Глава 25
И Эллиот рассказал ей. Он начал с отношений с Джайей, с того, что поначалу это был по сути ménage a trois. Они со Стейси были молоды и считали, что делить между собой одну любовницу – это нечто возбуждающее. Джайя предпочитала Стейси, но когда тот не стал торопиться обнаруживать свои чувства к ней, ушла к Эллиоту.
Приехав после одной из деловых поездок, Стейси получил от нее ультиматум – либо он женится на ней, либо она останется с Эллиотом. Поняв, что любит ее, Стейси в то же время разозлился на друга. Ему показалось, что Эллиот решил увести у него Джайю. Тогда Эллиот отошел в сторону, оставив их вдвоем.
Ему показалось, что на этом все закончилось. Вместе со Стейси он отправился на север, в Равалпинди, потом еще дальше, до границы с Афганистаном, чтобы встретить там торговца, который собирался перевалить через Гиндукуш и добраться до Самарканда. Теперь Эллиоту казалось, что нападение на семьи англичан, план отвести их в безопасное место и то, что Стейси бросил его на произвол судьбы, – все имело отношение к Джайе.
Рассказывая, Эллиот памятью возвращался в прошлое, чего старательно избегал все это время. К постоянным побоям, к той ночи, когда его руки привязали к столу и методично, один за другим, вырвали все ногти. Как они дубасили его железными прутьями, пока он не выдержал и завыл, и выл не переставая.
Иногда его вытаскивали из конуры в глубине тоннеля и заводили с ним разговоры. Эллиот немного понимал их язык. Диалект, на котором они говорили, напоминал тот, который был в ходу в северном Пенджабе. Они считали его английским шпионом и поэтому выспрашивали о сроках военного наступления. И не верили, когда он говорил, что не знает ничего и ему это все равно.
Пытки, чередующиеся с голодом или с полуголодным существованием, постоянная бессонница, закончившаяся стойкой потерей сознания, чуть не убили его. Тюремщики говорили потом, что ждали его смерти в любой момент и даже показали ему пропасть, куда собирались сбросить его тело. Дикие животные добрались бы до него там и растащили на куски. Позже мучители не раз угрожали сбросить его туда живьем.
Речь Эллиота была монотонной, он описывал ужас за ужасом, закрыв глаза, шевелились только губы. Все вокруг перестало существовать, он не слышал смеха снаружи, не чувствовал пола под ногами.
Он даже не ощутил тот момент, когда замолчал, и установилась тишина. Его глаза так и оставались закрытыми. Веки налились свинцом, их невозможно было поднять.
Затем Эллиот почувствовал запах розовой воды, которую так любила Джулиана, почувствовал, как она дотронулась до него. Тепло ее тела перетекало в него, но он все равно не мог открыть глаз, не мог протянуть ей руку.
– Я ничего не сказал им про тебя. – Эллиот крепко сжал губы. – Они допрашивали, они мучили меня, но я ни разу не назвал твоего имени. Ты была моей, моей тайной. Это единственное, что им не удалось отобрать у меня.
Джулиана засунула руку ему в рукав и погладила его.
– Наверное, я не заслуживаю этого.
– Ты была светом и жизнью. Ты была теплом, а я стыл в стуже.
Эллиот открыл глаза. Она была рядом, не дальше чем на толщину волоса. Его окутывали волны восхитительного аромата и тепла. От нее веяло жизнью и домом.
– Как тебе удалось сбежать от них? – спросила она, и голос ее задрожал.
– Они научили меня убивать. Когда я помог им рассчитаться кое с кем из врагов, их Главарь стал относиться ко мне лучше. Но потом один из них позавидовал мне. Он убил своего соплеменника и свалил вину на меня.
– О! – Джулиана положила ладони ему на грудь. Эллиот почувствовал их тепло сквозь ткань сорочки.
– Я знал, что они тут же придут за мной. Поэтому спрятался в темноте. Они прислали лишь одного человека, потому что не очень боялись меня. Надо было убить его до того, как он начнет кричать. Потом оставалось только переодеться в его одежду. В темноте я прокрался в туннель, где они держали оружие, и забрал свой винчестер и остаток патронов. Кто-то увидел меня. Я выстрелил в него и бросился бежать. Помчался в горы, не оглядываясь назад. Я плохо помнил себя в тот момент, но знал, что они где-то рядом, у меня за спиной. – Тут он коротко улыбнулся. – Но я был на высоте. Впрочем, как всегда. Я ускользал от них, как дикий зверь, прокладывая фальшивые следы, пересекая реки, и молился, чтобы невзначай не наступить на кобру и не умереть тут же. Я должен был вернуться домой, в смысле в Шотландию. Должен был! – Он убрал волосы от лица Джулианы. – Я должен был вернуться домой, к тебе.
Из ее глаз закапали слезы.
– Я так боялась, что ты пропал. Я думала о тебе каждый день, каждую минуту.
– Мне кажется, я чувствовал это. Я мог отчетливо видеть тебя даже в самой кромешной мгле.
– Как тебе удалось вернуться к себе на плантацию?
– Мне это совершенно непонятно, любимая. В какой-то момент я пересек границу с Пенджабом и продолжал идти внутрь страны. Вероятно, бессознательно двигался по направлению к дому. Махиндар рассказал, что нашел меня примерно в десяти милях от плантации, ползущего, полуслепого от болезни. Но он узнал меня.
Махиндар упал на колени рядом с ним и прижал к себе Эллиота, грязного и завшивевшего. Индус рыдал, раскачиваясь из стороны в сторону, и все время повторял: «Сахиб, я вас нашел! Я вас нашел!»
Эллиот с трудом припоминал кухню в доме на плантации, плачущих Камаль и Чаннан, восклицавших что-то. Они втроем кинулись за водой, едой, чистой одеждой и бритвой, чтобы сбрить колтуны в волосах на голове и в бороде. Он вспомнил, как они принесли показать ему Прити, которой уже было не два месяца от роду. Потом рассказали, что Джайя умерла, что Стейси бросил ребенка на них, а сам подался неизвестно куда.
Несколько недель с этого момента до выздоровления уже в Шотландии прошли как в тумане. Эллиот пребывал в оцепенении, ему казалось, что он видит сон.
Он вспомнил один день в доме Патрика в Эдинбурге, когда понял, что больше не может слоняться в спальне из угла в угол. И тогда у него родился план, как вернуть себя к жизни.
Джулиана положила ему голову на грудь, а Эллиот прижался щекой к ее волосам, прикрытым шарфом. У нее имелось все, чего не хватало ему, – красота, доброта и чувствительность. Когда-то он мог быть очаровательным, как она утверждает сегодня, а еще заносчивым и уверенным в том, что в его силах сразиться с целым миром и победить. Слишком поздно ему стало понятно, что он настолько же слаб, как те идиоты-англичане, которые решили устроить прогулку по афганским горам и которых он презирал, пусть даже обеспечивая им безопасность.
– Я не тот, каким был, – закончил он. – Иногда я благодарю Бога за это. Большая часть моего я осталась в тех пещерах. Мне не известен тот, кто вышел оттуда на волю.
– Ты – Эллиот, – сказала она. – Мой Эллиот.
– Только не такой, какого ты рассчитывала получить, да, детка?
Джулиана подняла голову. Ее глаза оставались влажными.
– Ты жесток к себе. Ты как раз такой, какого я хотела.
– Мне казалось, что, если я поселюсь в этом доме и женюсь на тебе, я выздоровею. – Эллиот все знал наперед. – Но из этого ничего не выйдет. Я уже не приду в норму.
– Нет, выздоровеешь, – уверенно возразила Джулиана. – Я знаю это.
Эллиот не разделял ее уверенности. Рассказ опустошил его. Не осталось даже надежд на будущее. Может, завтра все будет по-другому. Но сегодня…
Сегодня ему надо сыграть роль хозяина поместья, ввести в дом несколько дюжин гостей, чтобы они оценили, что он сотворил из него. Сегодня он будет танцевать со своей женой и представит всему миру женщину, которой владеет.
Эллиот приподнял ей лицо за подбородок и поцеловал.
Она встала на цыпочки, потянулась к нему всем телом. Все, что рассказал Эллиот, легло на нее черной ядовитой пеленой. Как человек мог пережить столько всего и остаться спокойным, вернуться к повседневной жизни – для нее это было непостижимо.
Если бы было можно избавить его от этого груза, она не задумываясь сделала бы это. Джулиана целовала его в губы, гладила по широким плечам. У такого сильного человека вообще не может быть изъянов. Он целиком придет в норму, и все станет на свои места. Она не могла представить его слабым.
Только такой сильный человек, как Эллиот, смог бы выжить в суровых испытаниях. Десять месяцев, проведенные в плену, забрали у него молодость, но не сломили его окончательно.
Ей вдруг отчаянно захотелось его. Она испытала прилив страсти не потому, что хотела насладиться им. Ей захотелось отдать ему себя, чтобы излечить. Она этого страстно желала.
Джулиана почувствовала его отчаяние, его боль, его страсть, когда он в ответ накинулся на нее с поцелуями. Он слишком долго пробыл один в темноте.
Сняв с нее шелковый шарф, Эллиот затем освободил Джулиану от шали, в которую она была укутана. Легкая ткань соскользнула на пол, едва коснувшись рук.
Он продолжил раздевать жену, каждый раз целуя ту часть тела, которая освобождалась от лифа, от юбок, от корсета. Он коснулся губами шеи, плеч, запястий, грудей, затем живота, когда спустил с нее комбинацию. А когда спустил с нее панталоны, наклонился и поцеловал в лобок.
Эллиот не задержался здесь, чтобы поласкать тайное место, но опять выпрямился, к ее вящему неудовольствию, и поднял с пола шелковый шарф. Джулиана думала, что он перенесет ее на кровать, но вместо этого Эллиот прикрыл ей шарфом голые ягодицы и спину.
Прохладная ткань коснулась тела, и по спине побежали мурашки. Потом, играя этим куском ткани, он провел им по ее груди и, не отрываясь, глядел, как от возбуждения у нее твердеют соски.
Спиной вперед он подвел ее к кровати и уложил на нее. Теперь шарф, играя, соскользнул вниз, коснулся живота, пощекотал волосы на лобке.
Поднеся шарф к губам, Эллиот поцеловал его, затем накрыл ее им, а сам принялся сбрасывать с себя одежду.
Вмиг сорочка и сапоги оказались на полу, и Джулиана с удовольствием разглядывала его, пока он шел к постели в одном килте. Подойдя, Эллиот отколол булавку на поясе и, распустив шотландку, кинул ее на кровать.
Наклонившись над Джулианой, поцеловал ее. Всем телом она потянулась к нему, но Эллиот отстранился. Вместо этого стал целовать ей шею, потом заведя ее руки за голову, лизнул один сосок, взял его в рот, зажав зубами и губами. То же самое сделал и с другим, не торопясь, потратив на этот больше времени. Слегка прикусил, вытянул его, потом отпустил и лизнул еще раз.
Он покрыл ей поцелуями живот, спустился вниз, поцеловал между ног. Джулиана с готовностью вскинула бедра, рассчитывая на большее, и удивилась, когда Эллиот перевернул ее на живот и поставил на локти и колени. Теперь она опиралась на шелк и шерсть. Оказавшись у нее за спиной, Эллиот раздвинул ей бедра, еще больше возбудив ее.
Джулиана почувствовала, как он прижался к ней. Ощутила грубую силу его желания. Она напряглась, не зная, как реагировать, и задохнулась, когда Эллиот резко вошел в нее.
Но не от боли, а от какой-то немыслимой радости. Его член был толст и огромен. Ощущение было запредельным. Джулиана подавила рвавшийся из нее крик. Все, она достигла пика наслаждения, а Эллиот еще только начал любить ее.
Он замер в ней на миг, давая возможность приноровиться к нему, к этой ее позиции, а потом начал двигаться вперед и назад. Все мысли вылетели у нее из головы. Джулиана полностью отдалась ощущениям – тому, с какой неистовостью и страстью Эллиот овладевает ею, как он бедрами хлопает ее по ягодицам, как решительно удерживает ее за талию. Жесткий килт и нежный шелк, на которых она стояла, натирали ей колени.
И дополнительное ощущение: пот с Эллиота капал ей на спину. Он издавал какие-то звуки. Не слова, а просто звуки, которые может издавать только мужчина в экстазе.
У нее засаднило горло, и Джулиана поняла, что это от ее собственных криков. Она подалась немного назад, чтобы быть еще ближе к нему, и услышала свой умоляющий голос:
– Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!
Эллиот задвигался быстрее, еще быстрее, и ей показалась, что она сейчас умрет. Он должен остановиться… Но она надеялась, что он все-таки никогда этого не сделает.
От пота их тела стали скользкими. Неопределенные звуки перешли в стоны. Затрещала кровать. Эллиот с силой навалился на нее, и Джулиана, всхлипнув, втянула в себя воздух.
В таком занятии любовью не было ничего ласкового и нежного. Но была грубая и брутальная страсть.
– О Господи! Джулиана! – Он вошел в нее в последний раз и разразился какими-то словами, которые прозвучали восхитительно и музыкально и которые она совершенно не поняла.
Потом он содрогнулся, содрогнулся всем телом.
Джулиана рухнула на постель. Колени горели огнем. Эллиот вышел из нее и рухнул рядом, дрожавшими руками прижимая ее к себе спиной.
Убрав волосы с ее раскрасневшегося лица, он поцеловал жену. Джулиана слышала, как громко колотится его сердце. Руки, обнимавшие ее, были горячими.
Легкий ветерок из окна обвевал их, остужая тела. Снизу доносились звуки продолжавшегося праздника. Она было задремала, это короткое занятие любовью оставило ее без сил. Ей еще не доводилось переживать такого быстрого подъема к пику наслаждения.
– Что ты сейчас говорил? – спросила она, имея в виду фразу, которую он произнес на языке, так похожем на тот, на котором разговаривал с миссис Далримпл.
Эллиот насмешливо улыбнулся и с нарочито тяжелым шотландским акцентом произнес:
– Ах, девочка моя, ты совсем не знаешь языка своих предков? Это гэльский.
– Правда? – Ее учили только английскому, отправили в английскую школу, и общалась она только с теми людьми, которые мечтали говорить на английском, потому что это был язык денег и успеха.
– Да, правда.
Она погладила его по руке, дотронулась до татуировки у него на бицепсе.
– Как ты ему научился?
– Я знаю много языков – гэльский, французский, немецкий, урду, хинди, пенджаби. Никогда не знаешь заранее, с кем придется общаться.
– А что ты сказал мне?
Эллиот чмокнул ее в висок. Теперь губы у него были мягкими и теплыми.
– Ты красивая. И теплая, других таких не бывает. – Потом добавил еще несколько непонятных слов.
Джулиана улыбнулась.
– А это что означает?
– Ты меня поцелуешь?
Ее улыбка стала еще шире.
– Да.
Она повернулась к нему, с удовольствием заметив, что глаза у него полузакрыты, а тело расслаблено, как у отдыхающего хищника. Эллиот опять поцеловал ее, приоткрыв губы. У нее снова возникло ощущение теплой близости. Потом он шепотом произнес еще какую-то фразу.
Джулиана погладила его по щеке.
– А это?
Эллиот взял ее ладонь в свои мозолистые руки, поднес к губам и поцеловал.
– Когда-нибудь я тебе это переведу.
Праздничный бал благополучно продолжался до того момента, пока старый Макгрегор не объявил, что исполнит танец с мечом.
Гости Джулианы прибыли из самого Эдинбурга. Среди них были и остальные члены клана Маккензи, и Джемма, а также грозный герцог Килморган со своей последней женой, леди Элинор. Не все они остановились в замке, гостевых спален пока не хватало. Поэтому Макферсон по собственной воле предложил им разместиться в своем гигантском доме.
Бал превратился в типичный сбор шотландских горцев. Мужчины надели килты. Из Хайфорта и из соседней деревни пришли волынщики и скрипачи. Местные мужчины и женщины вызвались помочь Махиндару и его семье на кухне, а также пополнить запасы еды и питья. В длинных летних сумерках многие из них присоединились к танцующим на лужайке перед домом.
Эллиот выглядел намного лучше, когда наконец спустился вниз, к гостям. На нем был праздничный килт, через плечо перекинута скатка из шотландки. в отличие от братьев Маккензи, он не стал облачаться в сюртук, поэтому вид у него был как у варвара-горца в старину.
Гости потекли в дом, чтобы поздороваться с четой Макбрайдов, поприветствовать Эллиота как представителя семьи Макгрегоров. Вот-вот должны были начаться танцы.
Что всегда заставляло сердце Джулианы сжиматься от счастья на праздниках горцев, так это то, что никого и никогда не нужно было уговаривать потанцевать и повеселиться. Партнеров уже выбрали, круги сформировали. Танцы начались!
Как недавние молодожены, Джулиана с Эллиотом открыли первый рил. До этого ей довелось танцевать с Эллиотом только один раз, на ее первом балу в Эдинбурге. Им выпал величавый вальс под звуки скрипок Штрауса. Теперь Эллиот демонстрировал настоящую грацию. В цепочке шагов он не пропустил ни одного, крутил Джулиану, отпускал от себя на вытянутую руку, подбрасывал ее вверх. И во всем проявлял чувство меры.
Вокруг них, смеясь и хлопая в ладоши, танцевали гости. Наибольший энтузиазм проявлял Дэниел Маккензи. С молодым задором он подпрыгивал выше всех и вертел дам быстрее, чем его дяди, которые были больше заняты своими женами. Не танцевал только Йен Маккензи. Он предпочел сидеть с женой и детьми и удерживал за руку сына, который рвался потанцевать.
Мак Маккензи не уступал своему племяннику Дэниелу. Он шел в танце с женой Изабеллой, которая, раскрасневшись, с сияющими глазами, улыбалась ему. Герцог Харт вел себя намного сдержаннее. Но в глазах, которыми он смотрел на свою Элинор, было столько любви, что Джулиана чуть не расплакалась.
Ей захотелось, чтобы их с Эллиотом соединяло такое же чувство, как братьев Маккензи с их женами. Тех между собой связывало полное доверие, уважение и любовь. Им нравилось быть вместе и глядеть друг на друга. При этом каждый из них ничем не поступался – ни своими желаниями, ни своими радостями. Но по двое они, казалось, становились сильнее, чем по отдельности.
Может, со временем, у нее с Эллиотом тоже так получится.
Бальный зал, который без штор на окнах и картин по стенам пока выглядел немного голо, вибрировал энергией. Музыка текла непрерывной волной, время от времени ее перекрывали веселые взрывы смеха. Макферсон потанцевал со всеми дамами, полный такого же энтузиазма, как молодой Дэниел.
Макгрегор, уже основательно заправившись виски, громко крикнул:
– Принесите мечи!
Хэмиш был тут как тут. Он вынес традиционный меч с ножнами и в свободном углу зала сложил их крестом. Эллиот прервал разговор с двумя своими братьями и Джеммой и направился к дядьке. Не успел он дойти, как Макгрегор махнул рукой волынщикам, и те заиграли.
Старик начал танец резво. Пусть прыжки у него получались не высокими, но зато ему удавалось быстро пристукивать ногой об ногу и наступать точно в углы креста. Скрипки вслед за волынками подхватили мелодию, взвинчивая темп.
Испуская громкие крики, Макгрегор попытался не отстать от них. Он перебирал ногами по сторонам клинка, подпрыгивая все выше и выше. Концы лент на его шотландской шапочке развевались. Гости разразились аплодисментами.
Но тут он промахнулся и наступил на лезвие. Меч выскользнул из-под него, нога подвернулась, и Макгрегор со всего размаха грохнулся спиной об пол.
Джулиана бросилась к нему на помощь, но ее опередил Эллиот. Старик позволил поставить себя на ноги, а потом отстранился:
– Не надо, племянник. Со мной все в порядке.
Тем не менее он дал Джулиане вывести себя из зала. И уже в коридоре начал брюзжать:
– Проклятый меч! Вот в наше время делали такие мечи, которые лежали и не двигались.
На свет вынырнула Камаль, которая схватила Макгрегора за руку и принялась ругаться по-пенджабски, время от времени вставляя известные ей английские слова.
Джулиана оставила их вдвоем. Ни на что не обращая внимания, Макгрегор навалился всем телом на Камаль, а та повела его по направлению к кухне.
Джулиана вернулась к Эллиоту, который наблюдал за ними от двери. Положив руку жене на талию, он ввел ее в свет и хаос бального зала.
Там в это время разгорелся спор о том, кто следующим выступит в танце с мечом.
– Эллиот! – послышался голос его старшего брата Патрика. – У тебя это отлично получалось.
– Десять лет назад, – стал отнекиваться Эллиот, но толпа загудела.
– Начинай, Макбрайд! – крикнул Маккензи, его поддержал Дэниел. Раздались аплодисменты и одобрительные выкрики.
– Ладно. – Эллиот поднял руки, призывая всех успокоиться. – Играйте медленно, – приказал он музыкантам.
Волынщики стали надувать мехи, заполнив комнату нестройными звуками. Когда они приготовились, Эллиот поклонился и начал.
Хоть он не танцевал несколько лет, умение вернулось к нему само. Эллиот сделал скачок влево, потом вправо, вскинул руку вверх для баланса. В прыжках прошелся вокруг креста, сложенного из меча и ножен, сначала влево, потом вправо. Прыжки высокие, килт взлетал в такт. Потом шаги внутри креста с носка на каблук, с полной ступни на носок. Внутри и снаружи, лицом и спиной, влево и вправо.
Толпа зашлась аплодисментами, мужчины кричали, подбадривая. Эллиот целиком отдался музыке, а ноги сами делали свое дело.
Какая все-таки странная вещь – память! Он не танцевал годами, а навык остался при нем, и его шаги снова обрели уверенность, как в далекой юности. Память хранила его прошлое в ожидании, когда он вновь обратится к ней.
Волынщики со скрипачами наддали жару. Эллиот не отставал. Взрыв аплодисментов. Одобрительные крики.
Музыканты совсем обезумели. Наконец он не выдержал. Кружась, отскочил от меча с ножнами и выпалил со смехом:
– Хватит!
Его перехватила Джулиана. Что за прекрасное чувство – отдаться в плен ее нежности. Вперед вытолкнули Дэниела, которому приказали, чтобы он показал всем, на что способен.
Юноша поклонился, подмигнул девушкам и приготовился. Он начал так же, как и Эллиот, – сначала вне креста, потом между клинком и ножнами. Его ноги замелькали туда и сюда. Когда музыканты заиграли быстрее, он тоже прибавил скорости, а Эллиот вместе с толпой криками подбадривал его.
– Дэниел хорош! – сказала Джулиана на ухо Эллиоту. Музыканты в это время наяривали изо всех сил, а Дэниел вытворял что-то немыслимое.
– Так ему восемнадцать, – сказал Эллиот. – А мне тридцать.
– Ты был вне конкуренции.
Он увидел, как лукаво улыбнулась Джулиана, как засияли у нее глаза, и поцеловал ее. Гости одобрительно загудели. В это же время Дэниел закончил танец. Поклонившись, он сверкнул улыбкой каждой юной девушке в зале.
Джулиана коснулась руки Эллиота.
– Сколько еще сердец он разобьет! Точь-в-точь как ты.
– Для меня существует только одна женщина на свете, – сказал Эллиот и поцеловал ее в уголок рта. А гости, жадно разглядывая их, снова одобрительно закричали.
Потом, много позже, когда одни гости ушли ночевать в замок к Макферсону, а другие вернулись в деревню, и даже Махиндара удалось отправить в постель, Эллиот вспомнил свои слова.
Джулиана сонно улыбалась ему, когда он занимался с ней любовью. Желание, владевшее им, было так велико! От близости с ней в голове не осталось ни единой мысли. Все перестало существовать, кроме наслаждения ее тугим телом, кроме ее запаха, кроме жара, охватывавшего их.
«Для меня существует только одна женщина на свете», – мысленно повторил Эллиот. Вышел из нее и рухнул рядом, прижимая к себе.
В своей жизни он встречал только одну такую же, никогда не унывающую женщину, как Джулиана. Это была его сестра Эйнсли. Но даже Эйнсли считала, что его нужно запереть в комнате без окон и посадить на овсянку. Ко всем хлопотам, которые он ей доставлял, Джулиана относилась с высоко поднятой головой, не жалуясь ни на что, и словно на ходу. Она была сильной, красивой и принадлежала ему. С этим он и заснул.
Где-то перед самым рассветом Эллиот проснулся. Ночь была тихой, лягушки молчали, в комнате стояла темнота.
Эллиот лежал поверх одеяла. Джулиана прислонилась к нему спиной. Ее тепло – вот что ему было нужно летней ночью.
Она была для него светом. И жизнью. Ему пришлось долго выбираться из бездны, теперь он мог успокоиться. С Джулианой тьма исчезла, не в силах одержать над ним победу.
Он отправил Стейси в эту тьму.
Око за око, зуб за зуб! «Он бросил меня на муки, на голод, на страх. И навлек опасность на Джулиану. Стейси получил то, что заслужил».
Эллиот учил его, сделал своим другом, страдал вместе с ним, когда тот страдал. Стейси так и не пришел в себя после болезни и смерти жены. В Индии с этим было чудовищно просто – инфекция, болезнь и быстрая смерть.
Эллиот вспомнил ту ночь, когда жена Стейси вздохнула в последний раз, вспомнил, как молодой парень двадцати трех лет от роду повис на нем и зарыдал.
Скорбь Стейси превратилась в ярость, только не было врага, на которого можно было ее нацелить. Эллиот тогда научил его обращать злость в овладение ремеслом. Он научил его, как вести хозяйство на плантации. Молодая миссис Стейси могла бы гордиться им.
Они много времени проводили вместе, наливались алкоголем или тем, что могли нагнать сами, или просто тихо сидели на веранде в темноте. Можно было говорить или молчать. Они стали друзьями настолько близкими, что понимали, о чем думает другой, до того, как начинали об этом говорить.
А потом появилась Джайя, и все изменилось.
Для Эллиота она не значила ничего, он понимал это теперь. Но они со Стейси были молодыми, глупыми, заносчивыми и позволили ей все испортить.
Сейчас Стейси прятался где-то в ночи. По пятам за ним шли люди, которые собирались его убить.
Эллиот тяжело вздохнул.
– Ох, проклятие! – шепотом выругался он. Вылез из постели и стал одеваться.