Глава 11
Сознание возвращалось тяжело. С горечью от сна. Не моего. Чужого. Но вспомнить подробности не мог, мешала боль. Голова как миллионом стальных обручей стянута и опять нарастает набат пульса. Чувствую укол и чьи-то руки, что-то втирающие в моё тело. На лицо положили компресс, остро пахнущий каким-то лекарством. Постепенно боль и биение стихают.
Первая мысль — кто меня так вырубил? Уверен — это не Громин, он в пол оборота стоял, почти ко мне спиной, его рука с пистолетом мною была отбита вверх, и выстрел был в небо. Последний выстрел в его жизни. Я не промахнулся, ударил куда надо. Неужели меня достал его друг? Шустер оказался, зараза, ведь уже практически в машине был. Впрочем, это не важно, им не удалось бы уйти, дорогу со всех сторон мужики из двора перекрыли, жаль только опоздали малость…
Слышу чей-то плач. Это мама. И голос отца, он тихо её что-то говорит. Тоже волнуется.
— Мам, не плач, все нормально, я цел. — Не узнаю своего голоса. Клекот какой-то. Все и-за той сволочи, что мне в горло пнула.
Всхлипывания стали чаще и громче. Успокоил, называется.
— Вы домой езжайте, — говорит кто-то. — Ваш сын до завтра спать будет. С утра приезжайте, часам к десяти, не раньше.
Должно быть, мне вкололи не только обезболивающее. Потянуло в сон.
Знаю, что я увижу, но ничего не могу поделать. Видно что-то во мне осталось с того момента как у тела дяди Миши через меня прошла его душа. Теперь я уверен в этом, поэтому и остался такой след, и теперь мне нужно прожить этот кусочек жизни. Его жизни. И сон приходит. Меня заполняют чужие мысли, чужая жизнь…
Сегодня ветрено, но воздух все равно горяч. Кажется, что к такой жаре привыкнуть невозможно, только если родиться в этих местах. Тридцать градусов — невесть какая температура, но в купе с высокой влажностью — это что-то! Впрочем, так не везде. Чем ближе к морю, тем высокая температура воздуха переносится легче, а в глубине материка из-за влажности даже двадцать пять градусов кажутся пеклом. Контраста добавляют ночи. Температура иногда падает до нуля, тогда запросто можно простудиться.
На грузовиках бортовые тенты закатаны, чтобы было не так душно. Все советские военспецы на центральной лавке сидим, по бортам расположились товарищи из кубинского батальона. Это наша персональная охрана из кубинского спецназа «Черные осы». Командир по большому секрету шепнул, что они имеют негласный приказ опекать советских, вплоть до закрытия от огня своими телами. А эти ребята подготовлены будь здоров.
Помнится первое знакомство с ними еще на базе в Луанде. Так как наше руководство дало добро на плотное сотрудничество, то в первый же день с «опекунами» состоялось знакомство на всех уровнях. Наши военспецы, которые в переводчиках только числились, в том числе и я, показывали своё мастерство ребятам с Острова Свободы. Затем они блеснули своей подготовкой. Надо сказать очень высокой. Есть что перенять. Мы и перенимали впоследствии.
Потом, когда высокое начальство свинтило, был сабантуй, где кубинские ребята, тренированные крепким ромом, пытались перепить нас, закаленных «шилом». Победила дружба и душная африканская ночь.
За все время пребывания тут мы загорели так, что по цвету почти сравнились с аборигенами, даже стали похожи на своих «опекунов». И сейчас пойди и отличи кто из нас кто.
Едем. Оружие наготове. Кубинцы внимательно вглядываются в заросли. Мы тоже следим за проплывающим пейзажем.
Впереди колонны взрыкивая дизелем идет танк — наш Т-34. В нем Антон Михайлов экипажем командует и за мехводом присматривает. Ангольцы ребята упорные и покладистые, но это не учебный выход — проводка колонны снабжения. Поэтому за рычагами тяжелой машины сейчас более опытный кубинец. Не завидую экипажам — в танке вообще как в парной, а на броне можно яичницу жарить. Да и остальным водилам не легче, это нам на грузовиках хорошо. И обзор куда лучше.
А места тут невероятно красивые. Колоритные. Намешано всего, как в салате. Есть джунгли, болота и пустыни, степи и горы. Но в основном парковая саванна. В двадцати километрах от базы есть скальный выступ. Камни там черные, как уголь. Мимо постоянно проезжаем. Как раз перед ними развилка двух дорог. До нее совсем немного осталось.
Спереди доносится лязг, а потом грузовик начало мелко трясти, это колонна пересекает сплошную гранитную плиту с множеством трещин. Густая растительность осталась позади, а до края плиты метров двести. Этот каменное плато немного выше равнины, и мы любуемся великолепным видом ангольской саванны.
— Аркадьевич, — пихнул он меня локтем Григорьев, — как у тебя с водой?
Сашка свою флягу Михайлову отдал. Ему нужнее.
— С водой у меня в порядке. — Отцепил, флягу и передал её Сашке. Тот закинул в рот таблетку угля и сделал несколько глотков. Вернул.
— Спасибо.
Наши эскулапы советуют много пить воды. Однако пить, что попало нельзя. Аборигенам хоть бы хны, пьют воду даже из болотных луж и ничего, а наши избалованные организмы без последствий принимают только кипяченую воду. И при этом таблетку активированного угля хорошо бы заглотить. Иначе можно подхватить такую заразу, по сравнению с которой дизентерия покажется легкой простудой со сморканием из… другого места. Ладно, если прихватило на базе, но если приспичит на выходе, то вся группа занимает оборону, а в центре… в характерной позе находится человек и… держа наготове автомат, тоже за окрестностями наблюдает. Комично, но никто не улыбается, каждый через это прошел.
— На базе нас наверно почта дожидается, — произнес Яневич. — Говорили вертолетом доставили.
Лица ребят просветлели. Мы как глоток чистой воды, ждем вестей из дома. Пусть цензурой обнюханное, и с сухим номером полевой почты, но не менее желанное.
Как там мои родные? Дочь выросла наверно…
— Вспомнил дом? — Напротив сидит Рамон. Наверно лицо у меня печальное стало. Но ответить не успел, его окликнули. Парни по правому борту что-то усмотрели. Азуро приподнялся, чтобы тряска не мешала, принялся рассматривать саванну в бинокль. В двадцати километрах, чуть в стороне от дороги, по которой должна пройти колонна, поднималось еле заметное облачко пыли. Это могло быть что угодно. Четвероногая крупная живность, или двуногая, то бишь люди, в больших количествах. Но наши кубинские товарищи зря поднимать тревогу не будут. Специфика у них такая. Сами мастаки устраивать диверсии на вражеской территории.
— Думаешь по нашу душу? — Спросил я командира.
— Все может быть. — Свиридов достал планшетку, развернул и мы склонились над картой.
— Так, мы тут. — Карандаш ткнулся в точку на карте. — Пыль заметили здесь. Наших подразделений тут точно нет.
— Рамон, — окликнул кубинца Антон, — твоё мнение. Что там?
— Это точно не животные. — Ответил тот. — Они бы двигались от нас.
Тут он прав. Чуткость местной фауны очень удивляет. Если к пылевому облаку присмотреться внимательней, то можно заметить его отчетливое движение к черным скалам, почти навстречу нам.
Командир в раздумье по карте карандашом постукивает, аккурат по месту, где окончание скальной гряды обозначено.
— Рамон, где бы ты засаду сделал?
— В двух местах. — И Азуро показал на карте. — Здесь, где дорога проходит в низине, и здесь, между скал и холмом.
— Я тоже так думаю, — кивнул Свиридов и обернулся к нашему спецу-связисту. — Паша, связь.
Яневич поколдовал над рацией и подал гарнитуру командиру.
— «Змей», ответь «зеленому». — Антон держал гарнитуру на весу, и ответ нам был слышен хорошо:
— «Змей» на связи.
— У тебя не вся еще брага выходилась? (Сколько горючего в баках?)
— Пока нет. Если что, хватит на всю толпу. (До базы с лихвой хватит.)
— Опохмелиться треба. Присядь на краю камушка. (Остановка у края каменного плато.)
— Понял.
Мы прятали улыбки, а кубинцы посмеивались в открытую. Некоторые учились в союзе, включая Рамона Азуро, командира группы, но по-русски говорят все. И почти все наши шутки понимают правильно. Если эфир прослушивают, то пусть недруги поломают голову — что вся эта галиматья означает.
Головной Т-34 остановился у среза каменного плато и повернул башню, давая сигнал остановки последующим машинам. Вся колонна удачно скрылась в ложбине, не выезжая на грунтовку. Пока у нашей машины собрались все командиры, Свиридов, Азуро, командир кубинского батальона Рамирес и ангольского Пауло, совещались в сторонке. Потом к ним присоединился наш военспец Серега Павлов, то бишь «змей». Он на своей Т-54 замыкал колонну. Этот танк приписали к нам в последнюю очередь. Экипаж полностью наш, советский.
Совещались недолго, затем собрали всех командиров вокруг себя. Григорьев приготовился переводить.
— На нашем пути находится вражеское подразделение, — сказал Свиридов, — и если бы не большое пройденное расстояние, то снабженцев я бы рекомендовал отправить обратно от греха. До нашей базы осталось шестьдесят километров. Поэтому, делаем так. Одна ангольская и три кубинских роты при поддержке танка и двух БМП идут по прежнему маршруту. С колонной остаётся одна ангольская рота и рота ангольских товарищей. Мы пойдем северней, в обход черных камней. Головной машиной Т-34, за ним три с людьми, затем продуктовые, за ними наливняк с ГСМ. Замыкающие машины — боеприпасы и остальной личный состав.
Свиридов подождал, когда Григорьев закончит перевод, затем продолжил:
— Точка встречи — развилка дорог в третьем квадрате. Колонна пройдет точку без остановки. Рамирес, если поспеете туда первыми, то дожидаетесь нас. При огневом контакте сразу радио нам и дубляж двумя красными ракетами.
Вновь подождав перевода, спросил:
— Вопросы есть?
Вопросов не возникло.
— Значит по машинам. — Звучит глухо, постепенно отдаляясь, зато нарастает тяжесть в теле. Понимаю, что проснулся. Чужой сон еще не закончился, но уверен — стоит мне заснуть…
Открываю глаза. Я в палате с белым потолком и светло-синими стенами.
Чуть повернул голову, чтобы осмотреться. Справа странная конструкция, в центре которой, на койке, лежал полностью загипсованный человек. Как в скафандре, только лицо и видно. От его конечностей расходились зигзаги тросиков с гирьками на концах. По правой стороне, в руке и ноге узнал аппараты Елизарова. С телебашни, что ли он упал?
Ой! Смотрю на себя. Вроде гипса не видно, только на кистях небольшие повязки. Похоже костяшки сбиты. Пошевелил ногами, там вообще никаких повязок нет. Голова не болит, лишь тяжесть в теле.
Так, что там дальше? У окна, еще койка. На ней полулежа мужик с пышными усами книгу читает, устроив её на загипсованной руке. Напротив три койки. На двух спят, завернувшись в одеяло. Одна, которая напротив моей, пуста, но постель присутствует, в приличном беспорядке. Наверно больной вышел куда-нибудь. Дверь открывается и в палату входит мужик на костылях. Садится на койку, ставит в угол костыли. Устраивает свою правую травмированную ногу на постели и смотрит на меня.
— Здорово, воин!
— Здравствуйте.
В палате зашевелились.
— Давай знакомиться, — говорит мужик напротив, — меня Виктором звать.
— Сергей, — представляюсь я.
Те, что спали, уже поднялись. И у обоих тоже по правой ноге загипсовано. Интересно получается — трое с одинаковыми травмами в ряд.
— Андрей, — кивает мужик со средней койки.
— Тоже Андрей, — представляется следующий.
— Евгений Николаевич, — прогудел усач от окна.
— А рядом с тобой, Валера. — Представил полностью загипсованного Виктор.
Человек-гипс гугукнул и гирьки задвигались. Это надо полагать — приветствие.
— Сколько времени?
— Полвосьмого, — ответили от окна, — скоро обход и завтрак.
— Нас всех съедает дикое любопытство, — говорит Виктор, — что с тобой парень произошло? Санитарка, что застелила вчера постель, поведала — избили тебя. Хорошо видать досталось, раз без сознания в палату на каталке прикатили.
— Да, досталось хорошо. Но и я в долгу не остался. Больше не полезут.
Не врал. Я действительно, если не каждого, то большинство отоварил от души.
— И сколько супостатов было? — спросил Андрей со средней койки.
— Пятнадцать.
— Сколько? — удивился усач, и не только он. Даже гирьки удивленно закачались.
— Пятнадцать, — повторил я. Про трех взрослых даже упоминать смысла нет. И так по лицам мужиков видно, что не верят.
— А почему не убежал, — спросил Андрей у окна.
— Со мной девушка была.
— Что, били при ней? — это спросил второй Андрей.
— Нет, я попросил и она ушла. Её пропустили.
Опять смотрят недоверчиво.
— А потом почему не убежал?
— Я не привык от проблем бегать. Поэтому и остался.
— Глупо. — Прогудел усач.
— Согласен, — кивнул я. — Сейчас сожалею, но прошедшего не вернуть.
Пусть не верят. Что-то доказывать я не собираюсь, как и рассказывать все. Со стороны всегда видней и умнее получается. Знал бы я, что впоследствии будет…
Мне есть о чем жалеть. Однако прошлого не вернуть, и не думаю, что появится еще один шанс все исправить.
Поднялся, спустил ноги на пол. На стуле у тумбочки лежит моя одежда, под стулом обнаружил простенькие тапочки. Надел штаны, тапки и встал. Голова закружилась, начало подташнивать. Хорошее сотрясение мне обеспечили. Ладно, хоть ничего не сломали. Руки-ноги явно целы, только сине-оранжевые, от ушибов.
— Где тут туалет?
— Направо по коридору, через дверь, — ответил Виктор. — Тебе помочь?
Интересно, как мне он поможет, на костылях-то? От окна послышалось кряхтение, это с койки поднялся Евгений Николаевич.
— Я тоже в туалет иду, если что, помогу дойти.
— Спасибо, я сам.
Головокружение утихло, но тошнота не прошла. Изредка опираясь о стену, добрел до туалета, справил нужду, потом в зеркало над умывальником разглядывал себя. Лицо припухшее, желтого цвета, чем-то намазали, наверно. М-дя, глаза узковаты… не лицо, а мандарин недозрелый. Покрутил головой — на китайца стал похож. Хорошо мне насовали. Почему же нет фингалов?
Вернулся обратно. Только устроился на койке, как палату бодро вошел врач, мужчина лет тридцати пяти. Поздоровался со всеми и, увидев, что я не сплю, направился ко мне.
— Здравствуйте, молодой человек.
— Здравствуйте, — ответил я и улыбнулся. Знал бы он — сколько мне на самом деле лет.
— Что ж, хорошее настроение признак выздоровления.
Доктор присел на край постели, выудил из кармана ручку. Выставил перед собой.
— Смотри на колпачок.
Он поводил ручкой крестообразно, наблюдая за мной. Затем убрал ручку в карман и спросил:
— Голова болит?
— Терпимо.
— Кружится? Тошнота есть?
— Немного.
— Это пройдет. Организм молодой, восстановишься быстро.
— То, что переломов нет, ясно и так, — говорю я. — Тошнота, признак сотрясения. А что еще? И почему я весь желтый? Мне печень не отбили?
— Нет, — ответил врач, — печень в норме, но отбили тебя всего. Гематомы на горле и по всему телу, плюс сотрясение. А желтизна эта от мази. Хорошей, кстати. Если бы не она, быть тебе синим-синим. И опухшим.
Ага, как в анекдоте — ушиб всей бабки. Хорошо хоть зеленкой всего не закамуфлировали, мазь нашлась. Что потом бы не говорили, а в это время лечили хорошо.
— Спасибо…
Но меня прервал врач:
— Спасибо скажешь папе одной девочки, который это лекарство привез. Импортную мазь. Хорошую.
Он поднялся.
— Хорошая девчонка. Красивая. За тебя все переживала. — Он помолчал немного. — Пару дней полежишь тут, под наблюдением, а потом и домой поедешь. Кстати, вот-вот твои родители появятся. Еле вчера уговорил их домой уехать, а то твоя мама порывалась тут ночевать.
Врач шагнул к следующей койке.
— А как ваши дела, больной?
Гирьки зашевелились, и послышалось невнятное бубнение. Выслушав и, похоже, поняв эти звуки, врач кивнул.
— А что же вы хотели, любезный? Пролететь семь этажей, пробивая настил строительных лесов, и остаться целым? Вам теперь до осени в этом скафандре куковать, а потом еще и ходить учиться заново…
Кошусь на беднягу. Я бы с тоски на его месте помер. Ладно, хоть мне ничего не сломали, а то веселые были бы у меня летние-гипсовые каникулы.
Дверь в палату распахнулась. Показалась каталка, уставленная тарелками и стаканами.
— Завтракать будем, молодой человек? — осведомилась санитарка.
Не смотря на остаточное ощущение тошноты, позавтракать следовало. Мне выставили на тумбочку тарелку с тонким блином растекшийся манной каши, стакан чая и два кусочка белого хлеба. Не весть какая сытность, но аппетит раздраконила всерьез.
— Что, добавки надо? — Санитарка видать опытная, или у меня голод на лице написан.
— Не откажусь.
— Сейчас принесу.
Но санитарка вернулась без добавки.
— Там родители к тебе приехали, — сказала она. Потом повернулась к врачу, который осматривал соседа напротив.
— Валерий Андреевич, там ВАС спрашивают.
Врач глянул на неё и очень шустро выскочил из палаты. Я надел тапочки и поковылял следом. Тошноты почти не было, и голова кружилась не так как в первый раз, однако слабости прибавилось.
В коридоре узрел отца, маму и… Марину, а чуть дальше в ординаторскую входили Зеленин-старший, мужик в сером костюме и врач. С Зелениным понятно, он дочь подвез, возможно, и моих родителей, а что за перец в сером? Тоже чекист? Нет, вряд ли, как-то не подходит он по типажу. Вид усталый, костюм куплен явно на самую первую зарплату, и вообще, Зеленина он почтительно перед собой пропустил, как и врач. Еще папку в руках держал. Скорей всего следователь. М-да, все-таки убийство есть убийство. О последствиях мне думать не хотелось, да и некогда — меня увидели мои родные.
— Сережка! — Марина и мама, чуть ли не наперегонки, ринулись ко мне.
— Осторожно! — На всякий случай предупредил я. Лишь бы тискать не начали. Вокруг меня, как спутники закружились две дамы. Тут же ощутил себя пупом мира, центром вселенной…
Вопросы сыпались как из мешка, я не успевал на них ответить, как они начинали одновременно рассказывать последние новости, не касаясь последних конкретных «событий». Специально, наверно.
Еще меня начали кормить, точнее, закармливать — яблоки, черешня, соки, пироги… мама творог на ложечке подает…
Лишь отец не суетится. С улыбкой наблюдая за всеми эволюциями вокруг меня.
Как же хорошо!
Мама и Марина, похоже, успели спеться, и устоили соревнование — кто до меня больше нежности донесет. Даже не заметил, как время пролетело.
— Сережа, съешь еще пирожок.
Я уже наелся до СЫТОСТИ, то есть когда становится плохо от съеденного. А еще слабость усилилась и в сон не по-детски потянуло.
— Мам, ничего не надо больше. Просто не влезет.
Тогда мама и Марина все, что осталось в пакет сложили.
— Поешь потом.
Мама на прощание не удержалась, всплакнула. А Марина такой взгляд подарила, даже на мгновение вся слабость исчезла. И я был готов хоть звезду с неба сорвать…
— Как дела на службе? — Спросил я отца, когда мама с Мариной отошли.
— Нормально, сын. Рапорт на отпуск подписан. Билеты уже взяли, через полторы недели уже на рыбалку с тобой пойдем. Или на охоту. Дядя Ваня обещал лучшие угодья показать.
Как-то все просто выходит. Раз и отпустили.
— Чтобы не случилось, сын, знай — я горжусь тобой.
Отец догнал маму и Марину, они скрылись в дверях, но я не торопился в палату. Так и сидел на стуле. Зеленин подошел и присел рядом.
— Дочь мне все рассказала. Спасибо тебе, что защитил её.
— А разве вы не так же поступили бы?
Зеленин промолчал, только кивнул.
— Спасибо вам за лекарство.
— Не за что, — улыбнулся он. — Разве ты сам не поступил бы так же?
— У отца проблем не будет?
— Нет. У тебя, кстати, тоже. Кстати… — Зеленин оглянулся и показал на стоящего мужчину в сером костюме. — Тут со мной следователь приехал, но я вижу ты сейчас не в состоянии долго разговаривать.
Ага, мне все труднее с накатывающей слабостью бороться. Даже моргать медленнее стал. Зеленин оглянулся на ожидающего недалеко следователя:
— Приедете вечером.
Тот кивнул и ушел. Я удивленно посмотрел вслед. Странно все. Или дело параллельно ведут обе конторы, или… не знаю что… тогда при чем тут КГБ?
— Ответишь на вопросы. Не беспокойся на этот счет, пустая формальность, не более.
Запутал он меня. Похоже у чекиста особое мнение на мой счет. Зачем эти шпионские игры? Ладно, посмотрим — что за пустая формальность. Хотя я не представляю, как может убийство, даже при самообороне, быть пустой формальностью.
— Да ничего, — пожал плечами я, — пусть приезжает.
— Тогда, до свидания.
— До свидания. — Я протянул руку, и посмотрел на Зеленина. — Иван Михайлович, когда похороны?
Не знаю, что чекист увидел в моих глазах. Он замер и какое-то время молчал.
— Через неделю. Сам понимаешь, но… — и вновь запнулся, затем отвел глаза, — хоронить не здесь будут, на родину повезут. Так родные решили.
На родине хоронить… и никто здесь не узнает — кем был Тихомиров. Может, так родным в конторе «посоветовали»? Я бы… только не знаю, смог бы я в глаза родным дяди Миши посмотреть, но все равно…
До палаты ковылял еще медленнее. Навалилась дикая усталость и головокружение, без тошноты. Скорей бы все прошло. Лег на кровать, и стоило лишь закрыть глаза, как пришел сон.
Опять слепит яркое африканское солнце, и вновь я живу чужой жизнью. Жизнью, которую изменить не в силах. Остается лишь ощущать чужое тело, видеть чужими глазами… и чувствовать чужую боль.
Мобильная группа съехала с камней на грунтовку, тут же поднимая над собой столбы пыли. Если за дорогой наблюдают, то решат, что мы идем прежним путем. Командир, выждав полчаса, дал команду на движение оставшимся машинам. Наш новый маршрут длиннее раза в три. Скальная гряда изгибается, и из-за особенностей ландшафта северной стороны, дорога делает приличный крюк от гряды, затем обратно.
Наш сто пятьдесят седьмой, натужно взвывая движком, преодолевал каменный подъем. На самом пике, сквозь кроны приземистой акации, я рассмотрел далекое, но отчетливое облако пыли. Наша разведка отмахала уже прилично. Посмотрел севернее, туда, где поедем мы. Вдалеке, проглядывалась немного искаженная разогретым воздухом, северо-восточная оконечность черных скал, а левее, над низкорослыми плоскими вершинами деревьев, отчетливо выделялась большая крона огромного дерева. И тут душу начал подтачивать червячок беспокойства.
— Антон, — повернулся я к командиру, — дай-ка карту.
— Что случилось? — Спросил Свиридов, подавая планшетку.
— Чуйка, сработала. Что-то упустили мы.
Рассматриваю карту. В северной части никаких отметок о растительности нет. Только жирно нарисованная точка на карте и подписанной от руки литерой «б», что означает — одиноко растущий баобаб, но то, что недалеко от него находится парковая саванна, то есть густо растущий лес на карте почему-то не обозначено. А плотная растительность — прекрасное укрытие для диверсантов и прочих супостатов.
Интересно — почему Азуро думает, что засада может быть в двух местах с южной стороны, и не указал на это место в северной части скальной гряды?
— Рамон, — спросил командира наших опекунов, — ты сам бывал в этом районе?
— Нет, а что?
— Вот, — показываю на точку, — эта точка означает большой баобаб. Кроме него на карте никаких обозначений, но там есть полоса густого леса. Начинается от дороги, шириной в тридцать-сорок метров, идет вдоль, иногда расширяясь до ста пятидесяти метров, затем дугой уходит к гряде. Ближе к камням заужается. До лесополосы, имеются полосы буша, то есть колючего кустарника, а между ними густая трава. Эта лесополоса, кстати, в низине.
Свиридов и Азуро переглядываются:
— И?
— Идеальное место для засады. Смотри, — я прямо на карте карандашом зарисовываю особенности той местности, — вот тут и вот тут полосы кустарника и леса врезаются в камни, а здесь начинаются осыпи и собственно сами скалы. Если в лесополосе засада, то пути отхода через перевал идеален. Поставь пару пулеметов вот тут в камнях, и они сдержат хоть батальон. Там считай, природа потенциальных дотов с полдесятка понастроила.
Свиридов смотрит на Азуро.
— Рамон, ты что скажешь?
— Если все так, то я согласен с Мишей. — Командир наших «опекунов» внимательно изучает карту. — Там я не был, и то место не знаю, а то указал бы на возможность засады.
— Когда ты успел там побывать? — спрашивает меня Антон.
— Когда в самый первый раз на базу ехали. Наша колонна тогда тоже севернее пошла.
— Э-э-э… а, ну да, помню. Тогда мы на соединение с ангольским батальоном шли. У того дерева и остановились.
— Остановились там потому, что половину наших внезапно «прихватило», — добавил Яневич.
— Вот! — Поднимаю палец. — Какие подробности Паша помнит. А пока вы там баобаб удобряли, я на него слазил, и осмотрелся.
Свиридов и Азуро опять внимательно изучают мои поправки на карте.
— Я тогда не особо по сторонам смотрел. — Антон глянул на Яневича и, опережая подколку, спросил:
— У низин впадина большая?
— Вот этого не знаю, думаю нет. Тогда там бы озерцо, или болотце было.
— На первый взгляд там много народу не спрячешь. Хотя местные поговаривали — в буше и дивизия потеряется. — Командир ткнул пальцем в точку «б». — Ладно, выкладывай свои соображения.
— Предлагаю небольшой группой провести разведку. Пока колонна плетется в обход, мы срезаем напрямик…
— Мы, — перебивает меня Свиридов, — это кто? Уточни.
— Мы — это я, Рамон и его ребята.
Командир смотрит на Азуро, тот кивает и, обернувшись, называет несколько имен:
— Паоло, Алехандро, Мигель, Рамирес…
— Вам понадобится рация. Яневич с вами пойдет, — говорит мне Антон, — а мы у ангольских товарищей одолжим на время.
Начинаем быстро собираться. Пока Паша сворачивает рацию, с командиром обговариваем действия и сигналы при контакте с противником. Обираем остающихся на боекомплект и гранаты — нам некогда, а они довооружатся с соседнего сто пятьдесят седьмого, что боеприпасы везет.
Первыми с машины соскакивают «Черные осы», затем, выбрав момент, спрыгивает Яневич с рацией, его подхватывает один из кубинцев. Я повисаю на борту, и перед тем как спрыгнуть говорю командиру:
— Тоха, перестрой колону. Пусть горючка отдельно идет. Лучше позади.
— Это само-собой, — кивает Антон. — Удачи, мужики!
В максимальном темпе проскакиваем густую полосу зарослей. Затем берем правее, чтобы двигаться как можно ближе к скальной гряде. Колючего буша тут меньше, зато трава высокая. Растет толстыми пучками, меж которых мы и трусим, стараясь их не задевать. Порой трава редеет, тогда приходится снижать темп и идти пригибаясь.
Идущий впереди кубинец вдруг остановился, поднял руку, затем медленно присел. Мы тихо рассыпались по сторонам и замерли, контролируя окрестности.
Прошла минута.
Азуро, осторожно ступая, приблизился к Алехандро и тихо зашептал что-то по-испански. Я прокрался следом.
— Что там?
— Леопард впереди.
— Где?
— Акация на одиннадцать, та, что в семидесяти метрах, — прошептал Алехандро, — с левой стороны дерева, на ветке.
Осторожно приподнявшись, через просвет между пучков, вместе с Рамоном смотрим в указанном направлении. Действительно, чуть ниже плоской кроны дерева, на толстой ветке лежал леопард. Отдыхал, похоже, так как лапы его и хвост свободно свисали. Спит, котяра, после сытного обеда. Вон и туша рядом на развилке ветки заныкана. Какое острое, однако, зрение у Алехандро. Я бы вряд ли так далеко обнаружил опасность.
То, что мы встретили эту кошку, ничего удивительного нет. Несмотря на кажущуюся пустоту саванны, зверья тут много, в том числе и хищников. Если нестись сквозь буш сломя голову, то запросто можно напороться на отдыхающий львиный прайд. Эти царственные особы кошачьего рода машин не больно-то боятся. И страсть как любопытны. Но раз мы видим этого «фигаро», как окрестил леопарда Сашка Григорьев, значит, львов поблизости скорей всего нет. Антилоп, зебр и прочей рогато-копытной компании тоже. А вся прочая мелочь попряталась, или ушла подальше.
Кстати, нечаянную встречу с любым зверем стоит учитывать. Кто его знает, что мы встретим за следующим пучком травы, или кустарником? Тут опасен даже не леопард, и не львы, эти просто рыкнут и отойдут. В крайнем случае — выстрелом отпугнешь. Опасен носорог. Слепой, имеющий скверный и взрывной характер, он атакует почти сразу. Этот бронепоезд даже очередью из автомата остановить сложно, нужен большой калибр. Но в любом случае выйдет скверно — выстрел сразу ставит крест на успешной разведке.
К нам присоединяется Яневич. Тоже на пятнистого решил глянуть.
— Спит и пусть спит, — шепчет он. — Кошка — это ерунда, лишь бы на питона не нарваться.
И плечами передернул. Змеебоязнь у Паши. Хотя, я тоже гадов ползучих как-то не очень…
Леопард поднял голову и повернулся в нашу сторону. Мы инстинктивно присели.
— Почуял?
— Похоже. Ветер попутный.
Да, ветер играет против нас, зато солнце сзади. Если есть наблюдатель, то его будет слепить. И оптика может блики давать, хотя любой диверсант об этом позаботится в первую очередь. Простые боевики из УНИТА могут так лопухнуться, прецеденты были, однако их натаскивают юаровские коммандос, а эти ребята ушлые.
— Обходим. Алехандро, возьми левее. — Азуро повернулся к остальным. — Аделяньте. (вперед — исп.)
Теперь группа движется на север. Под уклон. Справа вдалеке замечаю облако пыли — это наша колонна. Мы её значительно опережаем, да и скорость они должны были снизить. Обходим высокую лежку леопарда и вновь движемся на восток, забирая ближе в гряде. Тут акации растут реже, перемежаясь с колючим бушем. Трава иногда редеет, и мы начинаем петлять, повторяя зигзаги растительности.
Добрались до первой полосы колючего кустарника. Порядок и скорость движения группы изменяется. Вперед выдвигается чуткий Алехандро, справа Мигель, слева Паоло. В центре Азуро, я и Яневич, замыкающий Рамирес. Ориентир — крона баобаба.
Вот она, роща. И широкая поляна перед ней. Ветер гонит ровные травяные волны от кустов к деревьям. Но тут трава как назло низкая, незаметно не пройти, если только в обход.
Примерно в ста пятидесяти-двухстах метрах правее проходит грунтовка. Она не просматривается, деревья закрывают. В ста пятидесяти метрах справа начинается каменное плато, осыпи и острые выступы черных скал.
Мы притаились за кустарником и акацией с толстым стволом. «Черные осы» внимательно рассматривают противоположную часть поляны. Именно там, в роще, могут находиться те диверсанты.
Вновь ощущаю беспокойство. И не я один. Наш чуткий Алехандро подползает к нам и шепчет еле слышно:
— Они здесь.
— Уверен?
Тот кивает.
— Но проверить надо. Колонну уже отчетливо слышно.
— Проверю. — Алехандро уползает вправо.
Паоло остается справа на подстраховке. Я выдвигаюсь левей, Азуро и Мигель в центре, Рамирес с Яневичем отхотят назад.
Проходит всего лишь минут пять, как слышим шепот Паоло:
— Рамон!
Выдвигаемся к нему.
— Что?
— Алехандро. Вон там.
Видим ползущего человека. Неестественно скособоченного, как будто что-то ему мешает.
— Помоги.
Паоло доползает до замершего товарища и помогает ему добраться до нас.
Алехандро бледен. На боку у него расплывается кровавое пятно. Задираем камуфляж. Ножевое ранение, не смертельное, но почему именно такое — сбоку и наискось? Пока накладывают повязку, кубинец рассказывает:
— На самом краю рощи почуял его. Обошел правее и на нож взял. Это профи, вроде нас. Коммандос. Даже умирая ударил в ответ.
— Тебя больше никто не засек?
— Ушел тихо. — Поморщился Алехандро, — Но там их много. Думаю две группы, не меньше.
Две группы коммандос — это от шестнадцати до двадцати четырех человек. Для диверсии более чем достаточно, но для засады на большую колонну мало. Значит, есть еще, но скорей всего это обычные боевики. Сколько? Надо думать достаточно, чтобы если не уничтожить, так хорошо пощипать крупную колонну снабжения. Эта часть рощи много народу не вместит, значит, остальные расположились непосредственно у грунтовки.
Надо предупредить командира.
— Паша, — шепчу Яневичу, — давай радио командиру: «Гостей много, все не выпьем, ждем вас на праздник».
Пока связист готовит рацию, мы совещаемся.
— Нам отсюда уходить нельзя, — шепчу Рамону, — здесь мы контролируем проход к перевалу. Именно туда будут уходить боевики. В буше не скрыться, там саванна просматривается. Только осталось дело за малым — занять вон те камни, в ста пятидесяти метрах выше по склону.
— Согласен. Но нас мало. Надо передать, чтоб сюда помощь прислали, иначе не удержим.
— И хорошо бы мобильной группе сюда успетьа…
Тук! Бз-з-зиу! Тук! Тук!
— … мать!
От рации отскакивает Яневич и перекатом уходит под защиту акации.
Тук! Тук! — Вздыбливается грунт недалеко от упавшей «р-105».
— Черт! — громко шипит Паша. — Снайпер, ёрш его ети, рацию разбил.
— Антенну заметил.
Вот это хреново. Стрелок явно сидит именно в нужных нам камнях, и пулеметчиком прикрыт. Патовая ситуация. Мы простреливаем все плато. Они тоже. Только нас тут всего семеро…
— Рамон, медлить нельзя, посылай кого-нибудь навстречу нашим, пусть сюда помощь направляют.
Встречать колонну уходит Рамирес. Паоло контролирует справа, Азуро и Мигель остаются у акации, рядом с Адлехандро, Рамон с ним по-испански говорит, а я ползу левей. Где-то там, в крупной каменной россыпи, откуда почти вся местность просматривается, сидит снайпер. Глазастый, сволочь, раз антенну среди травы заметил. Выстрела мы не слышали, значит — работает с глушителем. Пулеметчик пока молчит.
Прижимаясь к земле, доползаю до крайнего куста. Дальше одинокая акация в шести метрах, за ней только трава, до самых камней. Будь листва погуще, на дерево бы подняться, где обзор хороший, но я не леопард, спалюсь на раз. Ствол у дерева не такой толстый, зато вокруг него трава густая. Сквозь нее ничего не видно, а высовываться опасно. Краем глаза вижу, что Азуро ползет ко мне.
Занимаем позицию у акации. Чуть сдвинув траву выглядываем. Вот они, камни. Отмечаю четыре места, где может сидеть как снайпер, так и пулеметчик. Только две крайние точки для пулеметчика не удобны — сектора стрельбы не позволяют, мы для него далеко левее находимся.
Спину простреливает ледяным предчувствием. Резко откатываюсь под защиту ствола, и дергаю к себе Рамона. Почти одновременно пара очередей состригает траву по обеим сторонам от акации.
— Мерда! — сквозь зубы выругался Азуро, потом добавил:
— Спасибо, Миша.
— Не за что. Как считаешь… — и я делюсь соображениями насчет позиций снайпера и пулеметчика.
— Согласен, — кивает Рамон. — Крайняя точка справа — снайпер, следующая — пулеметчик.
— Гранату бы туда.
— Далеко, — качает головой Азуро. — РПГ надо.
— Я это имел ввиду.
Пока известны две вражеских позиции. Остальные никак себя не проявили. Думаю, уже знают, что одного они потеряли. Это нам в плюс. Они не знают сколько нас, но оборотку дадут. Однако дурить и переть напрямую коммандос не будут, идитов среди них нет. Лишь бы унитовцы через нас не ломанулись — эти просто затопчут. Нам бы побольше людей, да вон те камни занять…
Гул колонны стал еще громче. Значит, скоро начнется.
— Внимание! — громко шепчет Яневич. — С тыла кто-то движется.
— Это наши, — уверенно говорит Алехандро, а его чуткости можно доверять.
С удивление вижу ползущего командира. За ним Григорьев и Агапов появляются. Следом вся команда опекунов, плюс десяток ангольцев. Теперь нас так просто даже отсюда не выбить.
— Ну что тут у вас?
Вводим в курс Свиридова, насчет расстановки сил противника. Антон сразу решил сам на позицию снайпера глянуть.
— Не стоит. — Остановил его Рамон. — Тот стрелок интуитивно бьёт.
— Как вы так быстро сюда успели?
— Мы подумали и решили, — усмехнулся Антон, — мало вас, вот и выдвинулись впереди колонны. Посыльного вон встретили…
— А кто командовать остался?
— Тезка нашего Рамиреса. Не кипишуй Миха, все учтено. Колонна поотстала, ГСМ еще дальше плетется, личный состав пёхом в обход по ложбине идет, а справа коробочка, с прикрытием взвода кубинских товарищей. Зажмем супостатов, как по учебнику…
Не припомню таких случаев, когда были учтены все мелочи, чего-нибудь да пропустишь.
— Всего не учтешь… — и тут вспомнил про РПГ, — а гранатомет прихватили?
— Обижаешь. Десять выстрелов есть.
— Тогда по местам.
Только заняли позиции и приготовились, как позади бабахнуло и началась беспорядочная стрельба. По нам из рощи ударили полтора десятока стволов. Им вторили два пулемета. Плюс еще один бил с камней. Под таким плотным огнем, до скал не добежать. Поляжем все.
Стреляю очередью на три-четыре патрона и откат на другое место. И только у куста оборачиваюсь. Над рощей поднимался столб дыма и пыли.
— Песец головной машине. — Спокойно говорит Антон.
Но тут вновь бабахнуло. В трех местах. К первому дымному столбу добавился еще один, а вдалеке взвился вверх огненный вихрь.
— Твою …! — ругнулся Свиридов. — Похоже наливняк накрыли.
Стрельба за рощей усилилась. Солидно ухала орудием тридцать четверка.
— О, — кивнул командир, — все, зажали их.
Пули расщепляли ствол акации, иногда уходя противным рекошетом.
— И нас тоже, мля. — Яневич откинул пустой магазин, вставил заряженный, дернул затвор. — Головы не высунуть.
— Не пыли, Паша, на нас тельняшки. — Свиридов обернулся назад:
— Юр, давай с граником к крайней акации. Мы сейчас по камням вдарим, а ты постарайся гранату меж валунов положить. Там эта сволочь сидит.
Агапов с РПГ уползает влево. Мы выдерживаем минуту, а затем концентрируем огонь по камням. С первого выстрела Юра промахнулся, граната бабахнула левее, а вот вторым, пулемет похоже накрыл. На краю рощи засуетились.
— Не пускать!
РПК погасил попытки коммандос перебежать к камням. Одно тело осталось на поле, остальные оттянулись назад. Стрельба у грунтовки стала еще интенсивней, а из рощи притихла.
— Что-то затеяли, сволочи. — Прошептал Григорьев.
— Ёп! Э-э-э… командир… — оторопевший Яневич выпученными глазами показывал перед собой.
Длинный питон, не обращая внимания на людей и стрельбу, скользил мимо нас, по направлению к роще. Только его хвост скрылся в прокошенной пулями траве, как сзади что-то рыкнуло и над нами промелькнуло поджарое тело. Леопард выскочил на поле и, получив очередь из рощи, закувыркался, крася сухую траву в красный цвет. Справа пронеслись три косули. Что-то мелкое, мелькнуло в траве… только успел откатиться в сторону Паоло, как мимо пронесся носорог.
— Чего это они? — Приподнялся командир.
— Мать твою! — воскликнул Григорьев. — Гляньте, что там твориться!
С тыла, прямо на нас надвигался пожар. Сухая трава горела как порох. Пал стремительно расширялся, в мгновения проглатывая на своем пути редкие акации и буш. Огненный вал коснулся каменного плато и пошел вдоль него. Пламя взлетало вверх и уже обгоняло нижний пожар. Роща горела, отрезая нас от возможной помощи. Рев пламени и треск горящих веток даже грохот выстрелов заглушил. Но было ясно — эпицентр стрельбы смещался. Огонь вытеснял обе враждующие стороны дальше в саванну.
А что делать нам? Если не убраться с пути пала — сгорим. Бежать от пожара — коммандос расстреляет, как леопарда. Им, как и нам, до плато бежать одинаково, вот только нас огонь первыми достанет. У кого нервы крепче?
С тыла бежали люди.
— Фугу! Фугу! Аум сенджо! — кричал один анголец, показывая назад. — Эль ис таки! (Огонь! Там огонь. Он идет сюда! — португ.)
Бежали беспорядочно. Многие без автоматов, бросили где-то. Лишь некоторые, увидев нас, бросились на землю, остальные проскочили полосу буша и побежали по полю.
— Стой! Стой! — Заорал Свиридов. — Их сейчас всех положат, мля!
— Парар! Парар! — Закричал Григорьев. — Парар! Онди? (Стой! Куда? Португ.)
Мы сбили с ног нескольких, что бежали через нас. Но двое вырвались и вновь кинулись к роще.
— Деволта! — Кричат кубинцы. — Ментир! (назад, ложись — португ.)
Никто не добежал и до середины поля. Коммандос положили всех.
— Песец. — Яневич откинулся на ствол. — Что будем делать, командир?
Свиридов смотрел на накатывающийся огненный вал. И молчал.
Паша выругался и выстрелил из ракетницы. Небо прочертила зеленая ракета, что означало «прошу помощи». В ответ из-за рощи поднялись две красных.
— Хрен кто нам сейчас поможет, — сплюнул Агапов. — Командир? Чего молчишь, запечемся нафиг.
— Тихо! — поднял руку Антон.
Все замерли, пытаясь что-то услышать среди треска пожара и канонады. В пылающих акациях ухнуло орудие. Рык дизеля нарастал, потом, валя горящие акации, на опушку выехала тридцать четверка, поводила стволом, выстрелила по роще. А из рощи ответили выстрелом гранатомета. Танк вспыхнул.
— Тоха! — Вскочил Григорьев. — Суки!
И всадил гранату в то место, откуда стреляли по танку. Затем, даже не пригибаясь, вставил новый заряд. Выстрелил. Граната рванула на самом краю рощи, начисто срубив крайнюю акацию.
— Суки! — Григорьев вновь заряжал гранатомет.
Мы сбили Сашку с ног, но он успел схлопотать пулю.
— Суки! — простонал он, зажимая рану на плече. — Тошку, сожгли.
На мгновение все замерли, глядя на горящий танк.
— Ну что же, видать не судьба, — сквозь зубы процедил Антон и дернул затвор автомата. — Приготовиться. Россыпью до камней. Огонь по роще. Паша, возьми граник, все выстрелы туда же.
— Стой! Есть идея получше. — Я забрал у Паши ракетницу. — Давай сюда огни.
— Сигнал? Каким цветом?
— Пох… сейчас мы им сами пекло устроим.
Краем глаза заметил, как сообразительный Рамон заряжает свою ракетницу.
Вместе с Азуро стреляем ракетами параллельно земле, прямо сквозь траву. Яркие шары прочертили поле и заметались по роще, рикошетируя от стволов. Мы кидали сигналки и прямо, и наискось, чтобы зажечь всю траву на поляне. Отстреляли все, лишь я оставил три патрона зеленого огня.
Поле вспыхнуло почти по всей площади. Мы оказались в маленьком, быстро сужающемся коридоре, среди двух огненных валов. Из рощи огрызнулись злобным огнем. Коммандос палили наугад, и попадали — вскочивших в полный рост ангольцев сразу проредило. Но нам некогда ждать, когда наш рукотворный пожар отгонит врага. Самих начинает припекать с другой стороны.
— Вперед! Бегом! Бегом!
Вскакиваем и быстро бежим к плато. Вдруг, бежавший впереди Григорьев спотыкается. Подхватываю его на ходу и вижу — у него ранение, и вновь в плечо. Падает Яневич, его тоже зацепило. Не сразу соображаю, что прилетает не с той стороны. Что-то заставляет посмотреть назад. И тут обнаруживаю негра в форме «Партии труда» целящегося в спину Свиридова. Приходится бросить Сашку, чтобы успеть выстрелить первым.
Успел. Почти. Эта тварь выстрелить успевает, но на пути встаёт Рамирес, оттолкнув Григорьева в сторону, фактически закрывая его собой. Вместе с кубинцем расстреливаем диверсанта.
Без сомнения, это был переодетый коммандос. Скорей всего один из тех, кто наливняк подорвал, а потом пожаром был вытеснен сюда. Но… сообразительная сволочь, быстро сориентировался.
Надо же, всегда считали, что в южно-африканских коммандос только белые служат, но… теперь понятно, почему мы раньше никого из диверсантов найти не могли, хотя после всех рукотворных ЧП наглухо перекрывали все пути отхода. Просто-напросто диверсанты, заранее одетые в форму «Партии труда», сами принимали участие в поисках самих себя.
Подхватываю Григорьева и получившего пулю в бедро Рамиреса. Всех оставшихся ангольцев направляем вперед. Веры им уже нет. Мало ли еще кто среди них затесался?
Коммандос непрерывно стреляют. Наугад. Сквозь огонь. Мы на ходу в ответ садим. Ветер похоже усилился и пал справа уже накатывался быстрее, чем бежали мы, а наш рукотворный давно уперся в плато. На последних метрах проскакивали уже сквозь пламя и густой дым. Только вывалились из огненного вихря и, не успев отдышаться, как нос к носу столкнулись с выскочившими с дымящейся одеждой коммандос. Высадив во врага остатки патронов, сошлись в рукопашной. Жестко. На ножах.
Ветер разорывает дымовую завесу и передо мной возникает коренастый коммандос, явный европеец, с зачерненным краской лицом, в таком же камуфляже как на нас, без каких либо знаков. В руках калашников. От очереди в упор ухожу подкатом вперед, цевье вражеского автомата вверх, правой ногой бью в голень и сразу под магазин, тот отлетает в сторону, а коммандос, шипя от боли, назад. Автомат остаётся у меня. Враг уже на ногах, в руке нож. Даже не верится, что так можно подставиться. Он что, думает, я с ним на ножах сейчас буду? Счас. Крутанул калаш, направляя его на коммандос. У того удивленно выпучиваются глаза — понял свою ошибку. Последнюю.
А рядом Азуро с огромным негром танец смерти закруживает. Коммандос крупнее раза в два, но маленького кубинца не смущают габариты врага, наоборот, он как будто приклеился к негру. Рамон не только успевает блокировать удары, но и очень быстро наносить свои. Нож кубинца словно пропеллер кромсает камуфляж негра. Получив удар ножом по руке, коммандос теряет свой нож, отпрыгивает и выхватывает пистолет, но Азуро не дает ему шанса — нож входит грудь по рукоять.
Точку в этой мясорубке поставили успевшие перезарядиться и занять позиции пулеметчики, одновременно открыв огонь с обеих сторон. Мы и коммандос, отстреливаясь, начали оттягиваться за камни. Переваливаясь за валун ощутил хлесткий удар, как плетью вдоль тела…
Очнулся. Ничего не чувствую. Как в эйфории нахожусь. На груди плотная повязка, бедро тоже перетянуто. Рядом Рамирес с перебинтованной ногой. Перед ним, на брошенной куртке патроны россыпью. Сидит и спокойно магазины набивает. Увидев, что я очнулся, подмигнул:
— У вас говорят «жить будем — не помрем».
— Но пасаран! — отвечаю я. — Где оружие?
Рамирес кивает на пулемет. Новый, значит не наш. Видать у убитого коммандос оприходовали. Проверяю магазин — полный.
— А…
— Гранатой раскурочило, — ответил кубинец. — Жаль, хорошая штучка. Швецарская, с пебеэс.
— Это ты про снайперку?
Рамирес кивнул.
— Жаль, конечно, пригодилась бы, но я про свой ствол спрашивал.
Кубинец пожимает плечами. Ну что же, РПК сейчас будет предпочтительней. Доползаю до крайнего валуна. Тут место удобное, все плато просматривается, да и лежать удобно на левом боку. Интересно, что там у меня на правом-то? Устраиваю пулемет в расселине. Справа появился командир, на ходу бинтуя себе руку, наверно позиции проверял.
— Как себя чувствуешь?
— Терпимо. Чем это меня? — И киваю на повязки.
— Вдоль бедра пуля прошлась, а грудь осколки посекли. Этот камень на тонкие куски слоится, острые, что твоя бритва.
— Понятно.
Смотрю на затухающий внизу пожар. Там за обгоревшими деревьями не утихает стрельба.
— И чего они там телепаются?
Выстрелил зеленой ракетой. В ответ из-за рощи взлетело две красных. Значит, ведут бой, некогда помогать.
— Скорей бы они расторопились, — ворчит Антон, — а то у нас боеприпасов кот наплакал. Половину по вражине высадили.
Да, коммандос оказалось гораздо больше, чем думали мы, но они нас очень зауважали, особенно «Черных ос», именно кубинцы врагов больше всего в рукопашной положили. Унитовцев, кстати, тоже отжимать на плато будут. Кисло придется, если боеприпасов не хватит.
Командир вдруг замер и тяжело вздохнул.
— Юрку перед камнями порешили… — голос у Антона сорвался. — Там, у стены лежит, сюда забрать не вышло.
— Черт… — и у меня в горле запершило.
Минуту молчали. Выглядываю за валун — от начала плато до каменного ряда лежат тела погибших. Тела Агапова не увидел.
— Сколько нас тут? И где кто?
— Из кубинцев в живых Азуро, Рамирес, Паоло и Алехандро. Еще пара ангольцев. — Свиридов зубами вцепился в бинт и разорвал его вдоль. — Помоги завязать.
Затягиваю узел на повязке.
— А у нас расклад такой, — поморщился Антон, — получилось так, что с одного края скального выступа оказались мы, с другого коммандос.
Опять патовая ситуация. Эта небольшая каменная гряда вытянута вдоль большого хребта, до основного перевала такое же ровное, словно брусчатка, плато. Уцелевшие кубинцы заняли позиции на камнях по флангам, мы слева и по центру. Между нами и коммандос навал угловатых валунов, с мелким щебнем меж ними. Пока с обеих сторон не стреляли. В себя приходили.
— Эй! — заорали из-за камней. — Советик, сдавайсь! Вам конес!
— Не конес, а хрен! — выругался Свиридов. — Баобабы африканские, мля.
— Боллард ин ю фат асс! — выкрикнул бледный Григорьев.
С той стороны камней зло закричали и кинули гранату. Она немного не долетела — отскочив от скалы, плюхнулась в разлом и бабахнула. Осколки ушли вверх, только уши заложило и каменным крошевом сыпануло.
— Ты чего им сказал такого? — удивился Антон.
— Кнехт в вашу жирную задницу, — чуть улыбнулся Шура, даже бледность с него сошла на время. — Это я в порту услышал. Какой-то матрос на соседнем сухогрузе матерился.
Стрельба в дымящейся роще стала нарастать. Похоже, врага начали вытеснять на плато.
— Внимание!
Из дыма появились фигурки в форме. Видны красные нашивки с зеленой полосой посередине. Это унитовцы. Прут прямо на нас, но отстреливаются по роще.
— Четыре десятка, — посчитал Антон.
Но из дыма появлялись еще и еще.
— Боеприпасов меньше, чем их, мать его! — Выругался Свиридов.
И тут атаку начали коммандос. Свиридов метнулся к Рамиресу и прижался к валуну.
— Запомните ребята, — громко прохрипел Антон, — в плен попадать нельзя.
Мог бы и не напоминать, сами понимаем.
На завязавшуюся перестрелку даже внимания не обратил. У меня своя задача — не пустить отступающих унитовцев к скалам. Позиция хороша, все плато как на ладони. Сместив РПК правее, начал экономными очередями укладывать унитовцев на камень. Этот трофейный пулемет хорошо пристрелян. С дюжину вражин положил, остальные попадали сами, лишь десяток кинулся вдоль камней. С перепуга наверно. Не ожидали так попасть — сзади подпирают, а спереди… как между молотом и наковальней. Впрочем, очухались быстро. Понимают — не доберутся до гряды, станут хорошей подкормкой для местной фауны. Вскочили разом. Жаль, что у нас нет крупняка, станковый тут как раз к месту был бы. Пятерых самых резвых подрезать успел, а шесть или семь проскочили, страусы африканские. Тут начал работать еще один пулемет. Это Яневич со своим ручником подключился. У него позиция позади моей, но ближе к роще, и он может работать вдоль гряды. И хорошо работать! Разворачиваю свой ручник и начинаю отстрел унитовцев, что влево от нас кинулись…
Курок клацнул впустую — патроны кончились. Замолчал и Пашин РПК. Слышу приглушенный мат, тоже магазин меняет. Но на плато шевеления не наблюдается. Или всех положили, или боятся головы поднять. Снаряженный магазин в боковой кармане штанов, еще у Рамиреса несколько, но от автомата. Не отрывая взгляда от плато, нахожу магазин, отшибаю пустой, заряжаю пулемет, и обнаруживаю что вся рука в крови. Быстро осматриваю себя.
Все понятно — начавшаяся стрельба породила дикие рикошеты, но если бы только пули… выбиваемые каменные осколки летели во все стороны. Острые, словно бритва, они резали, втыкались, мешали стрелять. Эта картечь разлохматила камуфляж и бинты, превратив всё в ветошь, которая быстро пропиталась кровью. Вот почему слабость в теле, крови много потерял.
Хреново, ИП-ешек у меня нет. Не хватало сознание в неподходящий момент потерять.
— Паша, ИП-е есть?
— Нет, — ответил Яневич. — Миш, у Рамиреса был запас.
Развернулся и замер. Командира нет, а кубинец сидит привалившись спиной к скале. Вместо глаз…
Стрельба на мгновение стихла, но тут же вспыхнула с новой силой. Где-то матерился Антон. Надо кровь остановить, иначе долго не протяну.
— Паша, один управишься?
— Да. — И его РПК вновь заработал короткими очередями.
ИП-е нашел сразу. Достал его из кармана кубинца.
— Спасибо тебе, друг. За все спасибо.
Вынул из его рук калаш. Проверил магазин — полный. Надо в центре помогать, а там с РПК не повернёшься. Прибрал все снаряженные магазины и только после этого разорвал ИП-е. Но перевязаться не успел. Коммандос, подкрепленные прорвавшимися унитовцами вновь начали атаку. Спешат.
На мгновение замер — не послышалось ли? Кажется выстрел пушечный, но больше ничего не услышал. Прихватил ПК и, пригибаясь, перебежал на левый фланг. Тут Азуро, что-то по-испански крича, из автомата вдоль гряды садит. Лицо у него в кровяных подтеках. Камуфляж вдоль спины в клочья. А рядом Паоло лежит, патронами магазин набивает.
— Рамон!
Сую РПК ему, тут пулемет нужнее.
— Миша! — кричит он. — Миша, ты ранен!
— Терпимо, дружище! Держись!
— Си, команданте, — ответил Азуро, и добавил по-русски, — на том и стоим.
Замечаю Антона, он в центре вместе с Алехандро оборону держит. Скалы в этом месте выпирали реже, и в этом зигзагообразном коридоре было «жарче» всего. Встал полевую от них сторону. Выглянул за скалу и сразу отпрянул — от края полетело гранитное крошево.
— Что там Сашка забыл?
Григорьев вжимался в скалу в четырех метрах впереди.
— Смальчишничал, мля, — сплюнул Антон, — вот пытаемся выручить.
К Григорьеву пытаются подобраться коммандос. Устраиваем им такой же свинцово-картечный вихрь. Тут патронов мы не жалели, лишь бы друга вытащить. Но нам тоже высунуться не давали.
Высадив очередь за скалу, снаряженным магазином отшиб пустой, вставил, передернул затвор. Тут за камнем ухнула граната. Там же Сашка! Мы ничего не успели сделать — выскочившие коммандос, быстро затащили оглушенного Григорьева за скалу и сразу там бабахнул взрыв.
Вместе с командиром, прикрывая друг друга, перебегаем на то место, где был Григорьев. Антон на мгновение глянул за скалу, и отскочил весь бледный.
— Миха, Сашка… в клочья… всех…
Небо над нами ясное, чистое. Такое же, как там, дома, только земля чужая. Хотелось завыть…
Сначала Михайлов, потом Агапов, теперь… Сашка Григорьев, наш переводчик без всяких кавычек. Единственный советский военспец, не имеющий специальной подготовки, знающий четыре языка. Он подорвал себя и захвативших его коммандос. Эх, Сашка…
Рука нащупала последнюю гранату. Только усики свести… но рано пока.
Короткими очередями били оба пулемета, не давая обойти по флангам. Мы уже экономили патроны. И отступали за камни. Надо продержаться. Слышно солидное уханье КПВТ…
Но они очень далеко, и ведут бой. С теми, кто остался прикрывать отход, а мы для коммандос и унитовцев как кость в горле. Пока есть боеприпасы.
— Паша, как с патронами? — и плевать на то, что с той стороны по-русски понимают. Сами уже прикинули остаток боеприпасов. У самих, поди, на исходе.
Яневич ответил не сразу.
— Хреново, — крикнул он, — осталось на минут пять боя, и кирдык.
— У нас тоже не фонтан. Пара рожков, и россыпью по карманам. Еще по одной-две гранаты на брата. С учетом «последней».
— Миша, — сказал Свиридов, — кинь вверх зеленую, чего они там застряли-то?
Стрельнул вверх зеленым огнем и отбросил ракетницу.
— Все, Тох, нет больше ракет.
Автомат горяч. Раскалился от долгого боя. Очень долгого.
Застыл, глядя в ясное небо Алехандро. Уже не слышно калаша Паоло…
Жив Азуро и держит свой фланг. Паша тоже жив. И патроны еще есть. Значит, обломятся коммандос. Хрен они отсюда уйдут!
Отскочив от валуна, нам под ноги упала граната. Рванул Антона на себя и за скалу вместе с ним.
Взрыв все равно оглушил, и что-то стукнуло в грудь. Сильно, и в глазах потемнело от тупой боли.
— Мишка! — Свиридов хватается за мой рукав. — Мишка!
— Ничего… — хриплю, — ничего, сейчас…
Пальцы нащупывают что-то твердое, горячее. И большое. Это не пуля. В груди торчит каменный осколок.
— Ми-ша! — голос Антона все тише. Он начинает тянуть меня к себе.
— Ми… ша…
— Счас, Тоха, я сам… — пытаюсь вытащить камень из груди. В глазах плывут темные пятна. Их становится больше. Голова кружится. И слабость нарастает. Только не упасть, но Свиридов крепко держит за рукав и все тянет. К себе тянет. И падает набок с протяжным выдохом:
— Ми-х-ха-а-а…
— Счас… — роняю калаш, руку вперед, чтоб на грудь не упасть. Ладонь попадает во что-то склизкое. Сквозь темные пятна увидел…
— Как же… Тоха… как же…
Командиру осколком вскрыло живот. Может тем же, что торчит из моей груди.
— Ми… ша…
Он шепчет еле-еле, но я слышу все.
— Ми-ша, ты знаешь — что надо сделать.
А в его глазах…
— Тоха… нет, Тоха…
Я не мог стрелять в командира. Просто не мог. Антон понял и скосил глаза на ремень.
— Там…
Вынул из его подсумка гранату. Свел усики, чуть потянул кольцо, чтобы легче было сорвать, и вложил в руку Свиридова.
— Прости меня… Тоха… прости…
— И ты… прости… и… отставить сопли… ты же тельник… носишь…
Я отступал вглубь каменных завалов и не сводил взгляда с друга. Слезы катились сами по себе, и остановить их не мог.
Взрыв поставил еще одну точку. И кто-то сразу взвыл. Там где лежал Антон катался и вопил плотный мужик в камуфляже, вместо ног — ошметки. Из-за скалы выскочило двое, подхватили своего, но унести не успели.
Выстрелил навскидку. Один падая выстрелил в ответ… и я увидел небо.
Убит? Нет, еще жив. Боль ушедшая на время падения вернулась. Небо как будто отсвечивало чернотой от камня, сливаясь с ним, и лишь полоса высохшей крови ярко выделялась на граните.
Ко мне кто-то приближался. Не рассмотреть — одни зеленые пятна-тени. Это коммандос, больше некому.
Граната! Рука нащупала твердые грани. Кольцо само нашло палец, но что-то мешает его вырвать — усики не свел. Тени уже рядом, значит, времени нет, значит надо сильнее… ещё сильнее…
Вырвал! Теперь все. Ладонь разжата… рычаг вырывается…
Вся жизнь перед глазами пронеслась в одно мгновение. Лица мамы, жены, дочери и… Рамона.
— Дольжхени вивес, амиго — шепчет он, — дольжхени вивес, эрмано…