– Куда теперь, командир? – Бет сидела на столбе, разрывая жиронепроницаемую бумагу с бутербродом. Запах копченого окорока и горячего расплавленного масла поплыл по холодному воздуху.

Через несколько часов после того, как они покинули Поля Сноса, Бет обнаружила, что больше не может вспомнить, что чувствовала, находясь там. Она вообще не могла ничего почувствовать: как будто эмоции взорвались от гнева и выключились, оставив только самые примитивные телесные ощущения: холод, растяжение мочевого пузыря, боль уставших мышц…

Бет откусила большой кусок, внезапно почувствовав зверский голод.

– Хочешь? – пробормотала она с полным ртом хлеба и бекона.

Фил с улыбкой отказался:

– Мне это не нужно.

Бет проглотила:

– Ах да, твой хваленый синтез. Ты никогда ничего не ешь? Так, просто, ради вкуса?

– Конечно, хороший кусок асфальтового пирожка или пару бензиниченок, когда находится минутка. Ничего подобного, – он посмотрел на сэндвич Бет со смесью любопытства и явного недоверия. – Кстати, о минутках: который час? – спросил парень.

Бет глянула на свой «Джи-шок»:

– Шесть двадцать три утра.

– Тогда можно расслабиться; особы, которым мы собираемся нанести визит, еще не скоро проснутся.

Тьма все еще застилала улицу за вокзалом «Ватерлоо», где они сидели, но офисные костюмы уже засновали взад-вперед, газетные киоски запестрели новыми заголовками, а машины и автобусы деловито зашуршали по асфальту.

– Чего я не понимаю, – сказала Бет, – так это почему ты считаешь, что нам будет трудно привлечь союзников на свою сторону. Я хочу сказать: Высь откровенно опасен, так отчего же почитатели твоей мамы не выстраиваются в очередь его свергнуть?

Фил посмотрел на девушку так, словно она была премированной идиоткой:

– Ты шутишь, да? Потому что он откровенно опасен. Мы никогда не сталкивались ни с чем подобным. Мать Улиц всегда собирала армию и вела ее сама, пока Высь не стал слишком сильным, чтобы его можно было убить. – Парень помрачнел. – Моя мать оставила нас в беде. Когда она рядом, все боятся и действуют. Когда ее нет — боятся и притворяются, что это не их проблема. Они проводят границы. «Пусть Высь остается в Сити, – говорят они, – и мы будем жить, и он пусть живет». А когда он нарушает эти границы, проводят новые: дескать, к северу от реки, к востоку от парка. – Фил выковыривал грязь из-под ногтей и рассеянно сщелкивал ее в ближайшего голубя. – И чем больше они уступают, тем мощнее становится Высь, а чем мощнее он становится, тем сильнее они пугаются, и поэтому и дальше откладывают действия. Порочный круг: глупо, но именно так все и происходит.

«Какой-то аттракцион долбаного оптимизма», – подумала Бет.

– Но те люди, – настаивала она, – те, из вчерашней ночи, – Каменники и Женщины в Стенах. Разве у них нет друзей, семей?

– Конечно, есть, – вздохнул Фил, – но на каждого мужчину или женщину, которые жаждут мести за своих убитых собратьев, найдутся трое других, свернувшихся калачиком в углу и умоляющих не навредить и им.

Он скорчился под потрясенным пристальным взглядом Бет.

– Не смотри на меня так, – попросил он. – Я не знаю, по какому пути пошел бы сам. И, что бы ты там ни думала, уверен, ты тоже не знаешь.

Бет дивилась: что же произошло с дерзким парнем, заявлявшим: «Я – худшее из чудовищ улиц»? Слои бравады слетали с него с огромной, пугающей ее скоростью.

Когда солнечный свет начал проступать из-за высоких зданий на горизонте, Фил потянулся и положил копье на плечо.

– Давай, заканчивай жевать. Нужно идти дальше.

Они пробирались через ранние утренние толпы. Несколько человек неодобрительно смотрели на асфальтокожего парня, разгуливающего в холод без рубашки, но совсем немногие – в конце концов, если не вглядываться, на улицах Лондона были десятки еще более странных людей.

Избегая главной улицы, они перепрыгнули через забор с желтым ромбом, предупреждавшим: «Высокое напряжение. Опасно для жизни». Фил взобрался по пожарной лестнице на крышу и, подойдя к двум возвышающимся трубам, изрыгающим кондиционерные пары, оперся о ближайшую трубу и остановился, задумчиво поджав губы:

– Ладно, Бет, – сказал он. – Люди, с которыми мы собираемся встретиться, нахальны, высокомерны и чертовски убийственно раздражают, другими словами, они – аристократия. Я предупреждаю тебя заранее: с ними нужно быть вежливыми, потому что…

– Потому что у меня длинный язык?

Он решительно кивнул.

– Окей, – сказала Бет, – но я не понимаю, о чем ты беспокоишься. Я могу контролировать себя, знаешь ли. Прямо сейчас, когда ты сказал «нахальны, высокомерны и раздражают», я и слова не сказала о горшках, чайниках и зан…

Он шутливо ее толкнул:

– Пойдем. И сними часы – я не хочу, чтобы стекло отразило чье-либо глазное яблоко, провоцируя дипломатический инцидент.

Бет хотела было спросить у него, о чем, черт возьми, он толкует, но быстро отнесла вопрос к разряду бесполезного колебания воздуха и сунула «Джи-шок» в карман. Завернув за трубу, они столкнулись с прямоугольной штуковиной, задрапированной черной тканью, – высокой и широкой, как контейнер для морских перевозок. Фил сдернул ткань, обнажая гладкую плиту зеркального стекла.

Бет посмотрела на свое отражение. За дни, проведенные на улицах, она похудела. Скулы заострились, кожа грязная. Девушка выглядела лохматой и невыспавшейся.

– Это ты его сюда притащил?

– Оно должно быть труднонаходимым, чтобы они никому не навредили.

– Кто они? – Бет старалась, чтобы ее голос не звучал раздраженно, но как же ей хотелось, чтобы парень хоть раз дал ей прямой ответ.

– Увидишь. – Он встал чуть прямее и трижды стукнул тупой стороной своего прута стукнул по стеклу. – Его высочество Филиус Виз, Сын Улиц, правящий принц Лондона, наследник и хранитель всех Ее колоний, – официально произнес он, – просит и требует аудиенции Семи Сенаторов самого благородного Ордена посеребренного стекла.

Бет наклонилась к нему и прошептала:

– Милый титул.

– Ага, Зеркальная знать любит всю эту показуху и церемониальную чушь.

– А ты? Неужели нет?

Они обменялись долгими взглядами, и Фил покраснел.

– Полагаю, это то, что называется «взять с поличным», ваше высочество, – пробормотала Бет.

– Тише.

Они ждали. Над головой закаркали птицы, но больше ничего не произошло. Фил снова постучал в зеркало.

– Его высочество Филиус… – начал он снова, но на этот раз был прерван сердитым голосом, звучащим, как будто его владелец с век провел, полоща горло пылью:

– Очень, очень хорошо, но к чему такая спешка? Это ужасно неотполированно.

Бет увидела в зеркале согбенного старика, идущего по крыше. Он появился из-за края отражения, как будто прятался за ними, просто находясь вне поля зрения. Старик приближался, пока не встал прямо между зеркальной Бет и зеркальным Филом.

Дрожь пробежала по спине Бет. Боковое зрение подтвердило то, что она уже знала: возле нее не было никакого старика. Он существовал только в отражении.

– Хмрхмр, – сказал старик. Одетый в фиолетовую униформу с золотым кантом, он выглядел, как помесь бригадира с невероятно древним посыльным.

Представитель Зеркальной знати с сомнением изучал их из зеркала.

– Не очень-то ты похож на правящего принца, – заметил он и, морщась, ухватил отражение Фила за штанину. Бет пришла в ужас, заметив, что и настоящие джинсы парня сморщились, как будто зажатые невидимыми пальцами.

Фил приподнял бровь:

– А вы не очень-то похожи на Семерых Сенаторов Посеребренного стекла, так что, полагаю, мы квиты.

– Это ужасно неотполированно. Я Привратник Сената. Все, что ты хочешь сказать им, можешь сказать мне, – надменно заявило отражение старика. – Я отражу им твое прошение при первой же удобной возможности.

– Нам нужно увидеть их сейчас же.

Тонкие серые волоски затопорщились на выпяченном подбородке отражения.

– Нет, – отрезал старик. А потом снова захмыкал и повторил. – Это ужасно неотполированно.

Пока Фил колебался, силясь придумать какой-нибудь способ вернуть инициативу в свои руки, Бет шагнула вперед, пытаясь прикинуть, каких ожидать последствий, если вывести несговорчивого посыльного из себя, пока не поняла, что вообще-то ей плевать.

Она шумно откашлялась.

– Твоя правда, лакей, – сказала она самым оскорбительно-веселым тоном, какой только смогла из себя выжать. – Когда у тебя появится минутка, доложи Сенаторам, что сын их Богини снаружи – скажи, он выглядит, как будто спит в канализации; они поймут, что это он, – и что он будет очень признателен, если они поднимут свои высокомерные кровосмесительные зады и подойдут к двери, чтобы он мог продолжить свое неотложное дело: войну против маниакального Бога Кранов. – Она подождала, пока отражение лица Привратника не сделалось молочно-белым, прежде чем добавить. – Как думаешь, скоро ли приключится ближайшая удобная возможность?

Привратник кинулся обратно в сторону отражения.

Фил, переведя дыхание, взорвался:

– Бет!

– Фил.

– А как же вежливость?

Девушка пожала плечами:

– Он вывел меня из себя. Кроме того, нахальные вышибалы везде одинаковы, в дутых куртках или смокингах – не имеет значения. Подкинь им проблему не по ранжиру, и они гарантированно передадут ее вверх по цепочке.

Парень уставился на нее, и она ухмыльнулась. «Хорошо, – призналась она себе, – возможно, я немного выпендриваюсь».

– Вижу, ты никогда не пытался прорваться в «Камден» на вечеринку для совершеннолетних. – Она дернула головой в сторону зеркала. – Да кто они вообще такие? Этот тип выглядит… не хочу показаться сумасшедшей, но он выглядит человеком.

– Зеркальная знать, лорды-под-стеклом, ответил Фил, все еще глядя на девушку, как на совершенно безумную. – Они иногда рождаются, когда человек попадает между двух зеркал.

– Куда попадает?

– Между двух зеркал, – раздражаясь, повторил парень. – Знаешь, когда получаются бесконечно удаляющиеся отражения? Так вот, каждое отражение несет в себе частичку реальности, и время от времени они складываются в кого-то вроде Привратника: в живую, дышащую копию по другую сторону стекла. Зеркальная знать очень, очень вспыльчива – поверить не могу, что ты…

– Ш-ш-ш, они возвращаются, – сказала Бет, натягивая улыбку. Если Зеркальная знать – что-то вроде богатеньких детишек, которым она иногда продавала картины, тогда можно пакостить от всего сердца, притворяясь в процессе милашкой. Девушка собиралась насладиться этим.

Семь фигур – трое мужчин в серых костюмах и четверо женщин в серых юбках и белых блузках – ступили в поле зрения на отражении крыши. Они шли так, словно несли судьбы всего мира в задних карманах. Остановились точно на уровне отражений Бет и Фила: ни дюймом ближе, ни дюймом дальше. Держали марку.

Одна из зеркальных женщин – с красновато-коричневой кожей и скривившимися губами – склонилась перед Филом в долгом реверансе.

– Высочество, – проговорила она.

Фил склонил голову к зеркалу:

– Превосходительство.

– Твоя подруга донельзя взволновала нашего Привратника. Что мы можем сделать для тебя, Сын Улиц?

Парень улыбнулся:

– Я здесь, чтобы просить моих вассалов исполнить свой долг перед сюзереном. Заряжайте стеклянные пушки, развяжите свои путы, – он нахмурился, как будто какая-то мысль только что пришла ему в голову. – Поищете всяко-разные сварочные горелки, которые тоже могли попасть в зеркало. Думаю, там, куда мы направляемся, они пригодятся.

Если эта причудливая просьба и поразила женщину, виду она не подала:

– Ты вербуешь.

Он кивнул:

– Армия – жизнь мужчины, но не позволяйте этому вас отпугнуть.

Лицо темнокожей женщины перекосилось, словно она хотела храбро улыбнуться, но так и не собралась.

– Я полагаю, цель этого предприятия – Высь?

Фил усмехнулся.

– Значит, юный принц наконец-то пошел по стопам своей матери. Какие ощущения, Высочество?

– Как будто я еще не дорос до них, – признался он. – Но дорасту.

– Уверена, что дорастешь. – Сенатор скривила губы, прежде чем сказать: – Боюсь, мы не сможем помочь тебе, Филиус Виэ, как бы этого ни хотели.

Он непоколебимо улыбнулся:

– Серьезно? Почему нет?

– Если обратиться к Образу семьдесят три Соглашения Палиндромов, станет понятно, что только сама Мать Улиц имеет право требовать от нас подчинения. Фактически там утверждается: итанз йоньлакреЗ яиненичдоп ьтавоберт тежом янигоБ окьлот, но из вежливости я отражу, – речь Сенатора сочилась фальшивым дипломатическим сожалением. – Очевидно, мы бы с радостью привели свои легионы под ее командование, но, как всем известно, она не показывалась уже более десяти лет, а в ее отсутствие договор временно приостанавливается. Даже перед лицом столь августейшей особы, как ты, наши руки связаны.

Теперь об улыбку Фила можно было высекать искры.

– Что это значит, Мэгги?

Сенатор вздохнула, как будто говоря: «Что ж, если ты настолько невоспитан, чтобы вынудить меня быть честной…»

– Мы подозревали, что в ближайшее время может поступить подобное обращение. Не нужно быть математиком, чтобы сосчитать подъемные краны на горизонте. Сенат уже обсудил надлежащее отражение на этот деликатный вопрос. Я могу заверить ваше высочество, мнения были высказаны весьма всесторонние…

– Не сомневаюсь.

– …но, после долгих размышлений, было решено, что, учитывая текущую склонность Выси возводить стеклянные башни, он может стать лучшим союзником, чем врагом.

Челюсть Фила отвисла – футбольный мяч бы вошел.

– Что?

– Ведь чем больше в твоем городе отражающих поверхностей, тем больше у нас возможностей переместить обычных, единожды отражающихся людей в наш город в качестве Простолюдинов.

– Вы имеете в виду рабов, – с отвращением констатировал Фил.

– Прислужников, если честно, – Сенатор, как и все политики, явно заигрывала с семантикой.

Фил долго молча таращился на нее. И вдруг выражение его лица изменилось с яростного на вдумчивое, и он качнулся назад на пятках. Парень засунул свободную руку в карман, и на его губы вернулась улыбка.

– Окей, – кивнул он и пошел обратно к пожарной лестнице.

Бет взвилась:

– Окей? Фил, ты что?

Парень развел руками:

– Ты же слышала ее Превосходительство. Они придерживаются принятой линии; мы ничего не можем сделать, чтобы ее изменить… – Принц приостановился. – Конечно, есть три очевидные причины, почему это решение приведет к тому, что их республика погрузится в неистовую кровавую анархию. Но, я уверен, они разберут это на своем «открытом заседании», – он пожал плечами, как будто говоря: никогда не знаешь, где найдешь.

Сенатор прочистила горло так деликатно, что они не могли не услышать.

– Уверена, что обсудим, ты прав, конечно. Но, просто, чтобы удостовериться, могу я осведомиться, Высочество, что за причины?

Парень улыбнулся, словно ядовитая змея, и принялся загибать пальцы.

– Во-первых, Высь – психованный монстр, так что только кто-то с совершенно пещерно пустой головой может рассчитывать, что он что-то там сделает.

Во-вторых, Мать Улиц возвращается, чтобы ступить на тропу войны, как она любит, и будет кровопускательно недовольна теми, кто не пришел на зов ее любимого мальчугана, – он пожал плечами. – Но, если вас это устраивает…

Сенаторы в зеркале испуганно запереглядывались, когда он поставил ногу на ступеньку пожарной лестницы.

– Гм, Фил? – начала Бет: каким-то образом она поняла, что это был сигнал на ее выход. – Ты вроде сказал, три причины?

Серокожий парень сложил тощие руки на верхней ступеньке и уткнул в них подбородок.

– Именно так. – Улыбка стерлась с его лица, щеки почернели, и пару секунд он выглядел яростно, пугающе недовольным. – Третья причина, которую вам следует обдумать, ваши Превосходительства, заключается вот в чем: если вы откажетесь, я поставлю пары огромных зеркал, смотрящих друг на друга, на Трафальгарской площади, Бишопсгейте и Оксфорд-чертовом-Серкусе.

Сенатор Мэгги побледнела, но остальные только озадаченно засмеялись, а один старик с вызовом поинтересовался:

– И что?

Фил втянул воздух сквозь зубы:

– А то, что, как я полагаю, около пары сотен тысяч человек будут застревать между ними каждый день. Допустим, только пять процентов из них пересекут границу, это все равно десять тысяч новых зеркальнознатников. Ежедневно. Я затоплю Лондон-За-Стеклом чертовыми аристократами, пока вам, кровососам посеребренным, не останется ни капли крови, кроме голубой, – парень облизал губы, будто бы наслаждаясь перспективой. – Я переверну ваше тяжелозадое общество вверх ногами. – Он помахал им. – Пока! Наслаждайтесь, убирая свои собственные дворцы и ломая спину на солнечных фермах, потому что вы сможете поцеловать на прощанье свои толстозадые привилегии, когда на сотню таких, как вы, найдется всего один бедный дружок-Простолюдин.

Фил откашлялся, а потом намеренно оскорбительно сплюнул на крышу.

– Подумайте об этом, – сказал он и отвернулся.

Бет оглянулась назад – на лица Зеркальной знати. Они были совершенно белыми от бессильной ярости, за исключением Сенатора Мэгги, хранящей на лице все ту же кислую улыбку:

– Толстозадые привилегии? – снисходительно повторила она. – Слова истинного принца.

Они спрыгнули на землю, перемахнули через забор и побежали по переулку обратно к главной дороге, заливаясь диким смехом. Бет чувствовала, что внутри нее пульсирует беспредельная эйфория, как когда они с Карой заканчивали красивый рисунок.

При этой мысли карие глаза Кары вспыхнули у Бет в голове, и она резко остановилась и сглотнула, но серокожий парень все еще ухмылялся ей, и девушка почувствовала, как на лицо снова возвращается улыбка.

– Сделали их! – торжественно вскричал Фил. – Вот теперь мне весело.

– Уверен?

– Определенно. Они ни за что не смогут спасовать перед угрозой вроде этой! – В приливе чувств он обнял ее, выжав весь воздух, а потом отпустил.

– С чего это?

– Все из-за твоего длинного языка. Ты так ловко – во имя кровоточащей реки! – с ними обошлась, и они купились. Тогда я подумал, что тоже могу взять их в ежовые рукавицы.

Кожа парня лоснилась от городской грязи, и взглянув на себя, Бет увидела, что ее толстовка тоже перемазана.

– Ого, – пробормотала она, – это весьма грязно, ты в курсе? Ты потеешь моторным маслом или чем-то вроде того?

– Привыкай, – заявил он с усмешкой. – Останешься со мной и в два счета сама таким покроешься. Очень удобно – не пропускает холод.

– Измажь-ка меня, а то я заледенела.

– Не вопрос! – он обвился вокруг нее и измазал ей лицо и одежду, а она визжала, отбивалась и хохотала, и он тоже хохотал, заваливая ее на землю. Несколько секунд они возились в грязи, пытаясь одновременно бороться, дышать и хихикать, пока Бет не выскользнула из-под него и не уселась сверху, отведя руку парня назад и придавливая его.

На долю секунды ее губы зависли над его губами. Он прекратил смеяться. Бет внезапно, потрясенно осознала силу его худых рук и тот факт, что он позволил ей прижать себя. Почувствовав жар его дыхания на своих губах, она запаниковала. Жар залил лицо, и, чтобы прикрыть смущение, девушка показала парню язык и отпрыгнула.

Фил снова рассмеялся, и Бет почувствовала, как из нее тоже выплескивается истерический смех.

Когда отзвучал последний отголосок хохота, они оба откинулись на спины, ловя ртом воздух. Бет нерешительно скользнула ладонью по асфальту и взяла Фила за руку. Его рукава задрались, и их голые руки соприкоснулись, а татуировки-короны из домов-башен оказались бок о бок.

– Спасибо, – прошептал он.

– За что?

– За то, что ты здесь.

Той ночью они пили, чтобы отпраздновать, как уверял Фил, их первую успешную вербовку. Он сварил прозрачный зеленый ликер на огне, который развел в металлическом мусорном баке. Бет почувствовала легкое головокружение, когда в нее проник жар напитка, превращая руки и ноги в теплую глину. Тощий парень пил вдвое больше нее и горланил глупые песни на латыни, ужасно фальшивя. Принц растянулся бы лицом вниз, если бы девушка его не поймала. Вместе они сложились в удобную кучу: он тут же захрапел, и довольная Бет, устроив голову на его плече, тоже провалилась в сон.

Она проснулась, когда занимался бледный серебристый рассвет, с замутненными глазами и негнущимся телом, щека приклеилась к бетону утренним заморозком. Фил сидел напротив, обматывая свои ожоги свежими полосками порванного плаката. Вдалеке, как-то нетипично прогудев, прогромыхал поезд. Бет не могла объяснить почему, но он звучал немного… ранено.

Фил поднял голову, прислушался, потом заметил, что Бет проснулась и устало ей улыбнулся.

– Узнаешь звук? – спросил он.

– Поезд?

– Не просто поезд: это твоя Рельсовая химера. Та, которую ты встретила в ночь нашего знакомства. Она уже два дня за нами следует, держась настолько близко, насколько позволяют рельсы. Как думаешь, чего она хочет?

Бет покачала головой:

– Начнем с того, что я даже не знаю, почему она меня подобрала.

На лице парня расцвела широкая улыбка:

– Серьезно? Ты даже этого не знаешь? Очевидно же – ты была пассажиром. Ты хотела отправиться куда-нибудь – куда угодно – и она это почувствовала. Призраки подбирают пассажиров: они помнят, что это было их работой. Пассажиры делают их счастливыми.

Он потянулся и прислонился к стене рядом с девушкой:

– Однако, что она хочет от тебя теперь, когда ты со мной, остается только гадать. Может, винит тебя, что ее помял тот товарняк; может, жаждет мести. С другой стороны, может, ей просто одиноко, и она ищет друга. Рельсовые химеры довольно непостоянны и в лучшие времена, а после того, через что прошла эта, она без сомнения будет немного потявкивать.

Бет вздрогнула. Память о столкновении с огромными призрачными машинами вплавилась в ее тело. Она сжалась и потянула край толстовки на колени.

– Холодно?

– Нет, – решительно ответила Бет, – практикуюсь для будущей карьеры акробатки.

Фил, испускающий удивительное количество тепла, обнял девушку одной рукой, неловко ткнув ее костлявым бедром.

– Все хорошо. Вдали от рельсов она и нескольких минут не протянет. Будем держаться от них подальше, и все будет в порядке. Кроме того, ты теперь со мной.

Бет фыркнула:

– Сомневаюсь, что это залог безопасности, Фил. Но спасибо.

– Справедливое замечание, но вот что я тебе скажу: я сделаю все возможное, чтобы меня убили раньше тебя. Нет ничего справедливей этого, правда?

Бет коротко вздрогнула, когда он заговорил о своей смерти. Это было первым, что он сообщил ей о себе: «Кто-то пытается убить меня».

– Да уж, – пробормотала она, заставляя себя улыбнуться. – Очень любезно.