Над белыми вершинами Химелии встало солнце. Группа всадников, глядя вверх, приостановилась у подножия длинного склона. Высоко над их головами на склоне горы вздымалась каменная башня. Дальше, выше нее, бежали стены еще более мощной крепости, стоящей у самой границы вечных снегов, покрывающих вершины Имша. В этой картине было что-то нереальное: алые склоны тянулись к фантастическому замку, выглядевшему отсюда как детская игрушка, а сверкающая белизна вершины за ним, казалось, вонзалась в холодную голубизну неба.

— Оставим коней здесь, — произнес Конан. — Этот предательский подъем лучше одолеть пешком. Тем более, что кони устали.

Он соскочил с черного жеребца, который стоял на широко расставленных ногах, опустив голову. Всю ночь они мчались вперед, подкрепляясь остатками еды из своих вьюков и останавливаясь только для того, чтобы дать немного отдохнуть лошадям.

— В этой башне живут аколиты Черных Колдунов, — сказал Конан. — Или, как их еще называют, цепные псы своих господ. Они. не будут сидеть сложа руки, когда увидят нас на склоне.

Керим Шах взглянул вверх на дорогу, по которой они приехали: она находилась довольно высоко на склоне Имша. Туранец напрасно старался увидеть в этом лабиринте какое-либо движение, которое говорило бы о приближающейся погоне. Афгулы, скорее всего, потеряли в ночи след своего вождя.

— Что ж, пошли!

Они привязали уставших коней к тамарискам и без лишних слов двинулись в гору. Отовсюду они были видны как на ладони. Голый склон был покрыт слишком маленькими валунами, чтоб за ними мог укрыться человек. Хотя там могли прятаться другие живые существа.

Они не прошли и пятидесяти шагов, когда из-за одного из камней выскочило рычащее существо с пеной, сочащейся изо рта, и глазищами, налитыми кровью. Конан шел первый, но пес не напал на него. Проскользнув рядом, он бросился на Керим Шаха. Туранец отпрыгнул в сторону, и огромный зверь упал на идущего следом иракзая. Воин крикнул и заслонился рукой. Бестия повалила его на спину, разрывая ему руку, и через секунду сама свалилась под ударами дюжины сабель. И все же не прекращала попыток вцепиться в челюсть следующей жертве, пока не была буквально разрублена на куски.

Керим Шах перевязал раненому разорванное плечо, внимательно посмотрел на него и молча отвернулся. Присоединился к Конану, и они продолжали подъем.

Потом Керим Шах сказал:

— Странно, что деревенский пес забрался аж сюда.

— Здесь нечего жрать, — согласился с ним киммериец.

Они оба обернулись и посмотрели на раненого воина, марширующего за ними в толпе иракзаев. Его темное лицо блестело от пота, а искаженные гримасой боли губы показывали ощеренные зубы. Конан и Керим Шах снова посмотрели на возносящуюся перед ними каменную башню.

На вершинах лежала сонная тишина. Ни на башне, ни на стенах стоящего за ней, похожего на пирамиду строения они не заметили ни малейшего движения. Устремившиеся туда мужчины шли в напряженном молчании, как люди, идущие по краю вулкана. Керим Шах снял с плеча огромный лук, который разил за пятьсот шагов. Иракзаи потянулись к своим лукам — они были полегче и разили на меньшее расстояние.

Но им еще не удалось подойти к башне на расстояние лета стрелы, когда что-то неожиданно упало на них из безоблачного неба. Пролетело так близко от киммерийца, что он почувствовал прикосновение машущих крыльев на лице, но не он, а следующий за ним иракзай зашатался и упал, истекая кровью из разорванной артерии. Сокол с крыльями цвета полированного металла, с окровавленным, изогнутым, как сабля, клювом, вновь взмыл в небо и внезапно замер, когда зазвенела тетива лука Керим Шаха. Птица рухнула, как камень, но никто из мужчин не мог бы указать того места, куда она упала.

Конан наклонился над несчастным, но тот уже умер. Никто ничего не успел сказать, не было смысла обсуждать ни этот случай, ни то, чего еще никогда доселе не случалось, — чтобы сокол напал на человека. В душах диких иракзаев бешенство состязалось с фаталистической апатией. Волосатыми руками они сжимали свои луки и бросали мстительные взгляды в сторону башни, неподвижность которой, казалось, издевается над ними.

Следующее нападение не заставило себя ждать. Все увидели, как из-за края башни выкатилось белое дымное облачко и поплыло вниз по склону. За ним появились другие облака. Они выглядели безобидными, как пушистые шарики мутной пены, но Конан отодвинулся в сторону, избегая столкновения с первым облачком. Один из иракзаев, идущий следом, размахнулся и рубанул тучку мечом. Раздался оглушительный грохот. Клуб дыма исчез в ослепительной вспышке, а от слишком любопытного воина осталась только кучка обугленных, почерневших костей. Сморщенная ладонь все еще сжимала рукоять из слоновой кости, но клинок расплавился и испарился в страшном огне. И все же воины, даже стоявшие рядом с жертвой, совершенно не пострадали, они были только ошеломлены и слегка ослеплены внезапной вспышкой.

— Взрывается от прикосновения металла, — произнес Конан, — Смотри, они приближаются!

Склон над ними был почти покрыт спускающимися шариками. Керим Шах натянул тетиву и послал в самую их гущу стрелу. Пробитое стрелой облако взорвалось, как мыльный пузырь, брызгая огнем. Остальные воины последовали примеру туранца, и через несколько минут на склоне бушевала буря, разили громы и молнии, сыпавшие дождем искр. Когда белые клубы исчезли, в колчанах у воинов осталось не так уж много стрел.

Они яростно взбирались в гору по обугленной и почерневшей земле, огибая те места, где голая скала превратилась в лаву от этих проклятых взрывов.

Наконец они оказались на расстоянии полета стрелы от башни и растянули ряды, нервно оглядываясь вокруг: какую еще неожиданную ловушку устроят им защитники башни.

На стенах появилась одинокая фигура, несущая десятифутовый медный рог. Хриплый рев, покатившийся по склону, был похож на звуки трубы в судный день. Сейчас же из подземных глубин ему отозвался глухой грохот и шум. Земля под ногами воинов затряслась.

Иракзаи на дрожащем откосе зашатались, как пьяные, с криками ужаса, но Конан с бешеным блеском в глазах и с кинжалом в руках ринулся, как вихрь, по склону, прямо к двери в стене. Сверху раздавался издевательский рев и подвывание огромного рога. Керим Шах подтянул стрелу к уху и отпустил тетиву.

Только туранец мог сделать такой выстрел. Звук рога внезапно смолк, и в воздухе раздался высокий, пронзительный крик. Стоящая на башне фигура в зеленой одежде зашаталась, хватаясь за торчащее в груди длинное древко, потом перевалилась через парапет и рухнула вниз. Огромный рог покатился и повис на краю стены. Вторая фигура в зеленой тоге подскочила, чтобы схватить рог. Снова зазвенела тетива, и вновь эхом ей отозвался крик агонии. Второй аколит, падая, задел рог локтем, и он разлетелся на куски у подножия башни.

Конан с такой быстротой преодолел пространство, отделяющее его от двери, что еще не смолкло эхо от шума падения, а он уже бил острием своего ножа в дверь. Инстинктивно отскочил, когда сверху вылили на него расплавленное олово. В следующую минуту он уже был у ворот, атакуя их с удвоенной яростью. Тот факт, что их враги прибегли к таким обычным видам обороны, придал ему силы. Колдовская сила аколитов все же не была безграничной. Может, они уже исчерпали все запасы своих чародейских штучек?

По скату взбежал Керим Шах, а за ним следом — шатающиеся воины. На бегу они выпускали стрелы, которые со свистом перелетали за стену либо разбивались о зубцы стен.

Толстое тиковое дерево уступило под ударами киммерийца, который осторожно заглянул внутрь, приготовившись к худшему. Увидел овальную комнату и ведущую наверх крутую лестницу. В противоположной стене помещения увидел широко открытую дверь, за ней склон… и спины полдюжины одетых в зеленое людей, убегающих изо всех сил.

Конан завыл и прыгнул внутрь, но тут инстинкт подсказал ему остановиться и броситься назад на секунду раньше, чем огромный каменный блок с грохотом рухнул на то место, где он только что коснулся ногой пола. Киммериец побежал вдоль стены, криком призывая остальных следовать за ним.

Аколиты покинули первую линию обороны. Обежав башню, Конан увидал их зеленые силуэты высоко вверху. Дыша жаждой мести, он помчался за ними, а Керим Шах с иракзаями наступали ему на пятки. Минутное ликование заставило их забыть о своем врожденном фатализме, при виде убегающих врагов они завыли, как стая волков.

Башня стояла на нижнем крае узкого плато, почти незаметно наклоненного к откосу. Через несколько сот ярдов плато вдруг кончалось глубокой расщелиной, абсолютно незаметной снизу. В эту расщелину и спрыгнули аколиты, даже не замедлив бег. Преследователи только увидели их зеленые развевающиеся одежды, исчезающие за краем пропасти.

Несколько минут спустя преследователи также стояли на краю рва, отделяющего их от замка Черных Колдунов. Насколько видел глаз, в обе стороны лежала пропасть шириной в тысячу и глубиной в пятьсот футов, с вертикальными стенами, вероятно, идущая вдоль всей вершины Имша. Она была до краев наполнена искрящимся и блестящим туманом.

Конан взглянул вниз и выругался, заметив одетых в зеленое аколитов, поспешно проходивших по сверкающему, словно серебро, дну долины. Их силуэты были смазаны и невыразительны, словно они были погружены в глубокую воду. Они шли цепочкой, направляясь к противоположной стене обрыва.

Керим Шах натянул лук и выпустил засвистевшую стрелу. Но она, попав во мглу, наполнявшую расщелину, казалось, внезапно потеряла скорость и, отклонившись от своего курса, упала далеко от цели.

— Если они смогли туда спуститься, то и мы сможем! — сказал Конан стоящему рядом с ним Керим Шаху, который с удивлением наблюдал за полетом своей стрелы. — Я видел, они прошли этим путем…

Напрягая взгляд, он заметил внизу что-то напоминающее золотую нить, растянувшуюся по всей ширине каньона. Аколиты шли вдоль этой нити, и вдруг киммериец припомнил казавшиеся ему ранее непонятными слова Хемсы: «Держись золотой жилы!» Наклонившись, он нашел на краю расщелины тонкую полосу сверкающего золота: это жила золотого месторождения, лежащего прямо на поверхности, сбегала вниз и шла через серебряное дно ущелья. Он увидел кое-что еще, чего до этого не мог заметить из-за особенного преломления света. Золотая жила шла вдоль карниза, спускающегося до самого дна и снабженного углублениями для рук и ног.

— Ах вот как они спустились вниз, — сказал Керим Шах. — Они, значит, не могут летать по воздуху. Пойдем за…

В эту минуту укушенный псом мужчина издал ужасный крик и, оскалив зубы, бросился на Керим Шаха. Из его рта лилась пена. Туранец проворно, словно кот, отскочил в сторону, а взбесившийся рухнул головой вниз в пропасть. Остальные воины в изумлении подбежали к краю пропасти. Мужчина не пошел вниз камнем, а медленно плыл сквозь розовую мглу, как человек, погружающийся в воду. Конечности его судорожно дергались, а пунцовое, искаженное конвульсиями лицо выражало скорее боль, чем бешенство. Наконец он упал на блестящее дно пропасти и остался недвижим.

— В этой расщелине нас подстерегает смерть, — пробормотал Керим Шах, отшатнувшись от розовой мглы, которая почти доставала ему до ног. — А что теперь, Конан?

— Идем дальше! — невесело ответил киммериец, — Эти аколиты — обычные люди: если мгла не убила их, значит, она не убьет и нас.

Он подтянул пояс и невольно дотронулся при этом до пояса, подаренного Хемсой. Свел брови и грустно улыбнулся. Он совсем забыл об этой вещи, и все же именно она трижды спасла его, подставляя другие жертвы.

Аколиты достигли противоположной стены и ползли по ней, как большие зеленые мухи. Конан взошел на платформу и стал осторожно спускаться. Розовая туча окутала его ноги и поднималась выше по мере того, как он опускался по карнизу. Она доставала до его колен, до бедра, потом до пояса и плеч. Он ощущал ее вокруг себя, как густой туман во влажную ночь. Когда она уже доставала до шеи, он поколебался, потом с головой окунулся во мглу. В тот же миг стал задыхаться, неумолимая сила не давала ему вздохнуть, сдавив ребра в смертельном объятии. Конан в отчаянии подпрыгнул, борясь за жизнь. Выставив голову на поверхность, стал ртом хватать воздух.

Керим Шах наклонился над ним, что-то говоря, но Конан не слышал его и не обращал на него внимания. Он мысленно перебирал в памяти указания умирающего Хемсы. Попробовал нащупать золотую жилу и обнаружил, что, спускаясь, сошел с нее. Заметил ряд углублений для рук и ног в карнизе. Встав точно на жилу, начал спускаться вновь. Розовая мгла снова окутала его. Голова его тоже окунулась во мглу, но, стоя на золотой жиле, он по-прежнему мог дышать. Увидел вверху лица глядящих на него товарищей, слегка размытые в блестящем тумане. Жестом приказал им следовать за ним и быстро стал спускаться, не ожидая, пока они последуют его примеру.

Керим Шах молча вернул меч в ножны и пошел следом за киммерийцем, а иракзаи поспешили за Керим Шахом, скорее опасаясь потерять предводителя и проводника, чем какого-то подвоха, который мог их ожидать в этой расщелине. Они держались золотой жилы так, как показал им киммериец. Спустились на дно пропасти и пошли по серебристой равнине, ступая по золотой полосе, как люди, идущие по проволоке над пропастью. Шли, словно по невидимому туннелю, наполненному воздухом. Со всех сторон их окружала смерть.

Тропинка, по которой скрылись аколиты, вела к карнизу по другую сторону расщелины и исчезала за его краем. Они двинулись туда, приготовившись к встрече с неизвестной опасностью, таящейся среди острых камней, которыми был усыпан край обрыва.

Их ждали там одетые в зеленые одежды, вооруженные ножами аколиты. Возможно, убегая, они достигли некоей границы, которую не могли переступить. Может, опоясывающий живот Конана стигийский пояс был причиной тому, что их заклятья оказались бессильными. А может, зная, что за поражение они будут наказаны смертью, решили использовать последний шанс и с ножами в руках выскочили из-за скал.

Среди потрескавшихся камней началась кровавая битва, оружием в которой было не искусство чернокнижников, а обычные клинки. Звенела сталь, со свистом опускались лезвия, рассекая плоть, мускулистые руки наносили могучие удары, лилась кровь, а по телам упавших топтались сражающиеся.

Как выяснилось потом, только один из иракзаев истек кровью и умер, но аколиты полегли все до одного, — изрезанные, порубанные на куски, сброшенные в пропасть, они медленно опускались на сверкающее внизу серебристое дно.

Победители, стерев с лица кровь, огляделись. Кроме Конана и Керим Шаха, еще четверо иракзаев вышли из битвы невредимыми.

Они стояли меж потрескавшихся скал, образовавших зубчатый край расщелины. Вьющаяся отсюда по невысокому склону тропка вела к широкой лестнице, сделанной из зеленых шестифутовых камней, напоминающих нефрит. Ступени вели на широкую галерею из такого же полированного материала, а за ней — этаж за этажом — вздымался замок Черных Колдунов. Казалось, что его вырубили из одной отвесной скалы ущелья. Архитектура замка поражала великолепием, хоть и была лишена украшений. Немногочисленные окна были прикрыты ставнями. Нигде никаких признаков жизни, ни одного дружественного или враждебного существа.

Без слов, осторожно, они пошли по тропе, словно люди, приближающиеся к змеиному логову. Иракзаи шагали точно в трансе, как идущие на верную смерть. Даже Керим Шах молчал. Только Конан, казалось, не осознавал, каким беспрецедентным нарушением традиций были их действия, какую огромную брешь они пробили в общепринятых взглядах. Он был не с Востока, его породила раса, сражавшаяся с демонами и чернокнижниками так же ожесточенно и успешно, как и с прочими врагами людей.

Он взошел по блестящим ступеням и по широкой зеленой галерее подошел к виднеющейся по другую ее сторону, обитой золотом двери из тикового дерева. Окинул внимательным взглядом верхние этажи вздымающейся перед ним огромной пирамиды замка, протянул руку к медной ручке, торчащей в двери, и с кривой усмешкой задержал ее на полпути. Ручка была в форме змеи с выгнутой шеей и поднятой головой. Конан заподозрил, что металлический гад может вдруг ожить от прикосновения его руки.

Одним ударом он отрубил ручку, и медный звон упавшей на камень змеи отнюдь не рассеял его подозрения. Концом кинжала он отбросил ее и вновь повернулся к двери. Вокруг царила полная тишина. Розовая мгла окутывала далекие вершины. Солнце блестело на горных вершинах, покрытых снегом. Высоко вверху повис ястреб, как черная точка в небесной сини. Кроме него, единственными живыми существами были люди, стоящие перед обитой золотыми листами дверью, — маленькие фигурки на галерее из зеленого нефрита на склоне огромной горы Имш.

Холодный ветер, прилетевший с ледников, хлестнул по ним, развевая обрывки их одежды. Кинжал Конана, ударивший в массивную дверь, вызвал гремящее эхо. Киммериец бил раз за разом, пробивая металлические листы и тиковое дерево. Через минуту он осторожно заглянул сквозь пробитое отверстие внутрь. Увидел просторную комнату с голыми стенами из шлифованных камней и мозаичным каменным полом. Единственной мебелью здесь были столики из шлифованного эбенового дерева и каменный подиум. Нигде не было ни следа живой души. В противоположном углу комнаты он увидел следующую дверь.

— Оставь стражника у дверей, — сказал он. — Идем внутрь.

Керим Шах приказал одному из воинов стоять на страже, тот с луком наготове вернулся на середину галереи. Конан вошел в замок, за ним туранец и три остальных иракзая. Страж у двери плюнул, пробормотал что-то себе под нос и вздрогнул, услышав тихий издевательский смех. Подняв голову, увидел стоящую на втором этаже фигуру, одетую в черное, презрительно поглядывающую на него, с издевкой кивающую головой. Иракзай быстро натянул тетиву и пустил стрелу, которая, мелькнув вверху, впилась в обтянутую тогой грудь. Колдун, продолжая смеяться, вырвал стрелу из тела и небрежным жестом швырнул ее лучнику. Воин отпрыгнул, инстинктивно выставив руку. Его пальцы сомкнулись на возвращенном древке.

Иракзай пронзительно вскрикнул. Прямая древесина вдруг стала гибкой, словно размякла в его руке. Он попробовал отшвырнуть ее, но было поздно. Холодные кольца обвились вокруг его запястья, а мерзкая клиновидная головка поползла к мускулистому плечу. Воин еще раз крикнул, лицо его набрякло и покраснело, а глаза, казалось, вот-вот выскочат из орбит. В страшных конвульсиях он растянулся на полу и замер.

Мужчины, уже было вошедшие в замок, бросились назад. Конан быстро подошел к высаженным дверям и стал как вкопанный, ничего не понимая. Товарищам, смотревшим на это, казалось, что киммериец сражается с воздухом. Не видя перед собой никакой преграды, он все же ощутил под пальцами скользкую, гладкую поверхность и понял, что выход закрыт кристаллической плитой. Он видел через нее неподвижно лежащего на галерее стражника с оперенной стрелой в плече.

Конан поднял кинжал и ударил, а глядевшие на него в остолбенении товарищи увидели, как острие отскакивает от невидимой преграды с громким звоном, словно сталь натыкается на твердое вещество. Конан прекратил дальнейшие попытки пробиться. Он знал, что даже легендарный меч Амир Курума не смог бы сокрушить эту невидимую преграду.

В нескольких словах он объяснил это Керим Шаху. Туранец пожал плечами:

— Что ж, обратная дорога нам отрезана, мы должны искать другой путь. Значит, идем вперед, не так ли?

Кивнув головой, Конан повернулся и зашагал к двери по другую сторону комнаты, чувствуя, что идет навстречу неизбежной смерти. Поднял кинжал, чтобы ударить в дверь, но она тихо открылась, словно имела на то свою волю. Конан перешагнул через порог и оказался в огромном зале. Вдоль его стен тянулись блестящие колонны, а в ста футах от двери начинались широкие нефритовые ступени лестницы, сужающейся кверху, словно пирамида. Он не знал, что находится дальше, но, чтобы войти на ступени, ему нужно было пройти мимо странного алтаря из черного, как уголь, камня. Четыре огромных золотых змеи вились вокруг по четырем углам, выставив клиновидные головы, обращенные к четырем сторонам света, как стражи легендарных сокровищ. Но на алтаре, который они стерегли, покоился только хрустальный шар, наполненный чем-то вроде дыма, в котором плавали четыре золотых плода граната.

Это зрелище пробудило что-то в памяти Конана, но он не стал вдумываться, что именно, потому что на нижних ступеньках лестницы увидел четверых одетых в черное людей. Он не заметил, как пришли Колдуны, они просто возникли здесь, согласно кивая птичьими головами, высокие, худые. Руки и ноги их были скрыты под складками многочисленных одеяний.

Один из них поднял руку, рукав тоги сполз, открывая ее… Это была вовсе не рука. Вопреки своей воле Конан задержался на полушаге. Он встретил силу, не похожую на силу Хемсы, и не в силах был сделать ни шагу вперед, хотя чувствовал, что может отступить назад, если захочет. Его друзья тоже остановились и выглядели еще более беспомощными, чем он, будучи не в состоянии сделать ни одного движения.

Чародей с поднятой рукой кивнул одному из иракзаев, тот, как в трансе, двинулся к нему, уставившись куда-то вдаль, держа свой меч в бессильно опущенной руке. Когда воин проходил мимо Конана, тот, вытянув руку, загородил ему дорогу. Киммериец был намного сильнее иракзая и в обычных условиях с легкостью смахнул бы его, как муху. Но сейчас воин оттолкнул его руку, как стебелек травы, потом неровной, механической походкой подошел к лестнице. Дошел до ступеней и встал на колени, отдавая свой меч и наклоняя голову. Колдун взял у него оружие. Блеснуло острие на взмахе. Голова иракзая упала с плеч и с глухим стуком покатилась по черному мраморному полу. Из рассеченных артерий хлынула кровь, потом тело осело и, широко раскинув руки, распростерлось на полу.

Нечеловеческая ладонь вновь поднялась и позвала следующего иракзая, который, шатаясь, двинулся навстречу смерти. Жуткая сцена повторилась, и второе обезглавленное тело распростерлось рядом с первым.

Когда и третий воин прошел мимо Конана, направляясь к своей погибели, киммериец, у которого набрякли жилы на висках от напрасных усилий преодолеть удерживающий его невидимый барьер, вдруг ощутил, что вокруг пробуждаются неизвестные, благоприятные для него силы. Это ощущение пришло без предупреждения, неожиданно, но с такой силой, что он ни на минуту не сомневался в том, что подсказал ему инстинкт. Левая рука киммерийца невольно дотронулась до стигийского подарка Хемсы. Он сжал его и моментально ощутил прилив новых сил в одеревеневших конечностях: воля жизни взыграла в нем с силой сверкания раскаленной добела стали, а вторил силе пронизывающий его гнев.

Третий иракзай уже превратился в безжизненный труп, и отвратительный палец качнулся вновь, когда Конан почувствовал, что невидимый барьер треснул. Из его горла вырвался дикий крик, и накопившаяся в нем злость нашла выход в молниеносной атаке. Как буря, он ринулся на колдунов, сжимая левой рукой волшебный пояс с отчаянной силой, с которой тонущий держится за плавающее дерево. Длинный клинок в его правой руке сверкал, как солнечный луч. Стоящие на ступеньках Колдуны не шелохнулись. Даже если они и были удивлены, то не подали вида, смотрели холодно и равнодушно. Конан не терял времени на ненужные раздумья, что он сделает с ними, когда они окажутся в пределах досягаемости его кинжала. Его охватила жажда убийства, он хотел только одного — вонзать острие в тела врагов, утопить его в их крови.

Он был уже в паре шагов от ступенек, на которых, издевательски усмехаясь, стояли Колдуны. Набрал воздуха в грудь, ярость росла в нем с каждым вздохом. Он как раз был рядом с алтарем, обвитым золотыми змеями, когда, словно блеск молнии, его озарило воспоминание о таинственных словах Хемсы и он услышал их снова, словно кто-то прошептал ему на ухо: «Разбей хрустальный шар».

Он отреагировал почти машинально. Между побуждением и действием не прошло и сотой доли секунды, и наивеличайшие из чернокнижников не смогли бы прочесть за этот срок его мысли и помешать тому, что наступило. Ловко, как кот, он в прыжке сменил направление атаки и с треском опустил кинжал на хрустальный шар. Тотчас же почувствовал почти осязаемое дыхание ужаса, плывущее со ступеней, от алтаря или же от самого хрусталя. Слух разрезало пронзительное шипение позолоченных змей, которые вдруг ожили и, поднимая жуткие головы, пробовали кусать. Но разъяренный Конан был для них неуловим. Сверкающий клинок перерезал чудовищные тела одно за другим и ударил по хрустальному шару. С громовым раскатом кристалл взорвался, осыпаясь дождем огненных осколков на черный мрамор пола, а золотые плоды граната, словно освобожденные из пут, выстрелили под высокие своды и исчезли.

Сумасшедший, звериный, чудовищный рев эхом прокатился по огромному залу. Четыре черные фигуры на ступенях извивались, корчились в конвульсиях, источая пену из посиневших губ. Крещендо нечеловеческого воя внезапно прервалось. Колдуны перестали двигаться. Конан знал, что они мертвы. Он посмотрел на алтарь и хрустальные обломки. Четыре безголовые золотые змеи по-прежнему обвивали алтарь, но в их металлических телах не осталось и следа жизни.

Керим Шах, которого во время сражения Конана отшвырнула невидимая сила, медленно поднялся с колен. Покачал головой, чтоб избавиться от звона в ушах.

— Ты слышал этот звук, когда разбил шар? — спросил он. — Словно вместе с ним в замке разбились тысячи хрустальных зеркал. Похоже, в этих золотистых плодах граната были заключены души чернокнижников? А!

Конан обернулся, видя, что Керим Шах хватается за меч и показывает куда-то рукой.

На лестнице появилась новая фигура. Незнакомец тоже был одет в черную тогу, но из расшитого бархата, а на голове у него была остроконечная шапка. На его красивом лице было написано невозмутимое спокойствие.

— Кто ты, демон тебя возьми? — спросил Конан, глядя на незнакомца.

— Я властелин Имша! — ответил тот голосом, напоенным жестокой радостью и звучащим, как праздничный колокол.

— Где Жазмина? — спросил Керим Шах.

Властелин взорвался смехом.

— И зачем, труп, тебе это знать? Или ты так быстро забыл о моей силе, которую я когда-то тебе передал, что прибыл сражаться со мной, бедный глупец? Пожалуй, я должен вырвать твое сердце, Керим Шах!

Он протянул руку, словно рассчитывая, что в нее что-то упадет, и туранец пронзительно вскрикнул в смертельной муке, зашатался, как пьяный. Вдруг раздался треск ломающихся костей и звеньев кольчуги, и из его груди хлынул поток крови, а сквозь огромную дыру в разорванных тканях выстрелило что-то алое и влажное — прямо в выставленную ладонь властелина, как кусок железа, притягиваемый магнитом. Туранец сполз на пол и перестал шевелиться, а властелин Имша со смехом швырнул под ноги киммерийцу еще бьющееся человеческое сердце.

Конан выругался и с рычанием бросился к лестнице. Из пояса Хемсы плыла струя силы и безграничной ненависти, помогающей ему преодолеть страшное излучение воли, с которой он столкнулся на лестнице. В воздухе повисла отливающая металлическим блеском мгла, в которую он окунулся, словно пловец, опустив голову, прикрывая лицо согнутой рукой и крепко сжимая в левой руке кинжал. Напрягая заслезившиеся глаза, чуть выше себя на ступеньках различил фигуру ужасного чернокнижника — это изображение шло волнами, как отражение в быстротекущей воде.

Его толкали и швыряли силы, которые ему было трудно постичь разумом, но он ощущал поддержку струящейся от-куда-то извне силы, которая неудержимо несла его вперед против воли колдуна и его собственной слабости.

Он достиг вершины лестницы и сквозь серо-металлическую мглу увидал перед собой лицо колдуна и страх, сквозящий в его неуверенном взгляде. Конан прорвался сквозь мглу, как через волны прибоя, и кинжал в его мускулистой руке рванулся вверх, как живое существо. Острие разодрало тогу властелина, который отпрыгнул со сдавленным криком. Вдруг, на глазах изумленного киммерийца, чернокнижник исчез — попросту исчез, как мыльный пузырь. Только по лестнице проскользнула какая-то длинная и колеблющаяся тень.

Конан прыгнул за ней на узкую лестницу, ведущую с лестничной площадки вверх. Он не мог бы придумать названия тому, что туда проскользнуло, но бешеная ненависть приглушила охватившее его отвращение и страх.

Он побежал по широким коридорам с голыми стенами из полированного нефрита. Перед ним скользнула длинная тень, пропав за дверными портьерами. Одновременно с этим в глубине одной из комнат раздался испуганный женский крик. Этот крик пришпорил Конана, он помчался что было силы к двери и в следующий же миг оказался в помещении за портьерой.

Его глазам предстала ужасная картина. На краю покрытого бархатом подиума сжалась Жазмина, крича от ужаса и отвращения, подняв руку, чтобы защититься от нависшей над нею ужасной головой змеи с блестящей чешуей и сверкающими темными кольцами. Со сдавленным криком Конан метнул в змею кинжал.

Гад молниеносно обернулся и бросился на него, как ветер, пролетающий меж высоких трав. Длинный кинжал пробил его шею, рукоятка торчала с одной стороны, а острие — с другой, но это, казалось, только усилило ярость огромного гада. Он наклонил свою голову над человеком, который осмелился ему сопротивляться, и, оскаливая брызжущие ядом клыки, попробовал укусить его. Но в тот же миг Конан выхватил из-за пояса стилет и изо всех сил ударил острием снизу вверх. Сталь пробила нижнюю челюсть чудовища и застряла в верхней, словно приколов челюсти друг к другу. Тотчас же огромное тело гада окольцевало киммерийца. Не имея возможности пустить в ход зубы, змея попробовала таким образом его задушить.

Левая рука Конана была прижата к телу змеиными кольцами, но правая была свободна. Крепко упираясь в землю широко расставленными для равновесия ногами, он схватил торчащую в теле змеи рукоятку кинжала и выдернул его. Как бы угадывая своим нечеловеческим умом намерения противника, бестия начала извиваться, напрягаться, силясь захватить и свободную руку противника. Но длинное острие поднялось и опустилось с быстротой молнии, почти перерезав надвое огромное тело змеи.

Прежде чем киммериец смог ударить снова, гибкие кольца выпустили его из своих объятий, и чудовище скользнуло по плитам, истекая кровью из ужасных ран. Конан прыгнул за ним, поднимая оружие для удара, но убийственный удар поразил только воздух, потому что извивающийся гад скользнул в сторону и ударил головой о перегородку из сандалового дерева. Одна из плит уступила: длинное, истекающее кровью тело скользнуло в щель и исчезло. Киммериец тут же несколькими ударами пробил в перегородке дыру и заглянул в темное помещение. Черного, жуткого гада не увидел нигде. Увидел только лужу крови на мраморных плитах и кровавые следы, ведущие к замаскированной в стене двери. Это были следы босых ног…

— Конан!

Он повернулся на пятках — и в самый раз, чтобы поймать в свои объятия Деви Вендии, дрожащую от страха, благодарности и облегчения. Она пробежала через всю комнату и бросилась ему на шею.

От всех этих происшествий взыграла горячая кровь киммерийца. Он прижал девушку к груди с силой, которая в иных обстоятельствах вызвала бы на ее лице болезненную гримасу, и запечатлел на ее устах неожиданный поцелуй. Жазмина не сопротивлялась. Место Деви заняла обычная женщина. Закрыв глаза, она утонула в его диких, горячих поцелуях, отдаваясь этой волне страсти. Он прервался, чтоб набрать воздуха, и взглянул на нее, тяжело дышащую, прижавшуюся к его могучему плечу.

— Я знала, что ты придешь за мной, — сказала она. — Ты не смог бы бросить меня одну в этом логове демонов.

Услышав эти слова, Конан пришел в себя и вспомнил, где они находятся. Он поднял голову и напряг слух. В замке на Имше царила тишина, но эта тишина была напоена угрозой. Опасность подстерегала в каждом углу, издевательски ощеривалась из-за каждой портьеры.

— Лучше пойдем-ка отсюда, пока есть время, — сказал он. — От этих ран погибло бы любое существо и даже человек, но не чернокнижник. Нанесешь ему удар, а он отползет, как раненая змея, чтобы из какого-то волшебного источника снова зачерпнуть яду.

Он поднял девушку на руки и понес, словно ребенка, по блестящему нефритовому коридору и лестнице, с напряженным вниманием ища вокруг новые признаки опасности.

— Я встретила властелина Имша, — испуганно прошептала Жазмина, вновь переживая весь тот ужас и крепче обнимая спасителя. — Он насылал на меня чары, чтоб сломить мою волю. Самое страшное — это был гниющий труп, который хватал меня… потом я потеряла сознание и лежала, как мертвая, не знаю сколько времени. Когда пришла в себя, услышала внизу шум и крики, а потом этот змей вполз в комнату и… ах! — Она задрожала. — Каким-то образом я поняла, что это не видение, а настоящая змея, которая хочет меня убить.

— Да уж, это не было видение, — с уверенностью ответил Конан. — Он понял, что проиграл, и предпочел убить тебя, лишь бы не отдать мне.

— О ком ты говоришь «он»? — спросила она неуверенно.

Она вдруг вскрикнула, прижимаясь к Конану, и забыла о своем вопросе. Увидела лежащие у подножия лестницы трупы. Останки колдунов отнюдь не представляли собой приятное зрелище, они съежились и почернели, а распахнувшиеся одеяния обнажили их ноги и руки, не имеющие ничего общего с человеческими. Видя это, Жазмина побледнела и спрятала лицо на широкой груди Конана.