храбрость. Кроме того, принц имеет многочисленную и очень влиятельную родню со стороны матери. Поэтому, прежде чем объявлять его государственным преступником, нужно крепко подумать. С такими объяснениями можно было бы согласиться, если бы не одна фраза, которую он бросил в сердцах: «Не знаю, не знаю, как бы я повел себя, если бы эта особа спасла меня от людоедов...» Правда, больше ничего подобного он не говорил. Замысел его состоит в следующем — отложить лишение Антара титула наследного принца и объявление его вне закона до возвращения из похода корпуса под командованием генерала Хэмила, что значительно увеличит число его сторонников в армии.
— Наш король поступает мудро,— сказал Орогастус, а про себя подумал: «Куда, кстати, умнее, чем я. Почему никто не предостерег меня, не надоумил? Силы Тьмы, я же отдал вам душу — почему вы допустили, чтобы я так жестоко просчитался!»
Мысли эти не были доступны Зеленому Голосу, а боги Тьмы хранили молчание.
Делать нечего, и первый министр, вздохнув, сообщил помощнику:
— Боюсь, тебе придется передать его величеству не очень-то приятные известия. Хэмил погиб. Корпус понес серьезные потери, однако сохранил боеспособность. Командование принял на себя лорд Осоркон. Если Волтрик потребует подробностей, ответь, что ситуация пока неясна. Скажи только, что, к сожалению, принцессе Кадии удалось вырваться из плена вместе со своим талисманом. Так же, как и принцессе Анигели.
— Хозяин...
— Оба твоих товарища, Красный и Синий Голоса, погибли.
— Могу ли я спросить, как это случилось? Ведь меня неминуемо затерзают подобными вопросами.
— Можешь объяснить королю, что и генерал Хэмил, и Красный Голос сами виноваты. Работали грубо, неумело. Попытались принудить принцессу Кадию вручить им талисман, что, надо заметить, было им строго-настрого запрещено. Этот магический предмет накрепко связан с принцессой и всякому чужому человеку, пытающемуся овладеть им, несет смерть. Что и случилось с Хэмилом и Голосом. Скажи королю, что принцесса сбежала, но скрывается в глубине болот и долго еще не посмеет высунуть оттуда нос, поэтому Лаборноку пока ничто не угрожает.
— А что мне сказать его величеству насчет гибели Синего Голоса?
— Ничего. По моим сведениям, Синий Голос попытался избавиться от принца Антара, когда они остались в лодке вдвоем. Голос проиграл поединок и был выброшен за борт. Он утонул в реке.
— Какое несчастье! Синий Голос был самым храбрым из нас. Красный —самым проницательным...
— Да, Зеленый Голос, но самым умным являешься ты. На тебе лежит наибольшая ответственность. Задача трудна — нужно удержать Волтрика, чтобы он не наделал глупостей. Тебе придется присматривать за ним, пока я не прибуду в Цитадель. Лорду Осоркону на возвращение понадобится не менее трех дней, поскольку реки вздулись из-за бурь и дождей, прошедших в горах, и скорость их течения увеличилась. Так и передай королю.
— Приближающиеся муссоны уже и в окрестности нагнали дожди, хозяин. Совсем скоро в этом утопающем в грязи королевстве нельзя будет передвигаться ни по воде, ни по суше. Вследствие оторванности от столицы в отдаленных районах страны наметилась некоторая активность среди рувендийского населения. Чтобы собрать все силы в кулак, король решил на зимний сезон оставить армию в Цитадели. По всей стране будут разбросаны небольшие гарнизоны, которые никаких активных действий вести не будут. Король и его штаб уже работают над этими планами.
— Разумно,— согласился Орогастус.— Вот еще что... Не забывай напоминать королю, что дело о низложении его сына не терпит отлагательств. Как только верные ему офицеры вернутся в крепость, заставь его совершить обряд отлучения принца от королевского дома. Я не желаю постоянно ждать, не случится ли с королем какой-нибудь пакости. Что тогда прикажешь делать с Антаром?
— Я понимаю, хозяин. Я буду ежедневно бить в одну точку. Но в преддверии Праздника Трех Лун король стал совершенно невыносим и чудовищно подозрителен. Кое-кто из рувендийских слуг, мне думается, просветил его величество насчет ужасного пророчества, связанного с этим событием. Он свихнулся на желании немедленно возвратиться в Лаборнок.
— Этого нельзя допустить ни в коем случае!!! Он должен охранять торговый путь во время сезона дождей.
— Хозяин, я ему то же самое говорю. Но его никак не переубедишь. Он считает Цитадель проклятым местом — мол, здесь веками совершались магические обряды, и вся эта ужасная чертовщина обрушится ему на голову.
— Чепуха! Разубеди его в этом! Устрой какое-нибудь представление... Он ни на мгновение не должен усомниться в могуществе Сил Тьмы, которые принесли ему победу. Они владеют миром, перед ними никто не в состоянии устоять! Я еще перед Праздником Трех Лун постараюсь прибыть в Цитадель.
— Но как? Ведь этот переезд займет не менее восьми дней, даже во время сухого сезона.
— Никто не может и не должен знать, как я устрою это! Скажи только, чтобы меня ждали накануне Праздника. Передай Волтрику, что я непременно буду. И что все будет хорошо.
— Я передам ему ваши слова, озарю его светом надежды. Он с раскрытым сердцем встретит вас и вновь покорно исполнит любое ваше пожелание.
— Прекрасно. Прощай, мой Голос.
— Прощайте, хозяин.
Когда связь была окончена, чародей на несколько минут приложил пальцы к вискам. Потом он встал, на лицо его легла тень беспощадной жестокости.
— Все должно быть хорошо! Для начала мне необходимо выяснить, где скрывается принцесса Кадия, а потом уже займемся Харамис.
На следующий вечер, после ужина с Орогастусом, Харамис вернулась в свою комнату и обнаружила поджидавший ее подарок — большой плоский пакет, завернутый в черную материю и перевязанный серебряным шнуром. Сверху лежала записка.
«Дражайшая моя!
Завтра я собираюсь познакомить Вас с наиболее драгоценными и удивительными предметами моей коллекции. Прежде всего это чудесное зеркало из черного льда — незаменимое средство для обнаружения любых объектов, расположенных в самых отдаленных точках нашего мира. Я покажу Вам то, чего не видел никто из людей. Чтобы не оскорбить Силы Тьмы, которые заставляют зеркало действовать, я прошу Вас надеть наряд, который находится внутри этого пакета. Я изготовил это платье специально для Вас. Не хочу скрывать, как я надеюсь, что Вы составите мне компанию в бурном море познания магической действительности. Мне радостно, что именно я буду тем человеком, который положит к Вашим ногам разгадки великих тайн и, что особенно важно для меня, свое сердце. Мне кажется, дражайшая принцесса, Вам следует остаться в моем замке до завтра. Прошу простить излишнюю бойкость этого письма, его откровенную прямолинейность, что вполне извинительно для человека, так долго пребывавшего в одиночестве, который и не чаял встретить Вас. Человека, который никогда не испытывал любви...
Навсегда Ваш, с уважением
Орогастус».
Харамис встревожил слишком откровенный тон письма. Была в этих строчках какая-то загадка, нелепость...
«Неужели он всерьез верит, что я влюбилась в него? — спрашивала себя принцесса.— Что я готова поднести ему на золотом блюдечке с голубенькой каемочкой свое сердце? Он что, спятил?! Разве я похожа на крестьянскую дурочку, готовую стать рабыней первого же мужчины, который коснулся ее? Или он думает, что сразил меня наповал хитрыми устройствами своей коллекции?»
Харамис устроилась в кресле перед камином, где сразу, как только она вошла в комнату, разгорелся огонь. Письмо было зажато в откинутой руке. Перед глазами принцессы прошел ряд хитроумных магических предметов, представленных Орогастусом.
«Конечно, это удивительные машинки,— думала она.— Кто знает, на что они способны? М-да, они совсем не похожи на те игрушки, которые я хранила у себя в Цитадели. Но поразительнее всего — его взгляд! Его цепкие завораживающие глаза, похожие на два заряженных арбалета, когда он смотрел на эти адские штучки. Зловещий взгляд... С другой стороны, он совсем не похож на отъявленного негодяя, каким я считала его вначале. Орогастус, безусловно, натура сложная, скорее несчастная. Безрадостное детство, бесконечные хлопоты о хлебе насущном... Конечно, его поддержку королю Волтрику простить нельзя. Возможно, правда, он не мог перечить обезумевшему королю, иначе его тут же вышвырнули бы из Лаборнока. Что поделаешь, если судьбой ему предначертано покинуть родину и уехать в далекий край — в эти дикие горы, куда призвала его тайна Пещеры Черного Льда. Трудно противиться зову пророчества, открывшегося человеку и обязывающего его явиться сюда и овладеть секретами всех этих чертовых машин».
Дрова весело трещали в камине, и от него шло приятное тепло.
«Будь я в положении Орогастуса,— спросила себя Харамис,— смогла бы я отказаться? Смогла бы все взвесить, проявить проницательность? Хватило бы у меня решимости отвергнуть предложение стать придворным магом у зло-дея-правителя, если бы это шло вразрез с линией судьбы?»
Принцесса протянула руку и взяла со стола пакет. Развернула, принялась изучать облачение, уложенное в него. Без этих атрибутов, как уверял Орогастус, Силы Тьмы не допустят ее в Пещеру Черного Льда. Одежды выглядели настолько красиво, что Харамис не могла справиться с искушением примерить их тотчас. Как же этот наряд будет сидеть на ней?
В пакете лежала нижняя рубашка, сшитая из какой-то холстины, и пара туфель. Потом роскошное платье из отливающей серебром материи со вставками ярко-черного, поблескивающего шелка — на ощупь просто ледяное. Кроме этого, плащ цвета безоблачного ночного неба, украшенный орнаментом, вышитым серебряной нитью. На спине густо рассыпаны звезды. Еще в плоском на первый взгляд пакете умещался необычной формы шлем. Принцесса долго колебалась, прежде чем надеть его. В качестве забрала к нему была прикреплена жемчужного цвета полумаска, оставлявшая открытой нижнюю часть лица. По абрису головы, от одного плеча до другого, шли остроконечные стержни разной длины, напоминавшие лучи. Все сооружение походило на своеобразную корону, обнимавшую голову. Волосы шлем не закрывал, и они свободно струились по спине. К платью были приложены длинные перчатки.
Полностью облачившись в сей ритуальный наряд, Харамис сразу почувствовала нестерпимое желание скинуть его, разорвать на клочки и бежать отсюда... Как, почему — она не могла понять, но этот зуд не оставлял ее — скорее к двери, потом на башню и звать, звать птицу, чтобы она поскорее унесла прочь. К тому же, обратила внимание Харамис, ее талисман, висевший на груди, совсем заледенел под этой одеждой, а янтарная капелька окончательно угасла.
«Что ты делаешь? — спросила она себя.— Неужели не соображаешь, что это необычный наряд? Те устройства, которые он мне показывал, не имеют никакого отношения к магии — я в этом уверена, но вот эти тряпки? А что, если Силы Тьмы, о которых он столько раз упоминал, действительно существуют? Он, очевидно, поклоняется им, и в ответ они наградили его чем-то таким, что позволяет ему превзойти возможности обычного человека. Но чем можно соблазнить такую незаурядную личность, как Орогастус? Ответ напрашивается сам собой — ему обещали власть над миром. Другого объяснения просто быть не может!.. Подожди, не спеши, взвесь все основательно, дело дошло до той черты, когда нельзя допустить ошибку. Это ощущение твердое? Да. Значит, оно верно. Теперь по поводу Орогастуса... Объясняет ли найденная тобой причина его поступки?.. По-видимому, да! Я сама вряд ли смогла бы устоять перед таким соблазном. Именно эта до сих пор не высказанная цель в какой-то мере одухотворяет его, делает таким притягательным. К сожалению, женское сердце тает перед всем необычным, исполненным тайны. Безусловно, он наделен огромной силой, но в чем ее источник, какого она рода? Светлого, темного? Что я могу взять от нее, чем воспользоваться?»
Ее охватил беспричинный животный страх, на лбу выступили бисеринки пота. Машинально она схватилась за Трехкрылый Диск, сосредоточила взор в центре волшебного кольца, страстно зашептала:
— Белая Дама! Белая Дама! Ответь. Откликнись...
Несколько мгновений в центре кольца по-прежнему виднелись сумрачный угол комнаты, тусклый рисунок на ковре, стена, нижняя бахрома шторы, потом Харамис решила — а что, если снять перчатки? К ее удивлению, волшебный жезл сразу ожил, затеплился, запульсировал впаянный в янтарь черный цветок. Не прошло и нескольких секунд, как мрачный интерьер комнаты подернулся сероватой дымкой. Все гуще, гуще... Следом в окружности ясно проступило утомленное лицо Великой Волшебницы Бины — голова ее покоилась на подушке. Было видно, что. Белая Дама чувствует себя очень плохо. Глаза ее были открыты, слезы копились в уголках возле переносицы и медленно скатывались по щекам. Увидев Харамис в одеянии служительницы Сил Тьмы, она заплакала еще сильнее.
— Так быстро? — Ее голос прозвучал не громче шелеста цветов в вазе, когда их головок касается легкий ветерок,— Он так легко одолел тебя? Нет... Я несправедлива к тебе, моя девочка. Я чувствую, что ты еще не выбрала свой путь.
— Конечно! Я в растерянности!
Изображение Белой Дамы заколебалось, однако потом все восстановилось. Харамис невольно отметила, что Великая Волшебница обошлась без упреков, без язвительных замечаний. Она беседовала, как любящая мать, выговаривающая дочери за нелепую промашку. В ее голосе слышались любовь и забота.
— Я пришла сюда, потому что он пригласил меня,— принялась оправдываться Харамис. Потом, рассердившись, что и в самом деле ведет себя как напроказившая девчонка, с холодной решимостью заявила: — Я хотела узнать всю правду об Орогастусе — кто он? Я должна была своими глазами взглянуть на него — понять, на что он способен, насколько увяз в паутине Зла...
— И что же?
— С головой! Хотя все оказалось не так просто. Он — не мошенник, не патологический маньяк, в его рассказах присутствует реальная жизнь, только своеобразно преломленная. Он уверяет, что его ведет предначертание, пришедшее свыше.
— Да, подобного рода сведения действительно могут оказаться полезными,— мягко согласилась Великая Волшебница,— но разве это мудро — так долго оставаться под его крышей?
— Я не испытываю здесь ощущения опасности,— беспечно ответила Харамис.— Мой ламмергейер свободен, он находится поблизости и может унести меня в любой момент. Орогастус не посягает на мой талисман. Он очень любезно обращается со мной...
— Слишком любезно.
Девушка покраснела, жемчужная полумаска прикрыла ее смущение.
— Да,— кивнула она и тихо согласилась: — Слишком.
— Я давно почувствовала, Харамис, что тебя заманили в ловушку. Он ловко воздействовал на твое пылкое воображение — этакий непризнанный, страдающий гений, вынужденный служить Тьме, в то время как его душа рвется к Свету. Ты решила, что, попав в его логово, познакомившись с его коллекцией, ты откроешь секрет? Отыщешь тайну его жизни и смерти?
— Да,— вновь кивнула Харамис.— Именно поэтому я согласилась посетить Бром. Я пришла сюда за знанием. И в этом смысле я многое получила. Надеюсь добиться большего, особенно насчет того, что касается Рувенды... Мне еще многое надо узнать. Все будет хорошо — я верю в это.
— Да, все будет хорошо... Но очень скоро ты должна навестить меня и услышать мою точку зрения. Она во многом расходится с точкой зрения Орогастуса. Я больше склоняюсь к мнению обычных граждан, утверждающих, что никакими романтическими одеждами не скрыть злодейства. Конечно, ты должна составить собственное мнение, но вот один вопрос. Не утверждал ли Орогастус, что король Волтрик заставил его принять участие во вторжении?
— Да, он заявил, что в этом деле он являлся лицом зависимым.
— И ты поверила? Никто не сомневается в том, что поход начался по его инициативе. Но не в этом сейчас дело... В тебе... Между дорогой, которую я распахнула перед тобой, и путем, на который зовет Орогастус, большая разница. Конечно, чтобы сделать правильный выбор, ты должна познакомиться с обоими вариантами.
— Я скоро буду у вас,— торопливо заверила принцесса.
— Смотри, не опоздай...
Лицо Бины угасло, вновь серая пелена затянула поверхность кольца, потом и она растаяла.
Харамис отпустила талисман, и он, раскачиваясь, повис на золотой цепочке. Потом она встала и направилась в ванную комнату, где долго разглядывала незнакомку, одетую в странный, пугающий наряд. Черный и серебристый. Глаз не видно...
Она вернулась в спальню и начала снимать подаренные одежды, но про себя окончательно решила, что завтра, несмотря ни на что, снова наденет их и отправится с Орогастусом в Пещеру Черного Льда.