Геннадий позвонил. Видимость и слышимость были прекрасные. Но когда Елена узнала, что звонок не связан с состоянием здоровья отца, она уперлась и ни в какую не хотела беспокоить мать, которой только-только стало немного получше. Смирнов уговаривал ее, как только мог.

Потом сыщик не выдержал и забрал у него смартфон.

– Здравствуйте, Елена Ильинична, – сказал он симпатичной женщине с упрямо сжатыми губами. – Я полковник полиции Лев Иванович Гуров, занимаюсь делом о нападении на вашего отца. Вы должны понять следующее. Ваш отец стал обладателем некоей информации. Илья Павлович осознавал опасность ситуации и не преувеличивал ее, раз и вас с братом, и вашу маму срочно отправил в Америку. Он за вас боялся. Для того чтобы доктор Осипов не смог как-то использовать эту информацию, его пытались убить. Сейчас он находится в госпитале под охраной. Но как только его выпишут и ваш отец вернется домой, можете быть уверены, что попытка убить его повторится. На этот раз преступники могут добиться своего.

– Как только папу выпишут, Павлик его тут же привезет в Америку! – заявила женщина.

– Не получится, – с сожалением сказал Лев Иванович. – Ваши родители хранили документы в сейфе, а преступник все оттуда забрал. Я допускаю, что есть люди, которые помогут Илье Павловичу быстро восстановить заграничный паспорт, но сможет ли он так же оперативно снова получить американскую визу?

Женщина нервно кусала губы, но молчала.

– Елена Ильинична, для того, чтобы найти преступников и этим сохранить жизнь вашего отца, нам надо знать, в чем опасность этой информации. Вашей маме это известно. Поэтому выбор у вас небольшой. Вы даете нам возможность поговорить с Ириной Дмитриевной. Клянусь, что мы будем предельно деликатны. Или отказываете, но этим ставите под удар жизнь своего отца. Да и не только его. Ведь Геннадий и Клавдия Алексеевна Смирновы будут защищать его изо всех сил и могут пострадать. Беда, постигшая трех человек, будет на вашей совести. Решайте!

Женщина довольно долго молчала, а потом сказала:

– Хорошо! Я дам вам возможность поговорить с ней и сама буду присутствовать при этом. Теперь уже сама вам клянусь, что если маме станет хуже, то я прилечу в Москву и… не знаю, что с вами сделаю!

Некоторое время на экране были видны только стены, кресла, чьи-то ноги. Женщина шла, опустив руку со смартфоном. Потом послышались чьи-то голоса. Вслед за этим на экране появилось лицо пожилой женщины.

– Здравствуйте… – начал было Гуров, но тут Щербаков отобрал у него смартфон и буркнул:

– Ты со своей слоновьей деликатностью и здорового человека ухайдакаешь!

Лев Иванович обиделся, насупился и отвернулся, но слушал внимательно.

– Как вы себя чувствуете, Ирина Дмитриевна? – спросил Щербаков.

– Сейчас уже получше, Владимир Николаевич, – ответила она. – Мне Павлик сказал, что с Илюшей все нормально. Насколько это возможно в данной ситуации. А как Люсенька?

– Спасибо, хорошо. Привет вам от нее.

– Кто-то еще говорил о нашей сентиментальности! – язвительно сказал Стасу Гуров и выдернул смартфон из руки Щербакова. – Ирина Дмитриевна!..

– Да что ж вы там как дети из-за телефона деретесь? – удивилась она и даже улыбнулась.

– Да вот приходится! – Лев Иванович недовольно посмотрел на генерала. – Вам дочка объяснила, в чем дело? – спросил он, и она кивнула. – Ирина Дмитриевна, вы ни за что не согласились бы уехать, если бы не знали причину и не понимали, что она действительно очень серьезная. Расскажите нам, как конкретно объяснил вам муж необходимость срочного отъезда.

– Он с начала сентября ходил очень подавленный. Я не приставала с расспросами, думала, что это связано с кем-то из его больных. Может, случай тяжелый. А потом, когда увидела, что муж ночью не спит, а в потолок смотрит, не выдержала и спросила. Илья мне с такой горечью сказал: «Я столько сил приложил к тому, чтобы вернуть этих людей к нормальной жизни, а теперь оказалось, что они сами у других жизни отбирают».

Гуров почувствовал, что внутри у него все заледенело. Щербаков не выдержал и тихо выругался.

– Илья Павлович называл какие-то фамилии или имена? Может быть, прозвища? – спросил Лев.

– Нет, он никогда никого не называл. Я так поняла, что муж встретил человека, который был его пациентом, и от него что-то узнал.

– Но ваш муж употребил множественное число, сказал «они», а не «он», – напомнил Гуров.

– Давайте не будем гадать. Вы лучше сами все прочитаете, – неожиданно заявила Ирина Дмитриевна. – Илья сказал, что после нашего отъезда он все напишет и положит письмо в старый рецептурный справочник, такой толстый, зеленый. Он в гостиной с другими книгами на полке стоит. Им давно никто не пользуется. Мы его как память храним. Это была первая книга, которую мы купили после того, как поженились. В «Букинисте».

За спиной у Гурова раздался сдавленный стон, а потом послышался голос Смирнова:

– Тетя Ира, не получится ничего прочитать. Преступник перед уходом решил устроить пожар, взял с полки несколько книг, бросил их на пол, обложил газетами и поджег. Когда этот костер тушили, все, что не сгорело, вода залила. Этот справочник был среди тех книг. Когда мы с мамой убирались, я его точно видел. Там, кроме обложки, ничего не осталось.

– Господи… – простонала женщина и закрыла глаза.

– Все! Хватит! – раздался гневный голос Елены.

– Да подождите вы! – заорал на нее Гуров. – Неужели вам жизнь отца не дорога? – Сыщик тут же сменил тон и мягким, ласковым голосом начал уговаривать Осипову: – Ирина Дмитриевна, голубушка, вспомните, что еще говорил Илья Павлович. Ведь как-то же он убедил вас уехать.

– Муж сказал, что это ненадолго. Дескать, он поставил ему условие: они сами пойдут с повинной или он обратится в полицию, – с трудом выговорила она. – Извините, мне что-то нехорошо.

Экран переместился, появилось разъяренное лицо Елены, которая прошипела:

– Ну, Генка, встречу – убью! А на звонки отвечать не буду. – Женщина выключила свой смартфон.

Лев Иванович отдал Геннадию тот аппарат, который держал в руках, повернулся и сказал всем присутствующим:

– Итак, что мы имеем в сухом остатке? Существует группа наемных убийц, в просторечии именуемых киллерами, которые когда-то были пациентами Осипова. Илья Павлович встретился с человеком, который знает, чем те занимаются, или сам входит в эту группу и по неизвестной нам причине решил пооткровенничать со своим бывшим врачом. – Гуров с трудом сдержался, чтобы не выругаться, но разрядиться все-таки надо было, поэтому он вскочил и заметался по кабинету. – Осипов решил наставить их на путь истинный! – От избытка чувств сыщик всплеснул руками, взглянул на Щербакова и продолжил: – Вместо того чтобы сразу обратиться к вам, он условие им поставил. Господи! В каком мире живет этот человек?! Теперь мы имеем то, что имеем!

– Сядь! – рявкнул на него генерал. – Водички вон попей, чтобы успокоиться. Могу коньяку налить.

– Я бы не отказался, только за рулем! – огрызнулся Лев Иванович.

– Не проблема, дежурка развезет, – отмахнулся Владимир Николаевич и нажал кнопку селектора: – Надежда Михайловна, организуйте нам чай и к нему чего-нибудь.

– Сию минуту! – с готовностью отозвалась она.

Конечно, секретарша понимала, что в ее-то годы в постель к вдовому начальнику ей никак не попасть. Но ей согревал душу сам факт того, что она являлась единственной близкой ему женщиной – дочь не в счет, – которая полностью в курсе всех его дел и точно знала, что дамы сердца у него нет.

Пока Надежда Михайловна не появилась, Щербаков сел за стол и начал по второму кругу обзванивать руководителей организаций, куда утром были отправлены запросы. То обстоятельство, что рабочий день уже закончился и эти начальники отдыхали дома, ничего не меняло.

Разговор каждый раз был практически один и тот же:

– Ответы на запросы мне нужны утром. Обстоятельства изменились. Ваши проблемы. Не советую. Жалуйтесь!

Секретарша вкатила столик на колесиках, прикрытый от любопытных глаз большой салфеткой, и собралась все расставить, но Щербаков остановил ее:

– Спасибо, Надежда Михайловна, дальше мы сами.

– Если чего еще надо, то я на месте, – заверила его секретарша и вышла.

Под салфеткой оказались большой чайник, конфеты в вазочке, печенье, нарезанный лимон, бутерброды с сырокопченой колбасой и семгой и бутылка коньяка.

– Гена, займись, – попросил Владимир Николаевич.

Смирнов скрылся в комнате для отдыха, откуда появился уже с чашками, блюдцами и бокалами.

– Ну, на ход мысли! – предложил Щербаков, разливая коньяк.

Все, кроме Смирнова, выпили, да ему и не наливали.

Потом генерал сказал:

– Гена, быстро перекуси и дуй за Павлом. Без него не возвращайся. А мы пока составим перечень максимально конкретных вопросов, чтобы Ирина Дмитриевна могла ответить на них одним-двумя словами. С нами Елена больше разговаривать не станет, а вот с братом – будет. Пока у них там рабочий день, она эти вопросы матери осторожно задаст.

– Да я на ходу перехвачу, – сказал Геннадий, взял со стола несколько бутербродов, завернул их в салфетку, сунул в карман и вышел.

Щербаков поднялся и, меряя шагами кабинет, спросил:

– А скажите-ка мне, господа-товарищи, каким вы представляете себе киллера?

– Уж мы-то их навидались, – заявил Стас. – Киллер – чаще всего одиночка. У него есть посредник, через которого поступает заказ, но с появлением Интернета он может и без этого типа обойтись. Имеется лицо, которое поставляет ему оружие. Все.

– А что ты, Гуров, думаешь? – обратился Владимир Николаевич к сыщику.

Тот ответить не успел. Зазвонил один из трех телефонов, стоявших на столе Щербакова.

Генерал взглянул в ту сторону, покачал головой и заявил:

– Какой-то скот уже нажаловался. – Он подошел к столу, снял трубку и ответил на вызов: – Генерал-лейтенант Щербаков. Слушаю вас, господин министр. Так точно, господин министр. Потому что клоуны. Никак нет, я никого не обзываю и цирк из главка не устраиваю. Я о наших клоунах. Есть очень обоснованное предположение, что мы вышли на их след. Спасибо за поздравление, господин министр, но мне кажется, пока рановато. Есть, подключить все ресурсы, обращаться в случае малейших затруднений и постоянно докладывать. Благодарю за помощь, господин министр.

Едва Щербаков положил трубку, как Гуров недоуменно спросил:

– Что это было?

Вместо ответа Владимир Николаевич достал из какой-то папки, лежавшей на его столе, два листка бумаги, скрепленных степлером, и протянул ему. Крячко, естественно, тут же сунул туда нос.

Прочитав текст, друзья подняли на Щербакова обалделые глаза, и Стас спросил:

– А почему они клоуны?

– Потому что на месте каждого преступления оставляют такую пластмассовую игрушку, – устало объяснил Щербаков. – Если жертву сняли из снайперской, то клоун будет на месте лежки стрелка, если подорвали – рядом с машиной, дома убили, значит, будет там на самом видном месте. Работают два человека. Это как минимум. Во-первых, почерки разные. Во-вторых, между некоторыми убийствами такой небольшой временной промежуток, что один человек не смог бы высокопрофессионально подготовить и осуществить оба. Может быть, их и не двое, а больше. Все убийства расследовались местными следственными комитетами и были объединены в одно дело относительно недавно, когда выяснилось, что есть общий момент – клоуны, оставленные на месте преступления. В Подмосковье работает маленькая фабрика игрушек. Она-то их и выпускает, больше по всей России никто. Они такие же незатейливые, как игрушки советских времен. Эта партия, двести штук, была бракованная, краска расплылась. Вот ее всю на свалку в Реутове и вывезли в трех ящиках. Как преступники на этих уродцев наткнулись – неизвестно. Фабрику только что наизнанку не вывернули. Бомжей, которые на свалку каждый день как на работу ходят, а некоторые и живут там, – тоже. Нет следов. Ни на месте преступлений, ни на клоунах.

– Двенадцать нераскрытых заказных убийств по России, – прошептал Гуров.

– Полагаю, что больше. Бракованную партию игрушек вывезли на свалку три года назад, но и до этого были заказные убийства, похожие по почерку, которые так и осталась висяками. Не исключено, что они тоже дело рук этих самых клоунов. Потом один из них нашел эти выброшенные игрушки, и им пришла в голову идея вот так над полицией поиздеваться.

– Здесь должна быть какая-то связь, – уверенно сказал Гуров.

– Уймись! – Владимир Николаевич поморщился. – Сейчас работает сводная бригада, в которую лучших следаков собрали. Они все цирковые училища по стране проверили, судьбу каждого учащегося проследили, в том числе и тех, кого отчислили. О цирках я и не говорю. Нет связи. Я это знаю совершенно точно. Откуда – неважно.

– Как бы мне эти дела посмотреть? – попросил Гуров.

– Еще раз говорю, уймись! Эти дела как чупа-чупс до палочки обсосали и даже ее сгрызли, но ничего не нашли. Ты думаешь, чего мне министр карт-бланш дал и всяческое содействие обещал?

– Хочет первым к финишу прийти, – негромко заметил Стас.

– Я в этом ничего плохо не вижу, – не стал возражать Щербаков. – Нормальное человеческое желание – поддержать престиж организации, возглавляемой им. Так что ты, Лева, лучше делом Осипова займись, чтобы по свежим следам работать. Чему нас учил основоположник? «Мы пойдем другим путем». Пусть они работают по своим наметкам, а мы будем идти параллельным курсом.

– А если эти две параллельные линии пересекутся, то взрыва не будет? – невинно поинтересовался Крячко.

– А кто сегодня об отставке мечтал? – спросил в ответ Владимир Николаевич. – Что бы с чем ни пересеклось, а твоя дача от этого не сгорит и речка не обмелеет. Будет тебе, где на пенсии время проводить.

– Хватит вам! – Гуров поморщился и начал рассуждать вслух: – Значит, предположительно в Москве, как вариант – в Подмосковье, мы имеем некую группу лиц, которая поставила исполнение заказных убийств на поток. Скорее всего, это делают бывшие пациенты Осипова. Стоп! Ирина Дмитриевна сказала, что ее муж поставил «ему» условие, чтобы «они» пошли с повинной. Выходит, что Илья Павлович знает главаря. Не исключено, что тот тоже был его пациентом. Что врачи говорят о здоровье Осипова? Когда с ним можно будет поговорить?

– Неизвестно, – мрачно сказал Щербаков. – Дело не в ранении ножом. Илью Павловича очень удачно прооперировали, все было хорошо. Вывели из наркоза, поместили в реанимацию, а уже там произошло черт знает что! Повернулся он неудачно? В таком вот сумеречном состоянии попытался встать? Не знаю.

– Я уже понял, – сказал Лев Иванович. – Инсульт?

– Он самый, – подтвердил Владимир Николаевич. – Хорошо, что это вовремя заметили и сразу отправили его на магнитно-резонансную томографию. В общем, ничего страшного. Доктора лечат его изо всех сил и клянутся, что обойдется без последствий, но в ближайшее время нам с ним не поговорить. Да и волновать старика нельзя. Осипов и так пережил сильнейшее нервное потрясение, когда человек, которого он вернул к нормальной жизни, пришел, чтобы пытать и убить его. Ладно. Давайте перечень вопросов составлять, а то Генка скоро Павла привезет. Самое главное, при Смирнове о клоунах ни слова!

– Ему бы еще и о буквах «Т» и «И» забыть! – значительно сказал Гуров и выразительно посмотрел на генерала: ваша, мол, оплошность.

– Не волнуйся, забудет, – заверил его Щербаков.

Они едва закончили составлять вопросы, когда появились Геннадий и Павел. На фоне Смирнова, пережившего так много, сын Осипова казался мальчишкой. К тому же и глаза у него были красные. Он явно плакал.

Щербаков шагнул ему навстречу и обнял. Тот прижался к генералу, и его плечи затряслись.

– Ничего, Паша, все будет хорошо, – проговорил Владимир Николаевич. – Илья Павлович обязательно поправится.

– Спасибо вам за все, что вы для нас сделали, – пробормотал Павел. – Если бы не вы, то в районной больнице папа ни за что не выжил бы.

– Не меня благодари, а Геннадия. Это он вовремя сориентировался и мне позвонил, – ответил Щербаков, подвел Осипова-младшего к стулу и усадил. – Я так понял, что ты Елене об инсульте отца ничего не сказал?

– Нет, ей-то я сказал, и мы решили, что маме пока об этом лучше не знать. Она ведь тут же сорвется в Москву, а ей даже вставать пока нельзя, – ответил Павел, повернулся к Смирнову и проговорил: – Гена, я деньги с карточки сниму, а ты их тете Клаве отдай. Она лучше знает, что с ними делать. Папе же и лекарства потребуются, и уход, и продукты самые лучшие. Он ведь все, что у него было, пополам поделил и нам с Ленкой отдал, – объяснил Павел. – Та часть, что у сестры, на лечение мамы пойдет, а то, что у меня, – папе. Я, сколько смогу, в Москве пробуду, может быть, дождусь, когда папа в себя придет. Но я же руководитель отделения фирмы, мне надолго уезжать нельзя. Меня и так еле-еле отпустили.

– Не волнуйся ни о чем. Мы с мамой все сделаем, – заверил его Смирнов.

– Павел, я вижу, что ты устал, изнервничался, но нам надо серьезно поговорить, – заявил Щербаков. – Мы должны знать все в мельчайших подробностях. Вы прилетели, разговаривали, праздновали. Потом наступил момент, когда Илья Павлович сказал вам, что вы должны срочно вернуться в Америку и забрать с собой маму. Как он это обосновал? Что вам потом говорила мама? Как она объяснила его решение? Давай!

Павел подумал и начал:

– Да, мы прилетели. Дети устали в дороге. Мы их накормили, уложили, сами поели и рухнули. В общем, тогда ни о чем таком не говорили. Все произошло на следующий день. За завтраком папа сказал, что никакого юбилея не будет. Его день рождения отметим прямо тем же вечером, пусть и досрочно. Мы, конечно, протестовать начали, а папа только улыбнулся и сказал: «Так надо!» Вы же его, Владимир Николаевич, знаете. Он человек очень добрый, мягкий, деликатный, но внутри у него титановый стержень. Если он что-то решит, то переубедить его невозможно. Когда он ушел с детьми играть, мы с Ленкой к маме с расспросами бросились. У папы же никогда ничего не узнаешь, если он сказать не хочет. Но она тоже ничего объяснять не стала. Уже вечером, за столом, папа сказал, что нам нужно будет завтра же улететь обратно, причем вместе с мамой. Судя по тому, что она не возражала, они обо всем заранее договорились. Тут мы за маму всерьез принялись. Она сначала отнекивалась, а потом призналась, что папе нужно решить одну очень серьезную проблему. Он хочет, чтобы мы все в это время были в безопасности. Мы думали, что это как-то с деньгами связано, стали их им предлагать, но она сказала, что тут дело в другом. С папой же не поспоришь. Вот мы на следующий день все вместе и вернулись в Америку.

– Может быть, вы в аэропорту или в самолете о чем-то беседовали? – подключился Гуров. – Пожалуйста, постарайтесь вспомнить дословно, что говорила ваша мама. Естественно, нас интересует только то, что связано с Ильей Павловичем.

Павел задумался, потом сказал:

– Конечно, все, что произошло, было очень странно. Мы с сестрой это обсуждали, маму расспрашивали. Но она только отмахивалась.

– Пожалуйста, сосредоточьтесь, – попросил Лев Иванович. – Не связывала ли она тот день, когда Илья Павлович впервые вернулся домой расстроенным, с каким-то событием? Например, ходила к зубному врачу. Какой-то цветок в саду распустился. Собака на участок забежала. У соседей были гости и сильно шумели. Поймите, нам нужна точка отсчета. Если мы будем знать, в какой именно день ваш папа получил информацию, так расстроившую его, то сможем определить место, где именно это произошло. Отталкиваясь от этого, мы будем искать человека, от которого ваш отец получил эти сведения. В общем, это уже наша кухня. От вас требуется только вспомнить.

– Но ведь можно у мамы спросить, – заметил Павел.

– Мы с ней уже разговаривали. Она разволновалась, и ей стало нехорошо. Так что Елена нас больше к Ирине Дмитриевне на пушечный выстрел не подпустит, – сказал Щербаков и развел руками. – Может быть, ты попробуешь с сестрой поговорить? Мы ей уже объяснили. Теперь ты сам пойми!.. Пока Илья Павлович в больнице, он в безопасности, но как только окажется дома, на него могут снова напасть. Нам нужно найти преступников до того, как его выпишут. Мы тут подготовили несколько вопросов, которые очень важны для дела. Ты их сестре перешли, пусть она осторожно узнает все у мамы, а потом тебе сообщит.

– Если Ленка упрется, то ее не сдвинешь. У нее папин характер. – Павел вздохнул и достал свой планшет. – Давайте попробую. Я ей сначала вопросы перешлю, а потом уже поговорю. Если она заранее будет знать, что от нее надо, то вообще ничего читать не станет.

Пока Павел печатал вопросы, чтобы отправить их сестре, остальные негромко переговаривались.

– Сказочный характер у дамочки, – заявил Крячко.

– Знали бы вы, как она нас с Пашкой в детстве гоняла! – поддержал его Геннадий.

– Дочь волнуется за здоровье матери, – возразил им Щербаков.

– Лучше бы она за здоровье отца волновалась, – возразил Гуров. – Мать рядом с ней, в безопасности, а вот отец!..

– Ничего, Лев Иванович, отстреляемся! – заверил его Смирнов.

– Все, – услышали они голос Павла. – Я ей вопросы отправил, теперь остается только немного подождать, пока она их прочтет, и можно звонить.

Минут через пять он связался по скайпу с сестрой. Все стали невольными свидетелями их разговора.

– Тебе тоже не терпится мать в гроб загнать! – бушевала Елена. – Дайте вы мне ее спокойно на ноги поставить!

– Если с папой что-то случится, она тебе этого никогда в жизни не простит, и ты это прекрасно знаешь, – заметил Павел.

– Черт с тобой! Жди. Перезвоню, – буркнула она.

Они покорно ждали. Когда раздался звонок, все невольно вздрогнули. Напряжение в комнате витало нешуточное.

– В общем, так! Я выяснила основное, а остальное потом как-нибудь. Все началось в тот день, когда папа приехал домой с книгой про Бехтерева. Мама думала, что он тут же начнет ее читать. Отец любит такую литературу. А он положил книжку на стол и, кажется, даже забыл о ней. Вот мама и начала ее сама читать, а потом с собой в дорогу взяла. Именно с того дня папа стал задумчивым и рассеянным, отвечал невпопад, не спал по ночам. Где-то дня за два до нашего приезда он долго сидел за ноутбуком, причем не играл, как обычно, а читал что-то. Потом отец пошел к Кондрашову, вернулся и сказал: «Я не собираюсь рисковать свободой, своим добрым именем и будущим детей с внуками из-за этих мерзавцев». Мама попробовала выяснить, что случилось. Папа ей ответил, что это его проблема. Он сам ее решит, но должен быть спокоен за семью. Поэтому мне с Пашкой придется тут же уехать, и ей с нами. Это все. Когда маме станет лучше, я попробую еще с ней поговорить, если что-то узнаю, позвоню сама. А теперь мне нужно все-таки поработать. – Не дожидаясь ответа, Елена отключилась.

Все перевели дыхание.

– Наконец-то хоть что-то определенное появилось, – с облегчением произнес Гуров. – А Кондрашов нам окончательную ясность внесет. Пусть только попробует сослаться на адвокатскую тайну! Геннадий, набери-ка его!

Смирнов мигом нашел нужный номер, позвонил и передал смартфон Гурову.

Лев Иванович представился и проговорил:

– Александр Иванович, к вам за консультацией обращался ваш сосед Илья Павлович Осипов. Скажите, пожалуйста, какого числа это было и что конкретно его интересовало. Предупреждаю сразу, что речь идет о его жизни, поэтому будьте благоразумны.

– Конечно же, я расскажу все, что знаю, но не думаю, что смогу вам чем-то серьезно помочь, – ответил Кондрашов. – Видите ли, из-за своей работы Илье иногда становятся известны неприглядные стороны жизни его пациентов. Но прежде он работал официально и обязан был соблюдать врачебную тайну. Никто никаких претензий к нему иметь не мог. Сейчас Осипов на пенсии, у него другой статус. Он был у меня седьмого числа. Ничего конкретного мне не сказал, но его интересовала триста шестнадцатая статья нашего Уголовного кодекса, увы, весьма несовершенного. Речь в ней идет об укрывательстве преступлений, заранее не обещанном. Как я понял, он сначала сам попытался разобраться в этом вопросе, но не смог, вот и пришел ко мне. Если бы Осипов сообщил мне хоть какие-то подробности, то я, не сомневайтесь, рассказал о них вам. Но он просто попросил меня максимально подробно объяснить ему, что это за статья, и я это сделал.

– Что-то в этом духе мы и предполагали. Спасибо вам, Александр Иванович. – Гуров вернул смартфон Смирнову и ответил на безмолвный вопрос окружающих: – Триста шестнадцатая.

– Что и требовалось доказать, – со вздохом проговорил Владимир Николаевич.

– Не понял, это что? – спросил растерянный Павел.

– Не бери в голову, все равно не поймешь, – посоветовал ему Крячко.

– Что ж, будем расчищать рабочее пространство, – решительно сказал Щербаков. – Павел, я сейчас дам тебе человека с машиной. Он отвезет тебя домой, ты соберешь вещи. Потом вы отправитесь в аэропорт, и ты вылетишь в Штаты первым же рейсом. У тебя ведь билет с открытой датой?

– Да, – растерянно ответил тот. – Но…

– Без всяких «но»! – решительно заявил Владимир Николаевич. – Твой отец знал, что делал, когда велел всем вам улететь в Америку. Как бы ты здесь под раздачу не попал.

– Я собирался снять деньги для папы, – напомнил Павел.

– В аэропорту банкоматы есть. Снимешь, отдашь человеку, который будет тебя сопровождать, а он передаст их Геннадию. Можешь не сомневаться, ни цента не пропадет.

Щербаков вызвал по селектору какого-то Рябова. Через несколько минут в кабинет вошел молодой мужчина и выслушал все указания начальства. Потом он и Павел ушли.