Глава 9

В кабинете генерал-лейтенанта Верхотурова – начальника управления специальных проектов Министерства обороны – царили грусть и тоска. Ужас произошедшего и его последствия для страны в целом и оборонной промышленности в частности было трудно переоценить. Присутствующие сидели за столом, пряча глаза, испытывая сильное желание провалиться сквозь землю. У генерала Верхотурова был такой вид, словно в следующее мгновение он извлечет из выдвижного ящика наградной пистолет и пустит себе пулю в голову. Тишина становилась непереносимой. Он молчал уже несколько минут. Вдруг резко поднялся, отодвинув стул, выдвинул ящик стола, но вместо пистолета извлек сигареты с зажигалкой, закурил, бросил зажигалку обратно и, задвинув ящик, устремил пронзительный взор на своих подчиненных. Если бы взглядом можно было жечь, они бы уже сгорели.

– Полчаса назад мне звонил министр, – со скрипом вымолвил Валерий Леонидович, – спросил, что это было? Теперь я спрашиваю у вас, товарищи офицеры: что это было?

– Конвой подвергся нападению, товарищ генерал-лейтенант, – севшим голосом проговорил заместитель генерал-майор Суханов. У него от волнения запотели очки, которые он обычно старался не надевать, а сегодня надел – видимо, в качестве защиты от флюидов. – Преступники знали о маршруте, поджидали в засаде. Применили гранатомет, против которого бронированный корпус оказался бессилен…

– Два гранатомета… – поправил белобрысый майор Беликов, заместитель начальника технического отдела управления.

– По уточненным данным, они похитили два блока «Дрозд», остальные уничтожили, – скорбно закончил Суханов.

Снова воцарилось молчание. Генерал Верхотуров яростно жевал сигаретный фильтр, не замечая, что сигарета сломалась и не курится. Присутствующие тоже помалкивали.

– А что скажет начальник транспортного цеха? – ядовито осведомился генерал, устремив пылающий взор на полковника Сергушина – руководителя групп конвоев сопровождения ценных грузов.

– Я могу сказать одно, товарищ генерал-лейтенант, – с усилием проглотил слюну полковник, – в моем отделе утечек быть не могло, я не понимаю, как такое вообще случилось…

– Вы уверены, товарищ полковник? – нахмурился начальник секретной части Павел Егорович Медынич – крепко сбитый молодой подполковник. – Разве о маршруте не знали диспетчеры, не знал старший конвоя капитан Белозеров?

– Капитан Белозеров мертв, – поморщился Сергушин. – Глупо обвинять его в том, что он сливал кому-то информацию. И, кстати, капитан Белозеров, равно как и остальные офицеры конвоя, не знал маршрут. Он получал указания от диспетчера, на какую дорогу свернуть, где ехать. Понимаете? Скажем, проехав Кольчугино, он еще не знал, попадет ли в Киржач или свернет раньше. Выехав к Покровке, он бы до последнего не знал, поедет ли на Электрогорск по М-7 или повернет к Орехово-Зуеву. Диспетчеры тоже не видели цельной картины, они менялись, информацию сообщал им лично я. За короткий отрезок времени, когда известна часть маршрута, диверсанты не успели бы устроить засаду.

– А устроили идеально… – пробормотал начальник технического отдела полковник Стерлинг.

– То есть знали маршрут, – обреченно вымолвил Сергушин.

– Я хочу знать, где могла произойти утечка, – сказал Верхотуров.

В кабинете царило безмолвие. О маршруте конвоя знали только присутствующие. Верхотуров вздохнул, подошел к окну, подверг пронзительному гипнозу стену здания напротив. Потом повернулся и, понизив голос, продолжил:

– Прошу понять меня правильно, товарищи офицеры. Я далек от мысли подозревать кого-то из вас, но где-то в вашем окружении произошла утечка или даже «слив», чем и воспользовался враг. Надеюсь, все понимают последствия этого происшествия? КБ «Куб» теперь можно закрывать, годовая работа насмарку, деньги выброшены на ветер. Обороноспособность страны под вопросом. Погибло больше десятка человек. Враг нагло орудует на нашей земле, причем не где-нибудь, а в часе езды от Красной площади. Моя голова полетит – это несомненно. Ваши головы полетят – это тоже не обсуждается. Всех нас ожидает большое уголовное дело – если не по обвинению в измене, то в халатности точно. С чем вас, собственно, и поздравляю. Исправить ситуацию уже невозможно.

– Прошу прощения, товарищ генерал-лейтенант, вы позволите? – поднялся майор Беликов, заместитель Стерлинга. – По поступающей информации, специальные подразделения еще ведут поиск преступников. Задействованы лучшие кадры. Возможно, им не удалось вырваться – наши службы сработали оперативно. Есть надежда, что диверсантов нейтрализуют и вернут похищенное. В конце концов, можно перекрыть границу, чтобы блоки не вывезли…

– Что вы хотите этим сказать, майор? – повысил голос Верхотуров. – Мы должны идти в церковь и ставить свечку? Чем бы ни закончилось это дело, наше управление показало себя с самой позорной стороны! О чем вы говорите? Блоки утеряны, и диверсантам теперь нужно быть совсем идиотами, чтобы выпустить их из рук! Существует масса способов передать их хозяевам! Посмотрите правде в глаза, майор, – это полный провал! Ладно, идите, не могу вас больше видеть… – Он махнул рукой и снова отвернулся к окну.

Участники совещания бесшумно поднимались, на цыпочках выходили из кабинета. Закрылась дверь с легким скрипом. Генерал повернулся и пристально уставился на нее. За несколько прошедших часов его лицо обострилось, стало серым, под глазами завелись круги. Он сел за стол, снял трубку телефона и коротко бросил:

– Зайдите!

Прошла минута, и в кабинет без стука вошел невысокий человек с бесцветным лицом – полковник Чибис из Седьмого управления ГРУ, занимающегося странами Североатлантического альянса. С этим немногословным малым генерал-лейтенант проживал на одной лестничной площадке, отношения имел пусть не дружеские, но вполне нормальные. Первый звонок, который он сделал после прослушивания «горячих новостей», – был звонок в Седьмое управление. Посетитель отодвинул стул, сел напротив генерала и, не моргая, посмотрел на него.

– Что? – разозлился генерал. – Это не я, неужели не понятно?

– Хорошо, Валерий Леонидович, это не вы, – покладисто кивнул Чибис. – Как скажете.

– Манера у вас, Виктор Павлович, – поморщился генерал. – Ладно, проехали. Вы все слышали?

– Я даже все видел, – улыбнулся Чибис, покосившись на фикус, венчающий шкаф. Он поднялся, извлек из горшка миниатюрное устройство, выключил и спрятал в карман. – Вы уверены, Валерий Леонидович, что это один из пяти? Давайте уточним еще раз… Ваш заместитель генерал-майор Суханов Олег Александрович, полковник из технического отдела Юрий Антонович Стерлинг, его помощник майор Беликов, начальник секретной части и ваш второй заместитель Медынич Павел Егорович, начальник 2-го отдела Сергушин Николай Дмитриевич…

– Я уверен, что это один из них, – кивнул генерал, – больше некому. Хоть тресни, Виктор Павлович, некому. Вольно или невольно – но это один из них.

– Сами кого подозреваете?

– Не представляю, – развел руками Верхотуров. – Всех знаю давно, все ответственные работники, хорошо себя зарекомендовавшие. Не хочу никого подозревать. Но слить информацию мог только один из них. Прискорбно, но факт. Всю компанию нужно взять под надзор. Прослушивать разговоры, отслеживать перемещения, выяснять, с кем общаются…

– Спасибо, Валерий Леонидович, – вкрадчиво улыбнулся посетитель, – за то, что подсказываете, как нам нужно делать свою работу. Я понял вас. Всего доброго.

Он поднялся и, делая отмашку правой рукой, зашагал к выходу. Вышел, не оглядываясь, мягко притворил дверь.

Наступало время решительных действий. Если не сегодня, то уже никогда. Он должен был это сделать, чтобы обезопасить себя от провала! Олег Александрович Суханов подошел к окну, глянул в узкую щель между косяком и шторой. Свет в комнате не горел, но он испугался, отступил – все равно могут заметить. Он прекрасно знал, что за домом следят. Их двое, в темно-синем джипе на парковке у парадного. И на окна четвертого этажа они внимательно посматривают. На кухне и в зале горит свет, значит, хозяин дома. В спальне темно. Хорошо, что супруга уехала на пару дней к подруге на дачу… Он на цыпочках отступил в глубину комнаты. Городской телефон прослушивался, сотовый тоже. Обложили. Но ничего, не один он такой. За всеми пятью следят, он ничем не лучше их. План был отчаянный, рисковый, но он должен был на это пойти. На кону свобода от надоевших оков, обеспеченная жизнь без забот и обязательств…

Голова лихорадочно соображала. Он сидел в домашних трико на краю кровати. Поблескивали настенные часы – на них падал свет из зала. Половина одиннадцатого вечера, время детское. Никого не удивит, если до часа ночи в квартире будет гореть свет…

Он отправился в полутемный кабинет, в секретном отделении письменного стола нащупал маленький телефон, к сим-карте которого никто не мог подключиться в принципе. Пару минут сидел с закрытыми глазами, набираясь смелости, потом открыл их и по памяти отстучал номер. Пошел гудок, абонент снял трубку, немного удивленный – номер входящего телефона был закрыт. Значит, и Медынича не услышат. Зафиксируют факт звонка, но не поймут, с кем он говорит.

– Добрый вечер, Павел Егорович, – сказал он спокойно. – Отдыхаешь?

– Кто это? – не понял подполковник Медынич – второй заместитель генерала Верхотурова. – Минуточку… Олег Александрович? Товарищ генерал – майор?

– Ладно, давай без субординации, мы сейчас не на службе. Ты дома?

– Да, Олег Александрович, дома… Что-то случилось?

– Ты один?

– Ну да, вы же знаете, я развелся с женой. Так что случилось?

– Да ничего, – разозлился Суханов, – кроме того, что нас с тобой подозревают в том, чего мы не совершали, за нами следят, собираются заводить уголовные дела, а я, кажется, знаю, кто «слил» западной разведке информацию о конвое, но не имею ни малейшего доказательства…

– Стоп, Олег Александрович, – среагировал Медынич, – вы точно это знаете?

– Знаю, Павел, – проворчал Суханов. – Мне кажется, что знаю. Но как доказать, не представляю. Обращаться в органы глупо. Подозреваю, что именно этот человек инициировал наблюдение за всеми нами и под кого-то из нас копает, чтобы свалить вину на непричастного и самому уйти от ответственности. Я реально не знаю, Павел, что делать.

– Минуточку, – опешил Медынич. – Так вы кого подозреваете? Уж не самого ли…

– Давай без фамилий, очень тебя прошу, – зашипел Суханов.

– А вы с какого телефона звоните? – запоздало сообразил Медынич.

– С секретного, – объяснил Олег Александрович. – Если хочешь, давай встретимся и поговорим. Может, подскажешь, как вывести этого гуся на чистую воду. Одна голова хорошо, а две лучше. Не могу сообразить, воображение отказывает, и здравый смысл буксует. Я чувствую, что это он, есть несколько косвенных улик и очень странное поведение…

– Вот, черт… Я тоже заметил, что за мной наблюдают… – Медынич понизил голос: – Я ведь тоже не пальцем делан, могу заметить возле охраняемого дома машины, которых раньше тут не было. А еще эти странные фоновые звуки в телефоне, щелчки… Послушайте, но нас же сейчас слушают, нет?

– Успокойся, эта линия закрыта. Ты готов поговорить, или мне звонить в ГРУ, чтобы эти дуболомы окончательно разодрали наше управление? А вдруг я ошибаюсь?

– По телефону вы не хотите…

– И как ты догадался, Павел, – желчно вымолвил Суханов. – В общем, подъезжай через сорок минут на Воробьевскую набережную. Я буду ждать на парковке напротив ресторана «Старт». Знаешь, где это?

– М-м… Да, примерно представляю.

– Сможешь отвязаться от наблюдения? Уйдешь из дома незаметно?

– Хорошо, Олег Александрович, постараюсь.

Вспотело все, что могло вспотеть – руки, ноги, голова. Теперь, главное, не напороть. Он начал лихорадочно собираться. Надевал самое неприметное. Облачился в длинную куртку со стоячим воротом, натянул на уши кепку. Плотно сложил дождевик, сунул в карман. На цыпочках подошел к двери, прислушался, посмотрел в глазок. Стало любопытно: «пасут» соглядатаи входную дверь или только вход в подъезд? А есть ведь еще и пожарный выход из подъезда – на другую сторону дома. Имеется также запасной выход из квартиры – дом элитный, навороченный, в нем много разнообразных помещений, лазеек и проходов. Но все перечисленное этим вечером было не для него. Олег Александрович отправился в дальнюю комнату, гостевую спальню, которая в повседневной жизни почти не использовалась. Комната выходила на торец здания, имела отдельную лоджию. С этой стороны могли и не следить. Людей не хватит, чтобы уследить за всеми окнами и балконами! Но на всякий случай он проверился. Выскользнул на лоджию, приник к балясинам, которые на этой стороне заменяли бетонную стенку. Под лоджией на земле была пустая площадка – дорожки разбегались от клумбы. Спрятаться было негде. Напротив – торец здания банка, лишенный окон, но имеющий гигантский рекламный плакат, восхваляющий надежность данного кредитного учреждения, лишенного в прошлом месяце лицензии. Табуретка уже имелась, он придвинул ее к правой стенке, взгромоздился одной ногой на табурет, другой – на гребень лоджии, стараясь при этом не смотреть вниз. Вцепился рукой в фигурный кирпичный выступ, поставил правую ногу на выступающий козырек. Толчок вперед – перепрыгнул на соседний балкон, который находился почти рядом. Балкончик не простой, технический. Дверь оказалась не заперта (напрасно брал с собой стамеску и перочинный нож) – и через мгновение он уже выскользнул в соседний подъезд. Там было тихо, лампочка горела этажом ниже, жильцы не подавали никаких признаков жизни. Он вышел из улицу и сразу шмыгнул влево, не выходя на подъездную дорожку, быстро зашагал вдоль фундамента. Парковку заслоняли кусты, вряд ли наблюдатели в машине что-то видели. Свернул за угол, дошел до следующего дома, проверился: за ним никто не шел – отлично! – и зашагал к ближайшей арке на улицу ловить такси…

Через тридцать минут он уже выходил из парка недалеко от Воробьёвской набережной. Горели фонари. Блики света плясали по Москве-реке. На другом берегу переливались огнями развлекательные заведения, рябила реклама. Здесь же было пусто и безлюдно. Прошла парочка влюбленных вдоль парапета, скрылась за деревьями. Олег Александрович зашагал к парковке, на которой стояло несколько машин. Он знал, какое авто предпочитает подполковник Медынич. Черный «Чероки» стоял на краю пустыря в зоне, куда не попадал фонарный свет. Пару минут он постоял за парапетом, наблюдая за округой. Павел Егорович Медынич, в сущности, не глупец, мог догадаться, что дело нечисто. Но Олег Александрович в этом сомневался. Заподозрить генерала Суханова? Всякие, конечно, чудеса случаются в жизни, но чтобы такой лояльный, исполнительный работник… Генерал посмотрел на часы. Нет, напрасны беспокойства. У Медынича просто не было времени на него «настучать»…

Усилился дождь. Олег Александрович закутался в дождевик, засеменил к машине. Дверь со стороны пассажирского сиденья была не заперта.

– Приветствую, Павел Егорович, – добродушно проворчал генерал, залезая в салон. – Фу, ну и погодка…

Подполковник Медынич сидел в напряженной позе, выжидающе смотрел на генерала, пальцы нервно постукивали по рулевому колесу. Лицо подполковника пряталось в тени, иногда по нему пробегали матовые блики. Выбор этого человека легко объяснялся личной неприязнью к генерал-лейтенанту Верхотурову, которую Медынич сравнительно успешно скрывал.

– Опаздываете, Олег Александрович, – пробормотал подполковник, – сами же сказали – через сорок минут.

– Прости, Павел Егорович, – виновато произнес Суханов, – пять минут – не страшно. Москва оказалась длиннее, чем я предполагал. Ты один?

– Как перст, – вздохнул подполковник. – Говорите, Олег Александрович, что вам известно?

Все чувства напряглись. Нет, не привел Медынич «хвоста». Не звонил никому – не тот экземпляр. Разговор, возможно, записывает на диктофон, но по собственной инициативе и для собственного же потребления. Телефон с диктофоном несложно изъять.

– Да подожди ты, – поморщился Суханов. – Тебя точно никто не видел? Никому не говорил о нашем разговоре? Пойми, подполковник, это важно, кто-то ведет против нас искусную игру…

– Вообще не понимаю, о чем вы говорите, – раздраженно выдохнул Медынич. – Я ушел из дома через заднюю дверь, уверен, что меня никто не видел и никто следом не ехал. О нашем разговоре никому не говорил – я похож на сумасшедшего? Не тяните резину, Олег Александрович, я сыт по горло этими драматическими паузами. Что вы знаете? – Он оторвал руки от руля и повернулся к собеседнику.

Игла шприца вошла в бедро, как в масло. Медынич прозевал момент, когда рука коллеги под прикрытием дождевика пришла в движение. Шок, элемент внезапности, и время выбить из себя эту штуку оказалось утеряно. Маленький одноразовый шприц был заполнен препаратом почти полностью. Быстрое давление на шток, поршень выдавил «лекарство» в тело – прошло не больше трех секунд.

– Ты что, падла? – Медынич дернулся, вырвал шприц, отбросил его и мгновенно все понял. Вскинул руку, чтобы схватить предателя за горло – тут-то все и началось. Мгновенный паралич мышц, закупорка сосудов. Концентрация сердечного препарата под названием «строфантин» была превышена в десятки раз. Объем дозы – в четыре. Препарат порвал организм в считаные секунды. Медынича затрясло. Лицо стало серым, изменилось до неузнаваемости, глаза полезли из орбит. Воздух в легкие уже не попадал. Закончилась короткая агония, он уронил лицо на руль.

Ничего не изменилось в окружающем пространстве. Олег Александрович глубоко вздохнул, сполз с сиденья, отыскал шприц. Строфантин выводится из организма за несколько часов, уверял знакомый медик, но если сильно превышена концентрация, могут остаться его следы в тканях. Генерал завернул шприц в носовой платок, убрал в карман. Он сидел, не шевелясь, и боролся с позывами выпрыгнуть из машины и бежать сломя голову. В округе было тихо. Случись засада, уже сбежались бы. Суханов наконец вышел из машины, обогнул капот. Тихо, никого… Так действуй же, тормоз! Он распахнул дверцу, опустил спинку водительского сиденья вместе с мертвецом, с трудом сбросил тело на пол и стал шарить в его карманах в поисках телефона. Отыскал его в нагрудном кармане куртки. А ведь действительно включил диктофон! Затем отсоединил регистратор, спрятал в карман. Деньги забирать не стал – суеверия работали. Покойник «прописался» под сиденьем, с улицы не видно. Олег Александрович быстро перекрестился, посмотрел по сторонам и сел за руль.

Через несколько минут он выехал на Мосфильмовскую улицу, свернул на Минскую, слился с ночным трафиком. Кутузовский проспект перешел в Можайское шоссе, проплыла сложная развилка с МКАДом. Суханов не гнал, соблюдал все правила. За Акуловом он свернул в поле, объехал лесок. За спиной остались огни какого-то безымянного населенного пункта. Он запоминал дорогу, но даже представления не имел, где находится. Снова просыпался страх. Буераки, какое-то озеро, ни одной живой души. Он старался забраться в самую глушь, куда крайне редко ступает нога человека. Объехал попахивающее гнильцой озеро, остановился у обрыва. Вышел, опасливо приблизился к краю, глянул вниз – до воды метра полтора. Ох, не генеральское это дело… Олег Александрович вытащил тело из машины, бросил на землю. Отыскал в багажнике старый диск от колеса, там же нашел веревку, привязал тяжелый диск к туловищу. Надрывался, перекатывая все это хозяйство к краю обрыва. Сбросил – фу!.. Несколько минут не мог отдышаться, утирал холодный пот. Немного успокоившись, перегнулся через обрыв – зеркальная гладь, ничего не торчало, словно так и было. Слава богу! Ну, все – главный вопрос решил. Теперь бы еще до Москвы добраться, избавиться от машины, пробраться в дом, минуя ищеек. А время уже второй час…

– Хорошо, товарищи офицеры, я вас понял. Ну, что ж, отрицательный результат – тоже результат. Отправляйтесь на свои рабочие места и постарайтесь помалкивать о том, что здесь услышали.

Генерал-лейтенант Верхотуров мрачно наблюдал, как озадаченные подчиненные торопливо покидают кабинет. Полковник Стерлинг осунулся и побледнел. Его заместитель Беликов глухо кашлял, старался держаться от всех подальше, жаловался на вирусную инфекцию. Полковник Сергушин был задумчив, как никогда. Генерал-майор Суханов без устали протирал стекла очков, был молчалив и подавлен. Новость о пропаже подполковника Медынича всех сильно удивила. Никто после работы его не видел, по телефону не общались. Вчера никто не заметил, чтобы он вел себя подозрительно. Резонных выводов делать не стали, каждый держал свой вывод при себе, но определенное чувство облегчения в воздухе витало.

Генерал недолго находился в одиночестве. В дверь негромко постучали, в кабинет вкрадчиво вошел полковник Чибис из ГРУ, без приглашения уселся в кресло.

– Не настало время делать выводы, Виктор Павлович? – раздраженным тоном обратился к нему Верхотуров.

– Ваш подчиненный тупо пропал, Валерий Леонидович. За домом наблюдали, но, к сожалению, не очень навязчиво, ему удалось скрыться. За машиной вообще не следили, она стояла на закрытой парковке, сторож подтвердил, что владелец забрал ее незадолго до одиннадцати вечера. Был ли он взволнован, имел ли при себе вещи, сторож не помнит. Машину – джип «Чероки» – обнаружили два часа назад на парковке вблизи Бережковской набережной. Ничего подозрительного, типа следов борьбы и тому подобного, в машине не нашли. На руле отпечатки пальцев Медынича – в базе их нет, но те же отпечатки, что на бардачке, приборной панели и вообще везде в машине. Немного странно, что на руле часть отпечатков немного смазана, но, возможно, он сам их стер, поглаживая руль. Машина была заперта, ключи отсутствовали. Вы знаете, что у вашего подчиненного украинские корни? Оба родителя родом с Полтавской области…

– Какая чушь, Виктор Павлович, – рассердился генерал. – У меня тоже украинские корни – мать родом с Днепродзержинска, супруга с Николаева. Если мы пойдем таким путем…

– Хорошо, согласен, – сделал миролюбивый жест Чибис. – Будем считать, что я ничего не говорил. Коллеги в полном недоумении. Секретарша признает, что Павел Егорович вчера был мрачен, но вел себя адекватно, никуда не собирался ехать. Еще интересный факт: мы сделали распечатку его звонков. Медыничу звонили в 22.34, разговор длился четыре минуты. Номер звонившего пробить не удалось – он закрыт, причем глухо.

– Звонок от хозяина? – предположил Верхотуров. – Приказ бежать, пока его не замели?

– Или пожелание, – пожал плечами Чибис. – Долго раздумывать Медынич не стал. Телефон его недоступен. Резонно напрашивается вывод, что он и есть вражеский информатор, сливший за рубеж данные о «Дроздах», грядущих испытаниях на полигоне «Южный» и маршруте конвоя, подробности которого были известны узкому кругу лиц еще почти за неделю. Достаточно времени, чтобы подготовиться к акции, Валерий Леонидович, как считаете? Спланировать, заслать группу, найти подходящее место для засады…

– Не позорьте меня, Виктор Павлович, – пробормотал, отворачиваясь, генерал. – Это обычная практика, мы всегда так делали. Вы правы, надо пересматривать сложившиеся установки, усиливать бдительность…

– Усиливайте, товарищ генерал-лейтенант, усиливайте, – с иезуитской улыбочкой отозвался полковник ГРУ. – Не запоздали бы только ваши меры… Хорошо, будем считать, что вашего «крота» мы вычислили. В розыск Медынич уже объявлен, будем надеяться, что не успеет свалить за кордон. Хотя, между нами, девочками, говоря… – глянул он на наручные часы, – с момента его исчезновения прошло больше двенадцати часов. Достаточно времени, чтобы на машине, не вызывающей подозрение, добраться до белорусской границы, до украинской и даже до границ стран Балтии. Правда, не исключаю, что он поехал совершенно в обратную сторону – на Урал, например, где его точно искать не будут…