ПВ 16:41

— Болонская копченая колбаса, салями или сыр, мистер Флэкс, и больше ничего. А хлеб только белый.

Флэкс посмотрел на поднос с неаппетитными сандвичами.

— Ну почему, Чарли, — спросил он. — В тот момент, когда начинается работа, сразу кончается вся еда и нам присылают такое вот дерьмо? Хлеб, видимо, черствый?

— К сожалению, мистер Флэкс. Но, в конце концов, после семи вечера нельзя ожидать...

— Нельзя что? Нельзя ожидать нормальной еды, потому что в буфете рабочий день кончился? Да у меня здесь люди работают сутками без перерыва, а вы не можете придумать ничего получше этих дерьмовых сандвичей!

— Это не я придумываю, я только разношу. Берете?

— Нищим выбирать не приходится, — проворчал Флэкс, его гнев прошел так же быстро, как и вспыхнул. Он приподнялся в кресле, чтобы размять затекшие ноги. Надо походить, но сперва он перекусит. — Дайте мне каждого по одному. Спасибо.

Он выбросил лишний хлеб и сделал себе что-то вроде трехслойного бутерброда. Он медленно жевал, откусывая большими кусками, и слушал через наушники распоряжения бригады, занимавшейся двигателями.

— ...вот тот, желтого цвета, справа. Нужно отрезать часть кабеля и заизолировать нижний конец. Так...

Он все время слышал этот голос и помнил о тех двоих, которые пытались в открытом космосе починить ядерные двигатели. Работали, помня об урочном часе. При этой мысли его глаза обратились к табло — полетное время 16:42. Пока он смотрел, стало 16:44. Время шло. Загорелся световой сигнал, и он нажал кнопку.

— Я говорю из конторы русских, Флэкс. Я был в Капустином Яре и на Байконуре, они клянутся, что у них нет ничего на ходу, чтобы состыковаться с «Прометеем» раньше предельного срока. Через два дня на старте будет «Союз», но они могут сократить этот срок только на несколько часов. Это подтверждается имеющейся у нас информацией и, с твоего позволения, данными ЦРУ. Я обратился к ним, не спрашивая твоего разрешения, я знаю, что должен...

— Нет, не в этот раз. Ты поступил правильно, спасибо. Значит, нет никаких шансов послать сейчас советский корабль?

— Абсолютно никаких. Извини.

— Все равно, спасибо.

— От Советов помощи никакой. А НАСА может запустить свой «челнок» не раньше чем через неделю — это в самом лучшем случае. Они, конечно, готовят его, спешат, насколько возможно... Если «Прометею» удастся выбраться с этой орбиты, им все равно может понадобиться помощь. Но помощь может и опоздать.

Эх, если бы у военных сейчас был наготове свой «челнок»! Он мог бы вообще-то предусмотреть это для страховки. Опять слезы над сбежавшим молоком: что толку терзать себя? Все это были секретные проекты, но невозможно сохранить в тайне от других людей, занимающихся тем же делом. Полезный груз «челнока», ну да, все это было достаточно засекречено, хотя все догадывались, зачем им нужна грузоподъемность в двадцать тонн. Военные никогда не прекращали свои дорогостоящие игры. Бэннер-ман сказал, что корабль пока не готов, а уж он-то должен знать. Впрочем, он ведь не сказал, сколько потребуется времени на подготовку... Это мысль. Если дело в одном-двух днях, это может пригодиться, если «Прометей» действительно выберется на более удобную орбиту. Спросить у Бэннермана? Нет, незачем снова беспокоить Белый дом, они все еще совещаются.

Позвонить на мыс самому? При этой мысли он тяжело вздохнул и взял чашку, запивая последний кусок безвкусного сандвича холодным черным кофе. Что и говорить, трапеза гурмана. Нет, и думать нельзя о том, чтобы прямо спросить про засекреченный проект. Может быть, года через два они сообщат ему, чем занимаются. Попробовать с черного хода. Интересно, кто работает над этим проектом, кого он знает достаточно хорошо? Да еще чтобы сумел пробиться через бюрократические барьеры? Среди военных, пожалуй, никого. Ну конечно, инженеры. Задай правильно вопрос, получишь верный ответ! Вольфганг Эрнстинг. Они целую вечность проработали вместе, прежде чем Вольфганг предпочел большие деньги и высокую секретность. Один из членов команды Пенемюнде, которую привез фон Браун. Флэкс схватил телефон.

— Я хочу заказать личный разговор с Флоридой.

В Нью-Йорке внезапная летняя гроза хлестала дождем по закопченным окнам маленькой комнаты, водяные ручейки рисовали на стекле светлые полосы. Купер, научный редактор «Га-зетт-таймс», смотрел на дождь, но не видел его, не замечал. В его мозгу строгие факты и туманные предположения превращались в пламенные строки. Он в последний раз погрыз свои выпачканные чернилами ногти, чтобы расставить мысли по местам, затем принялся лихорадочно стучать двумя пальцами на древнем «Ундервуде».

«Надвигается более крупная катастрофа, — писал он, — по сравнению с которой трагедия Коттенхэм-Ньютауна покажется незначительной. Смерть, с воем упавшая с небесной синевы на этот беззащитный город, была всего лишь небольшой частью сложной системы, включавшей в себя еще пять ускорителей, которые подняли «Прометей» на орбиту, где сейчас он и пребывает в весьма неустойчивом положении, проносясь над нашими головами каждые восемьдесят восемь минут. Эти ускорители — можно сказать игрушки по сравнению с самим «Прометеем»: вместе с грузом вес корабля превышает две тысячи тонн. Такую огромную цифру трудно осмыслить, пока не сопоставишь ее с чем-то знакомым. Эсминец военно-морских сил США. Целый эсминец висит там, наверху, над нашими головами! Пушки, броня, двигатели, снаряды, корпус, боеприпасы — вот вес всей этой готовой упасть махины. И она упадет — и принесет с собой кое-что похуже собственного веса. Радиоактивное заражение! Ведь в качестве топлива для двигателя на «Прометее» находятся пятьсот фунтов урана. Когда «Прометей» врежется в землю и взорвется, как небольшая атомная бомба, выброс радиоактивного газа неизбежен. И его будет более чем достаточно, чтобы уничтожить два миллиона людей при благоприятных условиях распространения. Куда же упадет эта атомная бомба из космоса? Она упадет...»

Так все-таки куда свалится эта чертова штука? Купер размышлял. Он повернулся к меркаторовой карте земного шара, разложенной на столе. Сверху ее покрывала калька с обозначением орбиты. С каждым витком траектория менялась в связи с вращением Земли. Так... здесь... на двадцать восьмом витке, когда, как они объявили, корабль войдет в плотные слои атмосферы, он будет проходить... Господи!.. Прямо над серединой Американского континента!

Купер поежился и посмотрел в темное небо. Черные птицы его пророчеств слетались домой на ночлег. Гораздо ближе к его собственной голове, чем ему бы хотелось.

— Мы должны быть готовы ко всему, господин президент, — произнося это, доктор кивнул. — Вероятность того, что «Прометей» может погибнуть, велика...

— Я не хочу думать об этом, у меня тут же обостряется язва. Драгони, еще один бурбон, и поживее.

— Боюсь, нам придется подумать. Мы должны учитывать международные последствия еще одной катастрофы. Как это, например, отразится на наших отношениях с Советским Союзом и другими государствами?

— Эй, а мы учитываем жизни тех пятерых? И то, как могли бы им помочь? — поинтересовался Гродзински.

Дилуотер кивнул в его сторону — это был почти поклон признательности и одобрения. Гродзински, при всех своих крупных и явных недостатках, по крайней мере думал по-человечески — о людях.

— Речь не о них, — сказал Шлохтер, слегка раздув ноздри.

— Позволю себе не согласиться с госсекретарем, — вмешался Дилуотер. — От имени НАСА я заявляю, что жизни этих людей представляют для нас величайшую ценность. Иначе и быть не может.

— Они нам дороги, разумеется, — сказал Бэндин, позвякивая льдом в стакане. — Однако в данный момент мы говорим не об этом. Это совершенно другой ряд проблем. Что, если им не удастся починить корабль? Что, если он действительно упадет через двадцать шесть часов? Можем ли мы допустить, чтобы он уничтожил какой-нибудь город, как был уничтожен тот английский? И в состоянии ли мы этому помешать?

— Способ есть, — сказал Бэннерман.

— Спасти все? — спросил Бэндин.

— Я этого не говорил, господин президент. Я сказал, что есть способ предотвратить падение «Прометея» и еще одну катастрофу на Земле.

— Что за способ?

— Если бы корабль можно было уничтожить в воздухе...

— Вы выражаете вслух мои мысли, Бэннерман!

— Да, сэр. У нас в Штатах боевые ракеты находятся в состоянии постоянной готовности на случай внезапного ядерного удара. Они рассчитаны на перехват и уничтожение ракет противника, нацеленных на Соединенные Штаты. Получилась бы хорошая проверка всей системы...

Саймон Дилуотер с трудом сдержал гнев и отвращение:

— Вы говорите о сознательном уничтожении пятерых космонавтов, генерал? Трое из которых американские граждане?

— Да, — Бэннерман был спокоен и невозмутим. — Во время войны мы несем куда большие потери, и никто не жалуется.

К завтрашнему утру на наших дорогах в автомобильных катастрофах погибнет в десятки раз больше народу. Речь должна идти не о количестве жизней и не о гражданстве этих людей. Единственное, о чем мы должны думать, — как не допустить более крупной катастрофы, которую может вызвать падение корабля на Землю.

— А вы думали, что станет с проектом «Прометей», если пойти на это? — спросил Дилуотер.

— В данный момент это неважно, — ответил Бэннерман ледяным тоном. — Если бы вы приложили больше старания, проектируя «Прометей», мы бы сейчас не сели в эту лужу.

— Вы не можете утверждать...

— Хватит! — рявкнул Бэндин. — Подраться можете потом. Сейчас перед нами проблема. Генерал, подготовьте мне самую последнюю информацию по оборонительным ракетам. Ну, сами знаете, готовы ли они к запуску и так далее... и до каких пор можно откладывать пуск, чтобы в крайнем случае успеть сбить эту штуку, пока она не рухнула на Соединенные Штаты.

— Да, господин президент. Все будет готово через несколько минут.

— Да, и я хочу знать, как это делается, то есть какая боеголовка?..

— Ядерная. Разрешите мне воспользоваться телефоном?

В комнате наступила тишина. Гродзински, как-то съежившись, водил карандашом по столу. Дилуотер молчал, выпрямившись, но не мог согнать с лица выражение ужаса. Один Шлохтер казался невозмутимым.

— Мы должны рассчитывать на худшее, —* сказал он. — Полный провал данного полета во всех отношениях. Если это произойдет, то как отразится в целом на проекте «Прометей», мистер Дилуотер?

— Проект... да, конечно. Это отбросит нас назад по крайней мере на год... Ничего себе замена орбитальной станции! Вы должны понимать, что после сборки генератора корабль со своими ядерными двигателями должен был бы использоваться как последняя ступень для переброски дополнительных стройматериалов. Без этого мы не сможем запустить генератор.

— Год? Вы хотите сказать, целый год? — спросил Бэндин с мрачным видом.

— Боюсь, это минимальный срок, сэр.

— Потом — выборы, — сказал Бэндин. — В это кресло усядется какой-нибудь чурбан неотесанный, а вы все останетесь без работы. Если этого не хотите, придется что-нибудь быстренько придумать.

— Если только они не починят двигатель, — сказал Бэннер-ман. — Сейчас это наш единственный шанс. Они должны полностью сосредоточиться на нем.

— Можешь запросто побиться об заклад на свою задницу, — сказал Бэндин. — Как у них дела, Дилуотер? Каковы последние сведения?

— Пока без изменений, господин президент. Наш пилот и доктор Брон находятся в открытом космосе и производят ремонт согласно указаниям из Центра управления. Все идет по плану.

— Сколько это еще продлится?

— Я затрудняюсь сказать...

— А вы заставьте себя.

— Предположительно, а я действительно лишь предполагаю, они могли бы закончить где-то через час.

— Будем на это надеяться.

— Мы все молим за них Господа, господин президент.