Глава 30
Воскресное утро. Небо затянуто серыми облаками, мешающими солнцу пробиться к земле. Я сижу на стуле, откинувшись на спинку, задумчиво потягивая кофе и рассеянно созерцая лужайку перед домом. Если бы Рекс мог увидеть сейчас, он бы выдернул из-под меня стул, отвесил бы пощечину, причем такую тяжеловесную, что сбил бы с ног. Но именно поэтому я и развалился на стуле так вольготно. Если бы вот так же можно было откинуться на стены дома и сломать таким образом задние ножки у всех стульев, я бы проделал эту штуку со всей дюжиной, которую он когда-то приобрел.
Из-за угла, легко шагая, показался Моз. От него пахло бензином и свежескошенной травой. Сняв шляпу, он вытер лоб платком и сел напротив на кирпичное ограждение портика. Взглянув на подъездную дорогу, он тихо произнес:
– Вот пришел с дальнего конца пастбища.
Что-то в его тоне дало мне понять, что он сейчас не расположен шутить, и я наклонился вперед, и теперь все четыре ножки стула стояли прочно на земле.
– И там очень пахло табачным дымом.
Я наклонился поближе.
– Так что я потихоньку оттуда ушел, не выключив мотор трактора, и пробрался через лес, следуя за этим табачным ароматом.
Я встал и подошел к Мозу, а он, глядя на меня, продолжал:
– В седане сидел мужчина и курил. Рядом на приборной доске лежали бинокль, блокнот и мобильный телефон, а на заднем сиденье стояли три пустых кофейных чашки.
Моз встал, поставил ногу на кирпичную ограду и оперся о колено локтем:
– Я постучал по стеклу, и он, увидев меня, сразу уехал.
– Ты заметил номер машины?
– Ага… Ты не думаешь, что надо кого-нибудь нанять? Последить?
– Наверное, не стоит.
Моз встал, выпрямился и направился к трактору.
– Но, может, вам троим нужно отсюда уехать? – прошептал он, натягивая шляпу.
Я снова прислонился к стене и как раз в эту минуту услышал звук приближающегося автомобиля, отчего волосы у меня на затылке встали дыбом и я вспомнил о своем дружке «Гринере», однако почти сразу же убедился, что в нем нет необходимости. Это был рекламный грузовик, на котором развозили товары на продажу – белый, но раскрашенный полосами всех цветов радуги и с тремя оранжевыми фонариками, укрепленными над местом водителя. С некоторым усилием, покачиваясь на довольно изношенных шинах, он подъехал к дому – тормоза у него тоже были не первой молодости. Из выхлопной трубы валил белый дым, а переднее стекло, как раз перед местом шофера, покрылось еле заметными трещинами. Ну, а в остальном, если, конечно, не обращать внимания на подобные мелочи, можно было считать, что это средство передвижения в полном порядке. Грузовик одолел подъем, а я перестал балансировать на трех ножках стула и встал: одно дело увидеть такую машину на дороге к Уэверли, и совсем другое – узреть ее около своего дома в 7.30 утра, в воскресенье.
Водитель дважды объехал дом, изо всей силы гудя и включив на полную мощность громкоговоритель, а потом, лязгая, остановился у нижних ступенек. Припарковавшись, он включил радиостанцию «Развлекатель» и нацелил микрофон в мою сторону, так что мощные звуковые волны вполне могли сбить с ног. Одет он был (да и выглядел), как клоун: рыжие волосы, выбеленное лицо, ярко-красная улыбка, такого же цвета накладной нос, а ноги облачены в полосатые панталоны. Одним словом, приезжий представлял несравненную мишень для «Гринера». Мотор он не заглушил, наполнив ближайшее пространство выхлопными газами и оглушительными звуками музыки, которая чем-то напоминала колыбельные песенки. Пальцы шофера крепко сжимали руль, а на входную дверь он поглядывал с явным интересом.
Я сошел по ступенькам вниз и смотрел на него, наверное, тем же тупым взглядом, как на Кэти, когда она взяла меня на мушку при нашей встрече на большой дороге. Я приблизился, а он подпрыгнул на месте, поправил парик и сбившийся набок нос:
– Уж очень жарко у нас сегодня, – приветствовал он меня, – а как называется это место?
– Местные жители называют его Уэверли, – и, щурясь, я исподлобья окинул его взглядом, – а мы – те, кто здесь живет, – прозвали его «чистилищем».
– Ну, если чистилище на том свете выглядит так же классно, то я бы хотел здесь немного пожить. Запишите меня на очередь.
– Вам надо было бы видеть этот дом раньше, – возразил я, прислонившись к машине, – вы бы тогда наверняка изменили свое мнение!
– Но, может, я смогу быть вам чем-то полезен? – поинтересовался он, потирая руки.
Этот человек явно был непоседой, он все время суетился и дергался, но эта суетливость не производила впечатления нервозности, нет, это была суетливость деловитая. Он сам прервал паузу: начал перечислять свои товары и цены на них, наверное, им самим же и установленные.
– У меня есть тянучки, фруктовое желе, мороженое в ореховой присыпке и без нее, эскимо, – он оглянулся назад, словно еще что-то хотел вспомнить, – а еще есть двадцать семь видов жвачки и леденцов, которые пользуются большим спросом. Кроме того, есть еще всякие смузи, и другие сорта мороженого, и шербет, и прибор для выдувания воздушных мыльных пузырей. А если вы сторонник здоровой пищи, как и я сам, то могу предложить вкусные обезжиренные йогурты.
Он снова потер руки и вытаращил глаза, предвкушая неминуемые покупки.
Я уже собирался поинтересоваться, а известно ли ему, который сейчас час, но вдруг услышал шаги, медленные, тяжелые и целеустремленные. Мне и оборачиваться не надо было, я и так знал, кто это идет.
Мэтт обошел машину торговца, тщательно, чтобы не ускользнула от внимания ни одна мелочь, разглядывая ее. На руках у него были резиновые перчатки, а из кармана торчала бутылка чистящей жидкости. Он вытащил ее, сбрызнул переднее оконце грузовичка и почистил его, затем перешел к другому и тоже сбрызнул и начал оттирать тряпкой.
– Спасибо, приятель, – приветствовал Мэтта паренек, – даю тебе на все мои товары пять процентов скидки.
Мэтт достал из кармана горсть четвертаков.
– Хочу купить два эскимо, два сдобных рожка с бананами и упаковку леденцов «Большие и красные».
– Обычных или особо подслащенных? – спросил паренек стремительно.
– И тех и других, – немного подумав, решил Мэтт.
Паренек быстро облил жидким шоколадом два больших конуса на палочках, полил их сиропом, посыпал орехами, завернул каждый в салфетку, достал из корзинки над головой сгущенку коричневого цвета и замороженные банановые кружочки. А у меня тем временем от выхлопных газов уже начала кружиться голова.
Паренек, высунув руки из окошка, подал Мэтту его покупки и в уме подсчитал:
– Учитывая налог с продажи – с вас 7 долларов 80 центов.
Мэтт высыпал горсть четвертаков в ладонь клоуна и сказал:
– А вы мне должны четырнадцать центов сдачи.
– Спасибо, приятель. – и паренек, порыскав в кармане, вручил Мэтту пять центов и пенни. Мэтт отошел на пару шагов, сел на нижнюю ступеньку лестницы и начал аккуратно, не торопясь, облизывать со всех сторон шоколадное эскимо. Я повернулся к пареньку, который теперь, получив тридцать два четвертака, улыбался еще шире и уже собирался предложить мне ассортимент своего грузовичка, когда вдруг послышались еще шаги: кто-то шел легко, припрыгивая, а тот, кто рядом с ним, – медленно, но тоже легко.
К нам подбежал Джейс, вскочил на заднее колесо, подтянулся к оконцу и лег подбородком на самый край:
– А я тоже люблю шоколадное, и без присыпки, и… – но тут он потерял равновесие и непременно упал бы, если бы я не подхватил его на лету. Однако, даже глазом не моргнув, он завершил пожелание: – И с вишневой поливкой. – А когда я поставил его на землю, он вежливо поблагодарил: – Спасибо, дядя Так!
Кэти стояла с пятидолларовой бумажкой в руке. Клоун протянул ей в окошко пакет со сладостями, которые приглянулись Джейсу:
– И что-нибудь для вас, мэм?
– Вы сказали, что у вас есть прибор для мыльных пузырей?
Паренек кивнул и сноровисто вытащил из специального отделения коробку. Да и вообще он без труда мог достать из разных укромных мест все, что было угодно покупателю, даже не вставая: все в автомобиле было в пределах досягаемости. Он, наверное, сам спланировал самое удобное для себя оперативное пространство, очевидно, изучив специальное руководство по наиболее оптимальному использованию места и времени.
– Спасибо, – поблагодарила Кэти, но он обратился ко мне:
– С вас 3 доллара и 79 центов, сэр.
– О, да, да, верно. – и я сунул руку в карман, но там было пусто, и я поискал деньги во втором, но там их тоже не оказалось, а Кэти рассмеялась и подала пареньку пятидолларовую бумажку и отрицательно махнула рукой, когда он пытался вручить ей сдачу: доллар и какую-то мелочь.
А пока я с озадаченным видом стоял у оконца, торговец достал из-под сиденья зеленый термос, взял у меня пустую чашку и налил кофе.
– У вас выдался знатный денек! – сказал он, прыгнув на скрипучее сиденье впереди, завел мотор и тронулся с места в карьер. Осыпав наши ноги мелкой галькой и наполнив наши легкие угарным газом, он укатил, а мы вчетвером уселись на ступеньке главного входа и принялись лизать, сосать, пить всевозможные лакомства и вообще наслаждаться жизнью, вдыхая уже чистый воздух. За всю мою бытность в Уэверли я никогда еще не видел, чтобы машина с мороженым осмелилась въехать на нашу подъездную дорогу, однако трое из нашей четверки вели себя так, словно такое случается ежедневно.
Мэтт прикончил одну порцию мороженого и начал снимать обертку с бананового десерта.
– Доброе утро, Мэтт, – обратился к нему я, но он даже не взглянул в мою сторону, так был поглощен своим занятием. Он мог простудиться, жуя холодный десерт, к тому же он сразу отхватил половину, словно это был кусок бифштекса, хотя от него, наверное, даже зубы мерзли. Откусив три-четыре раза, он быстро доел его.
Поднеся ко рту последнюю порцию холодного лакомства, Мэтт помедлил и, скосив взгляд в сторону, заметил, наконец, прижавшегося к его боку Джейса. Он посмотрел на меня, потом на Кэти и отодвинулся от мальчика дюйма на три влево, но Джейс, не обратив на это никакого внимания, опять придвинулся к Мэтту, продолжая слизывать шоколад со своего мороженого. Мэтт опять быстро взглянул на Кэти, потом на меня и, наконец, на Джейса, и лицо его исказилось: теперь оно выражало беспокойство и страх. Пока Джейс размазывал по щекам шоколад, Мэтт встал, переступил через мои ноги и сел подальше, а Джейс, увлеченный тем, что можно было назвать завтраком, расправил пошире плечи и с аппетитом вонзил зубы в шоколадную плоть рожка. Кэти подсела к Джейсу, оперлась спиной о вторую ступеньку, посмотрела вслед клоуну, покидавшему пределы Уэверли, а потом опустила соломинку в бутылочку с газировкой.
Покончив с едой, Мэтт собрал в охапку все обертки. От него пахло амбаром, но я не знал, как ему сказать о дурном запахе, исходившем от него.
– Послушай, Мэтт, – наконец сказал я, – давай принесем новый нагреватель воды для амбара. Мне все равно придется туда идти. Да и вообще там надо будет кое-что взять.
Мэтт подозрительно оглянулся, кивнул и пошел со мной мимо дома, стягивая на ходу резиновые перчатки. Я не врач, но уже понимал, что он катится по наклонной плоскости, с каждым днем становясь все более замкнутым. На его лице все чаще на длительное время появлялось выражение страха. Гибби ведь предупреждал меня об этом, но я еще пребывал в некоторой растерянности и не знал, что предпринять.
Джейс уплел завтрак за обе щеки и побежал искать велосипед, а Кэти стала пускать мыльные пузыри, иногда поглядывая на меня, и пузыри роились вокруг в своем воздушном танце. Некоторые опускались на дорожный гравий, другие садились мне на ноги, а один, прежде чем взмыть вверх, в объятия кипариса, коснулся моей щеки. Кэти замурлыкала себе под нос какую-то песенку, а пузыри летели все выше и выше.
* * *
Я долго не видел Мэтта после завтрака и со временем начал беспокоиться. В два часа дня я отправился в амбар, где Кэти и Джейс играли в салочки, но и там Мэтта не оказалось. Я накинул поводья на шею Глю, и мы с ним совершили тайную экскурсию на пастбище. Никого не было и в ущелье, а также у подножия креста, сооруженного Мэттом, и в церкви Святого Иосифа, так что мест, где бы он мог находиться, осталось раз-два и обчелся. Я сделал передышку, чтобы как следует поразмыслить: на северной стороне пастбища кроме собачьих конур стояла еще старая скотобойня. Заросшая диким виноградом, разнообразными сорняками и высокой, до пояса, травой, она практически исчезла из виду, и различить можно было только белую цинковую крышу на четырех деревянных столбах – под ней находился котел, достаточно большой, чтобы в нем, лежа, мог уместиться человек. Котел был вмонтирован в кирпичное основание примерно около четырех футов в ширину, восемь – в длину и в три фута высотой. Все это представляло собой довольно удобный резервуар, пригодный для мытья, если, конечно, вас не смущала мысль о его прежнем предназначении. Внизу, в кирпичном фундаменте, находилось углубление, где можно было развести огонь и согреть воду для мытья свиных туш. Мы с Мэттом детьми иногда играли в этом резервуаре, но редко. Независимо от того, насколько тщательно его мыли, в нем все равно сохранялся запах мертвечины. Таков уж этот запах, неподвластный мытью, он существует вечно.
Я остановился, прислушался и уловил звук: было похоже, что кто-то колет дрова. Я направил Глю в ту сторону, откуда доносился звук, теряясь в догадках, чем же Мэтт теперь занимается.
«Такер, вы с Мэттом не слишком отличаетесь от всех остальных».
Я остановил Глю и осмотрел все пастбище.
«Мэтт сейчас на краю пропасти, которая называется безумием, и пропасть эту неимоверно трудно преодолеть, но сейчас в руках Господа не его судьба, а твоя. Ты стоишь на краю той пропасти, что называется “жизнь”, и единственный способ ее преодолеть – не позволять твоему прошлому определять твое будущее».
Я прислонился к Глю и громко возразил:
– Мисс Элла, каждый раз, когда у меня находится достаточно сил, чтобы снова начать надеяться, все оборачивается разбитыми надеждами и сердцем, разорванным в клочья. И уж вам-то это полагается знать больше, чем кому-то еще.
«Да, дитя мое, и я знаю, как это больно, но я видела однажды двойной удар в одной из твоих финальных игр, когда ты забил мяч прямо в центр. Так почему же твоя жизнь столь отличается от твоей игры?»
– Потому что в бейсбол я играл хорошо.
«Но ты и жить сумеешь неплохо, если похоронишь и простишь кое-что из прошлого».
– У каждого своя точка опоры, своя гавань, свой якорь, мисс Элла.
«Прощай людей, и твой Отец Небесный простит и тебя. Но если не простишь, то сам от этого и пострадаешь».
– Мисс Элла, я ведь другой человек, чем вы, и эта религиозная проповедь кажется мне пустой болтовней.
«Тот, кто верует в Меня всем сердцем, преодолеет бурное море бытия».
– Вы полагаете, что можете ответить на все вопросы, не так ли?
«Нельзя скрыть из виду тот град, что построен на холме».
– Я прекращаю наши разговоры до тех пор, пока вы не начнете изъясняться на простом английском языке.
«Ибо вам говорю…»
– Да знаю я, знаю, что последует дальше… «Ибо ничто не разлучит нас».
«Ни жизнь, ни смерть, ни…»
Но я, отрицательно покачав головой, закрыл уши руками и стал что-то напевать себе под нос. Я пошел прочь, а Глю поплелся за мной. Бесполезно было спорить с мисс Эллой, когда ее одолевало подобное настроение. И не надо было обладать таким уж гениальным умом, чтобы понимать, насколько она сейчас воспарила духом. Я бы совсем не удивился, узнав, что ангелы выбрали ее запевалой своего небесного хора.
Подойдя к бойне, я привязал Глю к одному из четырех столбов, пробрался под навес, преодолев сопротивление зарослей, и увидел Мэтта, который отчищал сточный резервуар, а вокруг летали мыльные пузыри, и от воды поднимался пар. Железные заслонки были распахнуты, и неяркие языки пламени лизали дно небольшого котла. Не знаю, нагрелась ли вода до нужной температуры, но пар свидетельствовал о том, что она достаточно тепла.
– Ты в порядке?
Мэтт кивнул.
Я обошел резервуар и попробовал пальцами воду. Да, она была вполне теплая. Мэтт мог быть сумасшедшим, но за короткий срок пребывания в Уэверли он уже соорудил и нечто вроде плавательного бассейна и джакузи. Я сорвал ветвь дикого винограда с одного из столбов.
– Тебе ничего не нужно?
Мэтт покачал головой и намылил руки.
– Давай встретимся в половине шестого?
Он снова кивнул, а затем нырнул, вынырнул и начал намыливаться. И все это он проделывал, очевидно, не в первый раз – о том свидетельствовали почти пустые бутылки из-под жидкого мыла и груда пепла под резервуаром. На этом я его и оставил, а сам побрел к амбару, где влез на сеновал и подсчитал, сколько у Мэтта осталось пилюль.
Когда я вышел из амбара, намереваясь подремать, меня остановил Джейс:
– Дядя Так!
На зеленой лужайке возле домика мисс Эллы на большом полотенце, закутав ноги одеялом, лежала Кэти и, щурясь от солнечных лучей, читала.
– Да, приятель?
– А у меня в пальце заноза, – и Джейс протянул левую руку, – а мама говорит, что вы сможете ее вытащить.
Я посмотрел на Кэти. Она поверх очков посмотрела на меня и возобновила чтение.
– Дай-ка взглянуть! – Мы уселись на траву, и я поднес его руку поближе к свету. У основания большого пальца на левой руке виднелась глубоко застрявшая заноза. Я нажал легонько на кожу вокруг – определить, можно ли извлечь занозу, не причиняя боли. Нет, она застряла глубоко, и Джейсу будет больно.
– А ты можешь терпеть боль?
Вместо ответа Джейс крепко сжал левое запястье, взглянул мне прямо в глаза и храбро кивнул.
Положив его руку к себе на колено, я извлек свой армейский нож и раскрыл лезвия.
– Уверен?
Он напряженно следил за моими действиями, но не дрогнул.
Заноза засела глубоко, пришлось подцепить кожу вокруг и сдвинуть ее, чтобы вытащить. Он заморгал, но держался изо всех сил и ни разу не попытался отдернуть руку.
– Может, теперь твоя мама придет на помощь? – но Джейс отрицательно мотнул головой, а Кэти, обернувшись, поддразнила:
– Спасибо, но я ненадежный товарищ в этих играх.
Я вытер кровь рукавом рубашки и поудобнее взялся щипчиками за кончик занозы, но она не поддалась – была слишком большая. Я снова потянул. Она дрогнула, но все еще торчала в мякоти пальца. Джейс прикусил кончик языка и крепче сжал правой рукой левое запястье. Я поудобнее обхватил щипчики пальцами, взглянул мальчугану в глаза и вытянул занозу длиной почти в сантиметр.
– Вот она, любезная!
– Дайте посмотреть. – и Джейс нагнулся вперед, а я вытер рукавом выступившую кровь.
– Но мы еще не закончили. Идем со мной. – и мы направились к домику мисс Эллы
– Держи руку прямо! – приказал я, вынул из аптечки над раковиной обеззараживающий пластырь и наклеил кусочек на небольшую ранку. – Вот так-то. Теперь порядок!
А он поднял вверх руку, словно знак личной доблести.
– Спасибо, дядя Так.
– А вот это на потом, – ответил я и сунул ему в карман бинт и коробочку с пластырем.
Сколько раз – наверное, больше тысячи – мисс Элла проделывала ту же процедуру и со мной.
Хлопнув себя по карману, он ринулся к двери, а потом к своему велосипеду.
«Дитя мое, ты хорошо с этим справился».
«Но у меня была хорошая учительница», – мысленно поблагодарил я мисс Эллу.