ГЛАВА 21

Крепче сжав губы, Лиарена шагнула к собратьям по обители, намереваясь обойти их сбоку, но кто-то расслышал шаги, оглянулся и отступил в сторону. Тут же, словно только этого движения и ожидали, расступились и остальные, и дорина неожиданно для себя оказалась перед заветным окном в проклятое убежище.

Поспешно вгляделась в гладкую поверхность, за которой виднелась плохо освещенная пещера, и почувствовала, как холодеет в груди. Узники по-прежнему стояли молча, с внешним безразличием разглядывая пришедших на встречу с ними магов. И только по подергиванию век да по скорбно опущенным уголкам поджатых губ можно было догадаться о спрятанных под этим равнодушием горечи и безнадежности.

А впереди всех сидел на скамье смертельно бледный и осунувшийся Барент. Путник выглядел таким усталым, разочарованным и постаревшим, что сердце магини невольно сжалось от сострадания и непонятной вины.

«Наверное, нужно было поговорить с ним, объяснить, как напрасно он мучает и меня, и себя», — стараясь не отвести глаз, огорченно думала Лиарена, замирая в ожидании слов путника и страшась, что добытые им сведения окажутся еще сквернее, чем все их подозрения.

Едва обнаружив появившуюся перед зеркалом дорину, новый узник впился в ее лицо жадным взглядом. Он даже не пытался скрыть бушевавших в его душе чувств, и они ясно читались в горестном изгибе прикушенных губ, в страдальческом прищуре глаз и горьковатой полуулыбке. Даже искушенные жизнью магистры морщились и отворачивались, разгадав по этим признакам виноватое раскаяние, яростную нежность и безысходное отчаяние приговоренного.

Лиарена ощущала все это острее остальных, но была не в силах оторвать взор от бледного лица Барента. И одновременно ощущала, как все крепче сжимались на ее талии руки мужа. Словно под напором такого откровенного безмолвного признания в любви и ошибках, в тоске и муке, дорина могла сломаться. Поддаться зову этих глаз и шагнуть туда, в это зеркало, или помчаться на болота искать очередную каверну.

Опомнился Барент довольно быстро, отчаянно усмехнулся и попытался состроить такое же безразличное выражение лица, как у старожилов проклятых пещер. Однако никто из находившихся по эту сторону зеркала ему не поверил.

Как и всем остальным пленникам, стоящим вокруг путника молчаливой стеной и взирающим на магистров делано безучастными глазами.

В этот раз молчание длилось недолго. Внезапно Барент снова зашевелился. Зажмурился, мотнул головой, словно отгоняя непрошеные мысли, скорбно глянул на Экарда и тихо заговорил:

— Отсюда выйти невозможно. Последние проходы наружу закрыты мощными щитами, и снять их можно только изнутри. Но силы ни у кого нет: как только чей-нибудь резерв наполняется, серые запирают узника в каменной колбе и дочиста сливают магию. Там нет ничего… ни воды, ни еды, только плесень. Я вышел оттуда пару часов назад. Не пойти туда нельзя, за каждое нарушение правил наказывают всех остальных узников. Здесь хватает для этого способов… За эти мои слова тоже последует наказание, но главное сейчас не это. Вам нужно забыть всякие планы спасения, нам уже ничто не поможет. И жить так тоже не стоит. Попытайтесь найти центральный выход из зала для испытаний, он где-то у восточного подножия красной горы. Если запустить туда достаточно мощное заклинание разрушения, то можно попытаться прервать ленту Мёбиуса. Но сами сразу уходите… — В помещении послышался какой-то шум, и Барент заторопился: — Про отступников ходят разные слухи, но их самих уже очень давно никто не видел. Лиарена, прости меня за те обидные слова… они относились вовсе не к тебе. Это я так пытался бороться со своими чувствами…

Договорить путник не успел. Вернее, ему не дали. Сквозь строй сомкнувшихся возле новичка узников торопливо протиснулись странные невысокие существа, сплошь покрытые серым мехом.

Всего пару секунд магистры потрясенно молчали, с изумлением узнавая в загадочных серых тюремщиках образ отлично знакомого им существа, потом Экард резко шагнул вперед и зычным голосом объявил:

— Слушайте меня, серые прислужники! Я наследник Миттена и хозяин его убежища. Приказываю вам закрыть колбы и больше никогда не сажать в них людей. С этого часа вы должны заботиться обо всех и хорошенько их кормить. Если вы не выполните мой приказ, я выпущу на волю ленту Мёбиуса и обрушу на ваши головы своды этих пещер. У меня хватит на это сил!

Серая тень метнулась к зеркалу, и изображение пещеры тотчас исчезло, но магистры еще некоторое время стояли молча, надеясь на чудо.

— Боюсь, они тебе не поверили, — мрачно вздохнул Ильтар и направился к столу.

Пододвинул воздушной лианой кресло, тяжело шлепнулся в него и оглянулся на коллег.

— Думаю, сейчас мы можем разговаривать свободно, вряд ли они позволят узникам снова открыть окно общения. Но как просто решалась самая главная загадка! Все их узнали?

— Трудно было не узнать, — огорченно покосившись на несчастно кривившую губы жену, тихо вздохнул Тайдир. — Похожи как две капли воды, только цвет серый.

— Лиа, — мягко попросил магиню Ильтар, — нужно бы его допросить. И лучше, если задавать вопросы будешь ты, тебе он отказать не сможет. А мы будем подсказывать. Позовешь?

— Кого? — недоуменно нахмурилась дорина, начиная догадываться, что всем остальным уже известен какой-то секрет, лишь одна она еще ничего не поняла.

— Зелена, — подсказал Тайдир и почти виновато пояснил: — Ну представь себе, что эти серые вдруг все позеленели.

Магиня ошеломленно распахнула глаза, начиная осознавать, как они правы. Серые злыдни, державшие в плену несколько сотен людей, были просто невероятно похожи на ее милого, работящего Зелена.

— Но ведь они же должны были прислуживать людям… — еще пыталась сопротивляться свалившейся на нее правде Лиарена, однако прирожденная сообразительность и честность уже подсовывали ей доводы в пользу справедливости сделанного магами вывода.

Зелен тоже исподтишка расправился с мучившим его Черном, а когда Миттен не вернулся и он остался без магии, то очень ловко нашел выход из, казалось бы, безвыходного положения. Сначала разрешил себе есть запрещенную рыбу, потом подъел и ловушки. А когда ему не понравились взгляды стоящих за зеркалом узников, лохматый попросту запер столовую, сожрав отпирающее заклинание.

«Но он ведь был самым удачным экземпляром!» — нашла магиня в памяти последний довод в защиту созданных Миттеном прислужников и сразу же растерла его в пыль. Самым удачным — не значит самым сильным или умелым. И недостатки у него, несомненно, были, просто они показались Миттену незначительнее бесспорных достоинств. А у забракованных экземпляров такого перевеса, скорее всего, не было, но для каких-то работ они все же годились.

— Лиа… — заглянул в глаза любимой Тайдир и украдкой нежно погладил ее по щеке. — Мне тоже обидно за Зелена. Но, как я теперь понимаю, за много лет серые стали совсем не такими, как он. Можно забыть про их родство, сейчас они похожи только внешне.

— Давайте спросим самого Зелена, — предложил отшельник и ободряюще улыбнулся дочери. — Наверняка за все эти годы они не раз встречались возле зеркала или в проходе.

— Поподробнее расспросить Зелена, конечно, нужно, — хмуро согласился Ильтар. — Но на большинство самых важных вопросов он вряд ли даст ответ. Например, как они умудряются направлять в болота капсулы. Ведь создания Миттена были неспособны сами творить такие сложные заклинания, даже Зелен может управлять только простейшими воздушными плетьми. И то для этого ему требуется постоянная подпитка энергией.

— Если бы хоть кому-то удалось овладеть зеркальным щитом, — тихо вздохнул один из магистров и сразу же виновато смолк, остановленный яростным взглядом Экарда.

— Но я же умею, — озадаченно взглянула на Ильтара дорина.

— Забудь! — Два протестующих выкрика слились в один, и старший магистр опустил голову, пряча расцветающее в глазах разочарование.

— Почему? — упрямо сверлила отца взглядом Лиарена. — Ну что же вы молчите?

— Это не женская работа, — категорично объявил Экард. — И дело не в том, что ты моя дочь. Никого из магинь обители я не пустил бы в то узилище. Надеюсь, кто-то из нас освоит этот щит. Время еще есть.

— Но вдруг это будет не скоро?

— Мы уже начали изучать это заклинание, — тихо пояснил девушке Дзерн. — Прочли все, что было в дневниках Миттена, и все записи в своей библиотеке. Хотя нужно сознаться, их очень немного. Но это ничего не значит, рано или поздно мы найдем способ, опыты проводятся беспрерывно. Вот и сейчас в зале испытаний работает дежурная группа магов.

— Понятно… — Только теперь Лиарена догадалась проверить ауру сидящих за столом магистров. И это решение окончательно убедило девушку в верности возникших у нее подозрений. Нежное сияние, обычно окружающее магистров, сегодня было едва заметно. — И как, получается?

— Пока безуспешно, — сухо признался Экард. — Но об этом можно поговорить и позже. Сейчас мы собирались побеседовать с Зеленом.

— Хорошо, — с необычной кротостью согласилась магиня, поднесла ко рту свисток и вновь опустила. — Может, на всякий случай кто-нибудь будет следить за зеркалом?

— Мы уже поставили вокруг него охранное заклинание. Как только зеркало открывается, раздается легкий звон. Но не волнуйся, по ту сторону он не слышен, — подробно пояснил Ильтар, внимательно рассматривая сосредоточенное лицо магини.

Неизвестно, согласилась она с уверениями Дзерна или нет, но лучше попытаться поговорить с ней откровенно. Иначе уйдет тайком, как Барент, и это станет для обители самой большой потерей. Значит, нужно принять меры, но сначала посоветоваться с Экардом, наверняка такие мысли пришли не только в голову Ильтару.

— Зелен тут, — остановился в проеме примчавшийся на зов мохнатый. — Зачем звала, хозяйка?

— Хочу с тобой поговорить, — мягко улыбнулась ему Лиарена. — Иди поближе.

— Зелен отсюда хорошо слышит, — попытался схитрить прислужник.

— Не бойся, зеркало закрыто, — уверенно кивнул ему Экард. — И мы всегда сумеем тебя защитить.

Зелен состроил кислую рожицу и опасливо прокрался к Лиарене, стараясь, чтобы между ним и зеркалом был стол или хотя бы стул. Присел за подолом хозяйки и уставился на нее встревоженными глазками. Несколько мгновений Лиарена успокаивающе гладила его лохматую голову, пытаясь придумать, как бы задать интересующий всех вопрос и еще сильнее не напугать Зелена.

— Моего друга, Барента, сожрал монстр из каверны, — наконец решившись, печально сказала она. — Наверное, ты его помнишь, он водил тебя на реку. А сегодня зеркало открылось, и мы увидели в нем Бара. Он очень изменился, и когда захотел с нами поговорить, прибежали лохматые существа… похожие на тебя. Только серые. Ты не знаешь, это те самые, кого Миттен сделал вместе с тобой?

— Зелен только один, — упрямо мотнул лохматой башкой повар. — Миттен сварил кашу, Зелен съел и стал красивый. А они остались серыми.

— Они показались мне злыми, — тихо поделилась Лиарена. — А ты хороший и заботливый.

— Зелен лучший, — важно согласился он.

Похоже, Миттен не задумывался над тем, как вложить в свои создания такое качество, как скромность.

— Они тебя обижали? — осторожно поинтересовался отшельник.

— Они не могут, — снисходительно фыркнул Зелен, помолчал и объяснил: — Им нельзя сюда ходить.

— Потому что проход закрыт? — «догадался» кто-то.

— Давно, когда проход открывался, Зелен возил им еду. Зелен мог туда входить, а они выходить не могли. Миттен сделал такой замок.

— А разве он там остался до сих пор? — делано изумился Ильтар.

— Зелен его кормит, — снисходительно пояснил проныра. — Сюда им нельзя, они правил не знают.

Маги и до этого заявления внимательно прислушивались к беседе, а теперь и вовсе затаили дыхание. Никто не мог понять, как мог прислужник добавлять заклинанию энергии, если сам ради пополнения резерва вынужден был собирать выдохшиеся ловушки и есть потроха рыб?

— Зелен, а ты ничего не путаешь? — нахмурилась Лиарена. — Ты же не можешь делиться магией?

— Зелен не умеет, — печально кивнул он. — И брать тепло из камней и вещей тоже. Оно там крепко сидит. Миттен велел, когда он долго не приходит, взять в сундуке светлый камушек и положить в замок, туда, где нарисован глаз.

— В кружок, — еле слышно перевел кто-то. — Как все просто-то!

— Но ведь серые живут там уже много лет, — осторожно попытался подобраться к главному вопросу Экард. — Разве они не стали умнее и не выучили правила?

— Они не учили, — опасливо оглянулся в сторону зеркала зеленый повар. — Они жили в зале испытаний.

— Но ведь они готовят еду, ходят за продуктами, следят за узниками… — с сомнением смотрел на лохматого Ильтар. — Как же обойтись без правил? Без правил они давно бы все перепутали!

— Зелен? Ты почему примолк? — заглянула в испуганные глазки малыша Лиарена. — Можешь сказать мне потихоньку, почему ты их боишься?

В столовой стало так тихо, словно все разом ушли туманным путем.

— Зелен не боится, — обиделся лохматый. — Зелен сильнее серых… а у Глаза нет ног. Но Глаз может приказывать, и Зелену тоже.

— Как он может тебе приказать, если у него нет ног?

— Он все слышит и видит…

Лохматый прислужник не договорил: внезапно раздался тихий звон, и зеркало на миг потеряло прозрачность. А потом вновь осветилось, но это уже был неяркий свет редких фонарей чужого убежища.

На этот раз оно было плотно заполнено людьми. Мужчины и женщины, дети и старики — все худые и обтрепанные до невозможности, с изможденными, землистыми лицами и тусклыми волосами. И все они неотступно глядели на магов полными тоски и безысходности глазами.

— Боги… — потрясенно охнула, рассматривая их, Лиарена и тотчас ощутила, как муж крепко, почти до боли, прижимает ее к себе.

Девушка хотела сказать ему, чтобы не волновался, но под этими горькими взглядами слова словно примерзли к языку. Особенно тяжело было смотреть на детей, на никогда не знавшие солнышка бледные, словно бескровные личики, на тонкие ручки с синими веточками сосудов.

Барент тоже был тут, стоял, крепко стиснутый с боков молодыми мужчинами, и вот он был единственный, кто не смотрел в зеркало. Низко опустив голову, путник старательно прятал лицо от друзей и больше не пытался с ними заговорить.

Молчали и маги, не зная, чем объяснить это неожиданное появление в зале всех узников, но справедливо подозревая, что собрались они туда вовсе не по своей воле. И опасаясь своими вопросами или заявлениями отяготить и без того нелегкую жизнь этих несчастных.

— Нам велено сказать вам, — выдавил наконец из себя один из мужчин и виновато опустил взгляд, — что зеркало больше не откроется никогда, если вы не исполните все требования серых. Вы все лето должны каждый день пригонять на болото трех бычков, нагруженных продуктами и вещами. Еще там должны быть шкатулки со свитками простых заклинаний. Лечебных, охранных, укрепляющих. Из убежища Миттена тоже нужно каждый день отправлять десять коробов с едой. Тогда серые разрешат нам раз в декаду смотреть в зеркало… будь оно проклято.

Последние слова узник произнес очень тихо, но с такой жаркой ненавистью, что магиня даже отшатнулась. А в следующий момент из-за рамы зеркала показалась серая мохнатая лапа, мазнула по краю стекла, и далекий зал, наполненный узниками, исчез.

— Уходим в обитель, — угрюмо процедил Ильтар, подхватывая воздушной лианой Зелена. — Дежурные остаются.

Маги мрачной послушной толпой покинули столовую и через несколько минут уже рассаживались по удобным диванам зала для заседаний. В центре на столик для докладчика положили подушку и посадили на нее Зелена, рядом поставили кресла для Лиарены и Тайдира. Экард, посомневавшись всего мгновение, устроился рядом с ними.

— Рассказывай, — приказала прислужнику магиня, оглянувшись на отца, — что такое «глаз» и почему серые его слушают.

— Потому что они глупые… — Мохнатый посопел, подумал и нехотя признал: — Раньше были. Все путали, и Миттен сделал Глаз. Он им все говорит, что нужно сначала, а что потом делать.

— Мне кажется или он и в самом деле неправильно называет? — задумчиво произнес Сайден. — Наверное, не Глаз, а Глас?

— Не важно, — отмахнулся Дзерн. — Интересно, как он выглядит?

— Как большое яблоко, — обыденно пояснил Зелен. — Тоже зеленый и гладкий. У него есть глаза и рот, но громко он ничего не говорит. А в голове все слышно.

— И где он находится?

— В большом котле с водой, — продолжал объяснять прислужник. — Он ест магию. А еще — кровь.

— Чью кровь? — помрачнел как туча Экард.

— Любую, — боязливо покосился на него мохнатый. — Миттен пускал маленьких рыбок.

— Темные силы… — выдохнул Дзерн. — Только этого еще не хватало. Могу себе представить, как поумнел этот Глас за годы, проведенные рядом с лентой Мёбиуса.

— Скорее всего, он изобрел собственные правила и способы управления не только серыми, но и узниками, — угрюмо процедил Экард и поднял на Зелена взгляд. — Скажи, малыш, а когда он тебе приказывает, ты хочешь исполнять эти команды?

— Зелен не хочет, — опасливо сжался мохнатый повар. — А оно гудит в голове…

— Понятно, — процедил Ильтар. — Вот теперь я, кажется, начинаю догадываться, кто отправляет капсулы в болота. Те из узников, кого Глас выбрал для этой цели.

— Или ученики и последователи отшельников, — припомнила Лиарена влюбленную в Миттена ученицу. — Ведь никто не знает, куда они делись? Не могли же все уйти вместе с магистрами в зал испытаний? Хотя они, наверное, уже старики.

— Мы про них думали, — кивнул ей Сайден. — И даже считали, что кто-то из них командует болотной войной. Ведь все они сейчас должны быть сильными магами… но, как я подозреваю теперь, это мнение было ошибочно. Никто не может стать магистром, если у него нет сил на тренировки и изучение новых заклинаний.

— Зелен, — вернулся к допросу прислужника Экард, — а ты не знаешь, как ест магию Глас? Если он сидит в воде, ему ведь трудно самому ее добывать. Кстати, а руки или щупальца, хоть маленькие, у него есть? И насколько оно большое, это яблоко?

— Магию ему дают, как Зелену. Никаких щупалов нет, — мгновенно ответил мохнатый и задумался, потом неуверенно сообщил, разведя лапки: — Он такой… Зелен видел тыквы… только они не гладкие и не зеленые.

— Видимо, цвет имеет для нашего друга особое значение, — прозвучало в наступившей тишине чье-то негромкое философское замечание.

Остальные озадаченно молчали, пытаясь вообразить плавающее в хрустальной колбе гладкое зеленое существо размером с тыкву.

— Похоже, дело значительно хуже, чем я мог представить, — нехотя выдавил наконец Ильтар. — В дневниках Миттена попадаются туманные намеки на возможность сотворить с помощью магии созидания и воды искусственный мозг, существующий отдельно от тела, но там есть перечень не разрешенных магистром проблем. Питание, защита, выживание, самообучение и способ общения.

— Видимо, он все же сумел решить все эти вопросы, — желчно бросил Экард. — Ну а мне теперь не хватает фантазии, чтобы представить, как могло измениться за прошедшие годы это существо.

— Зелен, — ласково погладила прислужника Лиарена, — а сидящие за зеркалом люди никогда не говорили про Глас?

— Нет, — уверенно сообщил лохматый, прильнув к ее руке. — Они его не видели. В комнату Глаза могут пройти только серые… — Он резко смолк, потом испуганно уставился хозяйке в глаза и еле слышно признался: — И Зелен.

Снова несколько мгновений все молчали, мысленно по-новому разворачивая собственное представление о событиях, происходящих в укрытии отшельников.

— Ну, раз никто из узников о нем не знает, — медленно, словно нащупывая на болоте тропу, произнес Экард, — значит, он упорно сохраняет эту тайну. Осталось понять почему? Первое, что приходит на ум, — его беззащитность перед магами, ведь только хорошо зная про собственные уязвимые места, можно так упорно держаться за соблюдение тайны.

— А если он просто выполняет приказ давно ушедшего хозяина? — скептически нахмурился Дзерн.

— Если учесть его самообучаемость и прошедшие десятилетия, этот довод можно не считать важным. Даже Зелен понял необходимость изменения правил Миттена, когда перед ним встала проблема выживания, — не согласился Ильтар. — А этот Глас на порядок сложнее… и одновременно намного беззащитнее. И если он постепенно набирался опыта и развивал в себе способность делать выводы, то никак не мог со временем до этого не дойти. Значит, должен был задуматься о способах защиты… И судя по тому, как быстро он запретил узникам открывать зеркало, Глас отлично понял, чем может закончиться наше общение. И испугался…

— Не только. Одновременно он живо сообразил, чем может нас шантажировать, — зло буркнул кто-то из магов.

— Зато ему не хватило ума догадаться, — едко ухмыльнулся Экард, — с каким удовольствием мы сами отправим в пещеры все необходимое, и даже больше.

— Но он будет считать, что мы его боимся.

— Ну и пусть себе думает, как ему заблагорассудится, — окончательно развеселился отшельник. — Обмануть врага, представив себя слабее, чем есть на самом деле, — это самая действенная и надежная ловушка.