В горшке с розовым кустом госпожа Ферлонг лежала мертвой в своей паутине.

– ВИНЗОР!

Фея почти мгновенно предстала перед Изолой. Повязка из лепестка маргаритки на глазу сочилась зеленым, а сама Винзор тряслась от злобы.

– Что?

– Это ты сделала? – Изола указала на запутавшиеся в серебристых сетях части тела паучихи.

Единственный глаз Винзор опасно загорелся, и она открыла рот, приготовившись все отрицать:

– Нет, не я…

– Не смей мне лгать, чудовище! – рявкнула Изола.

– Я? – Винзор подлетела к лицу Изолы: черты лица еще больше заострились, уцелевший глаз от бешенства едва не вылезал из орбиты. – Я? Это ты чудовище, Изола Уайльд! Ты ненавидишь меня, и всегда ненавидела! Ты хочешь, чтобы я голодала, а этих мерзких насекомых любишь больше, чем меня! Ты отравила цветы, чтобы я умерла! Ты украла мой глаз и лишила меня красоты, и поэтому я тебя ненавижу!

– Уходи, – велела Изола, силясь сдержать горячие слезы. – Уходи из этого сада и из Авалона, и никогда не возвращайся.

Винзор становилась все зеленее и зеленее, словно расплавленное ядерное топливо в миниатюре, и зеленые вены уродливо вздувались на ее личике. Открыв крошечный клыкастый рот, Винзор запищала:

– НЕНАВИЖУ ТЕБЯ! Неудивительно, что Алехандро бросил тебя здесь на погибель!

Рука Изолы словно сама по себе дернулась вперед и прихлопнула фею. Винзор скорчилась на садовой дорожке, крича от боли и ужаса. Изола подняла ногу в смертоносном армейском ботинке и опустила ее, раздавив фею, как опавший лист.

Вздох, вспышка сожаления.

И неожиданная волна облегчения.

Изола направилась к клумбе: надо было разыскать Зайчика.