Книга: Дзюсан. Академия-фантом
Назад: История пятнадцатая, в которой души обретают долгожданный покой
Дальше: Примечания

Эпилог

Ты остаешься, я ухожу – две разные осени для нас.
Масаока Шики
«Мне бы очень хотелось начать так – мой дорогой друг Генри.
Но, пожалуй, после такого вы немедля бросите мое письмо в огонь и будете правы. Но согласитесь, в иных обстоятельствах дружба между нами вполне могла быть возможна. Однако все это лишь пустые фантазии. А вас ведь интересует другое.
Смею предположить, при личной встрече мне пришлось бы несладко, потому и решил провести нашу, скажем так, беседу заочно. Уверен, у вас ко мне множество вопросов, и в качестве моей благодарности в этом письме я раскрою все тайны, о которых вы не могли бы узнать ни от кого другого.
Прежде всего, подтвержу ваши догадки – да, я намеренно привел вас в «Дзюсан», убедившись в искренности ведущих вас помыслов. Однако же к похищению вашей сестры я не имею ни малейшего отношения. Вы же необходимы были, чтобы обнажить истинное лицо Академии, созданной на костях и для того, чтобы эти кости множить. У вас одного хватило бы на это сил и желания, так оно и вышло. В словах сочувствия нет нужды, но раз мне выпала такая возможность, скажу – мне жаль, что пришлось играть на ваших чувствах. И неоднократно, если вспомнить Кимуру, ведь вы и сами поняли, что к вашему с ним сближению я приложил некоторые усилия, равно как и к попыткам разлучить. Простите мне и это тоже.
И еще я расскажу одну печальную и поучительную историю про мальчика, которого никто не любил. Он был совершенно особенным, этот мальчик, он видел скрытое от других, но в силу юного возраста не умел совладать с необычным даром. Этот мальчик просто хотел, чтобы у него все было, как у других детей, только эта история, увы, не имела счастливого финала. Мама и папа бросили сына из-за страха перед ним. Они молчали, но их мысли кричали громче любых слов. Им было страшно, и это чувство, противоестественное, ибо что может быть нелепее, чем бояться собственного ребенка, толкнуло их на ужасный поступок. Так мальчик лишился семьи и начал менять дома так часто, что даже перестал запоминать имена и лица. Можете представить, каково это – везде и всюду чувствовать себя изгоем, лишним, ненужным? Ловить на себе косые взгляды и ощущать отголоски ненависти и страха? Я не был чудовищем изначально, но меня сделали им, за что я даже благодарен. Поверьте, чудовищем жить гораздо легче, если вовремя забыть, что был человеком.
Скитаясь по дворам, я однажды встретил таких же отвергнутых обществом и потерявших все, что было им дорого. Вместе мы основали братство, в котором чувствовали себя равными и необходимыми друг другу. С его историей частично вы уже знакомы, скажу лишь о том, что был одним из шпионов, посланных в Академию. Мне пришлось пройти через боль и ужас, чтобы стать тем, кем я являюсь сейчас. Мои способности не просто развились с помощью доктора Дикрайна, они вышли на совершенно новый уровень. Взамен от меня требовалась лишь одна маленькая жертва – запереть себя на острове и взвалить на плечи работу, которой непонятому светилу науки было некогда заниматься. Я стал главным в Академии. Я стал Академией. Я держал ее в кулаке, знал, что, где и с кем происходит. Не только с живыми. Я превратил Синтар в тюрьму, никто не мог сбежать, а те, кто прорывался сквозь заслон, навеки становились заложниками его притяжения. Вы видели их – обезумевших в нескончаемом мучительном посмертии. Я превратился в оживший ночной кошмар, сделал себя Злом с большой буквы.
Зачем, спросите вы? Зачем мне все это надо? Но ведь Дикрайн уже сказал вам, уверен в этом. Старый дурак иногда бывал на редкость прозорлив. Я мечтал о мести, лелеял ее ночами, когда не мог уснуть. Я вообще не спал по-настоящему так долго, что, боюсь, уже просто не смогу этого сделать. Похоже на жалобы уставшего от жизни старца. В принципе это не столь далеко от истины.
Так вот, братство. Очень скоро все мои бывшие товарищи оказались в руках Дикрайна. Энергия, что он боготворил, требовала крови, он называл это жертвами во имя науки, однако не мог чувствовать того же, что и я. Хотя даже вас это чувство не миновало, я прав? Остров проклят, даже если никто из нас всерьез не верит в проклятия. И братства постепенно не стало. Тот, кто называл себя последним из братства, ошибался. Последний – я. Точнее, с момента, как автор тех дневников испустил дух, я принял на себя новую ношу. Я стал орудием возмездия. Колесо судьбы начало раскручиваться назад.
Я циничен и жесток? Не спорю, но запомните, будь у меня второй шанс, я лишь сгладил бы детали, но не отказался от своей мести. Вы рано или поздно смиритесь с этим, а прощения вашего мне не нужно, сам себя я все равно никогда не прощу, чего и вам не советую. Чудовища существуют для того, чтобы их ненавидели. Ненавидите меня, достаточно того, что я вызываю у кого-то чувства. Ведь все в итоге закончилось хорошо, да?
Знаете, Генри, я люблю, когда все заканчивается хорошо».

 

Генри тяжело вздохнул и убрал письмо обратно в конверт. Сколько бы раз его не перечитывал, все равно было мучительно больно от собственной слабости. Ему казалось, он будет способен ненавидеть Дайске за все то зло, что он успел причинить, но так и не смог. Чего стоили его собственные беды по сравнению с тем, что пришлось пережить маленькому мальчику, не способному побороть в себе чудовище? Как бы ни было сложно признавать, именно теперь Генри сумел понять смысл сказанных Дикрайном слов.
Электронное табло на стене показывало время до объявления посадки – чуть меньше часа. Чай в картонном стаканчике давно остыл, но Генри так к нему и не притронулся. От волнения вспотели ладони, и на белой глянцевой поверхности стола высилась гора мятых салфеток. Макалистер ждал. Сам не до конца понимал, чего именно, но продолжал ждать.
После закрытия Академии, всех перевезли в Токио. Генри задержался, чтобы вместе с Руми дать последние показания и проводить детей, за которыми еще не приехали родственники. Сората обосновался в частной клинике, проходя дополнительное лечение, и тоже покидать столицу не спешил.
– Хочет добиться разрешения на захоронение Сакураи в Киото и ищет ее родственников, – при случае поделилась информацией Руми, – но у бедняжки, походу, совсем никого не осталось.
За время пребывания в Токио они виделись от силы несколько раз, и Сората неизменно оставался холоден и безучастен. Иногда у Генри чесались руки, хотелось съездить по его унылой физиономии, но здравый смысл подсказывал, что это ни к чему не приведет. Они не разговаривали. Перебросились парой ничего не значащих слов, только и всего, а хотелось поговорить, обсудить все, что произошло и что ждет их в будущем. Но Сората отдалялся, избегал его, и Генри поклялся самому себе, что сумеет это вынести, как бы тяжело ни было.
Но не попрощаться не мог. Именно поэтому согласился принять помощь Руми и теперь с надеждой ожидал, что сможет хотя бы посмотреть на него, ведь их встреча должна стать последней.
Сердце замерло, когда из-за колонны показалась Асикага, а спустя секунду и по-мальчишески тонкая фигурка Кимуры. «Снова похудел», подумал Генри. Обрезанные волосы, приведенные в порядок талантливым парикмахером, делали его совсем похожим на подростка. Даже с расстояния виднелись темные круги под глазами и равнодушный взгляд, словно Сората был где-то далеко, а не здесь, в маленькой кофейне при аэропорте. Таким он запомнился Генри в их первую встречу. Чужим.
– Мы принесем кофе, – без приветствия выпалила Асикага и подхватила под локоть ошарашенного Масамуне, которого Генри не заметил сразу. Сората замер, взялся тонкими бледными пальцами за спинку стула, такого же белоснежного, как и стол.
– Присядешь?
– Присяду. – Сората опустился на краешек, потянулся ладонью к волосам, но пальцам не за что было зацепиться. Этот невинный жест делал его еще более беззащитным, и на Генри нахлынуло щемящее желание обнять. Но вместо этого просто спросил:
– Ты злишься на меня?
– У меня нет причин злиться на вас, Макалистер-сан. – Кимура поднял глаза, решительно глядя на Генри.
– Отчего так официально?
Кимура стрельнул глазами в сторону и Генри догадался, что дело в его помощнике.
– Он нас не слышит, побудь собой хотя бы напоследок.
– Не будем переходить границы, Макалистер-сан. «Дзюсан» остался позади, мы сами его разрушили. Так не будем же оборачиваться. Реальный мир слишком недружелюбен, мы не нужны ему со своими слабостями.
– Вот мы и вернулись в начало, Сора. – Генри выдал некое подобие улыбки. – Знаешь, а тебе идет эта отстраненность. Ты словно бабочка под стеклом, такой же хрупкий… и недоступный.
– И мертвый. Ты это хотел сказать?
Генри выдержал его взгляд, но рука дрогнула, стискивая стенки тонкого картонного стаканчика. Остатки холодного чая брызнули на кожу и лужицами собрались на глянцевой поверхности стола. Сората отреагировал быстро, набросил сверху стопку салфеток, мимоходом касаясь руки Генри, и выхватил бумажные останки из напряженных пальцев.
Над столом повисла пауза, и никто не решался ее нарушить. Кимура подобрался, скрестил руки на груди. Отрешенный взгляд изучал липкую столешницу. Он молчал, и Генри это угнетало.
– Вы, правда, улетаете? – Сората решился первым. – Зачем вы меня позвали? Не пытайтесь отрицать, я хорошо изучил Асикагу.
– Я получил письмо от Дайске, – уцепился Генри за достойную причину, хотя дело было, конечно, совершенно не в ней. Но сказать «я хотел попрощаться» так тяжело. – Думаю, ты имеешь право знать правду, даже если она не принесет тебе желаемого облегчения.
– Ничто не принесет мне облегчения. Но я выслушаю все, что вы мне скажете.
И Генри рассказал, скрыв лишь несколько фактов, которые показались ему личными. Сората слушал с непроницаемым лицом, но по тому, как дрогнули пальцы, как напряглись плечи, Генри понял, что тот не остался равнодушным.
– Эй, вы чего сидите? Посадку объявили уже. – Руми появилась так же внезапно, как и исчезла до этого. Глаза ее возбужденно блестели и с азартом изучали присутствующих.
В холле было шумно. Пассажиры выстроились в очередь, но Генри не торопился вливаться в разноцветную толпу. Руми что-то шепнула Сорате, отчего он незамедлительно пошел пунцовыми пятнами, и повисла на шее у Макалистера.
– У-у-у, я буду скучать, Генри-кун. Но ты нас не забывай, звони, приезжай в гости. Где меня найти, ты знаешь. – Она горестно всхлипнула, утерлась носом о воротник его рубашки и отстранилась. Хлопнула ладонями по плечам и осипшим голосом закончила: – Ну ладно, не люблю долгих прощаний. Удачи! Пойду Масу развлеку, а то и с ним тоже рано или поздно прощаться придется, а я этого не люблю.
И они остались одни. По крайней мере, так казалось Генри, никого кроме Сораты он не видел, всматривался так, словно надеялся увидеть проблески тепла в его глазах, но тот успешно прятал их за длинной челкой. Толпа за спиной потихоньку редела, неминуемо приближая момент расставания.
Неожиданно Сората шагнул вперед, протянул руку и схватился за ткань рубашки на животе, обжигая кожу ледяными пальцами. Генри затаил дыхание, но японец не шевелился, продолжая комкать ткань. Видны были лишь идеально уложенные волосы на макушке.
– Сора… – Генри тронул холодное запястье. – Мне пора.
– Подожди. Я должен сказать. Что бы ты ни думал, я рад, что тебя встретил. Спасибо за все, Генри. И прощай.

 

Конец первой книги

notes

Назад: История пятнадцатая, в которой души обретают долгожданный покой
Дальше: Примечания