Давным-давно в далекой стране жил богатый купец с двумя детьми, мальчиком и девочкой, что родились с разницей в год. Мальчика звали Питером, а девочку Эллой. Жили они счастливо и были такими верными и близкими друзьями, какими только могут стать брат и сестра. Однажды в их край пришла беда: смертельная болезнь уносила жизни, не пропустив почти ни одной семьи. Элла потеряла мать и любимого брата. Умерших сожгли на городской площади, потому что только так можно было помешать мору распространяться. Элла смотрела, как горят их тела, а потом, неся на одежде запах пепла своих близких, девочка вернулась домой, к убитому горем отцу.

В память о матери Элла посадила ореховое дерево, и на его ветвях всегда собиралось множество воронов, которые за ней присматривали. Девочка сбегала на рыночную площадь, собрала пепел брата и принесла его в судомойню. Там, в очаге, Элла вылепила из пепла портрет брата, и с тех пор каждый раз, как она разводила огонь, чтобы обогреть дом купца, в очаге за решеткой светился портрет – и в ее сердце тоже загорался огонек.

Когда Элла почти созрела – это значит, что ее тело изменилось и теперь она могла полностью нести все обязанности взрослых, – отец решил подыскать для нее новую матушку, чтобы та давала ей наставления, которые мужчина дать не может.

Незамужние горожанки по-новому взглянули на купца и увидели человека состоятельного и всего-то с одной дочкой, на которую он тратил свои денежки (в том городке было в обычае иметь самое малое по шесть или семь детей). Поэтому, хотя купец был толст, неуклюж и не слишком умен, вскоре у него отбоя не стало от женщин, которые его добивались.

Хотя невест было немало, купец распорядился своей судьбой неразумно – пал жертвой женского вероломства, тягаться с которым ему оказалось не под силу. Его избранница (а точнее, та, которая избрала его) была пригожа лицом, но крутого нрава, а с ней в дом пришли две ее невзрачные дочери от первого мужа, которого свели в могилу изнурение, тоска и женушкин уход.

Дочери пошли в мать, но были еще более злобными, эгоистичными и тупыми. Сестры были неспособны вести беседу ни о чем, кроме самих себя, к тому же одна из них хихикала так пронзительно, что птицы падали с веток замертво, а другая была столь красноречива, что своими речами усыпляла слушателей. Они возненавидели красавицу дочь своего нового отца, до того прелестную, что при ее виде плоды в саду наливались сладким соком. Злые сестры отняли у нее все красивые платья, которые она сама себе сшила, отправили ее на судомойню и заставили делать самую тяжелую работу: мыть, стирать, чистить, поддерживать огонь в очаге. Ей было строго велено следить, чтобы огонь никогда не гас (потому что жили они в горном краю, куда редко заглядывало солнце, а мороз пощипывал кожу даже в разгар лета).

Сестры нарекли дочь купца Элкой-Золушкой и отказывались звать ее иначе. Впрочем, вскоре они о ней и вовсе позабыли, вспоминая только, чтобы дать какую-то тяжелую работу. Купец все время был занят, приумножая свое состояние, а новая его жена день-деньской разъезжала, навещая других богатых дам в окрестностях. Сестры только и знали, что расчесывать волосы, красить ногти, сплетничать о соседях, читать в местной газете объявления о вечеринках и танцах, да еще то и дело шумно ссориться между собой.

Как-то они прослышали, что в их края едет погостить прекрасный принц. В его честь должны были давать пышный бал в роскошном особняке бургомистра, расположенном на утопающем в зелени холме, в единственном месте в округе, которое хоть иногда согревали лучи солнца. Расчетливый бургомистр надеялся попасть в милость, принц был неженат, а в городке полным-полно безмужних женщин (многих их ухажеров унес мор, другие погибли, не выдержав тяжкого труда на рубке леса) – вот и было решено устроить не один, а несколько праздников, что послужило бы к удовольствию обеих сторон.

Каждый, кому небезразличны подобные события, стремился туда попасть, и сестры тоже умоляли мать достать приглашения. Карточки с золотым обрезом были заблаговременно разосланы каждой девушке в возрасте от четырнадцати до двадцати одного года. Семье купца, благодаря связям, тоже удалось раздобыть заветные приглашения, несмотря на то что приемные дочки давно уже не попадали в нужную возрастную группу.

Мерзкая парочка не могла отказать себе в удовольствии поиздеваться над Золушкой, обсуждая бал.

– Возможно, я тоже могла бы туда пойти? – с надеждой спросила Элла, – В конце концов, я подхожу по возрасту.

– Ты? – захихикала одна из сестер, помахивая золоченым приглашением перед своей тощей бледной физиономией. – Да ты взгляни на себя, дорогуша, – ты же настоящая уродина, лохматая, неотесанная грязнуха. Как можешь ты даже помыслить о том, чтобы явиться на бал и попасть на глаза высокородному принцу? Кроме того, твое дело присматривать, чтобы огонь в очаге не гас. Оконные стекла покрыты ледяными узорами, а ты должна следить, чтобы дом не промерз, – не можем же мы предстать перед принцем с красными носами.

Весело смеясь, они отправились в город красить волосы и укладывать их в замысловатые прически, чтобы понравиться молодому члену королевской семьи.

В тот вечер все семейство отправилось в великолепный дом бургомистра, и только падчерицу оставили поддерживать огонь в очаге. «Это нечестно, – думала Элла-Золушка. – Почему они заставляют меня работать, а сами пошли на бал и стараются понравиться прекрасному принцу? К тому же обманным путем».

Тут Золушке пришло в голову, что все равно пойти на бал не получилось бы, ведь у нее не было приглашения. Пламя сделалось ниже, за тлеющими поленьями проступило светящееся лицо Пепельного мальчика, ее умершего братца Питера, и девочка утешалась, любуясь им. Слезы ее, шипя, упали на его сияющие алым светом черты, и в тот же миг она услышала голос: «Ты сможешь пойти на бал, Элла-Золушка, ведь приглашения были разосланы всем подходящим по возрасту девушкам. Твои сводные сестры швырнули в огонь твое приглашение, но я положил на него свою холодную пепельную руку и не дал ему сгореть».

С этим словами Пепельный Питер протянул пепельную руку и подал ей карточку с золотым обрезом, так что Элла-Золушка вынула ее из огня нетронутой.

– Спасибо, Пепельный Питер, – сказала Элла-Золушка, – я все равно не смогу им воспользоваться, ведь мне совсем нечего надеть.

– Ты сама себе шила, пока отец не женился второй раз, – прошептал Пепельный Питер, – и хотя платья были не из шелка и атласа и не украшены бриллиантами и рубинами, они были прелестны, как деревца, восхитительны, как нежный ветерок, и струились, как ручейки.

Воспрянув духом от этих слов, девочка побежала в дровяной сарай, где они с братом всегда хранили свои нехитрые пожитки, и отыскала там лоскутки тканей, нарвала изумрудной травы, собрала росу, сверкающую в лунном свете, как сапфиры. Ее ловкие пальчики двигались так проворно, что очень скоро она дошила платье, горящее всеми красками ночи. Элла-Золушка умела держать в руках иголку.

Она быстро вымылась, оделась и тогда отважилась взглянуть на себя в зеркало: она увидела красавицу, перед которой не устоял бы и сам принц. Золушка надела на голову диадему, сплетенную из ореховых прутиков, пощипала щеки, так что они зарумянились, и плеснула на волосы розовой воды. Она даже успела вырезать из коры пару изящных туфелек и посеребрила их инеем, покрывшим луг.

– Своей природной красотой ты затмишь всех этих размалеванных гусынь, затянутых в корсеты, – сказал ей Пепельный Питер. – А теперь иди на бал, вот только придется тебе ехать на отцовском мерине. Можешь оставить его на подъездной аллее.

И вот Золушка поскакала на бал.

Все окна в громадном особняке были освещены, и он был похож на большой золоченый канделябр. Когда она прибыла и, не переведя дух, в полном одиночестве стала спускаться по мраморной витой лестнице в бальную залу, все разговоры мгновенно стихли. Никто и никогда не появлялся на балах поодиночке – это нарушало все правила этикета, а жители города неукоснительно придерживались книжных правил, так как, что ни говори, были провинциалами, – но природная красота Эллы-Золушки ошеломила всех и заставила забыть о недовольстве. Хотя ее немедленно окружила толпа восхищенных кавалеров, девушка всем отказывала, пока сам принц, весь в белом и золоте, не приблизился к ней.

Танцевали они так легко и грациозно, что вокруг них образовалось пустое пространство, и все гости, отойдя в сторонку, с замиранием сердца любовались этой парой. Принц был изящен и обожал танцевать, он так закружил Эллу-Золушку, что она потеряла голову. Однако, зная, что сестры собирались вернуться домой вскоре после полуночи, она посматривала на часы над лестницей.

Собственная родня не признала Золушку, так сильно она преобразилась. Принц не обращал внимания на остальных девушек в зале, он танцевал только с Эллой-Золушкой, и она совсем забыла о времени. Только подняв голову и заметив, что сводные сестры с кислыми минами пробираются к выходу, она поняла, что и ей пора убегать. Извинившись, она покинула принца, который как раз поинтересовался ее именем, сбежала вниз по ступенькам, обогнав сестер на самом выходе. Но в спешке Золушка потеряла на лестнице туфельку из посеребренной коры, и ее подобрал принц, который так и не догнал девушку.

Никто так и не узнал, кто та таинственная незнакомка, с которой танцевал принц, и, хотя все наперебой высказывали свои предположения, принц не представлял, где ее искать. Красавица явилась неведомо откуда и исчезла в морозной ночи.

Принц объявил, что на следующее утро начнет поиски, и так и сделал: вместе с командиром стражи он стучался в один дом за другим и просил показать ему всех живущих там девушек.

Когда очередь дошла до дома купца, мачеха Эллы-Золушки открыла дверь сама и вывела своих дочек, и никого больше. Сестры жеманились перед принцем и что-то мямлили, пока стражник доставал серебряную туфельку. Они по очереди примерили ее, но ни одной обувь не пришлась впору, потому что их ножищи были по крайней мере на три размера больше, чем этот изящ ный башмачок. Тогда мачеха отвела дочерей в сторону и приказала им отрубить безобразные пальцы, раз они мешают надеть туфельку. Так что, пока мать отвлекала принца разговорами о погоде, они побежали в дровяной сарай и каждая топором отрубила себе пальцы на правой ноге. Из обрубков обильно лилась кровь, а ноги походили на обрезки хрящей в лавке мясника, к тому же раны ужасно болели, а когда сестры приковыляли назад, принц запретил им примерять туфельку и отослал их прочь, потому что не переносил вида крови.

– А в доме точно больше никого нет, вы уверены? – спросил стражник.

– Нет, больше совсем никого, – ответила мачеха. Но тут вороны с орехового дерева стали кружить вокруг стражника и хватать его когтями за одежду, а он, отбиваясь от птиц, случайно бросил взгляд в окно судомойни и увидел там склонившуюся над очагом Эллу-Золушку с испачканным лицом.

– А как же та девушка? – спросил он.

– Да что вы, это же простая судомойка, – фыркнула мачеха.

– И все же я хочу ее видеть, – сказал принц. – Приведите ее сюда.

Элла-Золушка примерила туфельку, и та, конечно, пришлась ей впору.

– Великолепно! – воскликнул принц. – Это, без сомнения, и есть та девушка, с которой я танцевал.

– Да, это я, сир, – отвечала она, склоняя голову перед царственной особой.

– Тогда сегодня вечером у бургомистра я желаю снова танцевать с тобой, а потом женюсь на тебе, наряжу и покажу тебя народу. Ты навсегда будешь моей любимой чудесной танцующей куколкой, именно такая жена и подобает принцу. Увидимся вечером! – Он любезно пожал ей руку и ускакал прочь вместе с командиром стражи.

Сводные сестры были в ярости. Они набросились на Эллу-Золушку и, оставляя за собой кровавый след, поволокли ее в судомойню и подтащили к ревущему в очаге огню.

– Раз нам он не достался, тебе его тоже не видать, – прошипела одна из них и, схватив кочергу, ткнула в Золушку, толкая ее в огонь. Вторая же заломила Золушке руку и стала пихать девушку в огонь, пока та не упала. Они прижали ее к пылающим углям и не давали подняться, пока огонь не охватил ее одежду и волосы и лизал ее плоть, покуда та не почернела. Пепельный Питер слышал отчаянные крики сестры, но не сумел подняться и спасти ее.

Так бедная Элла-Золушка скончалась в страшных мучениях. Ее кровь и слезы оросили пламя, превратили уголья в холодную золу, а сестры отправились готовиться к следующему балу, где надеялись все-таки обратить на себя внимание принца.

От Эллы-Золушки не осталось ничего, кроме изящной правой ножки, которая застряла в решетке очага. Пепельный Питер взревел от отчаяния, и его гнев вновь разжег угли, разгорелось пламя, и из пылающего костра в судомойню вышел Пепельный мальчик. Он встал перед очагом, во плоти, как и прежде, и поклялся отомстить за ужасную смерть своей сестры.

Вечером Пепельный мальчик дождался, когда вся семья покинет дом. Тогда он достал бальное платье, перчатки и диадему сестры. Все это пришлось ему впору, потому что он был с Золушкой примерно одного роста, и осанка у них была схожа. По счастью, принц не унес туфельку, так что у Питера было во что обуться. Он выбрался из дома, оседлал мерина и поскакал к дому бургомистра.

Вскоре Пепельный Питер уже стоял наверху винтовой лестницы в наряде покойной сестры. Он опасался, что гости заметят подмену, но зал был освещен свечами, так что никто ничего не заметил, к тому же они с сестрой и впрямь были удивительно похожи ростом и осанкой и даже красотой, так что никому и в голову не пришло что-то заподозрить.

Увидев Пепельного Питера в обличье сестры, принц бросился к нему, и если и заметил разницу, то ничем себя не выдал, а как только заиграл оркестр, он подхватил Питера, и они снова кружились в вальсе всю ночь. Однако в этот раз никто не убегал от принца в полночь, они продолжали танцевать до тех пор, пока принц и сам не задохнулся, и тогда он повел Пепельного Питера на свой балкон, где они целовались в тени.

Когда гости разошлись, принц повел Пепельного Питера наверх, в комнаты, приготовленные для него бургомистром (так как его собственный замок был расположен в нескольких днях пути), и уложил свою суженую на свое ложе. Он задул свечи, раздел свое сокровище и в ту ночь показал всю мужскую доблесть, какой только можно ожидать от принца.

На другое утро лакеи и служанки явились к принцу с завтраком и обнаружили его спящим в постели рядом с тоненьким юношей, который дремал, свернувшись калачиком. Прикинувшись, будто ничего не заметили, они выскочили из комнаты, но пошли слухи, и вскоре скандальная сплетня обошла весь город, так что когда принц проснулся и направился к двери, чтобы принять ванну, бургомистр, полицмейстер и все официальные лица городка уже были там, спеша выказать свое негодование и осуждение – потому что, как уже было сказано, это был очень провинциальный городок.

После короткого разговора, несмотря на все уверения принца в том, что он ни в чем не повинен, солдаты бургомистра вытащили гостя во двор и повесили там, дождавшись, чтобы перестал дергать ногами.

Тем временем Пепельный Питер пробрался по парку, отыскал мерина и вернулся в дом купца.

К тому времени начался сильный снегопад, и семья начала мерзнуть, ведь кровь и слезы Эллы-Золушки потушили огонь в очаге, и никто не мог разжечь его снова. Купец пытался жечь газеты, а его жена подбрасывала веточки, даже сестры дули на спички, но ничего не помогало, так что им ничего не оставалось делать, как вернуться в свои комнаты, лежать там, кутаясь в одеяла, и все сильнее мерзнуть.

Пепельный Питер посмотрелся в зеркало и понял, что не может дольше сохранять человеческое обличье. Он набрал холодной золы из очага, обмазался им с ног до головы и сказал: «Теперь я снова стану тем, кем был раньше, Пепельным мальчиком». И правда, его тело уже начало терять мягкость и нежность. Питер теперь был похож на сурового воина, восставшего из могилы, чтобы отомстить за лютую гибель сестры.

Он попросил воронов с орехового дерева выклевать сестрам глаза, но они смотрели на него и не отвечали, потому что были просто птицами, а на стражника бросались из страха, что он может разорить их гнездо. Волшебство во всем доме исходило только из очага, о пламени которого так заботливо пеклась Элла и которое хранило портрет ее брата.

Тогда Пепельный Питер взял в дровяном сарае топор и долго точил его о камень, пока лезвие не стало острее бритвы, а потом поднялся по лестнице, к сводным сестрам. Они кутались в одеяла и тряслись от холода в своих кроватях. Увидев зловещего Пепельного мальчика, который шел к ним, волоча топор, так что он высекал искры из кремневого пола, сестры завизжали от ужаса.

– Так вы отрубили себе пальцы на ногах, чтобы завоевать принца, правда? – сказал Питер. – Я помогу вам, чтобы и перчатки Эллы-Золушки пришлись вам впору.

И он стал рубить им пальцы, один за другим, пока их руки не превратились в окровавленные культяпки. Сестры кричали, завывали, так что дом ходил ходуном, но никто не пришел им на помощь.

– А может, принц женился бы на вас, если бы вам оказалось впору и платье Золушки?! – воскликнул Пепельный Питер, обрубая куски плоти у них с боков, пока у них не отвалились руки и ноги, а из-под ребер не высыпались внутренности. – А может, вы вышли бы замуж, если бы примерили чудесную диадему Эллы-Золушки, – продолжал он, опуская топор им на макушки. Тут головы их раскололись, и обе они испустили дух в страшных муках.

Пепельный мальчик уже собрался пойти в спальню их отца, но тут он услышал голос Эллы. «Прошу, – сказала она, – не карай больше мою семью, ведь они лишились детей, которые могли утешать и согревать их в старости. Без сомнений, это для них уже само по себе наказание».

Пепельный Питер понял, что сестра права. К этому времени дом совсем промерз. Хлеб и мясо в кладовой стали тверды, как камни, и купцу и его жене было нечего есть. Вода в трубах замерзла, и им совсем нечего было пить. Полы и двери покрылись толстым слоем льда. Посмотрев на все это, Питер оставил корыстного купца и его злобную сварливую жену и вернулся в судомойню.

Собрав остатки пепла своей сестры, он отнес их в сарайчик в глубине сада, положил пепел в костер и с первой же попытки разжег его, и ему было тепло в этой хижине, пока в доме отца от мороза лопались стекла, а на крыше росли громадные сосульки, похожие на стеклянные пики.

Он ждал. Довольно скоро его отец и мачеха увидели из окна свет в саду и, трясясь от холода, поспешили из дома. Питер услышал, как мачеха говорит: «Кто-то греется на нашей земле, и они за это заплатят. Выгоним их на холод, а огонь заберем себе». Но когда они захлопнули за собой дверь, с крыши отломились сосульки и упали прямо на них, поразив обоих в самое сердце.

Пепельный Питер вышел из хижины и проверил, мертвы ли они. Потом он вернулся к своему костру, вошел в огонь и плясал, плясал, опьяненный горем и победой, пока пламя не поглотило его, оставив только пепел.

Он смешался с пеплом его сестры, и ледяной ветер разнес их в самые дальние концы королевства, и повсюду они согревали достойных, а замораживали только тех, в ком бились злые сердца.

Конец».

Он отложил книгу и, опустив ее, испытующе заглянул в лицо дочери.

В последние пять минут она заходилась в плаче так, что не могла перевести дыхание.

– Вот видишь, – сказал он, нежно промокая ей слезы рукавом, – есть сказки, где принцу достается прекрасная девушка, а есть вот такие, похожие на реальную жизнь, в них невозможно заранее догадаться, чем закончится дело.

А потом, когда дочка опять разревелась, он отшвырнул книжку и спустился вниз за чем-нибудь острым, прежде чем вернуться к жене и возобновить скандал.

Кристофер Фаулер обладатель множества наград, автор более чем тридцати романов и двенадцати сборников рассказов, включая «Roofworld», «Disturbia», «Спанки», «Брайан и Мэй», последний на сегодняшний день – «Bryant & May and the Bleeding Heart». Серия посвящена приключениям двух пожилых детективов, которые расследуют невероятные преступления в Лондоне. Сюжеты наполнены черным юмором и кровавыми, изощренными убийствами. Недавно вышел сборник «Красные перчатки» из двадцати пяти новых рассказов Фаулера в жанре хоррор – таким образом было отмечено двадцатипятилетие его писательской деятельности. Помимо этого, Фаулер написал сценарий к видеоигре «Война миров», постоянно ведет колонку в Independent on Sunday (в соавторстве с сэром Патриком Стюартом) и пишет рецензии для газеты Financial Times. Его недавние книги – «Invisible Ink: How 100 Great Authors Vanished», графический роман «The Casebook of Bryant & May», мрачный комедийный триллер «Пластик» и книга мемуаров Film Freak.