12
«Разве можно называть это любовью?», Клодия Федер. Масло. Студия «Старый рынок», Ньюфорд, 1990.
Толстый мужчина сидит на кровати в дешевом гостиничном номере. Он снимает рубашку. Сквозь приоткрытую дверь ванной у него за спиной зрителю видна тоненькая девушка в трусиках и лифчике, которая, сидя на крышке унитаза, делает себе укол в вену.
На вид ей не больше четырнадцати.
Просто я обращаю внимание на некоторые вещи, сказала я ей. Наверное, потому-то, когда я отработала смену и вернулась к себе в мансарду, Энни там не было. Слишком много внимания я на нее обращала. Девочка по-прежнему лежала на кровати меж двух подушек и спала. На кухонном столе была записка:
«Я не знаю, что со мной не так. Мне все время хочется кого-нибудь ударить. Я смотрю на маленькую Джилли, вспоминаю свою мать, и мне становится так страшно. Береги ее, ради меня. Научи ее магии.
Пожалуйста, не надо меня ненавидеть».
Не знаю, сколько я сидела и смотрела на эти печальные, жалобные слова, а слезы лились у меня из глаз.
Не надо было мне уходить на работу. Не надо было оставлять ее одну. Она ведь и правда думала, что история ее детства повторится. Она говорила мне об этом, не знаю, сколько раз говорила, но я просто не обращала внимания, так ведь?
Наконец я взялась за телефон. Я звонила Анжеле. Звонила Софи. Звонила Лу Фучери. Звонила всем, кого только могла вспомнить, и просила найти Энни. Анжела была со мной, в мансарде, когда нам наконец позвонили. Трубку взяла я.
Я услышала голос Лу:
– Один патрульный привез ее в Общую, когда она загибалась от передозировки бог знает чего, еще и пятнадцати минут не прошло. По всему было видно, что она просто хотела покончить с собой, так он сказал. Мне очень жаль, Джилли. Но она умерла раньше, чем я приехал.
Я ничего не ответила. Просто передала трубку Анжеле, подошла к кровати и села. Взяла на руки маленькую Джилли и тогда снова заплакала.
Я никогда не шутила насчет Софи. В ее жилах и правда течет кровь фей. Откуда, не могу объяснить, да мы никогда и не говорили об этом толком, но я всегда знала, а она и не спорила. И она обещала мне, что даст дочке Энни свое благословение, как делают все феи-крестные в старых сказках.
– Я наградила ее даром счастливой жизни, – сказала она потом. – Вот уж не думала, что в ней не будет Энни.
Но ведь так обычно и бывает в сказках, правда? Что-то обязательно должно пойти не так, а иначе о чем и рассказывать. Надо быть сильным, надо заслужить свое «и жили они долго и счастливо».
Энни хватило сил оставить свою дочку в тот миг, когда она поняла, что вот-вот сорвется, но помочь самой себе она не сумела. Таким страшным даром наградили ее родители.
Я так и не успела закончить ту картину до выставки, зато нашла кое-что взамен.
Рисунок, несколько корявых линий, которые говорили мне больше, чем все, что я когда-либо нарисовала сама.
Я собиралась вынести мусор, когда увидела в ведре те неуклюжие картинки, которые Энни нацарапала, сидя за моим кухонным столом в день своей смерти. Они походили на детские рисунки.
Я повесила одну из них в рамку и отнесла на выставку.
– Похоже, к пяти койотам прибавился призрак шестого, – только и сумела сказать Софи, увидев, что я сделала.