Сирокко
Маргарет Штоль
I. L’Incidente (Инцидент)
«Если бы они только нашли тело, – думал Тео, – всей этой пакости можно было бы избежать».
При всей своей непривлекательности труп представляет собой неоспоримый факт. А факты, особенно на съемочной площадке сугубо малобюджетного фильма ужасов вроде «Замка Отранто», встретишь нечасто – во всяком случае не чаще нагой истины. И найти их бывает труднее, чем собственный трейлер. Любопытно, что темой дня стало и то, и другое – особенно после того, как все завертелось.
Теперь, оглядываясь назад, Тео мог со всей ответственностью заявить, что утро инцидента начиналось совершенно обычно. Ничто, так сказать, не предвещало. По крайней мере, так он сказал polizia, когда его допрашивали в числе прочих участников съемочной бригады. Тео ничего не видел и даже поблизости не был, когда случилась трагедия. Между прочим, предыдущим вечером его вообще с позором отправили домой за то, что он не сумел вынуть и положить двадцать четыре литра бутафорской крови для сцены с отрубленной рукой, из-за чего всей команде пришлось рано свернуть съемку.
Вот позор-то!
Но это было прошлым вечером. А этим утром Тео невинно трудился над due cappuccino, заказанными одновременно и щедро присыпанными какао, и над крошащимся корнетто, начинка в котором могла встретиться только случайно. Заказ был подан наружу, на террасу с маленькими столиками перед «Джардиньери» (единственным в округе кафе с интернет-доступом), и там же съеден, в обжигающей утренней тишине. Кроме Тео на террасе сидела только одна старуха с руками старше нее самой и слоновьими лодыжками, толстенными, сухими, растрескавшимися, мощно попирающими пол под бесформенной черной юбкой. Она еще, помнится, кивнула Тео, но глазами встречаться не стала.
Долбаный сирокко. Вот что Тео тогда сказал, хотя, насколько он помнил, обращаться, кроме Женщины-Слона, было решительно не к кому. Он вообще ни разу ни с кем не завтракал (даже с отцом), с тех пор как приехал на натуру в этот маленький городишко на юго-востоке Италии. Из Северной Африки дул сирокко – горячий зубодробительный ветер, полный песка; он оборачивался вокруг Тео, как кулак, и уносил слова, стоило им слететь с губ. В пятидесяти ярдах плескалась Адриатика, но ни малейшей пользы от нее не было. Даже мелкие медузы, которые обычно лодырничали в сияющей синей воде, попрятались под скалы. Интерес ветра к Теодору Грею был унылый и неослабный, под стать многим другим вещам в его жизни.
Что еще?
Тео вспоминал все флэшбэками, ретроспективой. Его отец, Джером Грей, il regista Americano, обожал так показывать сны главного героя.
Титр: место действия.
Мальчишка вбегает через арку Порта Терра, спотыкаясь на брусчатке проулка, ведущего в Старый город Отранто.
Титр: звуковой ряд.
Кричит на двух языках: итальянском – для посетителей лавчонок и английском – для americano.
Титр: крупный план.
Неистовая жестикуляция, руки плещут в воздухе, будто крылья. Тео наконец понимает то, что до него так неразборчиво пытаются донести: случилось что-то по-настоящему, непоправимо, неподдельно ужасное. Что-то наконец-то случилось!
Официантка предприняла героическую попытку объяснить ему самостоятельно: «Gli americani ottusi! Gli idioti di Hollywood! Hanno gettato una casa in mare!»
«Тупых американцев» Тео понял – он достаточно часто это слышал – и что-то там про Голливуд, наверняка не менее и заслуженно тупой.
Но последняя часть, про брошенный в море дом… или про какое-то мороженое в доме у моря? Итальянским он владел на уровне Розеттского камня, и камень этот явно пытался ему изменить.
Женщина-Слон покачала головой и ткнула наконец пальцем вверх, на холм, в сторону Старого города. Когда она заговорила, ее старые зубы – закованные в золото, под которым виднелась черная гниль, – сверкнули каким-то древним опасным огнем.
– Иди, мальчик. Кастелло Арагонезе. Там беда. Беда для americano.
Картинно, словно на съемочной площадке, ветер опрокинул столик и погнал его, крутя, по булыжной мостовой в проулок. Над головой нарезала круги и кричала большая черная птица. Все и вправду сильно напоминало сцену из фильма – и даже из того самого, который они приехали снимать в замок Отранто.
Черное перо приплыло с неба, и Женщина-Слон перекрестилась.
– Il falco, un cattivo presagio.
– Иль фалько? Сокол? – Тео даже чашку поставил.
– Cattivo presagio, – повторила она. – Вы, Inglese, говорите: дурной, дурной знак.
Она что-то еще продолжала вещать, но Тео уже не слышал: вверху принялись бить колокола cattedrale.
Титр: девять часов ровно.
Колокола смолкают, и только эхо женского крика как будто продолжает висеть в воздухе.
Титр: женщина.
Тео вздрагивает.
Это вам не какая-нибудь там женщина.
Женщина, которая так впечатляюще завопила, что сумела выжать из одного-единственного крика карьеру длиной в сорок лет. Пиппа Лордс-Стюарт, звезда экрана и сцены. Затмить ее способен только Собственный Ее Величества сэр Манфред Лордс, бывший супруг Пиппы, а ныне ее коллега по проекту. На одном экране они оказались впервые за десять лет, с тех пор как их бесславный брак еще более бесславно завершился. Значит, вокруг будет шнырять больше папарацци, чем Тео в жизни видел у отца на площадке, – а следовательно, будет больше рекламы, больше бюджет… Или вообще бюджет, хоть какой-то в принципе. Честно говоря, Пиппа, сэр Мэнни и их изящно прогнившие отношения (количество бокалов, которое каждый из них мог опрокинуть за ужином, измерялось двузначными цифрами) – вот единственное, благодаря чему Джером Грей сумел выбить для фильма хоть какое-то невнятное болгарское финансирование… когда немецкое отвалилось с концами.
Вряд ли кто-то был способен ненавидеть друг друга так богато и сочно, как эти двое.
Но, так или иначе, прекрасная половина пары действительно умела совершенно уникально орать, что есть, то есть, – и над городом звучал именно Пиппин крик, в этом Тео не сомневался. После вчерашней сцены, которую снимали на крыше Кастелло Арагонезе (где Пиппа в роли хозяйки замка обнаруживает безжизненное тело своего сына, убитого невесть откуда свалившимся рыцарским доспехом), – а конкретнее, после семнадцати дублей подряд – даже такой скромный помощник продюсера, как Тео, узнает это вибрато где угодно. На один-единственный крупный план отрубленной руки, все еще заключенной в окровавленные латы, ушел целый час.
– Долбаный замок с привидениями! Еще крови сюда! – ревел отец между дублями.
Титр: двадцать четыре литра.
Когда речь идет о Джероме Грее и крови, этой последней никогда не бывает достаточно.
Но вот в чем проблема: сейчас вроде бы никто не снимал, а Пиппа тем не менее вопила.
Этот простой логический ход сдернул Тео со стула и погнал через Порта Терра, как мальчишку-газетчика, как ветер – пластмассовый столик. Тео петлял по улочкам Старого города, мимо лавочек, мимо целых витрин с покоробленными кожаными сандалиями, пучками сушеных трав, бутылками пулийского вина, керамическими мисками, расписанных оливами и парусниками; мимо глиняных тарантулов, возвещавших, что тарантеллу до сих пор пляшут в Саленто; мимо самого cattedrale с его гробницами, криптами, фресками и мозаичным полом, наводившим на подозрения, что выкладывал его какой-то в сопли пьяный монах, – пока вдали не замаячил Кастелло.
Кастелло Арагонезе, больше известный команде как Замок Отранто, и в качестве такового – натура для съемок одноименного папиного фильма, стал причиной самого жаркого из всех семнадцати летних сезонов в жизни Тео. Отец решил, что павильон в Бербанке категорически не годится, а Пиппа вытребовала эту локацию, как только прослышала, что Хелен Миррен будто бы приобрела в Пулии некую masseria. Бедняжка думала, что это ужасно гламурно, – пока до нее не дошло, что слово означает всего лишь крестьянский дом со всеми его комарами, камнями вместо земли и прочими радостями захолустной сельской жизни.
Да и сам замок – горячий, пыльный, приземистый, каменный, цвета сморщенной от времени картошки и примерно настолько же гламурный, он был не столько готическим, сколько просто средневековым… и не столько заповедным, сколько заброшенным. Согласно местным представлениям об охране исторических ценностей, от замка имелся один-единственный ключ, и владеть им дозволялось одному-единственному мрачному итальянскому парню (в одной-единственной неизменной и изрядно вылинявшей черной рокерской футболке с золотой надписью «Пинк Флойд»). Парня, конечно, звали Данте. Он являлся почти каждое (но не каждое) утро, предварительно пропустив не менее двух-трех эспрессо, сматывал цепь с парадных ворот и разводил скрипящие древние железные створки. Отбывая на ленч и sieste (а sieste могла преспокойно длиться до самого ужина), он снова запирал замок. Джером Грей давно уже рассудил, что если кто-то тут хочет работать, у них нет иного выбора, кроме как спокойно дать запереть себя внутри. Честь подвоза продовольствия осажденным досталась, разумеется, Тео. Во второй половине дня он покорно просовывал через решетку панини из бара на противоположной стороне пьяццы. Вот такую гламурную жизнь вели обитатели замка.
Разумеется, пришлось заняться «косметическим ремонтом». Команда часами приклеивала резную пенопластовую готику к пыльным стенам и украшала без того заросшие плющом и паутиной уголки искусственным плющом и искусственной паутиной. До сих пор раскиданные повсюду настоящие пушечные ядра красили из пульверизатора в глянцевый черный цвет, потому что их естественный каменный выглядел недостаточно живописно, – и все только затем, чтобы после «стоп, снято» начать оттирать до изначального цвета. Камень цвета камня. Пыль цвета пыли. Плесень цвета плесени – ничего такого в кино не увидишь. Но это был Кастелло. Тео честно пытался представить, как кому-то взбрело в голову написать новеллу об этом месте, – и не мог.
Трейлеры стояли рядком в бывшем замковом рву, ныне приютившем одичавшую популяцию фруктовых деревьев и травы по пояс ростом. Ветер гулял вдоль них, и трава трещала, как маракас, а передвижные дома тряслись на своих высоких колесах. Еще больше трейлеров сгрудилось позади замка, вдоль окаймлявшей обрыв стенки, где городские укрепления сдавали позиции морю и скалам. Там среди прочих стояли костюмный и реквизитный фургоны, а еще – штаб-квартира отца, где он по вечерам отсматривал снятый за день материал и орал что-то в микрофон головной гарнитуры (ну, или в свою бутылку для воды, в которой воды отродясь не водилось, а водились зато всякие другие интересные жидкости). Был еще трейлер Пиппы, который она делила с Мрачной Матильдой, своей исключительно угрюмой ассистенткой, которая из всей команды улыбалась только Тео – и нельзя сказать, что Тео находил этот факт хоть сколько-нибудь приятным. Дальше шел трейлер сэра Мэнни и рядом обиталище его не менее угрюмого экранного сына, Конрада Джеймса – того самого Конрада Джеймса, крошки-вервольфа из телевизора, известного, главным образом, щедро намасленным торсом. (И не только намасленным, но и выбритым, как и положено двадцатишестилетнему обалдую, играющему подростка-оборотня на каникулах между полнолуниями.)
Вот только…
Тео завис между прыжками, судорожно глотая воздух…
Только трейлера Конни больше не было – по крайней мере там, где ему быть полагалось.
То есть там вообще ничего не было – только дырка в ряду машин и клочок сине-зеленого моря. Ну, и толпа таких же одноразовых, как и сам Тео, ассистентов продюсера – сплошь татуировки, хипстерские челочки, шорты из обрезанных джинсов и сигаретки – разбились на стайки и щебечут.
Ветер дует, отсюда ничего не слыхать…
Сэр Манфред с лысиной, ровно наполовину заклеенной волосами, кричит что-то в рацию, курит. «…это мог бы быть я».
Джером Грей, папаша Тео, обеими руками разговаривает с polizia, курит. «…страховка от ветра? Да кому в здравом уме понадобится страховка от ветра…».
Мрачная Матильда, строчит эсэмэски и курит. «…фофмфгф».
Пиппа умудряется одновременно кричать и курить. «Конни… Конни…».
Этот крик…
Конрад Джеймс…
Да где же этот чертов Конни?
Когда Тео добрался до парапета, в ста футах внизу виднелись только останки белого трейлера, в лепешку разбитого о скалы. Прибой играл с листом белой жести. Белая дверь с красной звездой.
Конрадова дверь.
Тео пригляделся: обломки пачкали воду и скалы красным, совсем как в сцене с отрубленной рукой в Кастелло накануне вечером.
Судя по виду, меньше литра.
Долбаное кино.
Тела, однако, не наблюдалось. Ни тела, ни Конни. Только красная вода, камни и какие-то странные черные перья в белой пене.
И это была только первая их проблема.
С нее все только началось.
II. La Maladizione (Проклятие)
Не прошло и часа, как информация уже просочилась наружу, а звонки из Штатов хлынули внутрь.
Съемки прервали. Съемочная группа забилась в тесную жаркую тьму бара «Иль Кастелло» через улицу: зайти к себе в трейлер сейчас не отважился бы никто.
К обеду размытые фото обломков в прибое уже появились в Сети («TopPop Italia»).
К сиесте полиция уже роилась в Кастелло. Обычно запертые ворота стояли, открытые настежь, с полосатыми красно-белыми пластиковыми конусами по бокам. Никого не впускали и не выпускали. Толпы любознательных итальянских туристов скапливались на пьяцце, глядели, задрав головы, на картофельную громаду замка, гадали, из-за чего весь шум. За ними еще одна толпа – на сей раз папарацци – ощетинилась длинными объективами: не то зубы, не то антенны, но одинаково хищно.
Еще через час Guardia Costiera принялась прочесывать бухту. На памяти Отранто это был самый крутой спектакль с тех самых пор, когда в город провели водопровод.
Впрочем, куда масштабнее.
В баре «Кастелло» съемочная группа устроила альтернативное шоу, хотя насладиться им было практически некому: из чужих присутствовали только Тео да бармен.
– Я думаю позвонить британскому послу. Там мои личные вещи. Это вопрос безопасности!
Сэр Мэнни волновался: его телефон заперли в Кастелло, в кожаной кобуре, которую он имел обыкновение панибратски вешать на спинку режиссерского кресла.
– Безопасности? Заходи кто хочешь, бери что хочешь! – Пиппа выкатила глаза и так вцепилась в свою кока-колу лайт, что Тео задумался, уж не собирается ли она запустить в бывшего мужа бутылкой.
– Охота тебе беспокоиться о ерунде, когда твоя истерика уже в Сети, милая? – сэр Мэнни изящно сузил глаза.
Мрачная Матильда в ответ прожгла его взглядом. Она сидела как раз между ними; если бы в воздух поднялась посуда, угадайте, кто стал бы первой жертвой?
Тео решил не выяснять и выскользнул наружу, быстро прошмыгнув мимо стайки одноразовых ассистентов, несших вахту у двери в бар.
Для одного дня драм было вполне достаточно.
Только добравшись до тенечка за отцовским трейлером, Тео услыхал несущиеся изнутри вопли.
– Не отвечай, я сказал! Это номер из «черного списка», Болгария. Мне не о чем разговаривать с Болгарией!
Голос отца звучал дико, телефон продолжал надрываться.
– Джерри, все уже в Сети. Болгария в курсе, Нью-Йорк в курсе. Лос-Анджелес, вероятно, тоже в курсе, – Диего, репетитор итальянских диалогов, отвечал на идеальном английском.
– А в курсе ЧЕГО? Если тела нет, то тела нет. Это не может быть убийство, если никого не убивали! – Режиссер уже явно перешел границу паники.
– Скажи это polizia, Джерри. Они нас сейчас закроют. Ты сам знаешь, что будет дальше.
Диего был родом из соседнего городка под названием Мали. Это означало, что он единственный хорошо себе представлял, что станет делать полиция, городской магистрат или Итальянский комитет по кинематографии в тех или иных обстоятельствах.
– Ты знаешь, что они там думают: этот замок проклят. Нам не надо было сюда приезжать. Им не надо было нас сюда пускать. И неважно, за сколько евро.
– Ты так говоришь, будто мы их подкупили, – возмутился Грей-старший.
Телефоны продолжали трезвонить.
– Потому что мы действительно дали им взятку, – спокойно заметил Диего. – Ты, во всяком случае, дал.
– Это вообще-то называется бизнесом, Диего. И я тебе не какая-нибудь мафия. И проклятия никакого нет. Если только ты не об этих долбаных трубах.
Тео набрал воздуху в грудь и поднялся по ступенькам трейлера. На его стук никто не ответил, так что он просто взял и вошел. Отец с Диего сидели вокруг маленького столика с бутылкой чего-то золотистого.
– Джером… – начал Тео, прочистив горло.
На площадке он всегда звал отца по имени: все остальное, утверждал Грей-старший, звучало бы странно. Тео думал, что странно звучит как раз это, но отец его игнорировал. Как, например, и сейчас.
Диего кивнул Тео, но говорить не перестал.
– …ты на самом деле не думаешь, что замок проклят, Джерри, и я тоже не думаю. Но задай себе простой вопрос: почему он все эти годы стоит закрытым?
Джером нацедил себе еще один желтый бокальчик.
– Потому что это Италия. Потому что просто никто не приходил его открыть. Какое мне, к черту, дело? Мне нужно только одно: чтобы завтра его открыли опять.
– Нет, Джерри, – Диего покачал головой. – Потому что так написано в книге. В ней говорится о замке – о проклятом замке. И это проклятие вертится у всех в голове, с тех пор как Конни…
Он умолк.
– Что за проклятие? – когда Тео произнес эти слова, отец наконец-то на него посмотрел – правда, с таким выражением, словно тот выдул особенно наглый пузырь из жвачки и громко лопнул его.
Диего подтолкнул к нему по столу изрядно потрепанную книжку.
– Тщеславие. Гордыня. Высокомерная уверенность в том, что кино и деньги куда интереснее тысячи лет местной истории.
Тео уставился на книгу.
– Это все там написано?
Потрескавшуюся черную кожу обложки покрывало тонкое золотое тиснение. Раньше он ее в трейлере не видел. Отец не то чтобы часто читал книги, тем более такие старые, как эта. «Замок Отранто» Горация Уолпола. Вот о чем возвещали золотые буквы.
– Не так многословно, но да, – ответил Диего. – Сам посмотри. История о замке – это на самом деле история о том, как замок был утрачен.
Тео открыл книгу. В глаза ему бросился абзац, отчеркнутый красным по желтоватой хрупкой бумаге.
«Ибо замок и владение Отранто уйдут из рук нынешнего семейства, как только истинный хозяин вырастет слишком большим, чтобы обитать в нем…».
– Вырастет слишком большим? – Тео поднял глаза от страницы. – Это еще как понимать?
– Это так понимать, что нас выгонят из замка, – пояснил Диего, пальцем стуча по словам для пущей наглядности.
– Тут этого не сказано. – Джером вырвал книгу у сына.
– Почему нет? Мы – самая большая компания, когда-либо приезжавшая в Отранто, – беспомощно запротестовал Диего.
– Уж скорее там говорится, что ста тысяч, которые мы заплатили за аренду этой развалюхи, было недостаточно, – гавкнул режиссер. – И теперь нас кто-то подсиживает.
– Ну, или речь о размере твоего самомнения, – ввернул Тео, глядя на отца. – XXL, я бы сказал.
Воцарилось молчание.
– Нашего самомнения, я хотел сказать. Тупые американцы, сам знаешь.
Тео небрежно отбросил книгу, но было уже слишком поздно. Выстрел сделан, пуля попала в цель. Иногда отец его действительно слышал, хотя случалось такое нечасто. Поэтому Тео продолжил трепать языком.
– И к тому же, если кто-то собирается кидаться тут людьми с утеса… я хочу сказать, а кто нынешний хозяин замка?
– Это как посмотреть, – сказал, внимательно глядя на него, Джером. – Думаю, замок принадлежит городу, но угроза есть угроза. Она могла предназначаться любому из нас. Сэр Манфред – в буквальном смысле слова лорд. Пиппа – леди.
– Не особо похожа, – заметил Тео.
Джером улыбнулся, как-то даже смягчившись к сыну.
– Формально, во всяком случае. И есть еще я.
– Ты здесь босс, – кивнул Диего. – Хозяин съемочной площадки.
– И еще Данте, – вставил Тео, стараясь не состроить рожу Диего.
– Кто? – Джером поднял брови. До сих пор любуется своим владетельным гербом, не иначе, решил Тео.
Диего вздохнул.
– Данте. Местный лопух с ключами от замка.
– Кто-кто? – Джером глядел на него совершенно пустыми глазами.
– Парень с ключами, – попробовал помочь Тео, – приносит тебе ленч каждый день. Его зовут Данте.
– А, Данте, Диего – кто их, итальяшек, разберет.
Физиономия Диего приняла оскорбленное выражение. Тео изо всех сил старался не расхохотаться, но что-то такое в воздухе все равно повисло.
Если говорить о съемочной группе «Замка Отранто», конкуренция за приз «Самое большое самомнение» будет поистине жестокой. А если говорить еще и откровенно, то кто из них не захотел бы спихнуть всех остальных в море с утеса?
Тео даже поежился.
Телефон Джерома ожил опять. На сей раз сиятельный хозяин взял его в руки.
– Теперь чертова Болгария мне эсэмэсит. Он уже здесь.
– Здесь? Кто здесь? – Диего, и тот заволновался.
– Такси стоит на Порта Терра. – Джером бросил телефон и налил себе щедрую порцию желтого. – Окажи мне любезность, Тео, мальчик. Сходи, приведи его.
Разумеется, Тео любезность оказал. Кто он такой, в конце концов, – всего лишь младший ассистент продюсера. Он бы все равно делал все, что Джером скажет, даже не будь тот его отцом.
Вот так Теодор Грей и познакомился с Болгарией. С ней и с красавицей Изабеллой.
Потому что никто его не предупредил, что у Болгарии есть дочь.
Когда Тео добежал до Порта Терра, на стоянке напротив пиццерии красовалось ровным счетом одно такси – что, впрочем, неудивительно, так как во всем Отранто была только одна фирма, занимавшаяся извозом. Вот вам как минимум одна причина не верить тем, кто утверждает, будто бы в Италии чаевые не приняты: портить отношения с единственным перевозчиком в городе стоит только в том случае, если в аэропорт вам ехать не понадобится больше никогда. Папа Тео убедился в этом на собственном горьком опыте; машины теперь заказывал только Диего.
Сегодня водитель, впрочем, тоже выглядел недовольным и курил, не глуша мотора. Сзади на самом краешке сиденья примостился пассажир, его одетые в серые брюки ножки виднелись в открытую дверь. До земли они не доставали.
Болгария.
На ближайшей скамейке, поджав ноги, сидела девушка. Она читала книгу. Рядом на скамейке «сидел» армейский рюкзак. Девушка – сплошь темные, длинные, колышущиеся волосы, укрывавшие ее со всех сторон и очевидным образом не беспокоившие. Пряди она сдувала с лица, только когда ветер бросал их ей прямо в глаза.
Тео откашлялся и сказал: «Здрасьте?»
Никакой реакции.
Ни пассажир, ни девушка явно никуда не торопились. Шофер такси нервничал и надсадно ревел мотором.
Тео придвинулся еще на один нерешительный шаг.
– Простите?
Девушка не удостоила его ни взглядом. Как и пассажир. Вместо этого он взревел в телефон:
– Дерьмо собачье. Все это дерьмо собачье…
Тео предпринял еще одну попытку:
– Сэр?
– …и не надо мне рассказывать, что это не Джером Грей мутит тут воду. Он прекрасно знает, что у него дерьмовый фильм, и всеми силами пытается прикрыть лавочку и сделать ноги с деньгами, пока его собственные ноги не развесили сушиться на веревке.
Девушка наконец оторвалась от книги и нахмурилась.
– Пап!
Затем повернулась к Тео.
– Извините, он тот еще ублюдок. Но, боюсь, вы и сами уже догадались.
– Та же фигня.
– Вы тоже ублюдок?
– Да. Нет. Мой папа. Я Тео.
– Изабелла. Дитя ублюдка.
– Та же фигня. Мы, часом, не родственники?
– Надеюсь, что нет.
Шофер застонал мотором с выражением горького упрека.
Тео улыбнулся, Изабелла ответила тем же, и больше он ничего не сказал. Он был слишком занят: во все глаза пялился на самое неправдоподобно прекрасное создание из всех встреченных за последние семнадцать лет… не говоря уже о последних семи неделях.
Волосы длинные, совершенно прямые и черные, челка острыми зубьями, белая кожа, губы цвета персика. Глаза странно светлые, все остальное темное.
Она совсем как Венера, подумал Тео. Она могла бы сыграть в тысяче фильмов. Она могла бы даже быть моделью…
– Терпеть это все не могу. – Она поерзала на скамейке.
Таксист на переднем сиденье давно ерзал, как уж на сковороде.
Тео был положительно раздавлен. Кажется, банда разбитных херувимов слетела с экрана и утыкала его всеми стрелами, какие только нашла в трейлере с бутафорией.
Коротышка в такси разорался еще громче, невзирая на романтическую важность момента:
– …только вот это не его деньги, а мои!
Тео и Изабелла выпучили глаза – ровно в один и тот же момент. И из меньшего рождалась дружба, подумал Тео.
Дружба, а то и что побольше.
Таксист принялся жать на клаксон, длинными заунывными воплями, один за другим. Они уже четверть часа торчат на этой долбаной Порта Терра, надо же и совесть иметь!
Злой пассажир наконец выкарабкался из машины на раскаленный черный тротуар.
– Можешь заплатить этому парню, малыш? У меня нет мельче сотки…
И он помахал Тео в лицо пригоршней евро.
Тео рылся в карманах, пока все его наличные до последней монеты не перекочевали к алчному шоферу. Такси в аэропорт Болгария не дождется, это уж как пить дать. Тео было плевать. Это даже смешно. По крайней мере, он надеялся, что так думает Изабелла.
Так она и думала.
Они ржали над ситуацией всю дорогу в «Палаццо Папалео», единственный в городе отель. Изабелла легко несла рюкзак на одном плече. Сзади ее папаша оскальзывался на горячей брусчатке в своих фирменных туфлях на кожаной подметке.
Да, Конни, возможно, не повезло, но в целом мироздание отличалось поразительной добротой. Все хорошо в этом лучшем из миров.
– Ты что, плачешь? – Изабелла заинтересованно наклонилась к Тео.
Впереди как раз показалась мощенная булыжником пьяцца перед собором; отель стоял ровно напротив.
– Это чертов сирокко, мне что-то в глаз попало. – Тео вытер его рукавом. – Видишь, все в порядке?
– А мне ветер нравится, он все меняет, – сказала Изабелла, оттаскивая его руку от глаза.
Потом она засмеялась и побежала вприпрыжку к отелю, а Тео в этот самый момент понял, что все точно будет хорошо.
К сожалению, ветер пророчил иное.
III. L’Investigazione (Расследование)
Идеальный, как с открытки, закат успел прийти и уйти – весь золото и синь: и герани, и кованое железо, и вспененные оранжевые полосы через все небо, – пока одинокая вахта Тео на крыше отеля не перестала наконец быть одинокой.
Ждал он вообще-то Изабеллу, но явился его отец. Не самый лучший результат, но к разочарованиям Тео привык.
Джером Грей плюхнулся в кресло через столик от Тео и налил себе полный бокал вина из общего кувшина (которое, по сведениям Тео, качали шлангом из ближайшего к Галатине винного хозяйства) – все это ни слова не говоря.
– Значит, Болгария. – Джером покатал остатки вина на дне посудины.
– Да? – На отца Тео не глядел.
– Ты мне окажешь услугу, если развлечешь его дочку. У нас с Болгарией будет… жесткий разговор. Финансового характера.
Тео кивнул.
– …потому что Болгария – тот еще ублюдок, – добавил отец. Его так распирало.
Понятно.
На себя посмотри, подумал Тео, но не сказал ничего.
Джером Грей допил вино.
К тому времени как на террасу поднялись Изабелла с отцом, первый кувшин уже опустел, а папаша Тео пребывал в наилучшем для переговоров виде.
Вино лилось часами. Ча-са-ми. Обильнее, чем слова, особенно между ублюдками. Тео вздыхал. Отец снова не давал себе труда отвечать на звонки.
– Это Нью-Йорк, – сказал он, когда телефон снова начал надрываться. – Мне нечего сказать Нью-Йорку.
Болгария согласился. Дальше Тео не слушал.
Развлечешь его дочку. Вот что отец сказал.
Развлеки меня, вторили ему персиковые уста. К бокалу она почти не притрагивалась – никто из них в этом не нуждался – но темно-красная жидкость все равно напоминала Тео об испачканных красным белых дверях трейлера, на скалах в прибое. Впрочем, грустить он и не думал. Только не по Конни, только не сейчас.
Внутри у него все так и пело.
Изабелла улыбалась ему заговорщической улыбкой; беседа отцов их обоих не интересовала.
– Ты хоть знаешь, о чем они вообще говорят? – Она наклонилась к нему, дыша в лицо своевольным запахом мускатного винограда. Тео подумал, что сейчас упадет в обморок.
– О фильме, видимо. О шестидесяти миллионах американских долларов, скорее всего. Ухнувших в море с утеса, насколько мы знаем.
– Хватило всего одного мертвеца. – Слова ее текли сладким медом. Любые бы текли. Даже эти.
– Ага. По крайней мере, без вести пропавшего.
Я тебя люблю. То есть я думаю, я тебя люблю. Я буду любить тебя. Ты самая красивая девушка на свете.
– Что такое? – Она выглядела удивленной.
– Ничего, – Тео уставился в свою тарелку с пастой в форме развесистых ушей.
– Ты что-то сказал?
– Нет, – Тео пожал плечами. – Ты что-то слышала?
– Вроде нет.
– Хочешь, уйдем отсюда?
– Это что, вопрос?
Когда отцы изволили обратить внимание, их давно и след простыл.
Тео в первый раз взял Изабеллу за руку в переулке, ведущем к Каттедрале ди Отранто. Пальцы оказались холодные и спокойные; его собственные пылали жаром и только что не тряслись.
– Как красиво, – вздохнула она.
– Ты еще изнутри не видела. Там мозаичный пол. Довольно долбанутый на самом деле. Типа Зевс и Гера встречают Адама и Еву. – Тео улыбнулся. – По крайней мере, по монашеским меркам определенно долбанутый.
– У монахов, знаешь ли, очень высокие мерки, – Изабелла вернула ему улыбку. – А ты будто про кино рассказываешь.
Тео вздрогнул.
– Кстати, про кино. Зачем вы здесь – я хочу сказать, ты и отец?
– Он всегда хочет меня видеть, когда приезжает в Италию. Я живу к северу отсюда, в Витербо. Интенсив по латыни и итальянскому. Программа «Год за границей».
– Колледж?
– Старшие классы.
Тео облегченно выдохнул. По крайней мере, они одного возраста.
– Я думал, вы из Болгарии. Ну, он же твой отец, да?
Она покачала головой.
– Мы туда переехали, когда мне было тринадцать. Мировая столица малобюджетного кино. До тех пор была исключительно Калифорния. Извини, что разочаровала. Я не слишком-то редкая пташка.
А я вовсе не разочарован. Он этого не сказал, но понял, что так оно и есть.
– Я тоже.
Они завернули за угол, и Тео обнаружил перед собой зеленую деревянную дверь. Он остановился как вкопанный.
– Это квартира Конни.
– Конрада? Который с трейлером упал в море? Погибшего парня?
– Формально – пропавшего без вести. Но да, его. Черт знает что. А все проклятый сирокко.
Тео чувствовал себя куда неудобнее, чем готов был признать. Ему всего семнадцать; из его знакомых еще никто никогда не умирал.
«Хорошо, и без вести тоже не пропадал», – напомнил он себе.
– Если парень правда мертв, где копы и все такое? Почему они не огородили место? – Она выглядела радостно-взволнованной.
– Они думают, он был у себя в трейлере, но не совсем в этом уверены. Актеры на самом деле не живут в трейлерах, только когда работают на площадке. Конни вот тут ночевал, только считается, что этого никто не знает.
Тео вздохнул.
– Когда он не в клинике для алкоголиков, ему нельзя жить одному, таково условие испытательного срока.
– Это еще почему?
– Скажем так, он не из тех, кого просто застраховать. Но когда он приезжает на натуру, заставить его жить там, где надо, невозможно.
– Это где же?
– Со мной и с папой. По ту сторону собора. Конни просто припадочный, он даже вещи не стал заносить. Пришлось ему сразу отдельное жилье снимать. Мимо бухгалтерии, естественно.
Тео поежился.
– Лучше, если ты никому не скажешь.
– А пойдем, проверим! Вдруг он там. Вырубился и лежит, мало ли что. – У нее даже глаза засверкали от этой идеи.
– Нет его там. Папа первым делом послал сюда Диего.
– Ну, вдруг Диего плохо смотрел.
Она уже поднималась по ступенькам.
– Не надо! Нам нельзя!
Тео понятия не имел, зачем ей туда понадобилось, но раз понадобилось, значит, и ему тоже, хотя он этого совсем не хотел. Все так сложно!
– Я хочу сказать, зачем?
– А почему нет? Затем, что он звезда кино. Причем мертвая.
Развлекай ее. Вот что он сказал, его папочка.
– Ну хорошо. Да. Давай. Только на секундочку.
Они поднялись по оставшимся ступенькам – каменным, истертым по центру за сотни лет, как и все остальное в Отранто, – мимо горшков с красными геранями. Конрадова дверь, такая же темно-зеленая, как и внешняя, оказалась закрыта, но когда Тео ее толкнул, со скрипом отворилась.
– Конрад? – Голос Тео прозвучал сдавленно, словно он читал реплику из готического диалога. «Последнюю, перед тем как герой получает топором», – подумал он.
– Тут никого нет, – прошептала Изабелла.
– Пойдем отсюда, а? – Тео постарался не выдать облегчения.
Из двери через площадку высунулась женская голова.
– Buona sera…
Ну конечно, Женщина-Слон, только ее не хватало. Многонедельная соседка Тео по завтраку, вестница всех дурных знамений в Отранто и злой американской судьбы заодно.
Ну и квартирная хозяйка Конни, раз уж на то пошло.
– Нас тут быть не должно, я серьезно!
Тео тревожно оглядел маленькую квадратную комнату: белые оштукатуренные стены, пол в терракотовой плитке. На маленькое деревянное распятие на стене над кроватью он старался не смотреть – в основном из-за всяких нелегальных веществ, кучами наваленных прямо под ним.
– Расслабься уже, – бросила Изабелла, подбирая один из пакетиков с отравой Конни. – Погоди, это что, свекла?
– Понятия не имею. Может, репа? Я бы не удивился. Он бы и Линдси Лохан выкурил, если бы сумел поджечь.
Изабелла бросила на пол сумку и вышла на балкон. Гавань внизу выглядела темной, лишенной огней ямой. Старомодное диско неслось над водой из ночной забегаловки на пляже.
Тео выбрался на воздух вслед за девушкой. Балконные двери стояли настежь; каждые несколько минут налетал ветер и хлопал створками об стену так неожиданно громко, что казалось, кого-то застрелили – и неважно, сколько раз ты его только что слышал.
– Это просто ветер, – сказал Тео, не очень уверенный в том, кого он успокаивает.
– Конни тоже рад был бы это услышать, – засмеялась она. – Бедный парень.
Тео это смешным не показалось. Во всяком случае, когда трейлер бедного парня валяется весь в кусках на прибрежных скалах.
Может, это правда был ветер? Но трейлеры вообще-то жутко тяжелые.
– Бедный мажор. – Изабелла пинком отбросила с дороги пустую бутылку.
Тео подобрал бутылку, поставил на комод и проследовал за Изабеллой в кухню с квадратным столом, накрытым клеенкой в бело-зеленую клетку. На крошечной плитке стоял серебряный кофейник для эспрессо. Тео столько раз таскал Конни кофе из траттории, что испытывал серьезные сомнения в его способности сварить напиток самостоятельно. Да он бы и сахару в чашку положить не сумел!
– Ну ладно, насмотрелись уже. Давай выбираться отсюда.
Изабелла закинула сумку на плечо:
– Да ну! Ты же знаешь актеров. Этот ваш Конни либо мертв, и тогда ему все равно, либо жив, и тогда он та еще задница, и тебе наверняка будет приятно сделать ему гадость.
Тео приятно не было. На самом деле разговор не нравился ему все сильнее.
– Ты не врубаешься. – Изабелла махнула рукой и, заглянув под кровать, ткнула пальцем: – Ага, что и требовалось доказать. Джекпот!
– Его запасы?
– Да нет же. Его комп.
Комп действительно был там, скромно высовывал один серебристый уголок из-под кучи скомканного белья и «желтых» журнальчиков (по большей части с самим Конни на обложке).
Тео втиснулся между ней и кроватью.
– Погоди-ка. Ты не можешь просто так лезть к нему в компьютер. У него там наверняка пароль. Какая-нибудь сигналка отправит данные о попытке взлома куда надо.
– Что, правда? Ты всегда такой зануда?
Она просочилась мимо, вытащила ноутбук из-под кровати и плюхнулась на пол.
– Итак, – сказала она, открывая крышку. – Пароль. Есть идеи?
– Нет. Мы не будем этого делать!
Она оставила его слова без внимания.
– Вряд ли это что-то тривиально неприличное. Прямо азарт просыпается.
– Ну, Изабелла… – впрочем, Тео уже сдался.
– И вряд ли что-нибудь из латыни. Это вам не школьный интенсив.
Она хищно улыбнулась. Тео уставился на экран.
– Может, какое-нибудь прозвище подружки? Или бабушки. Или машины. Или его ручного дружка…
– А вот этого не надо. – Изабелла слегка пихнула его в плечо.
– Я, между прочим, про собаку. – Тео в ответ пихнул ее в спину.
Изабелла постучала пальцем по подбородку.
– А как там назывался его последний фильм?
– Ты серьезно? Хочешь сказать, что не знаешь? – Тео был сильно впечатлен.
– Эй, я сидела в Италии, не забыл? – Изабелла слегка зарделась. – И, кроме того, я кино особенно не интересуюсь.
– Только кинозвездами? – Тео сумел элегантно приподнять одну бровь.
– Ну, ладно. Я интересуюсь кино. Но не второсортным.
Тео развернул комп клавиатурой к себе и медленно впечатал в окошко пароля:
ВОЛОСАТЫЙ_ВОЛЧОНОК.
Она прыснула.
– Прямо вот так? Это еще хуже, чем я думала.
– Триста миллионов бокс-офис. На сотню спорю, парень типа Конни не выбрал бы ничего другого.
Окно ввода мигнуло не больше трех раз, и вот они уже глядят в пучины почтового ящика Конрада.
– Глазам не верю: мы вошли!
Тео вскочил с кровати и заметался по комнате, не зная, что делать.
– Мы не можем вот так запросто рыться в почте мертвеца. Даже если он не совсем мертвый мертвец. Разве это не мошенничество с использованием почты, или как оно там называется? Правонарушение, в любом случае.
Изабелла открыла «Входящие» и кивнула.
– Думаю, еще хуже. Тем более что мы – в другой стране.
Тео всеми силами старался не смотреть на экран, но тот странным образом притягивал взгляд.
– Точно! В Италии должны быть свои законы на этот случай.
Изабелла щелкнула мышкой на «Непрочитанные письма».
– В Италии законов нет. Они даже деньги в банкоматы по выходным не загружают.
Она подняла на него глаза.
– Так ты собираешься меня останавливать или нет?
БАММ!
Ветер захлопнул балконную дверь, да так, что стены затряслись.
Тео посмотрел сквозь дверное стекло на луну. Она висела в небе, высокая и круглая, прямо как на афишах к «Волчонку».
Сколько секретов может быть у такого парня?
И потом, он же просто без вести пропал, правда?
И потом, полиция все равно все заграбастает и сама продаст папарацци, как только пронюхает про частные апартаменты Конни. Про те, где он на самом деле жил.
Раньше жил.
Счет идет на часы в лучшем случае.
Даже на минуты.
– Ну хорошо, только на минуточку.
Минуточка, естественно, превратилась в час. Интернет остался верен себе. Интернет и секреты.
Конни, как оказалось, вел до странности неинтересную сетевую жизнь, по крайней мере, для мелкой кинозвезды и крупного наркомана.
Чем тупее были и-мейлы, тем быстрее Тео с Изабеллой их проглатывали – и тем голодней становились. Было нечто захватывающее в каждой тупой переписке с каждой тупой подруженцией, особенно если читать ее цифровыми глазами предположительно мертвой бывшей звезды.
Конец вакханалии положил Тео.
Хватило одного клика на особенно тупо выглядящее вложение в письме от личного агента Конни.
Тео прокрутил экран вниз.
– Погоди-ка. Смотри… подозрительно похоже на страховой документ.
– А это он и есть. Это полис. Вон, видишь это слово? Polizza. Polizza de Assicurazione.
Изабелла подняла на него глаза:
– Это самый что ни на есть гребаный страховой полис.
Тео нахмурился.
– Ну, это хорошая новость, что Конни наконец застраховался. Они пытались его захомутать уже целую вечность.
Изабелла искоса поглядела на него:
– А плохая?
– Это вроде как дает мотив для убийства… кому-то. Разве нет?
Тео ужасно не хотелось говорить этого первым, но вот, пришлось.
– Ты имеешь в виду мошенничество со страховкой, как в кино?
И почему это в устах Изабеллы все звучит так легкомысленно?
– Ну да, только в кино обычно оказывается, что герой инсценировал смерть… вместо того, чтобы по-настоящему умирать, понимаешь?
Изабелла не ответила. Она продолжала читать.
Тео попытался еще раз.
– Это совсем как в «Закон и порядок: Отранто»!
– Ш-ш-ш! – заткнула его она, словно не в силах оторваться от экрана.
– Изабелла! Ку-ку?
Она очень медленно повернулась к нему.
– С какой бы стати человеку типа Конни инсценировать свою смерть? Он же делал кучу денег просто на том, что был Конни, так?
Тео пожал плечами.
– Вдруг у него и долгов была куча? Покупал дурь у итальянской мафии, например?
– Но не он же получает страховую премию. – Изабелла выглядела озадаченной. – Он бы не получил ни цента за исчезновение, не прямо сейчас, во всяком случае.
– Так ему, может быть, заплатили. Наверняка болгарам есть что сказать на эту тему… – Тут он в ужасе уставился на нее. Да, слово не воробей…
– Продолжай. Ты о моем отце говоришь.
– Я этого не говорил.
– Именно это ты и сказал. У меня не идеальный итальянский, но вот посмотри на это слово, – она показала на маленькую строчечку в самом низу экрана, – Beneficario della politica. Получатели страховой премии.
Там стояли два имени, оба знакомые. Но пусть все-таки сама прочитает.
Сердце у него колотилось где-то между ушами – тоже как в «Законе и порядке», там был такой эпизод. Сердце колотилось, а все остроумные и едкие комментарии выдуло ветром в окно и унесло в ночное море.
В общем, в комнате воцарилась тишина. Ни один не знал, что еще сказать.
А все эти два имени.
Две отсканированные подписи на строке из маленьких точек.
Режиссер шел первым.
За ним Болгария.
– Может, это и не они. Я хочу сказать, они, возможно, и не причастны, – сказал наконец Тео. Слова вышли грустные и совсем не похожие на правду.
– Или не оба причастны. – Изабелла встала и отошла к дальнему окну.
– Это ты о чем? – Тео ощетинился, несмотря ни на что.
Она глубоко вздохнула.
– Мой отец – бизнесмен. Твой – кинорежиссер. Если нужно было саботировать съемки… один из них гораздо лучше знал, как это сделать. Лучше, чем другой.
Тео запустил пальцы в свою колючую шевелюру.
– Поверить не могу, что ты такое говоришь. Поверить не могу, что ты вот так запросто его обвиняешь. Он же мой отец!
Судя по выражению ее лица, она запросто могла влепить ему пощечину.
– А я не могу поверить, что ты его защищаешь. Кем тогда оказывается мой отец?
– Я думал, ты его ненавидишь, – не поверил уже Тео.
– Полагаю, ты его путаешь со своим. – Она была в ярости.
Вот тебе и на.
Так узы родства, связав, разделили влюбленных.
Комната сжалась вокруг, не давая выхода. Они не желали глядеть друг на друга, но и отвести взгляд не могли. Крошечная каморка нагревалась все больше – шутка ли, два сердитых тела и паршивая вытяжка. Эта последняя уже практически дымила – причем, разумеется, внутрь.
Не исключено, что нынешний сирокко дует совсем не с ночного неба, а из этой проклятой пещеры.
И тут Тео заметил кое-что еще.
– Ты погляди на само письмо! Отправлено… сегодня. Зачем кому-то посылать письмо со страховым полисом мертвецу?
Изабелла уставилась в экран через его плечо.
– Если только он не мертвец?
– В письме сказано, что они встречаются сегодня ночью на стоянке такси.
Она шмыгнула носом.
– Ну, конечно. Твой отец всегда там назначает встречи.
Он поднял брови.
– Ты хочешь сказать, люди типа моего отца.
Но колесики у него в голове уже завертелись.
– Отлично. Я пойду и сам посмотрю.
Она всплеснула руками – совсем как итальянка, подумал Тео. Жест получился милый и даже ласковый, хотя она сама – по крайней мере, прямо сейчас – приветливостью не отличалась.
– То есть ты собираешься вот так взять и подкатить к преступнику и потребовать объяснений?
Он снова пожал плечами.
– Ни к кому я подкатывать не собираюсь. Просто посмотрю. Стоянку такси хорошо видно с пьяццы.
– Только не ночью, – прозвучало скептически, что и говорить.
– А с крыши Кастелло – еще как. Он стоит на вершине холма – оттуда весь город видно.
– Отлично.
– Отлично.
– Там сказано – «в полночь».
– В полночь.
– Ну, увидимся.
– А то.
Они так и стояли бы в жаркой тьме, если бы Тео не полез выключать компьютер и выдергивать вилку из адаптера.
Когда он выпрямился, Изабеллы уже не было.
Ветер снова грохнул дверью об стену – громче выстрела, быстрее пули. Тут и нормальный-то человек с ума сойдет.
Но Тео на сей раз даже не вздрогнул.
IV. Il Castello (Замок)
Даже камни в темноте обжигали ноги. Добравшись до вершины холма, он весь обливался потом. Горячий ветер душил за горло.
Тео и вдоха не мог сделать, не почувствовав его раскаленные пальцы на шее.
Вот он ты, вот он я.
Он задрал голову и вперил взгляд в Кастелло Арагонезе. Может, и не такой живописный сам по себе – но оттуда, где Тео стоял, его осыпающийся силуэт со всеми извилистыми коридорами, древними башнями и пушечными ядрами закрывал почти все небо и луну вместе с ним.
Как странно, думал Тео, стоять тут посреди ночи, посреди пьяццы, посреди старого города, на пороге разрыва с отцом – и смотреть. Куда? Что там, впереди? Впервые в жизни Теодор Грей ничего не знал. Ни о том, что случилось, ни о том, что случится. Ни о том даже, что случается прямо сейчас.
Он не знал, хорошо это или плохо. Но он знал: что-то происходит.
Что-то новое.
– Не думала, что ты и правда сюда придешь, – донесся голос Изабеллы из густой тени замка. Глаза Тео с жужжанием настроились на темный силуэт на фоне тьмы. Что-то зыбкое, прозрачное, текучее, как и все вокруг.
Он втянул воздух.
– Я пришел. Это не кино. В реальной жизни люди делают то, что сказали.
– Далеко не все, – тихо возразила она.
– А я – да, – сказал он, глядя на нее.
– И ветер не кидает трейлеры в море? – казалось, еще немного, и она заплачет.
– Нет, – Тео сглотнул. – Обычно нет.
Она отвела взгляд.
– Ты уверен, Тео? Ты действительно намерен это сделать? Я хочу сказать – я не буду тебя винить, если ты не станешь. Это слишком… Для любого из нас слишком.
Тео нащупал в кармане ключ от замка – единственный ключ от замка, перекочевавший к нему от Данте в обмен на новенький мобильник. Договариваться пришлось дольше, чем он думал, так что к замку он едва успел вовремя – все бегом и бегом, до самой вершины холма.
И вот, стоя тут, он бы все отдал, чтобы его здесь не было.
– Хочу ли я это сделать? – Он вытащил ключ и посмотрел на Изабеллу. – Совершенно уверен, что нет. Но вот они мы.
Она кивнула и взяла у него ключ.
– Что ж, тогда…
Она сунула ключ в скважину, замок загрохотал. Цепи, звеня, упали на мостовую.
Изабелла навалилась на ворота всем своим небольшим телом, и они медленно, дюйм за дюймом, скрипя, отворились.
Забавно, подумал Тео, как быстро падают некоторые цепи. В то время как другие…
Она улыбнулась ему:
– После вас…
Внутри у Тео стало как-то ужасно пусто, будто это был вовсе и не он. Впрочем, когда Изабелла повернулась к нему спиной, на себя она тоже не сильно походила. Словно кто-то пригласил их играть в чужом, жутком, проклятом фильме о привидениях.
– Ты ничего не слышишь? – Он замер, уже взявшись за ручку двери.
– Какая-нибудь птица, – поежилась она. – Или бродячая кошка.
– Как будто кто-то плачет.
– Скорее уж кричит. – Она прислушалась, склонив голову набок, по-птичьи.
– Мы можем уйти, – сказал он. – Еще не поздно.
Но уже было поздно.
Фильм ужасов, «Замок Отранто». Вот она, их история.
Не за этим ли он торчал здесь все лето, самое длинное, самое горячее из всех его семнадцати?
– Ну так пошли. Чего ты ждешь?
Она отбросила с лица волосы и исчезла во мраке, прямо у него на глазах.
Он шагнул за ней в ночь.
Внутри замка их встретило забвение – если забвение имеет привычку выглядеть как туман, подумал Тео. Туман бесцельно клубился и тек куда-то и никуда конкретно. Именно так привык чувствовать себя Тео; именно так он чувствовал себя сейчас, стоя во внутреннем дворе Кастелло Арагонезе.
Изабелла не стала его ждать. Она устремилась в тени, оставив Тео примерзшим к камням, пустившим корни в самый фундамент старого замка. Он поднял голову и воззрился на каменные стены, неподвижно уносившиеся в небесную тьму. Один этаж, два, три, четыре – паутина ходов и лестниц, соединявших башни между собой, тайных, скрытых от глаз. Вдалеке то там, то сям мелькала Изабелла; ее футболка ловила лунный свет, плывя по ступенькам все выше, выше…
– Изабелла! Что ты делаешь? Погоди…
Она не остановилась и не ответила. Она бежала на крышу, Тео узнал маршрут. Он хорошо выучил его за ту ночь, когда они снимали сцену смерти с Пиппой и сэром Мэнни.
А еще с Конни и всей этой кровью.
С искусственной кровью, напомнил он себе, и вообще, кончай уже бредить на эту тему.
И он кинулся вверх по ступеням за ней.
Нет, ему совсем не страшно.
Тео смотрел себе под ноги – просто так, без особой причины. Вернее, по той, что трудно лезть по ступенькам в кромешной тьме.
Подумав так, он остановился, вытащил из кармана зажигалку и чиркнул, высекая огонь.
Крошечный язычок пламени расплескался в неверное, бледное пятно.
Я не боюсь.
– Изабелла, погоди!
Совсем.
Вот что он думал, перешагивая последнюю ступеньку. Перед ним расстилалась крыша.
Вот что он думал, проходя мимо темной falconieri – маленькой ниши, где обычно дремал сокольничий, когда на площадке требовались ловчие птицы.
Вот о чем думал он, когда увидал, что Изабелла стоит на самом краю каменной крыши, держась за тоненький железный прут, антенною росший прямо из плиточного пола.
Вот какие мысли роились у него в голове, когда ветер захлопал ее длинной черной юбкой и взметнул волосы в небо.
– Бог ты мой, иди скорее сюда, – сказала она, не поворачиваясь. – Иди сюда, ты должен это увидеть.
Он сделал шаг, словно в трансе, во сне.
– Что, Изабелла? Что ты говоришь?
Он протянул ей руку, она нашла ее и склонила к нему голову.
Губы их встретились.
Она поцеловала его, нежно, словно никого больше не было в мире – только они двое. Словно не было даже их.
Я люблю тебя, думал он, я люблю тебя, и ты настоящая, и я не боюсь. Моего отца там, внизу, нет, и твоего тоже. Конни не умер, и меня тут нет, потому что мы в поезде, думал он. Мы едем в поезде на Рим.
Мы сбежали.
Вот так он думал, став рядом с ней. Огромная черная птица носилась в ночи вокруг них.
Мы можем сбежать.
Все это он думал, когда она взяла его за руку, серебряную в свете луны, и ветер кинул в них черные перья, наполнив ими весь воздух.
Мы…
V. Il Falconieri (Сокольничий)
Вдалеке закричала птица. Звук походил на человеческий крик, на детский плач. Неважно, все равно ветер унес его прочь – и этот звук, и все прочие, которые луна и полночь прятали в темных ладонях.
Никто ничего не слышал.
Больше никто.
Мальчишка из кафе и девчонка из поезда лежали бездыханными на булыжниках далеко внизу. Их неспешно догоняли, кружась, несколько запоздавших черных перьев.
Никто ничего не видел.
Больше никто.
Кроме Женщины-Слона, стоявшей на омытых прибоем и запятнанных кровью скалах у гавани, ниже замка, ниже пустых трейлеров и безлюдной съемочной площадки.
Кроме женщины, протянувшей в ночь руку, в ожидании, когда вернется одетая в черные перья тварь.
Он все сделал правильно, Данте, верный рыцарь. Он – настоящий владыка этого места, он, и никто другой. К рассвету он утратит перья и истинный облик и снова станет человеком – так было сотни лет, так будет и дальше.
Теперь они уедут, эти americani. Их двоих оставят в покое – они так желают. Таково ее первородное право, а до этого ее матери, и бабки, и бабкиной бабки. Они и только они – истинные хранительницы замка, блюстительницы проклятия.
Кастелло Арагонезе снова запрут и очень скоро. Никогда он не будет принадлежать никому – только им двоим.
– Dante! Dante, bravo ragazzo! Bravo!
Когда она улыбнулась, зубы ее были сплошь золото и слоновая кость.
Примечание автора
Первый раз я прочитала «Замок Отранто» Горация Уолпола на старших курсах института. Второй – по дороге в настоящий замок Отранто. Был июнь, и я ехала на этюды. Кастелло Арагонезе, Арагонский замок, как его называют местные, – это единственный замок в древнем, обнесенном крепостными стенами Отранто, причудливом городке посреди аграрной области Италии, называемой Саленто, или Пулия. Эта земля с ее гробницами и церквами, с пещерами в скалах над морем и загадочным, похожим на Стоунхендж, дольменом действительно очень, очень стара и полна тайн. Здесь может случиться что угодно, здесь все начинается и никогда не заканчивается, здесь солнце раскрашивает все, чего касается, цветом правды, растущей из самой земли. Именно в Отранто я начала писать свой первый законченный роман, и потому я считаю «Замок Отранто» не только первой в истории литературы готической новеллой, но и кузиной первой готической новеллы в моей личной истории. Свой Отранто я перенесла в современность, а вдохновением для него послужили не только Уолполовский оригинал, но и любовь ко всему готическому вообще и к южной готике в частности, недавнее знакомство с миром кинопроизводства и, конечно, четыре счастливых лета, проведенных в Кастелло Арагонезе. Посему оставляю вас под лучами древнего юго-восточного солнца с моей современной спагетти-готикой, «Сирокко».
«Бритье Шагпата» (1956) – повесть английского писателя Джорджа Мередита. В 1704 году французский востоковед Антуан Галлан опубликовал первый в Европе перевод сказок «Тысячи и одной ночи». Эта книга завоевала такую популярность, что вскоре за ней последовали новые сборники, также весьма успешные в коммерческом отношении: в 1707 году – «Турецкие сказки», в 1714 году – «Персидские сказки». Экзотические восточные фантазии надолго завладели воображением европейцев, и очарование их не до конца рассеялось даже два с половиной века спустя. Джордж Мередит писал серьезные психологические романы из жизни своих современников и сочинял сонеты, но любители фэнтези знают его, главным образом, по самой первой книге, вышедшей из-под его пера. Мередит написал «Бритье Шагпата» в двадцать пять лет, когда особенно нуждался в деньгах, чтобы прокормить жену и маленького ребенка. Возможно, он надеялся сыграть на остатках интереса к загадочному Востоку, все еще пленявшему западный мир. Но надежды не оправдались: роман распродавался плохо, и в результате Мередит навсегда отвернулся от жанра фэнтези. И все же «Бритье Шагпата» остается прелестной сказкой, полной красочных сверхъестественных происшествий, устрашающих джиннов и прочих восточных чудес, на фоне которых действуют живые и яркие персонажи. Главный герой романа, персидский цирюльник, следуя коварному совету колдуньи по имени Нурна бин Нурка, берется обрить великого и ужасного Шагпата, сына Шимпура, сына Шульпи, сына Шуллума – «истинное чудо волосатости». «Далекие города, изукрашенные самоцветами»; несметные полчища воинов, которые маршируют через пустыню, взметая багряные тучи песка; зловещие старухи с острыми, как у кузнечика, коленками; величавый горный пик, что «при свете солнца блистает золотом, а по ночам вздымается одинокой серебряной иглой», – все это под ироническим и лукавым взглядом Мередита превращается в чистый источник радости: вымышленный мир, встающий перед читателем, поистине уникален и неповторим.Чарльз Весс
«Бритье Шагпата»
Назад: Сначала мы были богами Рик Янси
Дальше: Пробужденная Мелисса Марр
