История одиннадцатая, в которой заблудиться можно не только в лесу, но и в себе
Что глупей темноты!
Хотел светлячка поймать я —
И напоролся на шип.
Мацуо Басё
Я много раз приходил в отчаяние от того, что рядом не было человека, который бы меня понимал. Размышляя об этом, я пришел к выводу, что любые привязанности причиняют боль, а лишенные взаимности превращаются в обоюдоострое оружие. Потому от них следует вовремя избавляться.
Акихико Дайске. Мемуары
Гроза не заканчивалась всю ночь и почти весь следующий день.
За стеклами бесновался ветер, кусты магнолии теряли листья, желтые восковые лепестки безжалостно срывало тугими порывами. Генри специально разгородил шторы, чтобы видеть, как жалко и беспомощно трепещут тонкие веточки. К утру обещали возвращение теплого антициклона, однако дождливая погода была британцу больше по душе, напоминала о ветрах горной Шотландии, где он родился, и промозглых серых дождях Англии, где он вырос. Иногда Генри даже казалось, что он и сам – просто серая дымка, сползающая с крутых склонов. Когда выйдет солнце, она развеется без следа.
Вздохнув, Макалистер отложил бумаги, отпер ящик стола и спрятал их под замок. Невелика защита, но другой он придумать не смог. Ветер бросил в окно горсть дождевых капель особенно громко, Генри вздрогнул и на долю секунды в черном стекле, среди переплетения едва различимых в ночи веток, увидел девичье лицо. Только белый овал и блестящие глаза, больше ничего. Но этот дух его по-настоящему пугал, до потных ладоней и учащенного сердцебиения. Или с ней было что-то не так, или сам Генри стал слишком слабым и мягким, а мир мертвых такого не прощает.
Вечерний обход давно закончился, студенты спали на своих этажах, из-под двери Хенрика Ларсена по соседству пробивалась полоска света – датчанин по своему обыкновению ложился поздно, слушал радио в наушниках, как он охотно объяснял всем желающим и не желающим тоже.
После истории с Ао-Андон, травлей страшилок и явлением Сорате мертвой девочки они с Кимурой не перемолвились ни словом. Строго говоря, они даже не виделись, поскольку наутро после откровенного разговора Макалистер жестоко раскаялся в своем поступке. И был уверен, что и Кимура не рад таким новым знаниям. Однако же этой ненастной ночью единственное, о чем Генри мог думать, – как поскорее увидеться с японцем и рассказать ему все, что по крупицам удалось вынести из полурелигиозной шелухи, описанной в старинной книге.
Чтение оказалось насколько увлекательным, настолько и устрашающим. Вполне правдоподобные вещи в этой своеобразной летописи переплетались с мрачными суевериями, отжившими свое еще до правления королевы Виктории. К слову, и язык, которым велось повествование, заставил поломать голову, таким замысловатым, устаревшим и полным метафор он был. К тому же чернила от времени поплыли, и некоторые места вовсе не удалось восстановить. Получившийся конспект занимал три рукописные страницы неаккуратного размашистого почерка, и ими Генри спешил поделиться с соучастником своего несанкционированного расследования.
Уже возле самой двери комнаты № 3 он остановился и прислушался, с внутренним отторжением опасаясь, что услышит голос доктора Сакураи, но, по счастью, стояла абсолютная тишина. То, что Сората мог уже спать, Генри не сильно беспокоило, ведь наблюдения показали, что раньше трех тот не ложится. Если только не отправился бродить по Академии.
Генри тихо стукнул в дверь, и почти сразу она открылась, впуская британца в полутьму, чуть разогнанную тусклым светом ночника.
– Генри? – Японец рассеянно теребил волосы на затылке, пока еще свободно распущенные. Выходит, действительно еще не планировал ложиться.
– Как видишь. – Мужчина прикрыл за собой дверь, по выработанной в Академии привычке напоследок внимательно оглядев пустой коридор. Густые тени, скопившиеся по углам, едва ли могли выдать их, поэтому Макалистер удовлетворенно кивнул и вернулся в комнату.
– Мне кажется или мое разрешение тебе уже не нужно? – ехидно осведомился Сората, быстро собирая волосы в косу, только смуглые пальцы ловко порхали между гладких прядей. – Если это свидание, то я к нему не готов.
Генри пропустил последнее замечание мимо ушей:
– Но я больше не могу ждать! Мы и так упустили столько времени.
По скептичному взгляду Кимуры он понял, что сморозил глупость.
– Что?
– Генри, Генри… – Парень прижал к губам кулак и совсем по-мальчишески хихикнул. – Зря вы забросили уроки японского, из-за этого вас могут понять неверно.
– Да плевать. – Британец продемонстрировал другу свернутые в рулон листы. – Я принес кое-что, что не терпит отлагательств.
– Счет за коммунальные услуги? – снова пошутил Сората и, сразу вернув лицу серьезность, кивнул на кровать. – Садись и рассказывай. Не выгонять же тебя.
Генри принял приглашение не сразу. Немного помялся на пороге, но с мебелью в комнате японца было весьма печально, да и глупо постоянно искать в его словах двусмысленный подтекст – каждая фраза Сораты казалась такой, даже самая будничная. Мужчина прошел к постели и сел на край. Матрас глубоко промялся под непривычно большим весом.
– Ты тоже садись. – Генри похлопал ладонью рядом с собой, но Кимура уже подтащил свой единственный стул поближе и оседлал его. Окно оказалось точно позади, и Генри мог лицезреть лишь четкий темный силуэт.
Сората шевельнулся, привлекая внимание, и британец протянул ему свой конспект:
– Я изучил книгу, что ты мне дал. – Он уперся руками в матрас, приподнимаясь и усаживаясь с комфортом. – Интересное чтиво, правда, за правдивость изрядной части текста я бы не поручился. Если в двух словах, то в 1877 году остров, который тогда назывался Онисэн, выкупил какой-то английский лорд. Как его там звали…
Сората сверился с листками и подсказал:
– Малберри.
– Точно. Он распорядился организовать на острове английское поселение, построил церковь – первое строение на острове, кстати. Но вскоре после того как владелец с семьей переехал в свой новый дом, в колонии разразилась эпидемия неизвестного заболевания. Как мне удалось понять, это было что-то вроде массового помешательства. – Генри замолчал, взвешивая в уме, стоит ли описывать другу крайне неприятные подробности, на которые автор летописи определенно не поскупился. Подумал и решил, что Сората все же не юная девица. – Люди сходили с ума, устраивали кровавые бойни, расправы над «виноватыми», сжигали себя и свои дома.
– Думаю, подробности излишни, – перебил его Кимура. – Что было с островом дальше?
– Подожди, самое интересное впереди. Местный священник со своей верной паствой решили, что в бедах поселения виновны потусторонние силы. И нашли «ведьму». – Генри вспомнил, как читал об этом впервые, какой бессильный гнев охватил его тогда. Не угас он и сейчас. – Никогда не догадаешься, кем она была.
Сората, уже заранее напрягшись, сухо спросил:
– Кем?
– Девочкой-японкой из господского дома. Ты ее уже знаешь, это призрак за твоим левым плечом. – Генри улыбнулся, но, видя, как переменился в лице Кимура, поспешил извиниться: – Прости, не хотел снова тебя пугать. Правда, прости.
Сората рефлекторно вскинул голову, оглядываясь, и задержал дыхание. Разумеется, он никого не увидел, просто не смог бы этого сделать, да и не было там никого. Сейчас они с Соратой были совершенно одни.
– Шутка из разряда не самых удачных, – укорил японец, расслабляясь. – Ну так что с ней? Кто она такая?
Макалистер не мог понять причину, по которой Сората так легко принял на веру его признание, будто он сказал, что не призраков видит, а втайне носит контактные линзы. Какие же страшные секреты таит в себе сам Сората, раз это не кажется ему таким уж странным?
– Ее звали Акияма Мика, – вместо так и просящегося на язык вопроса, произнес британец.
– Акияма? Ты сказал – Акияма?
Ветер воспользовался возникшей паузой и заунывно завыл в трубах, заставляя обоих мужчин поежиться от холода, который существовал скорее лишь в их воображении. Стук дождевых капель смешивался с шумом дыхания.
– Да, так и сказал, – подтвердил Генри и увлеченно подался вперед, упираясь локтями в колени. – Тебе знакома эта фамилия?
Сората, напротив, выпрямился, точно специально отстраняясь от Генри. На его лице промелькнула странная эмоция. Испуг? Недоумение?
– Говори, если что-то знаешь, – надавил британец. – Это важно.
– Акияма – девичья фамилия моей матери, – нехотя выдавил Кимура и вновь облокотился на спинку стула, обнимая ее руками. Больше он не выглядел испуганным, скорее немного взволнованным и встревоженным. – Но это не более чем совпадение, Генри. Я уверен.
Само собой, Макалистер придерживался иного мнения. Совпадения в такого рода делах слишком редкое явление, к тому же родство – самая подходящая причина для духа оберегать живого человека. Чаще им просто нет до них дела. Фотокарточка с чердака запечатлела Мику при жизни примерно в том возрасте, в котором та погибла. Если все так, то фамильное сходство налицо, и Сората не мог об этом не задумываться. Однако пока Генри решил отложить этот вопрос на потом.
– Малберри взял в особняк служанку – вдовую японку с дочерью. Девочка была, как говорится, не от мира сего. В какой-то момент пошел слух, что ее мать забеременела от хозяина, ее выслали с острова, и Мика осталась одна. Во время эпидемии нашлись свидетели ее общения с «бесами». Хозяин не стал ее защищать, и при попытке спастись с острова, Мика утонула. Или, что не исключено, – Генри вздохнул, – утопилась сама. Такая вот невеселая история.
Мужчины немного помолчали, слушая мерный шум дождя за окном. Каждый задумался о своем, и Генри, чрезмерно живо представляя себе последние минуты жизни брошенной всеми девочки, невольно подумал о том, не размышляет ли Сората о том же самом?
– Так что стало с колонией?
Вопрос разбил стеклянную тишину, и она разлетелась гулкими дождевыми каплями о стекло. Генри вскинулся, возвращаясь к реальности:
– После смерти Мики поселение тоже долго не протянуло. Японские власти изолировали остров на карантин, и пока он длился, почти все жители погибли. Было бы неплохо разузнать о его дальнейшей судьбе, до того, как на нем открыли Академию, но для этого нужны ресурсы. Интернет, газетные подшивки…
– Есть библиотека, – напомнил Кимура.
– Библиотека… – Макалистер взъерошил челку. – Хорошо, но есть идея получше. Отведи меня на руины поселения. Однажды ты нашел туда дорогу, найдешь еще раз.
Сората непроизвольно сжал пальцы.
– Если ты этого хочешь, – по голосу не было слышно и капли согласия, но Кимура действительно готов был пересилить себя. Генри это льстило, но вместе с тем и расстраивало. Неприятно было заставлять друга ради него идти против себя.
– Я передумал. Пойду сам, через камин в библиотеке, там есть тайный ход в заброшенную церковь.
– Ты дурак, Генри, – внезапно выдал Сората, поднимаясь со стула и возвращая британцу исписанные листы. – Один ты не пойдешь.
– Завтра в девять вечера?
– Да, и… – японец подошел к поднявшемуся навстречу Генри и, педантично расправляя замявшийся воротник рубашки, серьезно заглянул в глаза снизу вверх, – …ты не против, если я все-таки посплю? Один.
Генри перехватил его руки и отцепил от своей одежды:
– Отлично. Выспись как следует, у меня большие планы на тебя.
Как только за Макалистером закрылась дверь, Сората спрятал лицо в ладонях и порывисто вздохнул. Тени в углах, будто в насмешку над взволнованным японцем, пугающе сгустились, собрались неопрятными чернильными кляксами, а дождь и ветер безостановочно сотрясали стекло и, казалось бы, стремились ворваться внутрь. Свист и перестук капель сделались вдруг ему невыносимы, Кимура с досадой дернул себя за упавшую на щеку прядь и нырнул под одеяло, даже толком не разобрав постель. Босые ноги пощипывало от холода – почти привычное ощущение, но теперь к нему добавились ледяные ладони. Сората зажал их между коленей, почти утопая в накрахмаленном, пахнущем кондиционером белье. Хотелось как-то по-детски сжаться и скрыться с головой под ворохом одеял, чтобы ни одно чудовище, реальное и вымышленное, до него не достало.
Стоило бы предложить Генри поговорить подольше, но это прозвучало бы слишком жалобно. Поэтому пришлось солгать про сон. Спать Сората уж точно не хотел. Не теперь.
Генри же, вопреки ожиданиям, заснул, едва забрался в постель. Ночью было немного прохладно, зато к утру тучи разошлись, и выглянуло вполне жаркое июльское солнышко. Комендант выглянул в окно и увидел, как по парку гуляют ученики, наслаждаются теплом после затяжного ненастья. Меж зеленых кустов, особенно ярких и сочных после дождя, мелькала светловолосая макушка Сэма Чандлера, его друг с наушниками и плеером сидел на скамейке и щелкал кнопками. Девушки дурачились, брызгая друг в друга дождевой водой, как самые обычные девчонки их возраста. Не было видно только Николь.
– Смотри, Минако! – Чандлер помахал красавице рукой, а, дождавшись, когда она посмотрит в его сторону, жестом фокусника вытащил из-за спины букетик, цветы для которого он, похоже, нарвал со всего парка. Хибики отвлекся от плеера и неодобрительно покачал головой, зато Минако пришла в настоящий восторг. Ребята о чем-то заговорили, активно жестикулируя и смеясь. Генри приоткрыл створку и облокотился на подоконник. Шаловливый солнечный лучик упал на нос, и мужчина чуть сдвинулся, прислоняясь головой к откосу. И из этого положения внезапно разглядел стоящую поодаль от сокурсников девушку.
Николь неуверенно переминалась с ноги на ногу, цепляясь за свой локоть, обнимая себя за плечи и снова безвольно опуская руки. Позади нее темнело пятно, плохо различимое, как блик на фотографии. Макалистер подобрался, подался вперед, выглядывая из окна. Ода подняла глаза и увидела его.
– Чокнутая Николь пришла! – Минако указала на нее пальцем и заливисто расхохоталась. – Намиловалась со своим воображаемым другом?
Курихара поднялся и пошел прочь.
Генри нахмурился. Солнечная теплая картинка рухнула, как карточный домик, после нарочито громкой и обидной реплики. Ода сжалась, обхватила себя за плечи и развернулась, чтобы уйти. Тень за ее спиной колыхнулась легким облачком и растворилась.
После этого Сэм принялся что-то доказывать Минако, но недостаточно громко, чтобы его слова можно было услышать из здания, а Николь уже скрылась в густоте английского парка.
Все произошло довольно быстро, и вот уже смотреть из окна стало просто не на кого. Генри с сожалением покинул наблюдательный пост и, одевшись, отправился в столовую, откуда планировал не спеша начать свой рабочий день.
До места назначения он не дошел всего ничего – столкнулся с Чандлером на повороте и едва устоял на ногах, так торопился юный австралиец. Его мрачного друга видно не было, никого другого тоже, и лучше момента для разговора не придумаешь.
– Постой-ка, Сэм. – Макалистер преградил парню дорогу, буквально блокируя узкий коридор своим телом. – Не расскажешь ли мне, что за инцидент у вас сейчас произошел с Николь?
Сэм дернулся вправо, потом влево, не смог обойти коменданта и обреченно вздохнул:
– Какой еще инцидент? – Он кинул взгляд Генри за плечо, но, похоже, ничего, что могло бы его спасти, не увидел. – Не было никакого инц… как его там? Инцидента. Не было ничего. Пустите в столовую, очень есть хочется!
Однако Генри был неумолим, хотя и сам бы сейчас не отказался от сытного завтрака, вышедшего из-под руки Кимуры.
– Только если будешь отвечать на вопросы быстро и честно. Почему вы игнорируете Николь?
Сэм тоскливо взвыл:
– А, черт!.. Ну вы сами посудите, – он замялся, подбирая слова, – стали бы вы общаться с человеком, у которого не все дома? То есть у нас всех кукушка поехала, но не так, как у нее. Она сказала Акеми, – парень понизил голос до интригующего шепота, – что видит призрак Накамуры Хироши. Типа, он вроде как умер, а вовсе не отчислился. Прикиньте? Это ж как надо головой тронуться? Нет уж, увольте. Я со своими тараканами едва справляюсь, чтобы чужих приваживать.
Воспользовавшись замешательством британца, Сэм проскользнул мимо и унесся в направлении столовой, оставив Генри переваривать поток бессвязной информации.
Сората весь день до самого вечера, на который имел планы, его отнюдь не радующие, чувствовал себя неспокойно. Желание как-то помочь Генри никуда не делось, но въевшееся под кожу стремление отгородиться от чужих проблем, чтобы не думать о своих, заставляло его раз за разом возвращаться к мысли – нужно ли ему это делать?
В послеобеденный час, сидя в беседке с чашкой теплого зеленого чая, он размышлял о том, что, возможно, судьба дала ему шанс устроить свою жизнь так, как он и не мечтал, так, как боялся даже вообразить. С Кику он готов был покинуть свою скорлупу. Такая женщина заслуживала этого и даже более. Она могла бы гордо нести фамилию Кимура, и ни один из членов его семьи не нашел бы достойного повода для сомнений. И как только мысль Сораты доходила до самого приятного в этой цепи рассуждений, как в голове всплывали отрывки подслушанного разговора. Как истолковать их – он не решался и предположить. Если быть с собой до конца честным, то определенные догадки на сей счет у него имелись, но поверить им, допустить в нарисованный подсознанием маленький уютный рай и дать ему расколоться на части не мог. Боялся обрезаться об острые края, как уже бывало не раз.
Вечер, как водится в ожидании чего-то неприятного, подкрался незаметно. Генри наверняка готовился к их поздней вылазке, и Кимура тоже не стал откладывать дело в долгий ящик. Совместные с неугомонным британцем приключения печальным образом сказались на гардеробе Сораты: белых вещей в нем стало прискорбно мало, а темные, которых было по пальцам пересчитать, нагоняли тоску. Сората влез в одежду, тщательно заплел волосы в косу и, посмотрев на себя в зеркало, глубоко вздохнул.
Никакие катакомбы, подземные ходы и мерзкие насекомые не заставят его бояться. К тому же с ним будет Генри, а ничто так, как присутствие другого человека, не заставляет держать лицо.
Кимура шел знакомым до каждой неровности ковровой дорожки путем, погруженный в свои мысли, и оттого звонкий окрик прозвучал для него особенно неожиданно и громко.
– Сора! Сора, подожди!
Только два человека во всей Академии имели смелость называть его так и походили они друг на друга не более, чем лед похож на огонь.
– Сора! – Кику догнала его и прислонилась к плечу, переводя дух. От женщины исходил специфический медицинский запах, но сквозь него упрямо пробивались легкие цитрусовые нотки, от которых во рту становилось сладко, как от глотка лимонада. – Ты снова пытаешься от меня сбежать? Не выйдет.
И она подтвердила свои слова решительным поцелуем, буквально захватив Кимуру в плен тонких рук. Не то чтобы он опасался быть замеченным, как курящий в туалете школьник, но все же Кику вела себя слишком смело.
– Эй, – он мягко отстранил ее от себя и погладил по щеке, – я никуда не убегаю, тем более от тебя.
Сакураи опустила пушистые ресницы и прижалась к его ладони:
– Убегаешь. Ты постоянно бежишь от меня, Сора. – Она вдруг оттолкнула его руку и открыла глаза. – И мне кажется, ты что-то от меня скрываешь.
Едва ли она имела в виду их с Генри расследование, однако в груди у Сораты похолодело.
– Это Макалистер? Во что он тебя втянул? – Кику вскинула острый подбородок, будто была готова отвоевывать Кимуру у коменданта силой. И, пожалуй, она могла бы. Только… не было ли это частью чьей-то игры?
– Сора? – Кику протянула руку и коснулась его груди. – Ты будто не здесь.
Японец перехватил ее кисть и нежно сжал, поднося к губам:
– Здесь, но… мне еще нужно уладить одно дело, прости.
Послышались приближающиеся шаги, Кимура дернулся, но Кику прижалась к нему, обхватывая свободной рукой за шею. Шаги превратились в уверенную твердую поступь, так подходящую ее владелице – Асикаге Руми. Девушка стремительно приблизилась и притормозила как раз возле обнимающейся пары.
– Вот так дела! – чрезмерно громко воскликнула она и всплеснула руками. – Вы только поглядите, какая срамота творится!
Сакураи ожгла Асикагу ледяным взглядом:
– Иди куда шла, мы хотели бы побыть наедине, если ты не заметила.
Руми фыркнула:
– Это ваше «наедине» надо за закрытыми дверями делать.
И она строевым шагом удалилась. Нарочитый топот ее обутых в расхлябанные балетки ног звучал укоризненно. Кику довольно улыбнулась и снова прильнула к Сорате:
– Она меня раздражает, – призналась с досадой. – Полное отсутствие культуры. Но в одном она права. Давай пойдем куда-нибудь… К тебе? Или ко мне?
Ее голое колено, будто невзначай, потерлось о его ногу, а прохладные пальчики скользнули под косу, зарываясь в волосы.
Кику ждала ответа, и отказа тут не подразумевалось.
Когда скрипнула дверь библиотеки, Макалистер уже отчаялся дождаться Кимуру и собирался его искать. Однако Генри вновь подстерегало разочарование, и вместо Сораты к нему спешила Асикага с самым решительным выражением на лице.
– Генри-кун, есть разговор, – заявила она без лишних предисловий. – Насчет докторши.
Начало весьма заинтриговало мужчину. Бросив быстрый взгляд на дверь, он предложил девушке присесть, но она покачала головой:
– Некогда. Сейчас эта парочка нацелуется и разойдется, а дело у меня срочное. – Руми прищурилась и поманила Генри пальцем. Он наклонился, чтобы лучше слышать ее заговорщицкий шепот. – В общем, вот что я тебе скажу. Мне эта Кику поперек горла стоит, стерва крашеная. Поверь моей женской интуиции, она неспроста появилась в «Дзюсан» и прилипла к Сорате как пиявка. – Тут Генри открыл рот, чтобы перебить ее, но Руми прижала к его губам пальчик. – Подожди, я еще не все сказала. Мы оба не хотим, чтобы Сорате навредили, ты, может, даже в особенности. Так вот, это я все к чему, – девушка хитро улыбнулась, – предлагаю тебе сотрудничество. Я слежу за докторшей, выясняю, что у нее на уме, а ты потом громогласно ее разоблачаешь в глазах Сораты и всей Академии. Идет?
– Подождите. – Генри заставил себя мыслить скептично, как и подобает детективу. – С чего вы вообще взяли, что Сорате угрожает какая-то опасность? И при чем здесь доктор Сакураи?
Едва ли Руми предполагала, насколько серьезны могут быть замыслы Сакураи и какой вред реально могут причинить, если уже не причинили. Даже сам Генри представлял себе это весьма абстрактно, однако решимость девушки определенно играла ему на руку. Один он просто не успевал везде, и лишняя пара глаз ему бы точно не помешала. Но прежде стоило все для себя разъяснить.
– Ой, Генри, ну ты как маленький! – экспрессивно взмахнула руками девушка. – Это же ясно как божий день. Появилась и в первый же день окрутила Сорату, как… как прыщавого мальчишку.
– Допустим, они были знакомы и раньше, – припомнил Макалистер. – Она лечила Сору до его приезда на остров.
– Ты спишь со всеми своими врачами?
– Вы исключаете чувства?
Руми шикнула на него и погрозила пальцем:
– Не путай меня, пожалуйста. Эта ваша Кику всюду рыщет и все вынюхивает. А ты хоть раз слышал, как она с Дайске разговаривает?
Генри слышал, и это действительно наводило на подозрения.
– И еще, Генри-кун. Я хочу счастья для вас с Соратой. – Асикага погладила британца по бедру, отчего тот непроизвольно дернулся и едва не опрокинул соседний стул. – Раз уж он все равно не достался мне. Понимаешь?
– Нет! – Генри вспыхнул до корней своих ярко-рыжих волос. – Выкиньте уже из головы этот бред! Я не такой.
– Тогда просто доверь мне следить за Кику. – Взгляд Руми вновь принял молящее выражение. – Если я права, мы вытурим ее из Академии. Если нет, я публично принесу этой стерве извинения. Идет?
– Идет, – с тяжелым сердцем согласился Генри. – Мне тоже не нравится доктор Сакураи, но наши ощущения неубедительны и фактически ни на чем не основаны.
Асикага хлопнула его по плечу и подмигнула:
– Не бойся, я что-нибудь нарою, обязательно. Мы прижмем нахалку к стенке.
Так у Макалистера совершенно случайно появился еще один сообщник.
– Только не перестарайтесь. – Он неуверенно пожал протянутую руку. – Мы оба можем ошибаться на ее счет.
За дверью послышались шаги, и Асикага быстро прижалась к Генри:
– Положись на меня, Генри-кун.
Так же быстро отстранившись, она беззаботной походкой поплыла на выход и там столкнулась с Кимурой.
– Уже ухожу, – обрадовала она его и, игриво ткнув кулачком в плечо, удалилась.
Сората не трогался с места, пока ее шаги окончательно не стихли в тишине вечерней Академии, после чего как-то робко приблизился к замершему у камина Генри. Против воли британец принялся изучать его лицо, будто желая прочитать на нем чистосердечное признание.
– Что? – Кимура провел рукой по щеке, пригладил челку и убрал непослушную прядь за ухо. – Что-то не так?
– Н… нет, – с заминкой ответил Генри и отошел от камина, чтобы им обоим было удобнее его осматривать. – В ту ночь я немного спешил, поэтому плохо помню, как открыл ход. Кажется…
Он присел на корточки и принялся пальцами исследовать декоративную лепнину, тем самым найдя удобный повод скрыть выражение своего лица, зная за собой неумение хорошо прятать эмоции. Мрамор был холодным и гладким, пальцы скользили по нему как по морской гальке, Макалистер постарался сосредоточиться и припомнить в подробностях первый раз, когда ему пришлось пользоваться этим путем, но лишь усугубил ситуацию. Нервы были на взводе, темнота и теснота тоннеля пугали до дрожи.
– Генри.
Мужчина вздрогнул, царапнув ногтями по мрамору.
– Генри, ты уверен, что это необходимо? – спросил Сората, подойдя ближе. Макалистер чувствовал его присутствие за спиной, ровное тепло, как от горящей свечи. – Я имею в виду, мы можем сделать это в другой раз.
Почти сразу вслед за его словами щелкнул механизм, и задняя стенка камина отъехала в сторону. Пахнуло холодом и запахом сырой земли и камня. Генри включил фонарик, но темный провал точно пожирал малейшие крупицы света, и тонкий электрический луч просто потонул в вязкой черноте. Ладони взмокли, но, памятуя о том позорном случае в кладовке, Генри не мог позволить себе снова показать свой страх.
– Не думаю, что это хорошая идея. – Он постарался придать голосу должную уверенность, но и в этом, похоже, оказался не силен. – Разве тебе самому неинтересно? Не хочется узнать, как все было на самом деле?
– На что ты надеешься? – Кимура шевельнулся, Генри почувствовал это так же ярко, как если бы увидел. – Это просто мертвый храм, там нет и не было ничего, что помогло бы тебе в поисках… в поисках сестры.
Макалистер выпрямился, размял затекшие мышцы:
– Никогда не узнаешь, пока не попробуешь.
Оба мужчины встали напротив камина, старательно не глядя друг на друга. Темнота клубилась в узком проходе, будто бы просачиваясь в библиотеку откуда-то из другого мира.
– Не уверен, что это то, что я хотел бы непременно попробовать, – пробормотал Сората и вцепился пальцами в кончик косы. Макалистер скосил на него глаза и только собрался придумать достойный ответ, как его прервал скрип половиц в коридоре. Похоже, в этот вечер не только им одним спокойно не спалось.
Шаги приблизились к двери, потоптались немного, снова удалились, но спустя минуту вновь проскрипели совсем рядом. Макалистер осторожно сдвинулся с места, но Кимура схватил его за плечо, останавливая. И вовремя.
– Генри? Кимура-сан? – Хенрик Ларсен заглянул в библиотеку, сонно моргая и борясь с зевотой. – Ищете, что почитать перед сном?
Взгляд датчанина метнулся Генри за спину, и, чтобы скрыть камин, Сорате пришлось вплотную придвинуться к другу.
– Я помешал, что ли? – Хенрик еще раз попытался разглядеть, что они прячут, не сумел и озадаченно поскреб подбородок. – Ладно, удачи тогда. Генри, предложение поболтать после работы еще в силе.
Когда за ним закрылась дверь, Макалистер негромко, но прочувствованно выругался. Сердце только-только начало нормально биться, а до этого колотилось как бешеное.
– Сдаюсь. – Он незаметно вытер ладони о брюки. – Идти подземным ходом – не лучшая идея, – и, опережая воспрянувшего духом японца, продолжил. – Проведешь нас лесом. Вместе как-нибудь отыщем дорогу.
В ясную погоду темнело на острове довольно поздно, однако, миновав парк и японский сад, Генри засомневался в верности принятого им же решения. Когда забор вырос перед ним из сумрака, он на долю секунды испугался, но сумел довольно быстро взять себя в руки.
– Здесь есть дыра. – Сората ничего не заметил, нагнувшись и отогнув край профлиста, обернулся к британцу. – Я первый, наверное?
Генри кивнул, и Кимура быстро юркнул в лаз, мужчина последовал за ним без промедления, будто опасался, что дыра затянется за его спиной. Совсем глупое, детское чувство.
Лес, в который они оба попали сразу же, был темным, страшным и скрипучим. Генри он показался дремучей чащей из сказок братьев Гримм. Плохо различимые во мраке острые ветки цеплялись за одежду, кололи кожу, оставляя на ней занозы и не слишком глубокие, но очень досадные царапины, а ноги то и дело скользили на палой гниющей листве и путались в траве, оплетающей кроссовки. Британец быстро понял, что фонарик мало чем может ему помочь, но упорно подсвечивал узкую, едва заметную тропинку между деревьев, но все же не заметил, как она, вильнув напоследок, растворилась в диком буйстве природы. Генри остановился, огляделся, луч его фонаря запрыгал по покрытым мхом и плесенью стволам, выхватывая из темноты то сморщенную кору, то раскоряченные ветви. Этот лес был болен и очень стар, Макалистеру чудилось, что он пытается избавиться от чужаков, остановить их, направить на неверный путь.
– Мне кажется, Генри, это неудачная затея. – Сората шел следом, шурша палой подгнивающей листвой, и вертел головой, пытался восстановить в памяти маршрут. Но, вероятно, тщетно. – Мы с Руми шли туда. – Он махнул рукой вправо. – Но в темноте все направления похожи. Прости, я едва ли смогу помочь. Ты сам помнишь, как мы тогда возвращались?
– Смутно. – Макалистер поводил фонариком по сторонам, но это нисколько не рассеяло сгущающийся мрак. Напротив, тот будто стал только гуще и неприятней. – Ладно, давай вернемся. Попробуем снова в другой день.
Генри развернулся и пошел туда, откуда, по его мнению, они только что пришли. Сората, прихрамывая, догнал его и подцепил под локоть. Пришлось изрядно замедлиться, чтобы подстроиться под шаг японца, по буеракам натрудившего больную ногу.
Лес становился гуще, непроходимее, злее. Генри с трудом продирался сквозь колючий кустарник диких ягод и почти тащил на себе притихшего Кимуру. Ночные звуки и запахи дурманили рассудок. Чтобы хоть как-то развеять чары ночного леса, он решился затронуть сложную, но очень важную для себя тему:
– Почему ты делаешь это? – Сората вскинул голову, прислушиваясь, и Генри ровно повторил: – Почему ты делаешь все это? Помогаешь мне, слушаешь. А ведь мог бы просто послать мои дела к черту, особенно после того… после того, что я тебе рассказал.
Он так и не смог подобрать нужных слов, но Кимура понял, о каком рассказе тот говорил. Ободряюще сжал пальцы на сгибе его руки:
– Что в твоем откровении такого, что могло бы заставить избегать тебя?
– Да все, – хмуро бросил Генри, глядя прямо перед собой, хотя уже почти ничего не видел. – Ты, наверное, еще не понимаешь, не осознаешь до конца, насколько это все страшно. Со мной что-то не так и это не лечится. Разве нормальные люди не должны сторониться… – он запнулся и выдавил через силу, – …уродов?
– Генри! Кто вбил тебе в голову эту чушь?! – Сората был искренне возмущен или именно такую реакцию искренне считал верной. Он чуть притормозил, удерживая Генри за локоть. Макалистер остановился и опустил луч фонарика вниз. Стало почти абсолютно темно.
– Скоро и ты начнешь считать так же. Рано или поздно это происходит со всеми.
Сората раздраженно ущипнул его за руку:
– Не стану. Что за дурная привычка грести всех под одну гребенку?
Генри дернулся, хотя боль была вполне терпимой, скорее отрезвляющей. Он накрыл пальцы Сораты ладонью, при этом едва не выронив фонарик:
– Спасибо, – и почти сразу, одумавшись, отдернул руку. – Но я не могу не чувствовать вину за то, что ты теперь причастен ко всему этому. Но рад, что ты еще на моей стороне.
Кимура промолчал, и эта ненапускная деликатность была как никогда к месту. Генри понимал, что позволил себе лишнего. Сората, скорее всего, тоже не привык выказывать мысли и чувства столь открыто.
– Идем дальше. – Он потянул Генри вперед. – Мне не нужна благодарность. Просто пойми, что человек – это тот, кто не оставит друга в беде, а я все же хочу оставаться человеком.
Некоторое время беседа не клеилась. Хлесткие ветки быстро отбивали желание отвлекаться, а земля, вздыбленная и неровная, как окаменевшая змея, существенно замедляла движение. Скоро Генри совсем отчаялся, но вдруг фонарик мигнул, упираясь лучом желтоватого электрического света в высокие деревянные ворота с двумя перекладинами наверху. Когда-то они были окрашены ярко-красной краской, но время и дожди стерли с них ее следы. Где-то здесь, захваченный в плен разъяренной растительностью, притаился японский храм, вход в который был отмечен древней торией. Сейчас же только каменная крошка разбитой дорожки напоминала о нем.
– Я не помню этого. – Сората с сомнением покачал головой и тут же, отцепившись от Макалистера, замахал руками, отгоняя вконец обнаглевших комаров. – Фу, мерзость!
Звонко жужжащие насекомые нападали на Кимуру, путаясь в челке и выпавших из косы прядях. Макалистер рассеянно отмахнулся от метнувшейся к нему кровососущей тучи:
– Ну это же не пауки, чего тебе бояться. Меня больше волнует, куда нам идти дальше? Я вижу это место впервые в жизни.
Оба мужчины одновременно прислушались в надежде уловить эхо жизни в звенящей тишине леса. Разумеется, им не удалось.
– Туда? – Кимура неуверенно ткнул пальцем наугад. В душе нарастало волнение, пока еще не страх, но уже его предвестник. Генри было отлично знакомо это ощущение – холодок в желудке, волна мурашек, прокатившаяся по телу от макушки до пяток. Такое бывает, когда чувствуешь за спиной чье-то присутствие, которое совершенно точно не назовешь живой душой…
– Я бы сейчас не отказался, чтобы легенды про Акихико оказались правдой, – смущенно поделился Сората, снова цепляясь за локоть британца. – Студенты шутят, что он всегда в курсе всего, что происходит в Академии. Тогда он бы смог нас найти.
Тема таинственного замдиректора показалась Генри интересной, тем более им ничего не оставалось, кроме как неторопливо брести и разговаривать, полагаясь на случай.
– Академию основали десять лет назад? Двенадцать? Когда Акихико стал тут всем заправлять?
Сората пожал плечами:
– С самого основания, насколько я знаю. Пошел тринадцатый год. Забавно, да? Тринадцать лет Академии с названием «Тринадцать».
– Да, – протянул Генри задумчиво и увернулся от метящей в глаза ветки. Фонарь давно перестал приносить ощутимую пользу. – Сколько же Акихико лет? Он выглядит максимум на двадцать пять, если не меньше. У вас, японцев, это в порядке вещей, выглядеть моложе, чем вы есть на самом деле?
– Припомни еще, пожалуйста, шутку про узкоглазых, – огрызнулся Сората и споткнулся, громко ойкнув. – Я думаю, ему уже за тридцать, может, больше.
Генри не к месту развеселился, поддерживая ругающегося сквозь зубы товарища:
– Может, он вампир, а? Ночами пьет кровь девственниц и устраивает дьявольские оргии?
Сората резко выпрямился и с удивлением воскликнул:
– Генри! Ты веришь в вампиров? Ушам своим не верю. К тому же я не сплю ночами, я бы слышал крики.
– Значит, и ты вампир, – сделал Генри «логичный» вывод. Не то чтобы предмет обсуждения подходил для прогулок по ночному лесу, но от угнездившейся где-то в желудке тревоги стыли кончики пальцев, и хотелось слышать хоть чей-нибудь голос, пусть даже и свой. – Вернемся в «Дзюсан», немедленно проверю свою шею.
Сората издал нервный смешок. Идти он стал медленнее и ощутимо тяжелей, подволакивая ногу. Свой фонарик он давно потушил, обеими руками держась за британца. Местность не менялась, напротив, бесконечная череда мрачных деревьев перед глазами будто превратилась в черно-белую пленку, где каждый новый кадр был копией предыдущего.
– Думал, сразу вобьешь мне осиновый кол в сердце. Так, кажется, делают с европейскими вампирами?
– Нужны доказательства – шутливо парировал Генри. – Осторожно, тут яма. Свидетельства очевидцев, тела жертв, в конце концов. Куда вы с Дайске их прячете?
Кимура аккуратно обогнул препятствие, и Генри услышал, как хрипло и часто тот дышит. Устал.
– В подвалах, полагаю. Под Академией наверняка есть подвалы. – Он с благодарностью кивнул в ответ на заботливо подсвеченную корягу под ногами. – Но если ты боишься, могу сделать тебе бусы из чеснока или класть побольше соли в твой ужин.
Макалистер что-то ответил, но даже не запомнил, что именно, потому что луч фонаря внезапно выхватил из темноты знакомые облупившиеся подгнивающие опоры. Причудливая кривая вновь вывела их к недавно оставленной за спиной тории.
– Что за чертовщина? – Британец прикоснулся к шершавому влажному дереву. – Мы сделали круг? Но как? Почему я не заметил?
Кимура тяжело вздохнул, отходя в сторону. Какое-то время они по отдельности обошли прилегающую местность и одновременно вернулись к тории, словно она тянула их магнитом.
– Тория обозначает вход в храм, если объяснять совсем просто, – задумчиво проговорил Сората. – Видишь? Кажется, тут когда-то была дорожка. Если пойдем по ней, скорее всего, поднимемся на что-то вроде холма, а с возвышенности проще будет найти дорогу в Академию.
Он еще не перестал рассуждать здраво, в то время как мысли Генри пребывали в полном беспорядке. К тому же заметно похолодало, и руки покрылись гусиной кожей, а лоб, напротив, взмок от напряжения, и к нему противно липли короткие волоски.
– Да, ты прав. – Он сделал первый шаг по осколкам камня. – Давай проверим.
Кимура действительно оказался прав, и дикая тропа привела их, петляя и выворачиваясь, на ровную площадку, будто специально когда-то расчищенную от леса. Сейчас, разумеется, все поросло низким кустарников и сорной травой, но зато основной массив деревьев остался чуть ниже, и мужчины могли обозревать пространство вокруг почти совершенно свободно. Если не считать того факта, что пространство это терялось во мраке, превращая верхушки деревьев в слабоколышущийся черный океан.
Сората нашел поваленный ствол и сел на него, с облегчением вытянув ногу. Помассировал колено, поморщился. Вокруг него сразу собралось облако жужжащих кровопийц, точно чувствующих любителя поесть сладкого – подробность, которую Генри выдала Руми, впрочем, он и сам неоднократно замечал друга в компании очередного десерта. Макалистер прошелся, вглядываясь в темноту. Где-то на границе рельеф менялся, лес становился реже, пока не превратился в полоску зеркально спокойного моря. Чуть дальше вода золотилась под мощным лучом маяка – там была пристань.
– Эй, Сора! – Генри повеселел. – Будем идти на свет. Запомни направление.
Кимура рассеянно кивнул и потянулся.
– Идем?
– Да… – Макалистер замер. По темной морской глади медленно плыл огонек, старательно избегающий встречи с лучом прожектора. Огонек огибал остров и направлялся в сторону, противоположную пристани. – Гляди, это не корабль?
Кимура встал рядом и спустя минуту выдал:
– Невозможно, судоходные пути проходят чуть южнее. Может, баржа, которая доставляет на Синтар продукты?
Баржа, если это была она, погасила огни и растворилась во мраке.
Генри охватило возбуждение, предчувствие тайны, которую необходимо срочно разгадать. Баржи, скрывающие свое передвижение, не плавают безлунными ночами просто так, без цели. И где-то же она должна была пришвартоваться.
– Давай проследим за ней? – Он указал рукой туда, где погас огонек. – Это может оказаться простой контрабандой или браконьерством, а может, это как-то связано с пропажами людей на острове. Или, если хочешь, возвращайся в «Дзюсан», а я пойду один.
Сората поначалу не ответил, продолжая вглядываться в пустоту. А потом вдруг схватил Генри за локоть:
– Плохая идея. Не могу объяснить, но такое чувство… Так было на маяке, мне казалось, что Дайске знает о нас, наблюдает прямо сейчас. Давай вернемся в Академию вместе, Генри? Пожалуйста, поверь мне. Нам лучше вернуться.
– При чем здесь Дайске? – Макалистер не мог понять сбивчивой речи Сораты. – Ты снова чувствуешь его присутствие?
– Да! – горячо выдохнул японец. – Надо срочно возвращаться. Будет плохо, если он нас раскроет.
В слова Кимуры верилось с трудом, но в то утро на маяке он действительно что-то почувствовал, и Генри тоже. Дайске то был или нет, ощущения не назовешь приятными.
Британец бросил последний взгляд на кромку моря и недовольно поджал губы:
– Ладно, пошли назад.
Обратно возвращались в молчании, устраивавшем обоих, по крайней мере, со своей стороны Генри видел в этом передышку, возможность обдумать ситуацию. Сората был так напорист, что это казалось пугающим, совершенно на него не похожим. Генри подчинился, но в душе зародилось сомнение – правильно ли он поступил? В какой-то момент личность Сораты настолько затмила ему глаза, что за ней уже почти не угадывались реальные факты. А факты же были таковы, что под подозрением должны быть все, абсолютно все. Даже если они – это колкий японец со смеющимся, чуть смущенным взглядом.
Ночь успела укрыть окружающий здание парк темным бархатом с редкой россыпью жемчужно-ярких звезд. В траве звонко стрекотали кузнечики, мягко и убаюкивающе шелестела листва под слабым напором прохладного вечернего ветра. Природа готовилась ко сну, и тем нелепей и страшнее прозвучал истеричный вопль, такой громкий, что непонятно даже, кто кричал – мужчина или женщина.
– Где она?! Где она?! Куда вы ее дели?! Пустите, сволочи!
Макалистер обогнал Кимуру и первым вышел из тени деревьев на освещенную прожекторами площадку перед парадным входом.
– Где она?! – продолжал надрываться лохматый неотесанный тип, с трудом опознанный британцем как чудаковатый садовник Йохансон. Сейчас он вовсе не казался безобидным дурачком «не от мира сего», и двум взрослым мужчинам, среди которых оказался и учитель химии, с трудом удавалось сдерживать его.
– Где моя фея, я вас спрашиваю?! – орал садовник, разбрызгивая слюну и дергая несуразно длинными конечностями. Выглядел он страшно, как и все сумасшедшие. Хенрик сильнее заломил ему руку, но тот словно и не почувствовал боли, продолжая кричать и срываться на жалобный вой.
Генри попятился, однако треск переломившейся под его ботинками веточки прозвучал громко, как выстрел.
– Где?.. – Йохансон вдруг замер, подобравшись, будто дикий зверь, заводил нечесаной головой, и его безумно вращающиеся глаза остановились на британце. – Мразь! Шотландский выродок! Что ты с ним сделал?
Он рванулся к Генри так резко, что державшие его мужчины опешили от такой прыти и ослабили хватку. Макалистер не успел опомниться, как кулак садовника с мерзким звуком впечатался ему в нос. Что-то хрустнуло, взорвалось адской болью. По губам и подбородку побежали горячие влажные дорожки крови.
Генри попытался отодрать мужчину от себя. Кисло пахло потом, гарью и еще чем-то неуловимым, но совершенно точно лишним.
– Генри! – сзади, наконец, подбежал Сората, оттаскивая британца за плечи, в то время как Хенрик навалился на разъяренного садовника. Тот дернулся, силясь освободиться, а потом поднял глаза и внезапно затих, только грудь тяжело вздымалась в такт неровному шумному дыханию и раздувались ноздри.
– Отпустите, – тихо попросил он, обмякая в руках Хенрика. – Я больше ну буду, честное слово.
– Это ты потом Акихико рассказывать будешь, – мстительно процедил датчанин и позвал своего товарища, вместе они повели Йохансона прочь, но по дороге тот постоянно оглядывался, грозя вот-вот свернуть себе шею, и улыбался полубезумной, счастливой улыбкой.
Макалистер прижал рукав к лицу, и тут же ему в руки сунули белоснежный платок, который мгновенно пропитался кровью, стоило только поднести его к носу.
– Спасибо, – поблагодарил он Кимуру. – Едва ли я теперь смогу его вернуть.
– От тебя другого и не ждешь. – Японец глубоко вздохнул и выдавил жалкую тень улыбки. – Крепко он тебя, да? Странно, прежде Йохансон вел себя более прилично. Может, что-то произошло?
– Ага, ты у него произошел, – мрачно пошутил Генри, с досадой запрокидывая лицо и пытаясь остановить кровотечение. – Что вас связывает, интересно знать? Откуда такая одержимость?
– Не понимаю, к чему ты, – мигом ощетинился Сората, отступая на шаг. – Когда я прибыл на остров, Нильс уже работал здесь не первый год. Что за фантазии, Генри? Идем в медпункт, тебе нужно остановить кровь.
– Ну уж нет. Избавь меня от этого. Лучше дай льда из холодильника, дальше я сам справлюсь.
На входе им встретилась Кику, которая при виде Сораты расцвела ослепительной улыбкой:
– Сора, наконец, я тебя нашла. – Она повисла у него на шее, игнорируя раненого британца, что, по его мнению, не слишком хорошо характеризовало ее как врача. – Не знаю, что за дело там у тебя было, но уже ночь на дворе, а ты в одной майке. Сора, – женщина ласково погладила его по щеке, – ты можешь снова простудиться, я же говорила тебе о возможности осложнения.
Она говорила что-то еще, но Генри видел только ярко-красные губы, под цвет его крови, пропитавшей платок. Как у вампира. Его окружают вампиры, только пьют они вовсе не кровь, а души.
Душа Сораты на очереди.
Было уже совсем поздно, начался новый день. Генри вернулся из душа и заварил себе черного чая, по комнате поплыл густой приятный аромат чайных листьев и чабреца. Кровь больше не текла, и на самом деле ничего не было сломано, хотя под глазами все равно набухли лиловые тени. Пар от кружки оседал на коже, мужчина блаженно зажмурился, вдыхая его, и сделал долгий глоток.
Тут. Тук-тук.
Так стучалась Асикага Руми, и Генри нехотя отставил бокал.
Девушка ввалилась в комнату, по своему обыкновению ничего не объяснив и даже не поздоровавшись. Оглядев окружающий бардак, она покачала головой и внезапно выдала на одном дыхании:
– А если мне ее напоить?
– Господи, кого?! – Макалистер поморщился от недавно возникшей головной боли. – Кого вы собрались поить?
Руми прошла к столу и поставила на него то, что принесла с собой завернутым в банное полотенце. Звук получился однозначный, не предполагающий иных вариантов.
– Вино? – Генри показалось, он что-то не так понял. – Но… откуда? В правилах же указано…
– Правила для слабаков. Слышал такое? – Девушка обмахнулась полотенцем. – Фух, знаешь, это ведь было непросто. Сората только утром хватится, что пары бутылок не достает.
– Пары бутылок?
– Ну не рисковать же ради одной? – Она широко улыбнулась. – Это тестовая.
Разом навалилась вся накопленная за минувшие месяцы усталость, разболелась голова, разбитый нос, даже мозоль, натертая сегодня такими любимыми старыми ботинками.
– Что вы собрались тестировать?
Асикага повела плечиком, игриво торчащим из-под мешковатой короткой сорочки с зайчиками.
– А вот сейчас и узнаем.
Чай отправился за окно, орошать кусты магнолий крепкой заваркой, а бокал быстро наполнился красной жидкостью. Снова кровь.
Генри не хотел пить, но Руми принялась рассказывать, какие планы у нее на слежку за Кику, плавно перетекая на сплетни о жителях Академии, а после – на свою нелегкую женскую долю.
– Мне уже двадцать пять, Генри-кун. – Она налегла грудью на столешницу, сорочка натянулась, еще больше оголяя стройные бедра. – Отец в это время уже возглавлял клан, и к нему выстроилась очередь из невест. А что я? Так, неудачница.
– Не говорите так, Руми. – Алкоголь на голодный желудок сделал язык Генри более разговорчивым. – Вы еще совсем молоды и… и красивы.
Девушка задорно рассмеялась, запрокинула голову и едва не упала со стула. Кажется, ей на сегодня уже было достаточно:
– Если ты так говоришь, – она погладила его по руке и улыбнулась, – ты ведь не будешь лгать даме, да?
Макалистер с готовностью закивал. Третий бокал звоном отдавался в висках. И когда он только успел? Руми поднялась на ноги, пошатнулась, хватаясь за край стола:
– Прости, мне надо, – она откинула со лба густые короткие волосы, – надо уходить.
Генри едва успел подхватить ее, когда ноги снова подкосились:
– Куда? Вы едва стоите. – Он обнял ее за талию, только сейчас обратив внимание, какая она тоненькая и гибкая. И какие ниже крепкие покатые бедра он заметил, только когда они прижались к нему.
– Генри-кун… вы же не разочаруете пьяную даму, да?
И она обвила его за шею руками и поцеловала.
Грудь, не стесненная бельем, льнула к его груди и была такой восхитительно мягкой, что желание прикоснуться к ней, смять ладонями, стало вдруг нестерпимым. Руми лишь резко выдохнула, выгнулась, позволяя ласкать себя, и крепче впилась ногтями в его шею.
От девушки пахло терпко, дурманяще, смесью сигаретного дыма и пряностей. Генри подхватил ее на руки, и Руми, точно этого и ждала, обвила его ногами за пояс. Жар обнаженного тела вконец лишил Генри разума. Он не мог разочаровать даму, которая так его хотела…
А наутро Генри было жутко стыдно, так стыдно, что казалось, приложи к щекам ладони – и получишь ожог. Он проснулся в своей постели, один, но присутствие постороннего все еще ощущалось в мелочах вроде сбитой второй подушки или раскиданных в разные стороны тапочках, которые Генри всегда ставил возле кровати. На столе все так же стояла бутылка, уже пустая, и два бокала. А еще запах сигаретного дыма… Странно, обычно он вызывал у британца досадные спазмы в горле, а вчера вроде бы ничего.
Мужчина выбрался из-под одеяла, быстро оделся, в спешке едва не запутавшись в пуговицах рубашки. «Ничего ужасного не произошло, – мысленно повторял он себе. – Совершенно ничего, что было бы непоправимо». Наконец, одержав победу над рубашкой, он замер и, чертыхнувшись, принялся снова раздеваться.
Отчего-то очень сильно захотелось под душ.
Спустя час Макалистер смог с чистой совестью приступить к выполнению своих обязанностей, впрочем, чистой совестью в этот день он едва ли мог похвастаться. Она ни в какую не желала соглашаться с доводами разума, и Генри так глубоко погрузился в себя, что чуть не врезался в спешащего куда-то Кимуру.
Японец резво взбежал по лестнице наверх, и голос Макалистера заставил его замереть, так и не донеся ногу до следующей ступеньки.
– Сората! Доброе утро. – Генри махнул рукой, приближаясь. – Хотел с тобой поговорить…
Хмурый взгляд Сораты обдал холодом, как лондонский дождь в ноябре.
– Сората? – Генри остановился, не дойдя до парня пару шагов, и так вышло, что теперь Кимура возвышался над ним почти на целую голову. – Что случилось?
В груди неприятно шевельнулось дурное предчувствие. Никто не спешил британцу на помощь, коридор был пуст, да и вообще, этой лестницей пользовались не часто, предпочитая ей центральную, что в холле. Здесь же было всегда немного сумрачно, темные викторианские обои не добавляли уюта, а рожки бра по стенам горели ровно, но давали мало света. Генри стало казаться, что в Академии они с Соратой вдруг остались совершенно одни.
– Кику мне все рассказала.
Ответ Кимуры был краток и сух. И малоинформативен.
– Что рассказала? – не понял Генри и, подняв голову, заглянул другу в глаза, сейчас темные и матово блестящие, как агаты. Конечно, он и сам почти догадался, но хотел услышать, что ошибся.
– Про вашу с Руми глупую и нечестную затею, – процедил японец и, взявшись за перила, расслабил больную ногу. – Со слежкой. Руми ходила за Кику весь вчерашний вечер. Это ведь была твоя идея?
Генри хотел покачать головой, но вовремя спохватился:
– Даже если и моя? – с вызовом бросил он, готовясь защищаться. Недоумение сменилось глухим раздражением, как всегда бывало, стоило затронуть тему доктора Сакураи. – Ты ведь знаешь, что я думаю о… об этой женщине. Она водит тебя за нос.
Кимура нервно дернул бровью, сильнее вцепляясь пальцами в деревянный поручень:
– Думаешь, я ничего не понимаю?? Она моя женщина, Генри, и я буду ее защищать. Даже от тебя.
Генри было больно. Он пока не мог сказать себе, почему. Какая-то необъяснимая, почти детская обида заставляла его продолжать спорить.
– Она не нуждается в защите. И с каких вообще пор она стала твоей?
Произнеся это, Макалистер был готов к удару, подсознательно ему будто бы даже хотелось, чтобы Сората сделал ему больно. Так было бы проще потом, когда все закончится.
– Я прожил здесь два года в добровольной изоляции, – тщательно подбирая слова, начал Кимура. – Мне было одиноко, ты ведь можешь представить, да? И я, в конце концов, мужчина и мне нужна женщина рядом. Такая, как Кику.
Несколько секунд они просто смотрели друг другу в глаза, а потом, поняв, что тот собирается уходить, Генри зло бросил:
– И ты, конечно, готов закрыть глаза на то, что она тебя использует.
– И что из этого?
– А ты, значит, используешь ее? Так получается?
Он не хотел этого говорить, пожалуй, Сората его вынудил, хотя, признаться, оправдание так себе.
– Генри… – Кимура убрал руку с перил и, качнувшись, наклонился так близко к лицу Генри, что едва не коснулся его губами. Протянул руку, беря за воротник, ненароком цепляя пальцами кожу. – Генри, скажи, ты готов заменить мне Кику во всем? Если да, я больше не заговорю с ней.
Макалистер замер от ужаса. Горячее дыхание Сораты неприятно щекотало, темные глаза так пристально вглядывались в его, голубые, что хотелось зажмуриться. От волнения ощутимо замутило, но пошевелиться мужчина не мог, слишком боялся спровоцировать японца на необдуманный поступок.
Сората отпустил рубашку и положил руки ему на плечи, наклоняясь ниже, губы чуть мазнули по щеке, и Генри услышал тихий голос над ухом:
– Ты можешь заменить мне всех, Генри? Ты готов к этому? Нет?
Дышать стало легче – Сората отстранился и грустно хмыкнул:
– Нет. Я так и знал.
Уже наверху Кимура обернулся и добавил:
– Ты слишком мало знаешь о живых, Генри. Живым нужно очень много тепла, гораздо больше, чем ты можешь дать.