Стоило Виоле залезть в ванну, как все ее синяки и ссадины дали о себе знать. Она невольно застонала, заставляя свое избитое тело погружаться в горячую воду. После великолепной купальни Дарема мыться в таких условиях казалось почти наказанием.

Нэнс сунулась было к ней с губкой, но Виола от нее отмахнулась. Ей не хотелось, чтобы к ней кто-нибудь прикасался — даже ее ловкая горничная. Она вцепилась руками в застеленный тканью край ванны, наклонилась вперед и опустила лоб на сгиб локтя. Пар окутал ее, ласково омывая лицо. Влажный горячий воздух пропитал ее волосы, так что они рассыпались прядями, концы которых упали в воду.

Раны, нанесенные грабителями в ее доме, едва успели зажить — и вот она снова избита так, как никогда в жизни. Ее ум не переставал придумывать извинения для Лео, изобретая такие цепочки событий и резоны, которые потребовали ее обманывать. Он готов был играть роль адвоката дьявола. Но какие бы хитроумные объяснения Виола ни, пыталась придумать, они рассыпались прежде, чем она успевала полностью их осознать, ускользали, словно блуждающие огоньки на болоте.

Он ее просто использовал. Только это и могло быть правдой. Подверг опасности, оставил в неведении и под угрозой. Эта ужасающая истина представала перед ней рядом с еще одним непреложным фактом: она его любит. Эти два никак не сочетающихся друг с другом факта раздирали ее на части, лишая сил и вызывая боль в сердце.

Как она может любить такого человека? И что важнее, как ей избавиться от этого чувства? Потому что она должна на это решиться, должна вырвать его из души и раздавить каблуком, словно гадюку, заползшую в сад.

Дверь внезапно открылась. Звук знакомых шагов заставил ее окаменеть. Все ее мышцы напряглись, как будто она готовилась бежать. Тихие переговоры, словно у постели умирающего. Шорох платья — это ушла Нэнс. Щелчок двери, закрывшейся за ее горничной.

Виола не поднимала головы. Если она посмотрит на него, то либо разрыдается, либо выпрыгнет из ванны, чтобы выцарапать лживые глаза.

Она услышала звук передвигаемого по полу кресла, а затем скрип: он сел рядом с ванной. Даже сейчас этот человек нагло вторгается в ее дом, заявляет свое право здесь находиться, нарушает ее покой. Он сидел тихо, но само его присутствие давило ее, лишало остатков самообладания.

— Можете забрать мой дом. — Звук ее голоса поднял рябь на воде в ванне. — Вы оба.

Он и его проклятий кузен, который проклинал их обоих, когда его, раненного, уносили друзья Лео.

Она была готова на все, лишь бы этот мужчина ушел немедленно и никогда не прикасался к ней. Без разговоров и объяснений, не заставляя ее слушать явное вранье.

Вместо ответа Лео бережно провел по ее спине губкой. Виола крепче прижалась лбом к локтю и закусила губы. Как это возможно — желать его, любить и ненавидеть одновременно и не разорваться на части из-за такого противоречия?

— Мне не нужен твой дом, — проговорил он, и каждое слово давило ее, четко различимое и неотвязное. — И даже если Чарлз останется жив, это ничего не решит.

Виола повернула голову, чтобы посмотреть на него незаплывшим глазом. Сквозь занавес ее волос он казался кающимся ангелом. В какой-то момент после того, как Лео привез ее домой, он избавился от фрака и шейного платка. Жилет на нем расходился в стороны: все пуговицы, кроме самой нижней, оказались расстегнуты. Губка продолжала скользить вверх и вниз вдоль ее спины: ровное, успокаивающее касание. Это казалось таким странным в мире, где ничего надежного не осталось.

— Но вам ведь нужно сокровище принца, не так ли?

Лео поежился, чувствуя себя очень неловко. Как же выпутаться из этой ситуации? Виола снова опустила лицо к воде, не желая с ним разговаривать. Сможет ли он оправдаться? Да, ему по-прежнему нужно сокровище принца, но не такой же ценой! В самой глубине своей эгоистической души Лео хотелось получить и Виолу, и деньги. Печальная истина заключалась в том, что он скорее всего не получит ни того ни другого — именно так и будет.

Множество ссадин представляли мрачную картину на ее нежной коже. Каждая отметина была следом предательства, каждая царапина и рубец отмечали путь от одного обмана к другому. А все в целом служило безжалостным напоминанием о том, что он подвел не только Виолу, но и себя самого. И Чарлза тоже, если уж на то пошло. Лео бережно поливал водой каждую отметину. Когда он поднял ее волосы, она села прямее и устремила на него ничего не выражающий взгляд.

У Виолы на лице запеклась кровь, на одной из щек наливался синяк, занявший все пространство от скулы до челюсти, и глаз с этой стороны почти полностью заплыл. Ему случалось видеть мужчин, которые выходили из кулачного боя с менее заметными следами.

В этот момент он мог говорить ей только правду.

— Да, мне нужно это сокровище. Если на то пошло, просто необходимо. Но я не уверен в том, что оно по-прежнему существует.

Виола шумно втянула в себя воздух, словно ныряльщик, появившийся из глубины.

— Значит, все это было впустую? Нападения, пожар. Гибель Неда… О Боже!

Виола прижала ладонь ко рту. Вода размочила спекшуюся кровь и потекла у нее по лицу и шее розовыми ручейками. Лео смочил салфетку водой и протянул ей.

Она взяла ее обеими руками и закрыла лицо.

— И все это время я считала, что за всем этим стоит сэр Хьюго. А вы поддерживали меня в этом заблуждении, хотя знали правду.

Лео мучительно хотелось заявить о своей невиновности, но он не решался. Действительно, ведь именно он дал толчок печальным событиям.

— Да, я виноват не меньше, чем Чарлз, хоть и выбрал другой путь. Я пытался сказать своему кузену, что тот действует слишком рискованно и жестоко. И пытался вас защитить, — добавил он, потупившись.

— Возможно. Но поскольку я была вам нужна, то не назвала бы вашу защиту бескорыстной. И что будет теперь? Ведь ваши близкие непременно узнают, что вы стреляли в своего кузена.

Она растерянно замолчала.

У Лео оборвалось сердце.

— Вряд ли. Чарлз серьезно ранен. А если он умрет… Сэндисон сказал врачу, что дуэль состоялась после ссоры, потому что мы слишком много выпили. Мои родители, однако, никогда этого не поймут. Они считают Чарлза родным сыном!

— И вы его любите.

Лео кивнул и подал ей полотенце. Виола была права. Он тоже считал Чарлза братом — даже после того, как увидел, что тот сделал с Виолой, какие беды устроил ее прислуге и соседям. И по-прежнему не мог поверить, что он мог так поступить.

Если его родители узнают обо всем, то решат, что дело в деньгах. В чем-то мелком и низменном, и он не сможет оправдаться перед ними.

Может, только Бо поймет его — остальные никогда.

Виола с трудом встала, и он помог ей вылезти из ванны. От ее кожи по всей комнате распространился аромат свежести. Ему безумно захотелось обхватить Виолу руками, убедиться в том, что она материальна и принадлежит ему. Лео с трудом подавил это желание.

— Чарлз действительно дорог мне, но я выбрал вас.

Ее единственный видящий глаз пригвоздил его на месте так надежно, словно он был листком в гербарии.

— И теперь вы не уверены, сможете ли себя простить.

Лео энергично покачал головой, и пряди длинных волос упали ему на лицо.

— Вы абсолютно правы. Моя вина слишком велика — перед вами, перед кузеном.

Виола неопределенно кивнула и осторожно надела халат. Чуть наклонившись над ванной, она выжала волосы.

— Я тоже не уверена, что смогу вас простить. Крайне неприятно, правда? Когда любовь и ненависть сплетаются в один клубок.

Лео задержал дыхание, не понимая толком, что она сказала — и что ему теперь думать. Она имела в виду их двоих или его и Чарлза? Виола не стала дожидаться его ответа. Она прошла к туалетному столику, на котором горничная оставила несколько баночек с целебными мазями.

— А вы не считаете, что его можно размотать? Упомянутый вами клубок…

Его вопрос упал тяжело — словно камень, брошенный в воду.

Виола вглядывалась в свое отражение в зеркале, трогая пальцами ссадины и синяки и полностью игнорируя Лео. Притворное равнодушие было искусством, которым она овладела в совершенстве. Наконец, выбрав одну из баночек, она начала осторожно смазывать синяки мазью. Закончив эту процедуру, повернулась к Лео:

— Меня многому научила жизнь, милорд. И я придерживаюсь правила, что никогда нельзя выбрасывать ничего ценного. Вам неприятно, что вас считают вещью? Что вас осматривают и оценивают, как товар? Мне тоже. Вы не считаете, что клубок наших отношений слишком запутан? Я даже не обещаю, что буду хорошо с вами обращаться. Дьявольщина, я даже не могу поклясться, что не зарежу вас спящего.

— Ненависть, любовь и желание убить… Прелестное сочетание!

Виола резко повернула, голову, но ничего не ответила. Лео молча смотрел, как она снова начала вытирать голову.

Это было больше того, на что он мог сейчас надеяться, хоть и гораздо меньше того, чего желал бы получить. Она ничем ему не обязана. Но, принеся в жертву своего кузена, свою семью, Лео считал, что заслуживает все-таки большего. Ведь он посвятил себя ей, душой и телом, и хотел в ответ получить то же самое. Желал этого всем своим существом.

А что до возможности быть убитым во сне… Ну что ж, это не худший конец жизни — смерть от женской руки.