11
Последняя неделя перед выставкой была сплошной хаос. Откуда-то взялись сотни мелочей, о которых никто не подумал раньше и которые пришлось улаживать в последнюю минуту. А тут еще, как назло, Джилли не давала покоя незаконченная картина, которую ей надо было непременно закончить к вечеру пятницы.
Она стояла на ее мольберте, безымянная, едва намеченная карандашом, одноцветная. Цветовая гамма не давалась Джилли. Она знала, чего хочет, но стоило ей встать у мольберта, и все мысли тут же вылетали у нее из головы. Как будто она вдруг забыла все, что знала о живописи. Сущность картины, которую ей хотелось передать на полотне, призраком возникала перед ее внутренним взором, так близко, что, казалось, протяни руку – и дотронешься, но тут же ускользала, точно сон в момент пробуждения, и так день за днем. Все время мешало что-нибудь извне. То стук в дверь. То телефонный звонок.
Выставка открылась ровно через семь дней.
Дочке Энни было уже почти две недели. Она росла здоровым, спокойным ребенком, из тех, которые постоянно воркуют что-то себе под нос, как будто сами с собой разговаривают; она никогда не плакала. Зато сама Энни извелась от волнения.
– Мне страшно, – сказала она Джилли, зайдя в тот день к ней в мансарду. – Все слишком хорошо. Я этого не заслужила.
Они сидели за кухонным столом, а девочка лежала на раскладной кровати меж двух подушек. Энни все время крутила что-то в руках. Наконец она взяла карандаш и стала рисовать на разных листках фигурки из палочек и кружочков.
– Не говори так, – сказала Джилли. – Не смей даже думать так.
– Но это правда. Посмотри на меня. Я не такая, как ты или Софи. Я не такая, как Анжела. Что я могу дать моей дочери? Кого она увидит, когда поглядит на меня?
– Добрую, заботливую мать.
Энни покачала головой:
– У меня нет такого ощущения. Я как в тумане, живу, будто через паутину продираюсь, изо дня в день.
– Давай-ка мы лучше к врачу с тобой сходим.
– Да, к психиатру, – сказала Энни. Она продолжала машинально водить карандашом по бумаге, потом, словно опомнившись, взглянула на свой рисунок. – Ты только посмотри. Дерьмо какое.
Не успела Джилли поглядеть, как Энни уже смахнула бумажки на пол.
– Ох, елки, – сказала она, когда клочки разлетелись по всей комнате. – Извини. Я не хотела.
Она встала, опередив Джилли, и запихала их все в мусорное ведро у плиты. Постояла с минуту, делая глубокие вдохи, задерживая дыхание и медленно выпуская воздух.
– Энни?..
Она обернулась, когда Джилли подошла к ней. Сияние материнства, которое буквально преобразило ее в последний месяц перед родами, постепенно угасало. Она снова побледнела. Похудела. У нее был такой потерянный вид, что Джилли только и могла, что прижать ее к себе и утешить молча, без слов.
– Прости меня, – сказала Энни ей в волосы. – Я сама не знаю, что происходит. Просто мне… Я знаю, что должна быть счастлива, но мне страшно, и я совсем запуталась. – Костяшками пальцев она протерла глаза. – Господи, ты только послушай. Похоже, меня хлебом не корми, дай только на жизнь пожаловаться.
– Она у тебя не из легких, – сказала Джилли.
– Да, но когда я вспоминаю, как все было до встречи с тобой, мне кажется, я прямо на небо попала.
– Может, останешься сегодня у меня? – предложила Джилли.
Энни отступила от нее на шаг:
– Можно бы, а ты правда не возражаешь?..
– Я правда не возражаю.
– Спасибо.
Энни посмотрела на кровать, ее взгляд задержался на часах над плитой.
– Ты на работу опаздываешь, – сказала она.
– Ничего. Я все равно не собиралась идти сегодня.
Энни покачала головой:
– Нет, иди. Ты же мне сама рассказывала, сколько там народу в пятницу вечером.
Джилли все еще подрабатывала время от времени в кафе «У Кэтрин» на Баттерсфилд-роуд. Она хорошо представляла себе реакцию Венди, если она позвонит и скажется больной. Сегодня вечером ее подменить некому, а значит, Венди придется в одиночку обслуживать все столики.
– Ну, если ты уверена, – сказала Джилли.
– С нами все будет в порядке, – ответила Энни. – Честно.
Она подошла к кровати, взяла девочку на руки и стала ее слегка покачивать.
– Посмотри на нее, – сказала она почти что сама себе. – Трудно поверить, что это я родила такую красавицу. – Она повернулась к Джилли и, прежде чем та успела что-нибудь сказать, добавила: – Это и есть магия, самая настоящая, правда?
– Может быть, одна из лучших, на которую мы способны, – сказала Джилли.