Книга: Диверсанты Судоплатова. Из Погранвойск в Спецназ
Назад: Глава 9 Жгите их всех!
На главную: Предисловие
Глава 10
Витемский мост
Железнодорожный мост через Десну у поселка Витемля для краткости чаще именовали Витемский мост. Его пытались уничтожить несколько раз.
Первый раз при отступлении наших войск. Саперы заминировали опоры и ждали команды, а по мосту день и ночь шли эшелоны. Немцы захватили его стремительным броском штурмовой группы переодетых в красноармейскую форму диверсантов. В начальный период войны эти методы в суматохе отступления приносили неплохие результаты.
В насыщенных железными дорогами Брянской, Курской, Орловской областях, находившихся недалеко от линии фронта, дороги и мосты играли важную роль в переброске немецких войск с одного участка на другой.
Мост у поселка Витемля несколько раз безуспешно бомбила наша авиация. Но специфика железнодорожных объектов требовала исключительно точных приборов наведения (ширина цели всего три-четыре метра). Таких приборов не было ни в советской авиации, ни в люфт ваффе.
Мосты прочно охранялись зенитной артиллерией, истребителями. Даже трехкилометровый мост через Волгу у города Самара (бывший Куйбышев) немецкая авиация так и не сумела за всю войну уничтожить или повредить. Лишь в конце войны были созданы специальные приборы, позволяющие поражать узкую полосу железной дороги и мосты.
В начале лета сорок второго года смелую попытку взорвать Витемский мост предпринял небольшой партизанский отряд «Смерть фашизму». Командовал им председатель районного комитета Осоавиахима Павел Коробов. Человек он был весьма примечательный, пользующийся авторитетом не только в своем районе, но и в области.
В тридцатых годах, проходя военную службу, Коробов закончил курсы младших лейтенантов и добровольцем пошел на Финскую войну, где был тяжело ранен в ногу и уволен в запас.
Какое-то время работал секретарем райкома комсомола, а затем как военный специалист возглавил массовое и очень популярное в то время Общество содействия обороне, авиации и химическому строительству. Энергичный и деятельный по натуре, Коробов возглавил один из первых партизанских отрядов и, в отличие от Ильи Бажана, действовал активно, нанося немцам постоянные удары.
Несмотря на поврежденную ногу и сильную хромоту, Павел Коробов был умелым наездником, а всего отряде имелось более тридцати лошадей и несколько армейских тачанок. Мобильный отряд Коробова не отсиживался на одном месте, наносил очередной удар и тут же исчезал.
Тогда, в начале июня сорок второго года, получив задание взорвать мост, Коробов сразу отказался от плана ночного нападения. Хотя охрана моста еще не была такой сильной, он понял, что в открытом бою ничего не добьется.
Захватив на одном из полустанков старый маневренный паровоз, Коробов загрузил его найденными на местах боев минами, головками гаубичных снарядов, взрывчаткой. Погрузил несколько бочек мазута, бензина и, разогнав ветхий паровоз, пустил его как торпеду прямиком на мост, следом за одним из эшелонов.
Налеты партизан на железную дорогу были тогда не частыми. Путь к Витемскому мосту не имел достаточно крепкой блокировки и регулировался обычной «стрелкой». Охранники, кинувшиеся наперерез непонятному паровозу, угодили под пулеметный огонь и залегли. Комендант моста не добежал до стрелки нескольких шагов и упал на рельсы, пробитый несколькими пулями. Путь к Витемскому мосту был открыт.
Решительный и дерзкий, командир отряда Коробов часто не продумывал до конца свои действия и полагался на удачу. Смелость города берет! Прорвемся…
Из мчавшегося паровоза выпрыгнули на ходу партизаны-машинисты и покатились под откос. Один разбился насмерть, другой сломал ноги. Но это уже не имело значения. Живая торпеда разогналась до скорости семьдесят километров, рукоятки управления были заклинены.
В этот момент открыла огонь 37-миллиметровая зенитная пушка, выпуская два снаряда в секунду. Офицер, командир батареи, успел дать команду вести огонь бронебойными снарядами, пробивающими тридцать миллиметров брони. Такой защитой старый паровоз не обладал.
Теперь судьба моста зависела от орудийного расчета. И хорошо подготовленный зенитный расчет свою задачу выполнил. Снаряды, летящие со скоростью восемьсот метров в секунду, разбили паровозные колеса, продырявили паровой котел. Сдетонировали взрывчатка и гаубичные головки, загруженные вместе с углем в тендер.
Взрыв разнес паровоз на несколько частей. В стороны разлетелись искореженный тендер, разорванная паровозная будка. Вскрыло, как консервную банку, работающую на полную мощность паровозную топку, разорвало рельсы. Горящий уголь смешался с клубами пара. Расщепило и переломало шпалы, а в огромной воронке горели бензин и мазут.
Зенитная пушка, которая спасла мост, была опрокинута. Выбило из креплений ствол, а вокруг лежали тела расчета – уцелел лишь подносчик снарядов.
Старому паровозу не хватило пробиться к мосту всего двадцати метров. Дала трещину бетонная опора, согнулось и лопнуло несколько металлических балок. Горели шпалы, которые спешно тушили, но мост уцелел и спустя неделю снова вступил в строй.
Об этих событиях Журавлев знал давно, но детали той операции рассказывал ему высокий партизан в кожаной куртке с вытянутой вперед искривленной ногой. Это и был Павел Николаевич Коробов, с которым они, наконец, сумели встретиться.
С приходом зимы Коробов распустил по домам часть отряда, оставив мобильное боевое ядро – три десятка наиболее опытных партизан. Такая практика не слишком одобрялась руководством, но младший лейтенант Коробов, отхлебывая горячий чай, рассуждал:
– Небольшая база у меня есть. Можно отсидеться, но у нас тактика другая. Как Бажан, целую толпу я не набираю. Если активно воевать, то тебя быстро вычислят. А у меня на тридцать четыре бойца пять пулеметов и полтора десятка автоматов имеются. Миномет 50-миллиметровый возим с собой. На крупные дела мой отряд не рассчитан, но боевые операции проводим регулярно. На прошлой неделе три грузовика взорвали, фрицев человек двенадцать перебили, трофеями разжились. Без потерь, конечно, не обошлось, двоих ребят похоронили. Как ни планируй, а немцы дерутся отчаянно. И самое главное, грамотно: без паники, суеты. Но мы им все равно вломили крепко. Грузовик с боеприпасами разнесли и гаубицу на прицепе. Ну и остальные машины не пустые были, немного трофеями разжились.
Обсудили налет на гарнизон в Вязниках. Коробов хлопал себя по колену ладонью и восклицал:
– Врезали гадам крепко! По всей области слух идет. Если бы знал, то и мы бы присоединились. У меня свой счет к этой шайке. Слышал, наверное, что Шамрай с Трегубом двоих наших ребят живьем на столбах повесили на крючьях?
– И Шамрая, и Трегуба мы прикончили. Так что за ребят отомстили.
Когда выпили, перекусили, Журавлев повел осторожный разговор насчет Витемского моста.
– Что, задание получил? – спросил Коробов.
– Давай без лишних расспросов обойдемся. Задание или не задание… тебе какая разница?
Капитан Журавлев не сомневался, что после серии активных боевых операций в отряды любыми способами пытаются внедрить агентов военной разведки абвера и спецслужб СД. Какой бы тщательной ни была проверка вновь принятых бойцов, но среди них мог затесаться предатель.
– Штурмом мост не возьмем, – сразу заявил Коробов. – Даже если объединим все три отряда и соберем резерв из подпольщиков. Слишком крепкая охрана.
– Захватить мы его сможем, – возразил лейтенант Авдеев. – Ночью, внезапным броском. Только удержать и подготовить к взрыву вряд ли получится. Федор, сколько взрывчатки понадобится, чтобы развалить мост до основания?
– Килограммов двести, – открыл блокнот со своими записями старший лейтенант Кондратьев.
– Чего-то ты хватил! Меньшим количеством нельзя обойтись?
– Можно, если заложить тротил в ниши у основания опор, в пустоты, подвесить под стыки. Знаешь, сколько времени надо, чтобы с умом мост заминировать?
– Сутки, что ли?
– Как минимум часов пять-семь. Да и то бегом, наспех. Тогда, может, и сотни килограммов тротила хватит. За пять часов что-то организовать можно.
– Мы и два часа на этом мосту не продержимся, – сказал Журавлев. – Соберут все резервы в округе и сбросят нас на лед.
– Требуется строго рассчитанный взрыв, – продолжил Федор Кондратьев. – Если рассуем куда попало наши мины и ящики с толом, кроме грохота, толку не будет. В лучшем случае сомнет решетку моста и рельсы вывернет. Дня через три немецкие саперы все восстановят.
Обсуждали разные варианты. Запустить на скорости старый паровоз, набитый взрывчаткой, – только на этот раз вариант не сработает. С обеих сторон моста двойные заграждения, автоматические стрелки, которые пустят подозрительный паровоз под откос, где он и рванет, не долетев до моста.
– Будем думать, – подвел итог совещанию Журавлев. – Не найдем другой способ – придется штурмовать.
– Там весь отряд и оставим, – буркнул Федор Кондратьев.
Комиссар Зелинский предложил:
– Надо посоветоваться с руководством.
Авдеев удивленно на него посмотрел, но промолчал. А Кондратьев едко заметил:
– Самое нужное дело. Может, готовый план на бумаге пришлют. Вот тогда и ударим.
– План не план, а взрывчатку и запасы надо запросить.
Где-то за сотни верст дожимали отчаянно сопротивлявшуюся 6-ю армию Паулюса под Сталинградом. Шли ожесточенные бои под Ржевом, о которых мало сообщалось в печати, но потери Красная Армия несла там огромные. Слишком близко был Ржев от Москвы. Того и гляди нанесут немцы новый удар по столице.
Жизнь в отряде особого назначения «Застава» шла своим чередом. С учетом зимних условий, о которых не любило вспоминать в своих послевоенных мемуарах высокое партизанское начальство.
Морозы в декабре зашкаливали порой за тридцать. Да и двадцати градусов хватало, чтобы превратить землянки в обмерзшие норы, где печки топят лишь ночью – благо ночи длинные. Подступал голод. На парашютах сбросили обещанную взрывчатку, соль, махорку, медикаменты.
Но харчей, чтобы накормить отряд из семидесяти человек, парашютами не доставишь. Ночами уходят след в след, чтобы не оставлять предательские тропы, небольшие группы за хлебом и мукой. А когда их не хватает, приносят овес, насчет которого любит прохаживаться веселый боец Ленька Жердяй:
– Скоро от овса ржать как лошади начнем.
Но и овса не хватает. Скупые порции водянистой кашицы, где желтеют редкие капли постного масла. Остатки пшена, гороха, небольшой запас тушенки старшина Будько бережет на черный день. Так же берег и бочку квашеной капусты, а когда открыли ее, чтобы сварить щи, попятились от вони.
Замерзла, почернела капуста, затем оттаяла и загнила. Вот тебе и черный день. Начальник санчасти Наталья Малеева, хоть и привыкшая к партизанской жизни, потянула носом запах из бочки, зачерпнула ладонью осклизлые лохмотья и категорически заявила:
– Выбросить немедленно! Нам еще дизентерии не хватало.
– Да вы что, Наталья Сергеевна! – всплеснул руками старшина Будько. – Помоем хорошенько, а что сгнило – выбросим. Сто двадцать килограммов в бочке, сплошные витамины.
– Отрава, а не витамины! Выбрасывайте немедленно!
Яков Павлович Будько побежал к Журавлеву. После долгого спора капусту все же отстоял. Промыли родниковой водой и варили с пшеном и мелко накрошенным салом. Голодные бойцы жадно глотали отдающее гнилью варево, а Жердяй по своей обычной привычке даже хвалил с подначкой:
– Щи лесные, особые. Как наш особый отряд. Зато ночью спать не скучно: сплошное бурчанье и прочие приятные звуки по всей землянке.
Но большинству было не до смеха. Три дня шла сильная метель, которая не давала выйти из лагеря и добыть хоть какой-то еды. Несколько истощенных и сильно простуженных бойцов поместили в санчасть. Другие неподвижно лежали на нарах в своих землянках, сонные и безразличные ко всему.
Капитан приказал вскрыть НЗ, но полсотни банок консервов и какое-то количество крупы не могли поднять на ноги людей.
Наталья Малеева рано утром пришла в командирскую землянку и со злостью спросила капитана:
– Ты думаешь, на войне люди только от пуль погибают? Ночью от голода парень умер. Заснул и не проснулся. Сегодня-завтра еще кто-то умрет. Необратимые изменения в желудке. Режьте лошадь и кормите бойцов бульоном. Мяса давайте понемногу.
Но даже после этого умерли еще двое ослабевших бойцов, те, кто перенес ранения или был сильно простужен.
– Нужен хлеб и хоть немного сахара. Делай что-нибудь, Иван Макарович, – снова пришла в командирскую землянку хирург Малеева.
– В какую графу погибших занести? – растерянно и не к месту спросил комиссар Зелинский. – Погибшие или умершие от ран?
– От голода умерли! – срывая голос, крикнула врач. – Пока ты, Илья Борисович, свои отчеты составлял, они и умирали.
Зелинский, исхудавший, как и все, с торчавшим, словно клюв, горбатым носом, растерянно перебирал бумаги.
Кое-как сумела пробиться через сугробы и принесла несколько буханок хлеба группа во главе со старшиной Будько. Вторая группа, возвращаясь, угодила в засаду. Из четырех человек вернулся лишь один. Вытряхнул из мешка искрошенный пулями хлеб, немного сала и осколки разбитой бутылки из-под масла.
– Вот, все что смог…
Немцы, словно почуяв бедственное положение отряда, перекрыли дороги. На перекрестках и холмах торчали бронетранспортеры, патрульные мотоциклы.
Крепко выручил отряд (фактически спас) боец Иван Луков. От своих земляков узнал, что на запасных путях застрял из-за поломки вагон муки. Подпольщики, как могли, тянули с ремонтом, ссылаясь на нехватку запасных частей и глубокий снег.
Пришел молодой офицер и несколько минут наблюдал за бригадой из трех человек, которые старательно возились с железяками.
– Ленивые свиньи, да? – улыбаясь, подвел он итог. – Таких вешают как саботажников. Не закончите ремонт через пару дней – прикажу повесить всех троих.
Журавлев понял, что надо спешить. Ночью муку охранял сторож, а неподалеку постоянно обходил запасные пути патруль из двух солдат железнодорожной охраны. В отряде осталось всего две повозки с лошадьми. Еще две увели из полицейской конюшни.
– Постарайся обойтись без стрельбы, – инструктировал капитан Николая Мальцева. – Сам знаешь, фрицы на заложниках отыграются, да еще этот гаденыш-лейтенант следит. Сторожа обезопасить надо. Связать, синяков понаставить.
– Не пощадят его, – сказал сержант.
– А наших ребят кто пощадит, которые с голодухи доходят? – разозлился Журавлев. – Выполняй задание!
Вначале все шло гладко. Сторожа связали, разбили нос и наставили синяков.
– Не поверят фрицы, – тоскливо пробормотал сторож, которому было за шестьдесят.
Мальцев промолчал, а на телеги торопливо грузили мешки с мукой. Когда двинулись в обратный путь, их заметил патруль. Двое солдат вскинули винтовки и приказали остановиться. Оставался лишь один выход: обезвредить патрульных.
Помня приказ капитана любым способом обойтись без стрельбы, Мальцев и Чепцов Олег, оба одетые в черные полицейские шинели, пошли навстречу патрульным. Чепцов, немного говоривший по-немецки, стал объяснять, что муку вывозят на склад по приказу коменданта.
Все это выглядело примитивно. Какой склад среди ночи? Мальцев хотел подойти поближе к патрулю, а там как получится. Оба немца тоже не торопились открывать стрельбу, но еще раз повторили приказ остановиться.
– Будем стрелять, – предупредил один из них, а второй выпустил осветительную ракету.
Как на ладони стали видны бушлаты и армейские шапки-ушанки остальных бойцов. Мальцев и Чепцов были вооружены винтовками и выстрелили одновременно с немецкими патрульными. Открыли огонь из автоматов бойцы их группы. Оба патрульных были убиты, но получил тяжелое ранение в грудь старший сержант Чепцов.
Наскоро перевязав, его положили на мешки, но от тряски еще сильнее пошла кровь.
– Николай, я сам пойду, – с трудом проговорил он.
– Терпи, скоро дорога будет. По снегу мягче покатим.
– Снимите меня! – почти закричал Олег. – Вы что, не видите, я умираю!
На станции уже подняли тревогу. Взлетали осветительные ракеты, завывала сирена. Прожекторы обшаривали лучами окрестность, стучали на стыках патрульные дрезины.
Группу могла спасти только скорость. На умиравшего, исходящего кровью сержанта Чепцова старались не смотреть. Миновали груды шлака и погнали к лесу. Запутывая следы, к утру добрались до базы. Тело Олега Чепцова уже закоченело.
Но это была не единственная жертва. Офицер из охраны, оглядев тела убитых патрульных, подошел к сторожу.
– Чего ж ты не убежал? – спросил он. – Или за дураков нас держишь? Думаешь, тебе поверят?
– Пощадите, господин капитан! – взмолился тот. – Бандиты меня избили, в снег бросили, а теперь вы не верите.
– Не верю, – согласился офицер. – В снегу ты и подохнешь.
Двумя выстрелами девятнадцатилетний лейтенант, прошедший школу «гитлерюгенда», перебил сторожу ноги и оставил в снегу возле вагона. Через несколько часов пришли жена и старший внук, погрузили мертвое тело на санки.
– Отольются тебе наши слезы, – сказала женщина. – Старика не пожалел.
Лейтенант потянулся было к кобуре с пистолетом, но решил, что это подорвет его авторитет.
– Убирайтесь! – махнул он рукой.
Мешки с мукой и еще кое-какие добытые продукты понемногу подняли бойцов. Но лишь в начале февраля была предпринята первая попытка выполнить настойчивый приказ командования взорвать Витемский мост.
Второго февраля 1943 года под Сталинградом капитулировала попавшая в котел 6-я армия фельдмаршала Паулюса. В плен попали 90 тысяч солдат и офицеров противника, 130 тысяч были уничтожены. Красная Армия продолжала наступление, а в газетах повторялись фразы: «В войне наступил перелом. Немецкие войска потерпели сокрушительный разгром, от которого они уже не оправятся».
Через пять дней, 7 февраля 1943 года, был освобожден город Курск, 12 февраля – Краснодар, а еще через два дня немцев выбили из Ростова и Ворошиловграда. В этот же период были освобождены города Азов, Шахты, Новочеркасск.
Линия фронта стремительно смещалась на запад, а Журавлев получил очередной приказ усилить диверсионные операции на железных дорогах и уничтожить, наконец, Витемский мост.
Некоторые фразы в шифровке неприятно резанули по самолюбию. «Непонятна медлительность в выполнении важного приказа в период, когда Красная Армия ведет упорное наступление и громит немецкие войска. Надеемся, что вы оправдаете те высокие награды, которые бойцы вашего подразделения получили за смелость и решительность в боях с фашистами».
Командир отряда «Застава» Иван Макарович Журавлев и старшина Степан Пичугин были награждены орденами Боевого Красного Знамени. Начальник санчасти лейтенант Наталья Малеева получила орден Красной Звезды. Шестеро бойцов, в том числе Николай Мальцев и Василь Грицевич, были награждены медалями.
Не слишком щедро наградили отряд, около пяти месяцев действующий в тылу врага, но как говорили тогда: «Не за ордена воюем!» Не получил обещанное майорское звание капитан Журавлев, обошли главного взрывника-сапера Федора Кондратьева, словно намекая, что за ним должок – так и не уничтоженный Витемский мост.
Но больше всех почему-то возмущался комиссар Зелинский, который в отряде находился меньше других и ничем особым себя не проявил:
– Они бы там посчитали, сколько эшелонов мы под откос пустили, сколько фашистов и техники уничтожено.
– А ты посчитал? – насмешливо поддел его особист Авдеев.
– Учет веду, – с вызовом ответил комиссар.
– Целый полк, наверное, разгромили. Или бригаду. Не уточнял, Илья Борисович?
– Достаточно, чтобы заслужить авторитет, – неопределенно отозвался Зелинский.
Все понимали недовольство комиссара. Когда распределяли награды, всегда включали в число самых героических руководителей политработников. Илья Борисович рассчитывал на вторую Красную Звезду, но Журавлев даже не включил его в список.
– Не кипятись, Илья, – усмехнулся Авдеев. – Будет у тебя возможность отличиться. Мост – оно не просто взорвать. Большой риск. Там и отличишься.
– При чем тут мост? – взвился Зелинский.
– При том, что задания такой сложности у нас еще не было, – спокойно разъяснил сапер Федор Кондратьев. – Весь командно-политический состав будет принимать участие, а комиссар, как всегда, впереди.
Началась срочная подготовка. Решили нанести удар силами всех трех отрядов. Уничтожить охрану, зенитную оборону и дать возможность старшему лейтенанту Кондратьеву произвести подрыв главных опор моста.
Взрывчатки не хватало. Ее выплавляли из тяжелых гаубичных головок, которые заготовили заранее, собрав на местах боев. Жутко было смотреть, как саперы раскаляют докрасна снаряды и медленно выливают через отверстие на месте взрывателя расплавленный тротил. Заполняют смертельно опасной жидкостью формы размером с брусок хозяйственного мыла и терпеливо ждут, когда взрывчатка остынет и затвердеет.
Это был не лучший выход из положения. Однажды попалось несколько снарядов, заполненных какой-то особой взрывчаткой. Она долго плавилась, а когда стала вытекать, вдруг загорелась. У сапера Степана Пичугина хватило выдержки удержать массивную головку и осторожно опустить ее.
Кипящая масса раскидывала раскаленные брызги, звучали хлопки мелких взрывов. Напряженно ждали, что сдетонирует вся взрывчатка. Пронесло. Обошлось без жертв, если не считать двоих саперов, получивших сильные ожоги. Остальные снаряды из этой партии отнесли и закопали в снег.
С Большой земли сбросили еще пару грузовых парашютов с брикетами тола, новыми взрывателями, бикфордовым шнуром. Этого было недостаточно, однако в остальных контейнерах находились не менее важные грузы: медикаменты, патроны, ручные гранаты, теплая обувь.
Перед выходом долго не могли заснуть, обсуждали возможные неувязки. У Журавлева лопнуло терпение:
– Всем спать! Хватит болтовней заниматься. Вам сутки по снегу до цели добираться. А там как получится… должно получиться.
Захватить внезапным и хорошо продуманным ударом мост, разместить в определенных местах взрывчатку, а затем произвести взрыв – дело рискованное, но выполнимое. Хотя все заранее знали, что будут потери, возможно немалые, но другого выхода не оставалось.
К мосту подбирались перед рассветом. Пути подхода были изучены, действия каждого отряда и каждой группы определены до мелочей. Полицейские посты сумели обойти, оставив их «на закуску». Помогли пурга и темная безлунная ночь.
Партизаны Павла Коробова подползли к зениткам на левом берегу, взорвали счетверенный 20-миллиметровый автомат и забросали гранатами блиндажи зенитчиков. Уцелела 37-миллиметровая пушка, но спешившие к ней немецкие артиллеристы были расстреляны в упор.
Лейтенант Авдеев, сержант Мальцев и еще несколько бойцов сумели также удачно добраться до командного пункта, уничтожить дежурную смену во главе с лейтенантом.
Но с зенитным взводом на правом берегу справиться не сумели. Здесь действовали партизаны Зинякова. Они уже подбирались к площадке, где стояли зенитки и пулеметы, но им помешала бдительность лейтенанта, командира второго зенитного взвода.
Молодой немецкий лейтенант прибыл на новое место службы недавно и старался всячески показать свою старательность. Вместе с унтер-офицером, своим помощником, он не ленился устраивать ночные проверки, несмотря ни на какую погоду. Унтеру не хотелось вставать среди ночи, но оставалось только подчиняться.
Когда собирались, унтер-офицер посоветовал взводному:
– Захватите на всякий случай автомат. Мало ли что…
Лейтенант проверил «МП-40», взвел затвор и повесил на плечо. Ему хотелось, чтобы зенитчики, в основном бывалые солдаты, видели в нем боевого командира.
Взрывы на левом берегу в тот момент еще не прозвучали. Младший лейтенант Коробов терпеливо ждал назначенного времени. В этот момент началась стрельба.
Лейтенант, шедший впереди, вдруг увидел силуэты в белых маскхалатах.
– Кто это? – спросил он у помощника.
– Непонятно, – вглядывался в снежную муть унтер-офицер.
Немецкий лейтенант, недавно закончивший училище, растерялся. Но растерянность длилась недолго. Не дождавшись ответа, он сразу открыл огонь.
Вскрикнул раненый партизан из штурмовой группы. Догадавшись, что это русский, нажал на спуск своего «МП-40» унтер-офицер. Два магазина, выпущенные с расстояния полутора десятка шагов, уничтожили почти всю штурмовую группу.
Четверо партизан были убиты или тяжело ранены. Двое, сумевшие укрыться от внезапных очередей, открыли ответный огонь. Из блиндажа выскакивали полуодетые зенитчики, длинными очередями бил в темноту спаренный пулемет «МГ-42». Расчет зенитной пушки разворачивал ствол в сторону автоматных вспышек. Внезапный штурм моста срывался.
Андрей Зиняков вместе со второй группой бросал гранаты, но им мешал плотный пулеметный огонь. Понимая, что именно он несет ответственность за неудачную атаку, лейтенант Зиняков, пригнувшись, бежал к батарее.
В траншее он лицом к лицу столкнулся с немецким лейтенантом. Недавний выпускник военного училища не догадался захватить запасной магазин к автомату и выдергивал из кобуры «вальтер». Его помощник, унтер-офицер, раненный в лицо, пытался перезарядить автомат. Он с трудом держался на ногах, но хорошо понимал, что, если не успеет открыть огонь, русские диверсанты добьют его.
Зиняков опередил унтера, выпустив очередь в упор. Немецкий лейтенант понял, что не успеет взвести пистолет, и ударил русского диверсанта рукояткой по голове. Бежавший следом ординарец выстрелил в немецкого офицера и помог подняться Зинякову.
Федор Кондратьев, главной задачей которого было заминировать мост, попал в кольцо. Двое саней, груженные взрывчаткой, стояли под насыпью. Со всех сторон шла стрельба. Старший лейтенант понимал, что заложить взрывчатку его саперы не успеют.
Они отстреливались от наседавшей охраны моста. С площадки развернулась счетверенная 20-миллиметровая установка. Ее огонь мог повредить мост, но сейчас важнее было уничтожить, смести с моста русских диверсантов, пока они не заминировали опоры.
Светящаяся трасса из четырех стволов уткнулась в бежавших саперов. Снаряды, летящие со скоростью девятьсот метров в секунду, пробивали бойцов насквозь, нанося смертельные раны.
Один из саперов, укрывшись за металлической балкой, открыл огонь из ручного пулемета. Он успел выпустить лишь несколько очередей. Балка звенела от попаданий осколочных и бронебойных снарядов. Вспышки накрыли сержанта, переломили «дегтярев» и отбросили тело на рельсы.
– Вперед, не останавливаться! – кричал Кондратьев.
Он был контужен, одна рука бессильно обвисла. Его подхватил под мышки старшина Пичугин и потащил прочь.
– Куда? Бежать вздумал?
Сразу несколько мелких снарядов ударили в шпалы, раскалывая и кроша плотную древесину. Бронебойное жало, выбив сноп искр, отрикошетило от металла и с воем пронеслось в метре от Пичугина.
– Убьют! Орден до дома не довезу, – упрямо тащил на себе старшего лейтенанта сапер.
Снайпер Грицевич снял наводчика 20-миллиметровки, упал еще один зенитчик. Белоруса спасла быстрота. Теперь снаряды летели в его сторону. Звеня, сорвало с пожарного щита ведро, вспороло, разнося в щепки, ящик с песком.
Лейтенант Авдеев подогнал вместе с саперами сани, наполненные взрывчаткой. Опрокинул бруски и ящики под основание бетонной опоры.
– Будем взрывать!
– Бесполезно, – сказал один из саперов. – Нужно в ниши тротил закладывать или шурфы долбить.
– Грамотный! – обозленно выкрикнул особист, понимая, что операция срывается.
Сапер вскрикнул. Из шапки и телогрейки брызнули окровавленные клочья. Немец-охранник стрелял в него сверху из автомата. Упал еще один сапер, остальные посылали вверх торопливые очереди.
Кое-как выдолбили возле основания опоры неглубокую яму и заложили в нее взрывчатку. Точнее, свалили грудой. Уложить тротил как следует мешала стрельба сверху.
– Отбегаем!
Авдеев поджег бикфордов шнур. Раскатисто рванула взрывчатка. Но опора устояла. Отлетело несколько кусков бетона. Кувыркалось тело немецкого автоматчика, сброшенное вниз. Шлепнулось возле дымящейся воронки, а лейтенант Авдеев, размазывая копоть по лицу, выругался:
– Взорвали, снесли все к чертовой матери! Готовились долго, а получился пшик!
Отходили под огнем, теряя погибших товарищей. Людей спасало то, что они находились в «мертвой зоне» – зенитные установки до льда не доставали. Но пулеметные очереди с моста упрямо преследовали отступающих.
Преграждая путь, на берег выбежали с полсотни полицаев, открыли огонь, азартно передергивая затворы винтовок. К ним присоединились расчеты ручных пулеметов. Лед покрылся телами погибших, укрыться было негде.
Люди бежали к берегу под плотным огнем. Тяжело раненные, не в силах ползти, лежали в лужах парящей на морозе крови. Батька Бажан, исполнявший должность заместителя Зинякова по хозчасти, тоже принимал участие в операции.
Этим он пытался хоть отчасти поднять свой авторитет. Он понимал, что рано или поздно придется отвечать за бездействие отряда и гибель многих партизан, когда он прохлопал внезапную облаву.
Не слишком вникая в дела, он был уверен, что Журавлев и его люди взорвут Витемский мост и в этом будет заслуга батьки Бажана. Может, его даже наградят…
Но все летело кувырком. Пулеметные очереди крошили лед. Полицаи орали и матерились, непрерывно стреляя и обещая повесить за яйца всю «краснопузую сволочь». Здесь, на льду, Бажан понял, что загнал себя в ловушку – ни к чему было лезть в пекло!
С воем падала вниз мина. Взрыв, еще один… Партизан из его бывшего отряда (сейчас Бажан никто!) свалился на лед с оторванной ногой. Господи, какого черта он полез в это пекло? Мог бы отсидеться на складе, сославшись на ревматизм.
Бывший начальник разведки Аркадий Снитко полз, укрываясь за телами погибших. Пули хлестнули его ледяным крошевом, но это заставило Снитко лишь быстрее двигаться.
Полицаи узнали Бажана и сосредоточили на нем огонь. Прожгло ногу в теплом сапоге. Еще одна пуля угодила в бок, вырвав клок кожи. Бывший командир отряда скользил в крови и звал на помощь.
Снитко прополз мимо. На секунду оглянулся, но пули шли настолько густо, что задерживаться возле своего бывшего командира он не рискнул.
– Аркадий, помоги!
– Сейчас поможем! – кричали с берега полицаи.
– Эй, Бажан, брюхо мешает?
Бывший директор совхоза и бывший командир отряда едва не заплакал от досады.
– Мы тебя сегодня убивать не будем! – надрывались с берега. – Копыта подкуем, а завтра решим, на каком столбе вздернуть.
– Его утопить лучше! Как сом поплывет.
Едва не плача от обиды и жалости к себе, Илья Бажан вспомнил, что он вооружен. У него был автомат «ППШ», когда-то подаренный капитаном Журавлевым. Батька принял тогда подарок снисходительно. У него имелись «маузер» и трофейный автомат. В оружии он не нуждался, а Журавлева считал кем-то вроде помощника, которым можно вертеть как захочет. Хозяин здесь батька с его многочисленным отрядом, а не свалившийся на голову неизвестный капитан-пограничник.
Как все изменилось с тех пор! Бажан стрелял, опустошая диск беспорядочными очередями. Он даже закричал:
– Жрите, «бобики»! Батьку Бажана хотели взять!
Но это вызвало лишь смех полицаев:
– Илюха-герой! Целиться научись! Небось, кроме как самогон глотать, ничего не умеешь.
– Нет, он еще поварих щупать любит!
Пуля ударила в казенник «ППШ», и Бажан понял, что для него все закончено. Сейчас его добьют! А ведь он здоровый крепкий мужик, которому всего сорок шесть лет. Он может снова жениться, родить детей, возглавить совхоз.
Загребая лед руками и валенками, Бажан запоздало пожалел, что не сбросил добротный полушубок. Он приподнялся, стал снимать его, но пуля прошла рядом, а партизан, бежавший налегке, свалился, срезанный очередью «дегтярева». Другой боец, не видя спасения, стрелял из винтовки, что-то выкрикивая.
Через несколько минут он сунулся лицом в лед, вокруг головы расплывалась лужа крови.
Положение спас хромой командир отряда «Смерть фашизму» Павел Коробов, которого терпеть не мог Илья Бажан. Двое саней с пулеметами «максим» вылетели на лед, развернулись и открыли огонь длинными очередями.
Теперь падали и расползались полицаи. Уцелевшие бойцы и партизаны выбирались на берег под прикрытием пулеметов. Помогли выбраться и батьке Бажану.
Незаметно подступали ранние февральские сумерки. По льду ходили охранники и полицаи. Искали выживших бойцов. Таких оказалось немного. Один из саперов с перебитой ногой взорвал гранатой себя и неосторожно приблизившегося полицая. Осколки разорвали живот, полицай кричал, но поднявшаяся стрельба заглушала крики о помощи.
Хотя имелся строгий приказ брать раненых живьем (абвер нуждался в информации об отряде НКВД), полицаи и железнодорожная охрана рисковать не хотели. Чекисты и пограничники живыми все равно не сдадутся, а пулю в упор от них словить очень просто. Лучше добить!
Но раненые и отставшие от своих бойцы продолжали отстреливаться. Некоторые дождались ночи и ушли, оставляя пятна крови на снегу.
Утром немецкие саперы и железнодорожники тщательно осмотрели мост. Он был лишь слегка поврежден. Но в упорном бою были убиты и ранены более сорока немецких солдат, взорваны две зенитки. На повозках увозили застывшие тела полицаев.
Спустя двое суток на реке повыше моста была выдолблена широкая полынья. Туда свозили в машинах и сбрасывали связанных заложников, заключенных из концлагеря, путейцев, заподозренных в саботаже. Туда же бросали тела погибших партизан и бойцов особого отряда НКВД.
Немногие свидетели видели эту страшную картину. Как цеплялись за лед еще живые люди, пытались пробить телами места, где быстрое течение образовало промоины. Их добивали гранатами. Бурлящая вода стала красной от крови, слышались крики, мольбы о пощаде.
Даже у полицаев не выдерживали нервы:
– Не простят нам этого… вот так же под лед штыками заталкивать будут.
– Зря эту бойню устроили. Теперь жди ответа.
Немцы из карательного отряда помалкивали. Они привыкли делать свою работу без лишней болтовни. Знали, как легко угодить на фронт за неосторожную фразу. Глядя, как лихо расправляются молодые эсэсовцы с обреченными, некоторые из «стариков» негромко переговаривались:
– Теперь ходи и оглядывайся. Кому-то придется за все отвечать.
– Мы и ответим! – выкрикнул один из солдат. – Русские не будут разбирать, кто пленных топил, а кто рядом стоял. Так же и поплывем подо льдом.
Неудачная операция по взрыву Витемского моста произвела гнетущее впечатление. Но расправа, устроенная немцами и полицаями, резко изменила настрой.
– Они думают, на этом все кончилось? – негромко ронял слова капитан Журавлев. – Мост снесем к чертовой матери, а фрицам спокойной жизни уже не будет.
На Большой земле неудачную попытку взорвать Витемский мост восприняли с непонятным капитану Журавлеву спокойствием. Словно сходил в очередную атаку батальон, оставил под огнем половину личного состава, а теперь готовьтесь к новой атаке.
Но если за линией фронта могли рассчитывать на быстрое пополнение (день и ночь идут маршевые роты на фронт), то здесь, в немецком тылу, все обстояло намного сложнее.
В отряде «Застава» погибла и получила ранения почти половина личного состава. Особенно велики были потери среди саперов, которые шли в первых рядах и любой ценой пытались взорвать мост.
– Опять любой ценой, – не скрывал злости Федор Кондратьев. – Разгромили фрицев под Сталинградом, взяли Ставрополь, Воронеж, Курск – добьем врага! Нельзя с налету мост на воздух поднять, а мы напролом шли.
– В санчасти каждый день раненые умирают, – закуривая, сказал особист Авдеев. – Настрой у людей хуже некуда. Сразу лобовые атаки вспоминаются – лишь бы показать активность.
В отряде «Сталинцы» настрой был тоже подавленный. Бывший командир Илья Бажан и без того приучил людей к бездействию. Лейтенант Зиняков сумел перестроить отряд, провел несколько удачных операций, сколотил крепкий коллектив. Но «сталинцам» не везло.
Самый крупный отряд в районе сумел с трудом вырваться из окружения в октябре, и вот снова потери при попытке взорвать Витемский мост. Формально «сталинцы» не подчинялись капитану Журавлеву, но уже через несколько дней он вызвал Зинякова к себе:
– Что, обожглись, Андрей Викторович?
– Слабовато подготовились, – откровенно ответил лейтенант. – Своих два десятка убитых и раненых, и еще эта расправа над заложниками. Люди возле берега подо льдом лежат, зрелище не дай бог.
– Мост взрывать все равно будем. Это приказ сверху, и мы от этого не уйдем. А полицейские гарнизоны надо в ближайшее время тряхнуть. Такие расправы без последствий оставлять нельзя.
Через день появился в отряде Павел Коробов. Командиры тянулись к Журавлеву, понимая, что в одиночку пережить зиму будет трудно. Кроме того, Журавлев, хоть и в небольших количествах, получал помощь с Большой земли. Поделился с Зиняковым и Коробовым медикаментами, забрал в свою санчасть четверых тяжело раненных.
И в эти же дни, не дожидаясь, пока люди придут в себя после потерь, нанесли несколько ударов, имеющих главную цель – отомстить за расправу над заложниками возле Витемского моста.
Николай Мальцев с тремя бойцами, проводником Павлом Шестаковым перехватили патрульную группу полицаев, проверявшую участок железной дороги. Рискуя, вышли навстречу из перелеска и открыли огонь.
Четверо полицаев были убиты на месте, двое пытались убежать. Их догнали на насыпи и расстреляли, не обращая внимания на приближавшийся эшелон. Из вагонов и платформ стреляли вслед, но группа исчезла в лесу.
Без потерь не обошлось. Очередью из крупнокалиберного пулемета был убит один из бойцов. Журавлев выговорил Мальцеву за излишний риск. Николай отмалчивался, а затем не выдержал:
– Подо льдом люди до сих пор плавают. Местные жители за три версты эту полынью обходят. Если сволочей за такие вещи прощать, нас уважать перестанут.
Снайпер Грицевич подкараулил с утра нового начальника волостной полиции Саяпина и застрелил его, когда тот вышел по нужде. Тело полицая полдня лежало возле распахнутой уборной, рядом валялась в снегу винтовка.
Провели еще несколько операций, взорвали два грузовика на дороге. Собрав командиров, Журавлев сказал:
– Все! Выпустили пар, и довольно. Возвращаемся к главному заданию.
– А что, есть предложения? – спросил старший лейтенант Кондратьев.
– И предложения, и вопросы. Сколько у тебя взрывчатки на сегодняшний день имеется?
– Килограммов двадцать пять тротила, две противотанковые мины. Понемногу выплавляем тротил из гаубичных головок. За неделю еще килограммов двенадцать добудем.
– Маловато.
– У меня завода под рукой нет. А в чем дело? Опять мост штурмовать будем?
– Нет, другой план имеется.
Оказывается, у капитана Журавлева состоялся неожиданный разговор с ремонтником Родионом Астаховым, который в числе других заложников содержался в Вяземском полицейском участке и был освобожден во время налета на вражеский гарнизон.
Капитан зашел по делам в санчасть, где хирург Наталья Малеева удаляла Астахову сломанные и поврежденные во время полицейских допросов зубы.
– Ну что, передышку сделаем? – спросила Наталья, протягивая Родиону мензурку со спиртом. – Выпей, легче станет.
Астахов, тяжело дыша, вытирал пот со лба. Малеева удалила ему в два приема шесть зубов. Осталось выдернуть еще два, чтобы избавить человека от постоянной мучительной боли.
– Не надо передышек, – замотал головой Астахов. – Налейте еще спирта, и закончим с этими чертовыми зубами.
– Тогда посиди, отдохни немножко.
– Тяжко пришлось? – спросил у него капитан Журавлев.
– Несладко. Вовремя вы ударили, а то перебили бы нас всех. У меня разговор к вам есть, товарищ капитан.
– Какой разговор? Сиди, лечись.
Но разговор все же вечером состоялся. Родион Астахов, мастер-путеец, спросил Журавлева:
– Мост, наверное, снова взрывать попытаетесь?
– А это тебя не касается, – отрезал капитан.
– Может, и касается. Фрицы его еще больше укрепят, с налету Витемский мост не возьмешь.
– И что дальше?
– Можно другим способом попробовать.
Астахов рассказал, что он более десяти лет отработал путейцем. Иногда к эшелонам цепляют ремонтные платформы с небольшими будками, чтобы не гонять дополнительные паровозы.
– К военному эшелону нас, конечно, не прицепят. Там проверяют каждый закуток. Чаще цепляют к эшелонам с разбитой техникой, иногда с продовольствием. Затем нас оцепляют где-нибудь на разъезде, где требуется ремонт, а позже снова забирают.
– Сколько человек в бригаде?
– Обычно человек пять.
– А ты в качестве кого работал?
– Вначале подсобником, – шепеляво объяснял Астахов. – Затем путейцем, а последнее время – бригадиром.
– Что-то не больно они своим бригадирам доверяют. Все зубы тебе повышибали.
– Не все. Куснуть еще остались, – засмеялся Родион. – А нашим работягам спецслужба действительно не доверяет. Но самое главное, что болтается наша платформа в хвосте поезда и внимания на нас мало обращают.
На следующий день этот вариант обсуждали с Кондратьевым, особистом Авдеевым и сапером Пичугиным. Выяснилось, что охрана на вагоне-платформе отсутствует, а используются эти бригады на второстепенных участках.
Но самым главным являлось то, что платформа свободно, почти без проверки, проезжала по Витемскому мосту.
– Проверки, может, и нет, – сказал лейтенант Авдеев. – Но там рабочая бригада, и взрывать себя она не станет. Кроме того, есть ли место, где разместить взрывчатку?
– Есть, – уверенно заявил Родион Астахов. – Под запасными рельсами можно спрятать пару ящиков тротила. В будке имеется место под сиденьями. Бочку с водой можно заменить соляркой или бензином. Мазута всегда литров двадцать возим плюс солидол. Если все хорошо обдумать, рванет будь здоров.
Повисло недолгое молчание, а затем Авдеев обронил:
– Гладко было на бумаге, да забыли про овраги. Куда рабочую бригаду девать? Они хорошо знают, что с ними и их семьями будет в случае взрыва.
После долгого обсуждения пришли к выводу, что платформу надо добыть самим. В депо имеется несколько старых запасных вагонов. Ночь уйдет, чтобы начинить ее взрывчаткой, а затем отбуксировать к одному из эшелонов.
– Как по маслу, – скептически покачал головой Журавлев. – Начиняем бомбу, цепляем на глазах у охраны в хвост эшелона, и все без сучка и задоринки. Нас пять раз перехватят.
– В депо есть надежный мужик из руководителей, – сказал Авдеев. – Оставлен для подпольной работы еще в сорок первом году. Я с ним встречался. Привык понемногу к покою, в бой не рвется. Но помощь окажет. Оформит документы на платформу, выпишет пропуска.
– Непохоже, что ты ему крепко доверяешь, – усмехнулся Журавлев.
– Дело опасное, а у него семья. Только деваться ему некуда, подписку о сотрудничестве давал. Знает, что в обратную сторону хода нет.
Обсудив и другие детали, приняли решение рискнуть. Диверсионная группа состояла из четырех человек: старший – Николай Мальцев, саперы Степан Пичугин и Леня Жердев, Родион Астахов – ремонтник и проводник.
Включили в группу по инициативе Мальцева и семнадцатилетнего путейца Павла Шестакова. Парень неприметный, знает все ходы и выходы и вряд ли вызовет подозрение, когда придется что-то уточнить и разведать.
Авдеев с Мальцевым согласился:
– У немецких патрулей, особенно у военной полиции, глаз наметанный. Крепкую группу они сразу на заметку возьмут. А тут малец в драной фуфайке, беззубый работяга да Ленька Жердев, больше на крестьянина похожий.
Через пару дней группа возилась на запасных путях возле ремонтной платформы, где громоздились обрезки рельсов, шпалы, а возле будки торчал кран-стрела.
Проходя мимо, остановился и оглядел всех пятерых патруль. Проверили документы у старшего бригады, Николая Мальцева, оглядели мальца Шестакова, двинулись дальше.
Один из мастеров, проходя мимо, тоже остановился и удивленно спросил Астахова:
– Тебя же вроде арестовали? Отпустили, что ли?
– Отпустили, – кивнул Родион. – Зубы маненько повышибали, воспитали как следует и снова на работу.
– Бригада какая-то новая, – продолжал цепляться мастер. – Откуда взялись?
Николай Мальцев понял, что старательный мастер обязательно поделится с охраной своими подозрениями. Сдавил его за горло и повел к будке:
– Иди спокойно, дядя. Если живым остаться хочешь.
Это был рискованный момент, но охраны поблизости не было, и мастера втащили в будку. Узнали через него, когда идет ближайший состав на Витемский мост.
– Вот и поможешь нам к нему платформу прицепить.
– Разбегайтесь, ребята, пока не поздно, – посоветовал мастер. – И себя, и меня погубите.
Мастер рванулся прочь, и его уложили на месте гаечным ключом. Тело потихоньку перетащили в разбитый вагон, забросали хламом. А вскоре появился доверенный человек из депо. Сообщил, чтобы не высовывались, а часа через два их отбуксируют к эшелону.
Напряженно шло время. Наконец подошел старый маневренный паровозик, и вагон-платформу прицепили к составу, загруженному разбитой техникой, мотками проводов, листовым железом. Здесь тоже едва не случилась неувязка.
Снова обходил платформу патруль. Направились было к платформе, однако навстречу им вышел беззубый путеец Родион Астахов. Смелым везет! Один из патрульных узнал Астахова. О чем-то поговорили, посмеялись над выбитыми зубами, но вникать в детали его отсутствия и ареста не стали.
Мало ли берут заложников из числа рабочих? За лень, за плохую работу, еще за какие-то непонятные дела. Большинство вскоре отпускают – обслуживать железную дорогу кому-то надо.
– Везет! Пока везет! – шептал Леня Жердев по прозвищу Жердяй.
Губастый долговязый парень в стоптанных сапогах и короткой замасленной телогрейке растерянно (а может, испуганно!) смотрел на подтянутых, затянутых в портупеи солдат комендантского патруля, и это было смешно.
– Рот закрой, ворона влетит! – крикнули ему, и Леня согласно закивал:
– Яволь, господин лейтенант!
Эти часы стоили таких нервов всем пятерым, что у Жердева расстроился желудок и он побежал в кусты. Родион Астахов тоскливо смотрел на часы и гадал, чем все кончится.
Они бы нервничали еще больше, если бы знали, что не слишком благополучно обстоят дела с напуганным диспетчером, который готов был отцепить платформу, догадываясь, что готовится взрыв моста.
Диспетчер, занимавший до войны руководящую должность в депо, считался подпольщиком. Иногда он передавал Авдееву сведения о движении воинских поездов. Но как не хотелось ему связываться с непонятно откуда взявшимся вагоном! Он чуял, что готовится какое-то серьезное дело. Знал, что если все получится, то не избежать расследования.
Но и отказаться диспетчер не мог. Особист Авдеев прямо сказал ему:
– Не вздумай вилять! Ты на фашистов уже год работаешь. Лагерями не отделаешься, когда наши придут. Да и мы с тобой возиться не будем, если что-то сорвется.
Диспетчер всегда считался добросовестным работником, выступал на собраниях, ходил до войны на демонстрации… но как не хотелось связываться с НКВД, партизанами, рисковать своей жизнью – она у человека одна.
У немецких спецслужб волчий нюх. Если попадешься, живым не выберешься. Но и лейтенант-особист Авдеев не пощадит, следит за каждым его шагом.
Наконец поезд тронулся.
– Ну, теперь пустяки остались, – зубоскалил Леня Жердев. – Добраться до моста, поджечь шнур и выпрыгнуть на глазах охраны.
– А если стрелять начнут? – шмыгнул носом Паша Шестаков.
– Промахнутся. Главное – голову не терять.
Степа Пичугин отвинтил фляжку и налил всем по очереди самогону. Крепкий первач пили как воду, однако напряжение не отпускало.
Впереди уже виднелся мост. Распределили порядок действий. Когда подожгут бикфордов шнур, первыми выпрыгнут Павел Шестаков и Леня Жердев. У мальчишки будет хотя бы минимальный шанс спастись. Затем выскочит Родион Астахов. Последними на подъезде к мосту спрыгнут Николай Мальцев и Степа Пичугин.
Оба понимали лучше других, что вряд ли сумеют уйти из-под пулеметных очередей и скорострельных зениток. Это невольно нагоняло тоску и безысходность. Когда готовили операцию, обсуждали вариант выбросить из дверей несколько дымовых шашек. Все же в какой-то степени прикроют от пуль. Вариант отмели. Немцы остановят эшелон, даже рискуя, что сойдет с рельсов паровоз. Витемский мост слишком важный объект для них.
Километра за полтора до реки эшелон остановился на небольшом разъезде. Неужели снова будут проверять вагоны? Оказалось, что впереди еще один состав, придется какое-то время ждать. Мальцев приказал Пашке Шестакову:
– Бери бидон с маслом, осмотри еще раз буксы.
Родион Астахов ремонтировал какую-то железяку, ему помогал Степан Пичугин.
Вдоль состава не спеша двигался патруль: унтер-офицер и двое солдат. Заглядывали под вагоны, проверяли документы у сопровождающих. Не сказать, что проверка была тщательная, но Мальцев отчетливо видел собранность патруля.
Один из солдат держал наготове автомат, второй осуществлял проверку, а унтер-офицер, тоже с автоматом, внимательно наблюдал за происходящим. Мальцев выпрямился, полез в карман за документами. Заметил, как качнулся в его сторону дырчатый кожух старого автомата «Шмайссер», с которыми воевали еще в Первую мировую войну.
Понял, что если патруль что-то заподозрит, то вряд ли они успеют опередить натренированных в проверках охранников. В этот момент вскрикнул от боли семнадцатилетний подсобник Паша Шестаков.
Он неловко выпустил из рук массивную крышку буксов, сильно прищемил палец. Сунул грязный замасленный палец в рот, вытер со щеки кровь. Солдат засмеялся, а унтер-офицер строго сказал:
– Грязь в рану… заражение. Ну-ка покажи палец!
Пашка, явно переигрывая, стал плаксиво жаловаться и сунул под нос унтер-офицеру палец с почерневшим ногтем.
– Больно… сильно палец зашиб.
– Надо промыть соляркой, а затем водой с мылом. Кто старший? – уточнил унтер-офицер.
– Я, господин офицер, – вытянулся Мальцев.
– Надо следить за подчиненными. Запрещенные предметы имеются?
– Никак нет.
– Русские воруют, что могут. Если найду, угодишь в тюрьму.
Непонятно, собирался ли он проверить будку ремонтников или просто грозил, но в этот момент раздался паровозный гудок. Бригада торопливо собирала инструменты. Через несколько минут эшелон тронулся.
Двойной запальный шнур зажгли, уже приближаясь к мосту, – Мальцев опасался, что охрана разглядит искрящийся провод.
– Леня и Пашка, прыгайте!
Оба бойца нерешительно направились к двери.
– Быстрее! Не телитесь.
Оба парня спрыгнули с подножки, когда поезд набрал скорость километров сорок. Не так и много, но долговязый Жердев споткнулся и подвернул ногу. Следом выпрыгнул Родион Астахов. Он приземлился умело, скатился к подножию насыпи, но, отсекая путь, к нему приближалась трассирующая пулеметная очередь.
Ее было хорошо видно в февральском сумеречном свете. Как быстро прошел день… и жизнь тоже. Сразу три или четыре пули вошли Родиону в спину и опрокинули тело на закопченный снег.
Последними спрыгнули Мальцев и Пичугин. Охрана моста поняла, в чем дело, но останавливать груженый состав было поздно – оставалось только прибавлять скорость.
Эшелон уже наполовину миновал мост. Машинисты лихорадочно прибавляли пару в котле. За решетками моста виднелась замерзшая река. Господи, пронеси! Главное – миновать мост и Десну.
В будке шипящее пламя бикфордова шнура приближалось к взрывателям. Степан Пичугин, лучший взрывник в отряде, сбросив телогрейку, бежал в одной гимнастерке. Пулемет с вышки выбил крошево щебенки у него под ногами. Его наверняка хотели взять живым, перебив ноги. Но вряд ли старшина Пичугин по прозвищу Воробей, кавалер ордена Красного Знамени, думал об этом.
Следующая очередь ударила в ногу, расколов утяжеленной пулеметной пулей бедренную кость. Толчками вытекала кровь, сознание гасло, унося прочь боль и предсмертную тоску.
– Маманя… я живой…
В этот момент паровоз и головные вагоны уже миновали мост, а огонь запального шнура добрался до взрывателя. Гулкое эхо взрыва металось от берега к лесу. Рванули шестьдесят килограммов тротила, авиационная бомба-«полусотка», спрятанная среди шпал и ремонтного хлама, вспыхнула бочка солярки и рассованные по закуткам канистры с бензином.
Взрыв смял решетчатую коробку моста, разбил несколько вагонов, которые, сгрудившись кучей ломаного металла, катились по инерции вперед, доламывая ограду моста. Лопнувшие рельсы, выгнувшись дугой, сбросили на лед груженный металлом вагон и с десяток шпал.
Клубок взорванных и вспыхнувших вагонов тоже падал вниз, проломив настил и шпалы. Взламывая толстый лед, эта горящая груда с плеском исчезала в черной воде. Взрывчатки, чтобы разорвать и обрушить настил моста, не хватило.
Но ползущие друг на друга вагоны и платформы своей массой сметали все на пути, продолжая крушить коробку моста и падать вниз. Два вагона ударили с ходу в бетонную опору, покрыв ее сетью трещин.
Исковерканный мост и обломки вагонов горели сразу в нескольких местах. Мало кто уцелел из охранного взвода эшелона. Те, кто пытался спастись от огня, срывались в воду, где кружились деревянные обломки и ледяная каша.
Сумевший вырваться паровоз и десяток вагонов застыли в отдалении. Машинисты, не веря в спасение, сворачивали самокрутки и закуривали. Влетевший по ступенькам наверх офицер-эсэсовец ударил кулаком одного из машинистов.
– За что? – выкрикнул тот. – Мы паровоз спасли.
– Зато мост угробили!
Солдат-охранник, дежуривший в паровозной будке, пробормотал:
– Они ни при чем. Взрыв был в хвосте эшелона.
– Уводите паровоз и уцелевшие вагоны, – проговорил эсэсовец. – Скоро здесь будет пробка. Не хватало еще русских самолетов.
Ремонтник Родион Астахов погиб, когда уже подбегали к перелеску. Патруль обстрелял остатки группы на бегу и добил бы остальных. Сержант Мальцев открыл ответный огонь, унтер-офицер упал, а двое других патрульных не рискнули лезть под огонь русского автомата «ППШ».
Мальцев и Паша Шестаков брели по снегу через лес. Бежать уже сил не хватало. Возможно, их преследовали, но сгустились сумерки, позади горели остатки эшелона, застрявшего на мосту, взрывались снаряды на зенитной платформе, зажатой в мешанине обломков.
Сержант снял бушлат, и Паша Шестаков помог перевязать ему простреленную руку.
– Сможешь идти, Николай? – спросил мальчишка. – А то я автомат могу понести.
– Идем, – поторопил его сержант Мальцев. – Нам всю ночь шагать, если живыми хотим выбраться.
– А мост все горит, – спустя какое-то время сказал Паша. – Крепко мы его уделали! Ребят только жалко.
Мальцев шел молча. Он притерпелся к боли в руке и шагал размеренно, зная, что идти еще далеко и надо экономить силы.
Назад: Глава 9 Жгите их всех!
На главную: Предисловие
