История шестая, в которой Кимура выясняет, что болезнь – это не всегда плохо

На рассвете всегда было холодно. Воздух, влажный и свежий после ночного шторма, особенно холодил легкие и разгоряченную со сна кожу, пощипывал щеки и тонкими пальчиками щекотал шею, игриво пробираясь под тонкое одеяльце, укрывающее Сорату. Он поежился, натягивая тряпицу до самого подбородка и тут же почувствовал, как настойчивые щупальца сквозняка наметили новую жертву, обвивая открывшиеся стопы.

Приятная пелена сна медленно растворялась. Сората поежился от холода, откинул с лица спутанные волосы и приоткрыл глаза. И если бы не горечь во рту и неприятная тяжесть, окутывающая горло, Кимура мог со всей честностью сказать, что чувствует себя намного лучше, чем обычно. Уж выспавшимся точно. Он зевнул, повел плечом и сел, непонимающим взглядом ощупал незнакомую, немного мрачноватую обстановку – старый обшарпанный стул, с висящей на спинке его водолазкой, стол, с открытыми консервами не самого аппетитного вида, две початые бутылки с вином и два бокала – и память услужливо подсунула ему подробности прошедшего вечера.

Он не удержался от короткого смешка, возможно, потому, что точно знал – никто его сейчас не видит. Особенно недавний собутыльник.

Сората давно не пил. Вся его молодость, которую сложно назвать бурной, проходила в постоянной учебе и работе, составлении новых планов, общении с партнерами и, конечно, готовке. То, что Генри в их ночном разговоре назвал «студенческой вечеринкой», ему тоже было знакомо лишь понаслышке. С десяток встреч с деловыми партнерами, когда нельзя расслабиться, чтобы не потерять бдительность, и несколько не совсем успешных попыток забыться после смерти Харуки, только и всего. Алкоголь развязывал язык, расслаблял, но совсем не хотел стирать из памяти неприятные моменты и отключать способность соображать. Но даже просто выплеснуть все, что накопилось за последние годы, оказалось жизненно необходимым, поэтому он так легко позволил себя напоить и поддержал эту нелепую игру, которую, кажется, сам и придумал. Вот только полностью открыться так и не получилось.

Кимура приподнялся с койки, едва удерживая равновесие. Выпитое накануне, подкатило к горлу, пустой желудок недовольно сжался, напоминая о себе и горячем завтраке, в котором Сората никогда себе не отказывал. В чем угодно, но только не завтраке. Он пошатнулся, хватаясь рукой за край стола, и поднял голову, шумно вдыхая воздух. Взгляд упал на стену над старой койкой, на которой Кимура провел ночь, и тошнота прошла сама собой, буквально застряв в горле и комом упав обратно в желудок. Кровавые крупные буквы с драматично-киношными подтеками буквально молили: «Спаси его». Сората побледнел, справляясь с равновесием, поежился и решительным шагом вышел на смотровую площадку, на ходу натягивая теплую водолазку. Комендант стоял возле перил с биноклем в руках, и Кимура, проследив за его взглядом, тоже заметил небольшой островок вдали, слабо различимый на фоне мутного предрассветного неба.

– Макалистер-сан?

Мужчина дернулся, оборачиваясь. Выглядел он потрепанным, встревоженным и уставшим, словно и не сумел за последние несколько часов сомкнуть глаз, и Кимура немного устыдился, что сам-то как раз чувствовал себя не в пример лучше.

– Макалистер-сан, спасибо, что были рядом.

Неловкая благодарность сама собой сорвалась с губ, против воли, и Сората поспешно отвел взгляд вниз, перегнувшись через перила смотровой площадки. Внизу, в вязком тумане будто бы виднелась человеческая фигура. Кимура негромко позвал Генри ближе.

– Посмотрите, вам не кажется… – но договорить ему не удалось. Неприятная тяжесть навалилась на тело, голова наполнилась шумом, словно испорченный телевизор. Сил хватило ровно настолько, чтобы взять коменданта за локоть и потянуть обратно в комнату. И только когда дверь закрылась, шипение стихло, став почти фоновым. Судя по испуганным глазам британца, он почувствовал то же самое.

– Что это было?

Сората с силой сдавил виски, массируя их указательными пальцами. Сейчас ему казалось, будто в самый последний момент он успел разглядеть в размытой фигуре очертания замдиректора, тот шел в сторону берега, потом неожиданно остановился и не спеша, как в замедленной съемке, поднял голову. Сората не мог этого видеть, но навязчивый образ прокручивался в голове, словно кадры из старого черно-белого кино.

– Мне кажется, там был Акихико. – Впервые Кимура опустил вежливое обращение, настолько случившееся встревожило его. Тело колотила дрожь, мысли путались, возникало ощущение, словно кто-то уверенной рукой сдавливал легкие, не давая вдохнуть. Сколько продлилось это пугающее чувство, Сората сказать не мог, но в один миг тиски исчезли, воздух хлынул в грудь. Мужчины одновременно вдохнули и с облегчением рухнули кто куда – Сората – на стул, судорожно сжимая пальцами спинку, Макалистер – на старую койку, протяжно взвизгнувшую под его тяжестью.

– И это… в порядке вещей? – поинтересовался комендант, отдышавшись. Кимура без труда понял, о чем он, и покосился на него не без интереса – Генри выглядел настолько напуганным, что не походил на того себя, к которому успел привыкнуть повар – самоуверенному, хамоватому и почти постоянно смущенному.

– Мы с вами провели ночь на маяке в шторм без смотрителя, а это уже «не в порядке вещей». И эти буквы… – Сората вспомнил про кровавую надпись и поднял голову, но на стене ничего не было, кроме рыжеватых подтеков от сырости и старости.

– Что? – Макалистер задрал голову. – Какие буквы? Там ничего нет.

– Но… – Кимура несколько раз моргнул, словно это могло помочь, потом вздохнул и взял себя в руки. – Не стоит нам здесь задерживаться, если мы не хотим новых сюрпризов.

Им несказанно повезло, и по дороге к особняку не встретилось ни души. Разошлись молча, будто бы не желали снова затрагивать темы, поднятые этой ночью. Лишь однажды, по пути, когда Сората запутался волосами в кустах пахучей жимолости, Генри упрекнул его за неуместную для повара прическу.

– К чему вам такие косы, мистер Кимура? – нервно ворчал Макалистер, выпутывая свалявшиеся пряди из ветвей. Сората шикнул от боли – после очередной попытки спасти хвост из плена кустарника в руках Генри осталось несколько длинных черных волосинок.

– Давайте оставим эту душещипательную тему до следующих откровений, – огрызнулся Кимура.

– Думаете, такие еще будут?

– Не хочу, чтобы вы решили, будто меня это радует, но есть подозрение, что от вас так просто не избавиться.

Сората не считал их постоянные встречи простым совпадением – это оказалось бы слишком очевидным. Но и обвинить Генри было не в чем, разве что в его постоянном стремление задеть японца за живое.

Акихико Дайске, дождавшийся своего завтрака с небольшим опозданием, тоже оказался не слишком доволен странной тягой мужчин друг к другу. Вслух он, разумеется, сказал несколько иное, но весь его вид говорил Сорате именно об этом.

– Вы заставляете меня волноваться, Кимура-сан. – Дайске расхаживал по кабинету взад-вперед, отчитывая вжимающего голову в плечи Сорату, словно застигнутого в уборной с сигаретой во рту старшеклассника. – Вы выглядите неважно, изменили свой стиль, кажетесь… напуганным. Не новый ли комендант виноват в последних переменах с вами? Может, я поторопился назначать вас его наставником по японскому языку? Кстати, как у него успехи?

Кимура судорожно сглотнул – за пару прошедших недель они успели провести всего одно занятие – но все же сумел ответить без дрожи в голосе. Замдиректора, при всей своей хрупкости и миловидности внушал страх, и повар чувствовал себя нашкодившим котенком, но никак не взрослым, состоявшимся в жизни мужчиной.

– Его произношение немного улучшилось, в остальном он не так… плох, – укоризненный взгляд Дайске заставил Кимуру запнуться и замолчать.

– Кимура-сан, вы стали рассеянным. Вас что-то беспокоит? Если вы не можете довериться мне, вам стоит навестить Новака, предполагаю, он уже успел забыть, как вы выглядите.

Алеш Новак, штатный психолог, действительно удивился, завидев на пороге своего кабинета повара. Сората помялся в нерешительности, но Алеш тут же улыбнулся, спасая пациента от неловкости.

– Вы на себя не похожи, Кимура-сан, – заговорил он по-японски, мягко, слегка приглушая звонкие.

– Мне уже сообщили об этом, – пожаловался Сората, усаживаясь на край кушетки и сосредоточенно глядя на свои ноги, а не, как следовало бы, на доктора. От Алеша, внешне добродушного, чуть расплывшегося в щеках, но крепкого телосложения, мужчины, не ускользнуло необычное поведение пациента.

– И, разумеется, вы знаете причину столь резких перемен? – Новак откинулся на спинку удобного крутящегося кресла и, сцепив пальцы рук на животе, окинул Сорату изучающим взглядом, под которым последний буквально сжался. Он всегда умудрялся вытащить наружу все то, что Сората старательно прятал как можно глубже, но еще никогда визит к психологу не казался ему таким мучительным. Рассказывать о своих последних приключениях он боялся, хотя сеансы были строго конфиденциальны, а заместитель директора, вероятно, и так был в курсе всего, а если и не был, то точно догадывался. А признаться в постыдном нарушении правил, первом за два с лишним года, Кимура не решался.

– Думаю, я зря пришел…

Сората выдохнул, откидываясь на спинку кушетки. Перед глазами возник почти привычный идеально белый потолок с узорной лепниной вдоль стен, закругленные углы и тонкая, будто совсем свежая паутинка, колыхнулась и отразила падающий от высокого арочного окна свет. Кимура дрогнул от неприятного воспоминания и отвел взгляд.

– Вы не желаете поделиться со мной? – Вопрос Алеша прозвучал больше как утверждение, впрочем, Сората спорить с ним не собирался. Доктор слишком точно угадывал мысли, доставал из глубин потаенные страхи, хотя и действовал весьма деликатно. – Мне казалось, в прошлый ваш визит мы почти сумели достичь взаимопонимания. Я здесь для того, чтобы вам помочь, но я не смогу этого сделать, если вы в очередной раз будете молчать. Вы не доверяете мне?

– Разумеется, я доверяю вам, Новак-сан, просто…

– Вы боитесь, что я буду осуждать вас?

– Не то чтобы это было действительно так, просто…

– Почему? Вы сделали что-то такое, что может затронуть мои чувства?

Кимура замолчал, обдумывая последние слова Алеша.

В такие моменты в памяти всегда всплывало суровое лицо отца.

– Нет. К вам это не имеет никакого отношения, мистер Новак. – Сората перешел на английский и впервые позволил себе посмотреть прямо на доктора.

– Вы замыкаетесь в себе, не подпускаете никого ближе отведенной вами же черты. Вы разрушаете сами себя, я говорил уже об этом. Отбросьте страх, он мешает вам развиваться, не дает открыться. Вы ведь хотите этого.

– Я здесь уже третий год, мистер Новак. – Японец не смог сдержать досады. – Люди не идут на сближение, как бы я ни старался. Вы хотите помочь, но разве мы здесь не потому, что сами захотели запереть себя, спрятать от остальных?

– А вы сами шли на сближение? Вы сами хоть раз открылись, смогли честно ответить человеку, пожелавшему узнать о вас больше?

Кимура вздрогнул, переводя взгляд на собственные ладони. Вспомнилась ночь на маяке и их странный с Генри разговор, больше похожий на допрос, нежели на дружескую беседу. Как бы Сората ни хотел открыться, он продолжал сопротивляться, снова и снова увиливая от ответов и водя собеседника за нос. А много ли еще найдется людей, готовых столь упорно пробивать такую оборону?

Сората неожиданно улыбнулся, прикрывая ладонью рот и стараясь не рассмеяться.

– Делаете успехи, Кимура-сан. Расскажите, что вы чувствовали в тот момент?

– Отчаяние.

– Отчаяние? – Алеш удивленно приподнял одну бровь.

– Именно. Я хотел… довериться, но не получалось. Мне казалось, еще пару слов и я перестану быть ему интересным. – Сората горько ухмыльнулся. – Или он не поймет меня, осудит, посмеется, разочаруется.

– А он?

– Я не умею читать мысли, мистер Новак. Природа обделила меня этой способностью, может, даже к счастью. Скорей всего, он просто не захочет больше иметь со мной дела, и я не могу его за это осудить. Мы оба сделали вид, что этого разговора не было, думаю, я ему неприятен. Впрочем, это было очевидно с самого начала.

– Но что-то же произошло, что побудило его заговорить о вас. Этого не произошло бы, если бы вы были ему неприятны.

– Мы были… не совсем трезвы.

– Вы… пили? С этим человеком? – Алеш растерянно пожевал губу. Сората напрягся, следя за поведением психолога, но тот удивил следующим вопросом. – Вы жалеете, что так получилось?

– Как ни странно – нет. Может быть, я еще успею пожалеть об этом, но пока что меня все устраивает.

– Но ведь вы хотите вернуться и повторить? Вспомните эмоции, которые вы испытывали в те моменты. Вы ведь готовы к этому?

– Снова нарушить правила? Простите, это не по мне.

– Вы ошибаетесь, Кимура. Вы привыкли жить по правилам, ваш быт выверен до мельчайших деталей. Даже нарушение сна имеет свое расписание. Выход за рамки, встряска – может, это именно то, что вам необходимо?

– Вы толкаете меня на преступление? – Сората раздраженно поднялся с кушетки. Слова Алеша казались ему бредом, но в то же время он находил в них смысл. А это злило еще сильнее. – Простите, Новак-сан, мне пора идти. По моему расписанию сейчас приготовления к обеду.

Повар традиционно поклонился и решительно открыл дверь.

– Кимура, – окликнул его психолог, и Сората замер на пороге, обернувшись, – небольшие вольности – это не преступление. Если вам тесна стала ваша клетка – не пора ли ее покинуть? Подумайте об этом.

– Обязательно. – Сората еще раз кивнул и излишне импульсивно закрыл за собой дверь.

Слова Алеша не выходили у него из головы, хотя стоило Кимуре перешагнуть порог кабинета, как он тут же преисполнился решимости забыть весь разговор, вместе с последним советом. Может, это случайность, а может, просто везение, но за весь день он ни разу не встретился с Макалистером, даже в столовой в его присутствии тот не появлялся. Сам того не замечая, Сората стал чаще смотреть по сторонам или прогуливаться по коридорам, оправдываясь тем, что из-за последних приключений почти перестал бегать по утрам, а это расслабляло и нарушало дисциплину.

В тот же день, к вечеру, Сората почувствовал слабость, а горло будто посыпали песком. Почти не болевший с детства, он списал это на усталость, принял горячий душ и провел мучительную бессонную ночь, кутаясь в одеяло и борясь с приступами тошноты и головной боли.

Из привычной колеи окончательно его выбил неожиданно проснувшийся на следующий день аппетит. Столовая после обеда привычно опустела, лишь несколько запоздалых студентов убирали свои подносы.

– Как думаешь, у Дайске есть ключ? – Кимура замер, прислушиваясь к голосам. Он стоял у стола раздачи за широкой колонной, и вполне естественно, что дети его не видели.

– Не думаю. Возможно, он даже не знает о ходе, – в тихом шепоте Сората признал голос Курихары, а его друг, Сэм, возбужденный беседой, совсем не сдерживал эмоции:

– А может, у него есть ключ, а он даже не знает от чего! Прикинь? Лежит где-нибудь в ящике, а зам даже не подозревает, что у девчонок ход есть!

– Тс-с-с, чего ты вопишь? Вдруг… Вон, Макалистер явился, опять вынюхивает что-то, – шикнул на друга Хибики. Услышав фамилию коменданта, Сората невольно дернулся и выронил из рук столовые приборы, рассыпавшиеся по плиточному полу с характерным звоном.

– Ой, Кимура! Что это вы там делаете? – Сэм кинулся было помогать, но Курихара дернул его за рукав, и они быстро убежали, не дожидаясь, пока комендант подойдет к столу. Сората, собрав вилки с ложками, выпрямился и столкнулся нос к носу с Генри.

– Проголодались? – Кимура нарисовал на лице дежурную улыбку, давшуюся ему с некоторым трудом. Руки чуть подрагивали от напряжения, слова Алеша сами настойчиво лезли в голову, и без того гудящую от пока еще не опознанной простуды. Макалистер скользнул по нему безразличным взглядом и потянулся за первым блюдом.

– Караулите кого-то, мистер Кимура? – На подносе появилась одна тарелка, затем следующая. Холодный озноб прокатился по телу, Сората покачнулся, на мгновение закрывая глаза и хватаясь рукой за колонну. Ложки снова посыпались на пол, и на шум из двери кухни показалась голова в белой косынке.

– Что с вами? Да вы весь горите, – холодные руки легли ему на плечи, настойчиво направили к столу и усадили на стул. Сората поднял взгляд на склонившегося над ним Генри и что-то невразумительно пробормотал.

– Макалистер-сан. – Помощница, невысокая коренастая девушка в белом костюме, жестом подозвала коменданта и что-то зашептала, эмоционально размахивая руками. Генри выслушал ее и согласно кивнул.

– Мистер Кимура, вы идиот. – Сората не нашелся, что возразить, как Генри подхватил его под локоть, силком поднимая со стула. – Хотя я уверен, что уже говорил это. Идемте, я отведу вас в медпункт.

Занятия уже начались, и в холле стояла удручающая тишина. Двое запоздавших учеников пронеслись по лестнице вверх, и снова стало тихо. Кимура выпрямился во весь свой скромный на фоне коменданта рост и честно попытался идти прямо, но его так шатало, что Макалистеру пришлось поддержать его за плечо.

– Генри, от тебя магнолией пахнет, – мимоходом заметил Сората, уловив в воздухе похожий на цитрусовый аромат. Сам не заметил, как назвал его по имени.

– Видимо, не выветрилось еще, – поспешил оправдаться комендант, и Сорате показалось, что тот смутился. – Очень стойкий и омерзительный запах.

Кимура с сомнением покачал головой, но спорить не стал. С кожи запах смывался легко, а одежда на нем была свежая, а значит, он врал и снова ходил за территорию.

– К тому же она растет у меня под окном, – продолжал оправдываться Генри, вызывая еще большие подозрения. – И кто догадался посадить в саду желтую магнолию?

– Эй, Генри-кун, Сората. – Мужчины вздрогнули, услышав из другого конца холла голос Асикаги Руми – девушки, не сдержанной на язык и без регулятора громкости. – А чего это вы в коридоре обнимаетесь? Ой, Сората, что с тобой? Ты совсем неважно выглядишь.

– Благодарю за комплимент, Асикага-сан, – проворчал Кимура, стараясь держаться от Макалистера как можно дальше, насколько это позволяла хватка коменданта, несколько ослабшая после появления учительницы.

– Ой, брось! Дай угадаю: ты набезобразничал, а Генри тебя наказал? Ах, наш Кимура такой хорошенький, что влюбил в себя не только всю женскую половину «Дзюсан», но и даже нашего сурового коменданта. Какая потеря! – воскликнула Руми, артистично заламывая руки. – Вы смотрите, я все видела! Будете плохо себя вести, расскажу все Дайске.

– Влюбил в себя всю женскую половину? – недоверчиво переспросил Генри, будто и не слыша продолжения, и покосился на Сорату. Руми, женщина-ураган, меж тем уже скрылась за поворотом.

– Вас это удивляет? – ехидно оскалился японец, наслаждаясь выражением его лица.

– Меня это шокирует, – оскорбленно признался Генри, удобнее перехватывая Сорату. Чувствовалось, что он торопился, видимо, не желал встретить по пути еще кого-нибудь, но Кимуру это лишь сильнее позабавило.

– Что именно? Что я нравлюсь девушкам или то, что, помимо девушек, я нравлюсь только вам? – В карих глазах озорные бесенята отплясывали ритуальные танцы, Сората даже позабыл о своем дурном самочувствии. Но Макалистер не был настроен шутить на эту тему.

– Вырвать бы вам ваш острый язык, Кимура!

– Может, откусите? – Сората ребячливо показал язык, почти не скрывая своего приподнявшегося настроения. Позже ему обязательно станет стыдно.

Генри покрылся пунцовыми пятнами.

– Еще одно слово, Сората, и медпункт вам уже не понадобится!

– Вы опоздали на каких-то десять секунд, мы уже пришли.

На короткий предупредительный стук из кабинета тут же отозвался тоненький женский голосок. Генри толкнул дверь, пропуская Кимуру.

За столом, на котором всего несколько дней назад Макалистер выстраивал ряд медикаментов, склонилась над журналом худенькая девушка. Лица ее не было видно из-за длинных крупных локонов, окрашенных в естественный, темно-рыжий цвет.

– Добрый день. – Генри, взявший на себя шефство над ситуацией, первый попытался привлечь ее внимание, следя, чтобы Сората успешно уселся на кресло для пациентов. Кимура про себя подумал, что Генри следовало бы идти воспитателем в детский сад, а никак не комендантом, и уж тем более не детективом.

– Добрый, – девушка дописала что-то в журнале и только после этого подняла голову. – Кимура-сан?

В груди у Сораты екнуло, он всмотрелся в знакомое лицо и от удивления чихнул.

– Сакураи-сан?

– И правда, Кимура! Сколько времени прошло? Вас совсем не узнать! – Она соскочила с кресла и, приблизившись, заглянула в лицо. Ее глаза, такие же живые и черные, смотрели все с той же теплотой, как и несколько лет назад. Казалось, она совсем не изменилась с их последней встречи. – Вы сильно похудели.

Сакураи коснулась ладонью его пылающей щеки, а Сората и думать забыл о Генри за своей спиной. Впрочем, он сам поспешил напомнить о себе и саркастично хмыкнул:

– А вы, получается, знакомы?

Кимура вздрогнул, а медсестра поспешно убрала руку от его лица и нахмурилась. Из взгляда пропали тепло и дружелюбие.

– А вы, простите, кто такой?

– Генри Макалистер, комендант мужского общежития, к вашим услугам, мэм, – представился он, картинно раскланявшись, но Сакураи этим было не пронять. Сората даже украдкой улыбнулся – она и правда совсем не изменилась.

– О, мистер Макалистер, – женщина изобразила радость и церемонно поклонилась, говоря, впрочем, на английском, – спасибо, что помогли Сорате. А теперь не могли бы вы покинуть кабинет? Мне нужно осмотреть пациента.

Генри, как показалось, замешкался, но все-таки пожелал всего доброго и ушел, провожаемый настороженным взглядом медсестры. Сората выдохнул и, как бы он ни старался держаться, все же сполз на спинку кресла. На тело навалилась невероятная тяжесть, в глаза словно насыпали песка, а тугой обруч стиснул виски.

Сакураи прикрыла за комендантом дверь и захлопотала над Соратой.

С Сакураи Кику он познакомился чуть больше трех лет назад в госпитале Киото, куда попал с пулевым ранением в ногу, тем самым, оставившим после себя легкую хромоту. Кику работала обычной медсестрой и два раза в день, строго по расписанию, делала перевязку, в остальное время носила чай и выполняла всяческие капризы богатого пациента. Сейчас, вспоминая свое поведение, Сората стыдился его, тогда же, молодой и самоуверенный, считал, что мир вертится вокруг него. Впрочем, так оно и было, пока Сакураи, доведенная его выходками, не высказала все, что думает о нем и его самомнении.

Именно в тот день мир и перевернулся.

Любящая невеста первая заметила, как он изменился, отстранился, чаще злился на заботу, кажущуюся ему излишней. Кимура еще не понял, что Кику заняла в его сердце важное место, но уже осознавал, что в его жизни для нее места нет. Признавать это было больно, терпеть рядом нелюбимую женщину – будущую жену, было еще больнее.

Хоть после выписки они с Кику и остались хорошими знакомыми, Сората постарался выбросить Сакураи из своих мыслей. Только принять Харуку снова так и не вышло, а та безропотно терпела и, наверняка, все замечательно понимала.

И вот Кику вернулась, как напоминание о прошлом, как второй шанс начать все с чистого листа.

В дверь третьей комнаты неуверенно поскреблись. Часы показывали начало двенадцатого ночи, и Кимура считал, что это не самое подходящее время для визитов, ненароком подумав о Макалистере. Но на пороге его ждал сюрприз иного рода.

– Кику? – Кимура от удивления приоткрыл рот и поторопился увлечь медсестру в комнату, прежде чем кто-то станет свидетелем ее позднего визита. Сакураи выглядела непривычно. Строгий костюм и форму медсестры сменил короткий, чуть выше колен, хлопковый халат, на ногах изящные домашние туфли с помпоном. Волосы тугими спиральками рассыпались по узким худеньким плечикам, отдельные пряди шаловливо прятались в глубоком декольте. Мужчина оглядел гостью и взволнованно вздохнул – слишком неосторожно и слишком вызывающе с ее стороны было явиться к нему в такое позднее время, да еще в таком виде. – Что-то случилось?

Кику приподняла голову, словно прислушиваясь, потом подлетела к окну, отвела рукой штору и захлопнула створку. Кимура вздохнул, сжимая в руках влажное полотенце, и приготовился к порции нравоучений.

– Сората! – ему нравился ее голос, становившийся в такие моменты чуть капризным, немного ребячливым, к тому же Кику, стараясь не шуметь, сдерживала рвущиеся наружу эмоции, и звонкие нотки перемежались с волнительным придыханием. Ее аппетитный силуэт в приглушенном свете настольной лампы казался в эту минуту особенно соблазнительным. – Ты же только после душа, ты снова можешь простыть.

– Ты пришла, чтобы проверить, открыто ли у меня окно? – Он облизнул неожиданно пересохшие губы.

– Дурачок, – улыбнувшись, она мягко приземлилась на край кровати, матрас с готовностью спружинил, откидывая полы и без того короткого халата и оголяя стройные ножки. Но Кику даже и не думала прикрываться. – Зачем еще я могла прийти?

Сората запустил ладонь в волосы и, сжав их между пальцев, дернул, приводя себя в чувство. Стоило отдать Кику должное, последние две недели она провела рядом с Соратой, сперва заботясь о его, ставшем неожиданно слабым, здоровье, потом проводя с ним почти все свободное время.

Сакураи, как единственный на всем острове человек, знавший Кимуру до трагических событий, неосознанно для него самого стала важным кусочком распадающейся мозаики, единственной частичкой прошлой жизни, воспоминания о которой с каждым годом становились все прозрачней и прозрачней и грозили исчезнуть совсем. Сората, хватаясь за нее, как за спасательную соломинку, сам не заметил, что подпустил намного ближе отведенной черты, а их отношения переросли в дружбу.

Часто во время обеда и по вечерам они прогуливались в японском саду. Сакураи рассказывала последние новости из родного Киото, Кимура в ответ делился рассказами о делах Академии.

– Но почему ты здесь? – во время последней их прогулки поинтересовалась Кику, до этого обходившая щекотливую тему стороной, и ловко подхватила его под локоть. Кимура, держащийся всегда прямо, с достоинством, неожиданно сник, ловя ее ладошку на сгибе своей руки. – Как же Харука? Такая милая девушка, вы же собирались пожениться.

За два с лишним прошедших года Сората успел похоронить в себе эти малоприятные воспоминания, и ничего, кроме смутного чувства вины не испытывал. Но Сакураи словно всколыхнула его, поднимая со дна эмоции, которых, казалось, не было.

И Сората рассказал ей все, напрасно переживая, что Кику неправильно воспримет его сухость. Но умная женщина поняла все именно так, как следовало, позволив себе отреагировать немного эмоциональней, чем того требовали приличия.

– Прости! Я не знала… я не думала. – Она отшатнулась в сторону, испуганно прикрывая рот ладошкой, потом шумно всхлипнула и бросилась ему на шею, громко разрыдавшись. А он успокаивал ее такую хрупкую, кажущуюся одинокой и потерянной, и сам не понял, когда ощутил соленый вкус горячих губ, таких же страстных, как ее рыдания. И если бы не шорох, привлекший его внимание, кто знает, во что бы переросли его успокоительные действия. Рыжая шевелюра будто бы мелькнула меж деревьев, стремительно удаляясь.

Позже он думал, что вышло все как-то уж слишком удачно, и Кику была невероятно отзывчивой и податливой. Но самой страшной казалась возникшая в ту минуту мысль – как хорошо, что Харуки больше нет. Никто не посмеет помешать его настоящим чувствам, никто не напомнит про долг перед семьей.

Сората ловкими движениями собрал все еще влажные волосы в косу и присел рядом с Кику на кровать, почти не оставляя между ними свободного пространства. От нее приятно пахло сиренью и мандаринами, смешанными с запахами чистой кожи и лосьона для тела.

– Значит, мои окна тут ни при чем? – Он задумчиво цокнул, наклоняя голову и касаясь губами ее плеча, ожидая подтверждения, что правильно понял ее игру.

– Ни при чем. – Кику игриво дернула головкой, сбрасывая с плеча волосы и обнажая неприкрытую халатом шею. Томный вздох сорвался с ее губ, стоило Сорате коснуться языком кожи, и спровоцировал настоящую лавину – повинуясь импульсу, он опрокинул Сакураи на спину и вжал в матрас. Она обвила его шею руками, пока он покрывал поцелуями ключицы, продвигаясь к груди и откидывая край халата.

Из коридора послышался шорох, потом коротко постучали. Сората замер, прислушиваясь и робко надеясь, что ему послышалось, но стук уже более настойчивый повторился и эхом отразился в ушах собственным сердцебиением.

– Мистер Кимура.

Сората узнал голос Макалистера, и от живота хлынуло раздражение. Кику поспешно выбралась из-под него, запахивая халат и приводя волосы в порядок. Кимуре ничего не оставалось, как поправить майку и приоткрыть дверь ровно настолько, чтобы показать, что не ждал гостей.

– Ну слава богу, мне нужно с вами поговорить, а вы не открываете. Это очень срочно. – Макалистер сделал было шаг в комнату, но Кимура уверенно преградил ему путь. Непонимающий взгляд Генри скользнул мимо темной макушки и зацепился за смущенную фигурку медсестры. Та улыбнулась в ответ и растерянно кивнула. Не дожидаясь реакции, Сората вытеснил визитера в коридор и закрыл дверь.

– Вы на часы смотрели? – Кимуру трясло мелкой дрожью, которую практически невозможно было скрыть, кончики пальцем оледенели от напряжения. Генри растерянно хлопал глазами, силясь что-то возразить.

– Это очень важно, – в голосе не было уже былой уверенности.

– Как бы там ни было, вы очень не вовремя. Прошу вас уйти. – Сората с трудом сдерживался, чтобы не обрушиться на нежданного гостя проклятиями, а тот помялся, раздумывая, но, так и не решившись возразить, развернулся и ушел в сторону комендантской.

Сакураи стояла у окна, обнимая себя за плечи, и казалась невыносимо одинокой. Она тут же обернулась, стоило входной двери закрыться.

– Это был Макалистер-сан? Что он хотел? – Кику изо всех сил скрывала свое недовольство, но Сората заметил пролегающую меж бровей морщинку и упрямо поджатые губы. При мысли о том, от чего их отвлекли, стало совсем неловко. Злость вперемешку с возбуждением все еще грохотала в ушах.

– Не знаю. Но, видимо, что-то очень важное, раз он пришел в такое время. – Кимура заключил Кику в объятия, и та шумно вздохнула, пряча лицо у него на груди. Он погладил ее по спине.

– Тогда тебе стоит пойти к нему, – наконец, выдавила Сакураи, и это решение явно далось ей с трудом.

– Ты отпускаешь меня? – с легким сарказмом удивился Кимура, подавляя улыбку. Происходящее напоминало семейную постановку, где умная и волевая женщина Кику играла роль его жены. И на долю секунду эта мысль Сорате понравилась.

– Разумеется. Я не прощу себя, если ты будешь меня в чем-то винить. И не посвящай меня в детали, не хочу вмешиваться в эти ваши мужские тайны, – и, вынырнув из его объятий, она уверенным шагом пошла к двери, но была ловко перехвачена за руку. Сората не мог так просто смириться со случившимся, особенно наблюдая за реакцией Сакураи. Ее характер, поведение и то, как она подавляла и выражала свои эмоции, – все это пробуждало в нем новые чувства. Ему хотелось… укротить ее.

Замок не закрытой до конца двери громко щелкнул, когда Кимура припер к ней Кику. Аромат сирени приятно защекотал нос, Кику сладко простонала прямо в губы и попыталась отстраниться.

– Сора, иди же, – и в противовес своим словам крепко обхватила его руками за шею. Томительная пытка продолжалась еще с минуту, прежде чем она смогла открыть затуманенные желанием глаза. Кимура разочарованно вздохнул, но все же не удержался от галантного поцелуя, поднося к губам ее тонкие пальчики.

– Спокойной ночи, Кику.

В комнату коменданта Кимура вошел без стука, что на него было слишком не похоже и в чем он тут же себя укорил. Его мучила досада. Последние недели почти не получалось встретить Генри, тот словно избегал его, но и сам Сората нарочно встречи не искал, у него были свои заботы, а теперь еще и новое увлечение, которое по мнению Кимуры стоило того, чтобы уделить ему большую часть своего времени. Но неожиданный визит Макалистера выбил из колеи, из того нового заданного событиями темпа. И несмотря на легкую досаду от того, что его самым наглым образом прервали, Кимура испытал облегчение, придав словам Новака новый смысл.

Генри сидел за столом, подсвеченным мягким светом настольной лампы, и сосредоточенно смотрел в разложенные на столе бумаги, и только когда мужчина поднял глаза, Сората понял, что он был раздосадован не меньше. Такие пустые глаза встречались у людей, пытающихся отвлечься чтением, но полностью уходящих в свои мысли. Тяжелые глубокие тени растекались по комнате, создавая ощущение чужого присутствия и придавали обстановке особенно угнетающий вид.

– Я готов вас выслушать, Макалистер-сан. – Кимура остановился возле двери, взгляд Генри наконец принял осмысленное выражение.

– Черт возьми, Сората, ты что творишь?! – воскликнул он, вскакивая со своего места, словно только и ждал момента, когда можно будет выплеснуть на повара все свое негодование. Однако Кимура его возмущений не разделял и считал оскорбленным именно себя.

– Не вашего ума дело, Макалистер-сан, – холодно отрезал Сората, скрещивая на груди руки. – Не вам указывать, что я должен делать, а что нет.

– Ты… Да ты хоть понимаешь, что совсем не знаешь эту женщину? Чего она хочет, о чем думает, что замышляет…

– Замышляете здесь только вы! – не выдержал Кимура, крепче сжимая руки и впиваясь пальцами в ткань рубашки. В голове никак не хотело укладываться, что Кику, его Кику, могла вызывать подозрения. – Это мое личное дело, мне решать, кого я хочу видеть рядом с собой. Или до вас еще не дошло?

Макалистер пораженно выдохнул:

– Это все из-за меня, да? Из-за того, что я говорил тебе разные обидные вещи? Сората, ты…

Кимура ошарашенно раскинул руки, стискивая пальцы в кулаки.

– Что вы о себе возомнили? Кто вы такой, чтобы я надрывался, доказывая вашу неправоту? – Он поднял на Генри оскорбленный взгляд. – Это же… это смешно.

– И вовсе даже не смешно, – Генри подался вперед, протягивая руку, но так и замер в нерешительности, глядя Сорате прямо в лицо. – Я просто не хочу, чтобы ты делал над собой усилие, чтобы опровергнуть мои слова. И еще. Я не доверяю ей. Поверь моему опыту, это плохо кончится.

– Мне не привыкать. Вы все сказали? – Сората нахмурился, желая прекратить этот бессмысленный разговор. Но Генри вовсе не собирался успокаиваться и, казалось, лишь сильнее распалялся.

– Нет. Ты знаешь, что я прав и что ты форсируешь события специально, возможно, сам того не сознавая. Я не представляю пока, что на уме у этой докторши, но поддаваясь соблазну, ты рискуешь увязнуть в ее паутине.

Сорату передернуло от неприятной ассоциации, сравнение сильно задело его, но он взял себя в руки.

– Я ценю вашу заботу, Макалистер-сан, но ревность – это уже слишком, – ровным голосом произнес Кимура, почти забыв, зачем пришел.

– Дурак! – вспылил Генри, размахиваясь и ударяя кулаком в стену. Кимура сжался, отступая назад и упираясь спиной в дверь. Повисла долгая пауза, нарушаемая лишь мурлыканьем садовника за окном и напряженным дыханием.

– Прости, я погорячился. – Сората потянулся к лицу, инстинктивно убирая выпавшие из растрепанной косы волосы за ухо. Генри неожиданно хмыкнул, видимо, наконец, привык к этому жесту и перестал видеть в нем угрозу. – Ты хотел поговорить?

– Да. – Напряжение еще не схлынуло, и видно было, что Генри пересиливал себя. Кимура осмотрелся и заметил в углу небольшую тумбу с электрическим чайником, пакет с печеньем и остатками булочек. По столешнице щедро были рассыпаны крошки и обрывки салфеток. Сората коротко ухмыльнулся и по-хозяйски взялся за салфетку, опережая любые возмущения коменданта.

– Ну и бардак у тебя на столе, – покачал головой Кимура, а Генри сразу взбеленился, оживляясь и приходя в свое привычное расположение духа.

– У меня хотя бы на столе бардак, а у тебя в жизни.

– Кто бы говорил, – отбил Сората, ловко собирая мусор и стряхивая его в мусорную корзину. – Я сделаю чай, а ты расскажешь, что произошло. – Голос его был спокоен и привычно дружелюбен, словно и не он несколько минут назад чеканил холодной сталью, иногда позволяя себе излишнюю горячность.

– Смотри, что я обнаружил, – с возбужденным блеском в глазах Генри подвинул Сорате журналы, а сам, обхватив руками кружку, стал ждать реакции. Кимура, склонившись над столом, внимательно проследил за указанием Генри и заскользил взглядом по строчкам. Первая книга, более свежая и аккуратная, заполненная аккуратным почерком, вторая же выглядела потрепанной, чернила местами расплылись от влажности. От усердия длинная коса соскользнула с плеча и упала на пожелтевшую от старости страничку.

– Что это?

Генри будто ждал этого вопроса. Он отставил бокал в сторону и приподнялся, почти сталкиваясь с японцем лбами.

– Год, когда моя сестра пропала. Это журнал регистрации Академии, было зачислено пятнадцать студентов и принято два новых преподавателя, Лилли среди них нет. – Его палец проплыл над строчками и ткнулся в потрепанную страницу. – А это журнал учета прибывших на остров, всего двадцать человек.

Кимура отодвинул его руку – тень от лампы неудачно закрывала указанную строку – и прочитал: «Макалистер Филлис».