Виола растерянно вертела в руках кожаный собачий ошейник с заклепками. Лео с улыбкой наблюдал за ее манипуляциями. На медной бляшке было выгравировано: «Я потерялась в Дареме». Ему пришла в голову эта идея, когда он увидел, как на ярмарке продают такие нужные вещи. Лошадь он решил преподнести ей позднее.
На ее лице отразилось недоумение. Прямые брови сдвинулась, так что над переносицей пролегли легкие морщинки. Она подняла вопросительный взгляд на него, часто моргая глазами, как будто безуспешно пыталась что-то понять.
— Это на тот случай, если псина забредет слишком далеко, — пояснил Лео, делая шаг к Виоле. — Я подумал, что нужно обеспечить ее безопасность.
— Но мы же с ней… — Виола понурилась, и глаза ее затуманились. — Мы не будем постоянно жить в Дареме.
Заскрипели половицы, громко стукнула закрывающаяся дверь. Повернувшись, Лео обнаружил, что его друзья сбежали. Очень благоразумно с их стороны! Постукивая когтями по полу, Дофин вернулся и, подобострастно виляя хвостиком, улегся на ковер рядом с Пен. Он тихо заскулил, и собака положила свою громадную голову ему на бок.
— Я надеялся, что вы останетесь здесь хотя бы на все лето.
Лео вынул ошейник из пальцев Виолы и застегнул его на шее Пен. Собака лизнула ему руку, а он потрепал ее уши.
— О!
Лео судорожно сглотнул и заставил себя не поворачиваться. В одном этом возгласе умещалось так много! Сожаление, беспокойство, печаль, страх. Он чувствовал, как все эти чувства роятся вокруг нее, словно те скворцы в замке: черные, пугающие и нежеланные. Он совершил какую-то ошибку, но никак не мог понять, в чем же она заключалась.
— Я почти закончила рукопись и думала вернуться в город на следующей неделе. Как только я передам текст мистеру Несбиту, у сэра Хьюго не останется причин донимать меня и дальше.
Она повернула голову в сторону, а ее руки принялись нервно теребить юбку, сминая ткань.
Лео почувствовал, как масса самых противоречивых чувств поднимается у него в душе, и сжал Пальцы с такой силой, что суставы затрещали.
— Да-да, вы совершенно правы. Я думаю, бояться нечего. — Если, конечно, ему удастся убедить кузена в том, что никакого сокровища на самом деле нет. — Так что если ваше решение окончательное, — добавил он, стараясь говорить совершенно спокойно, — то моя карета в вашем распоряжении. Но я буду рад передать вашу рукопись сам, если вы мне доверите это дело.
Виола прикусила губу, стараясь справиться с желанием разрыдаться. Было бы так хорошо — остаться здесь! Так легко поддаться иллюзии, что это ее дом… «Хватит, приди в себя! Достаточно уже и того, что его хозяин стал тебе небезразличен, чего ты совершенно не ожидала», — сказала она себе.
Если Виола сможет вернуться в Лондон, в свой собственный дом. К той жизни, к которой она привыкла, то, возможно, она это переживет. Но если задержится здесь, то с каждым днем Лео будет проникать все глубже в ее сердце и душу, пока наконец она не сможет без него жить.
А рано или поздно настанет день, когда придется. В его приглашении не прозвучало ни нотки теплоты, чтобы придать ей сил. «На лето»! Он надеялся, что она задержится здесь только до тех пор, пока не приедут его родные. Он ведь не может оставить куртизанку под одной крышей со своей любимой, обожающей лошадей, сестрой или братьями!
— Вы знаете, я поняла, что скучаю по Лондону. Леди Лигоньер пишет, что в Воксхолле состоится великолепный бал, а в Гайд-парке будет маскарад. И, кроме того, я соскучилась по своим подругам… Мы стали почти родными.
Ее объяснения казались ей самой ужасно неубедительными, но она ведь не могла сказать правду, что ей надо немедленно уехать, пока она не влюбилась в лорда Леонидаса.
Он продолжал стоять на коленях рядом с собаками, гладя их обеих. Фрак туго натянулся на его плечах: казалось, Леонидасу так же неловко, как и ей.
— Ну что ж. У вас действительно важные причины для возвращения. — Он поднялся на ноги. Пен протестующе гавкнула и царапнула лапой его сапог. — Я могу отвезти вас в город в понедельник, если вас это устроит.
Виола кивнула, складывая губы в улыбку, которая ей самой показалась неестественной. Испытывая непреодолимое желание дотронуться до Лео, она протянула руку, чтобы привлечь внимание к себе.
Он крепко обхватил рукой ее пальцы и сжал их.
— Не надо расстраиваться, моя дорогая. Вы имеете полное право распоряжаться своей жизнью так, как желаете, и если вам хочется вернуться в Лондон — так тому и быть. Хотя мне, признаюсь, больше нравится здешняя жизнь.
Виола вздохнула. Ей тоже! В этом-то и вся проблема. Но как объяснить, чтобы он понял, почувствовал.
* * *
Подножка кареты опустилась с печальным стуком: она наконец дома.
Солнечный свет отразился от его светлых каменных стен, на секунду ослепив. Она промахнулась мимо ступеньки и упала бы, если бы лорд Леонидас не успел ее подхватить. На его лбу и верхней губе блестели капельки пота. Он стер их носовым платком, а потом провел им по всему лицу, стирая тонкий слой пыли, который покрывал его. Она и сама ощущала ее на коже, словно стягивающую маску.
У двери он задержался и, прищурив зеленый глаз, сказал:
— Теперь мне надо вас покинуть, мэм.
Виола сжала пальцы, лежащие у него на руке, и почувствовала, как напряглись его мышцы. Она вцепилась в него крепче, как будто хотела удержать. Он собрался дать ей отставку!
— Вы вечером вернетесь?
Складки у его рта и глаз чуть разгладились.
— Если вы не возражаете, то да.
Облегченный выдох Виолы закончился невольным смешком.
— Представьте себе, милорд, — она подалась к нему, прижав ладони к его груди и на секунду прикоснувшись губами к его губам, — я буду очень вас ждать. Велю миссис Дрейпер приготовить ужин к восьми, если вас это устроит.
Лео кивнул, прикоснулся губами к ее пальцам, а потом повернулся и легко сбежал по ступеням крыльца. Пен заскулила и принялась тыкаться об ее руку головой, пока Виола не опомнилась и не погладила ее.
Избавившись от приступа панического страха, она продолжала стоять на крыльце, пока карета лорда Леонидаса не скрылась за углом. Последним из виду исчез длинный черный хвост жеребца. Пен направилась знакомиться с домом, а миссис Дрейпер пылала от глубокого негодования.
— Люди его милости привезли меня домой утром, мэм. Я успела сделать кое-какие незначительные покупки. Если вы желаете заказать на ужин что-то определенное, лучше скажите прямо сейчас, чтобы можно было отправить Мэри на рынок. — Она подозрительно посмотрела на собаку и возмущенно выпрямилась. — Мне все равно придется ее посылать туда, потому что никто не счел нужным оповестить меня о вашей собаке, а я совершенно не намерена скармливать ей первосортную говядину, которую купила для вашего стола!
— Это не имеет значения, миссис Дрейпер. Я не сомневаюсь, что нас устроит все, что вы решите приготовить. А что до Пен, то она будет рада и обрезкам.
Миссис Дрейпер быстро удалилась на кухню, продолжая бормотать себе под нос что-то явно недовольное. Виола поднялась в дом, ведя рукой по перилам. Заметив испачканные пальцы, она вытерла их о юбку дорожного костюма.
Как странно! Слой тонкой пыли покрывал в доме абсолютно все: панели в коридоре, ковер на полу, даже дверные ручки!
Она переживала и строила планы до полудня, пока наконец не рухнула в кресло, обессиленная. Ее горничная дулась внизу, видимо, переживая из-за разлуки с лакеем Леонидаса, который остался в Дареме. Виола вдруг вспомнила, что так и не спросила Нэнс об Иванове дне. Как прошло гадание? Они обрели истинную любовь или отклонились друг от друга с отвращением? И действительно ли ей хочется это узнать?
Пен заворчала во сне. Собака давно сытно пообедала и заснула на кушетке, которую облюбовала и, похоже, присвоила. Пен чувствует себя хозяйкой, где бы они ни находились. Молодчина!
Лорд Леонидас сильно опаздывал. Этот простой факт навис над ней с мрачностью грозовой тучи. Виола почувствовала прилив отчаяния. Позолоченные часы на каминной полке пробили девять раз, и она обнаружила, что с трудом сдерживает слезы. Было так трудно сидеть на месте, прислушиваясь к стуку своего сердца, тихому похрапыванию собаки и тиканью часов. Каждый звук действовал на ее натянутые как струна нервы.
В конце концов, миссис Дрейпер проводила ее в столовую и заставила хоть что-то поесть. Виола уныло передвигала кусочки тушеного карпа по тарелке. Лео не придет. Вкусная рыба показалась ей сухой, как опилки, не было абсолютно никакого аппетита.
Виола переставила тарелку на пол, к Пен, и допила вино одним глотком. Она идет в постель. И не встанет с нее неделю. Или, может, даже две.
Она уже поднималась по лестнице, когда ее остановил громкий стук в дверь. Ее рука вдруг задрожала, пальцы судорожно сжались на перилах, а сердце забилось, трепеща, словно лист на ураганном ветру.
Она услышала голос миссис Дрейпер, а потом — низкие нотки голоса лорда Леонидаса. Вскоре его шаги зазвучали на лестнице.
Виола повернулась, создавая впечатление, будто спокойно спускается вниз.
Лео дошел до площадки — и показался из-за угла.
— Мне очень неловко, моя дорогая. Я уже извинился перед миссис Дрейпер за то, что опоздал на обед. Мне пришлось задержаться, прости!
Чувство облегчения тут же превратилось в гнев — стремительно, словно ястреб, падающий с неба на кролика. Виола заставила свои губы растянуться в улыбке, хотя пальцы у нее так и зудели от желания дать ему оплеуху. Когда кто-то из ее покровителей опаздывал, это никогда ее не волновало и, уж конечно, не ввергало в такую ярость. Ну что ж, хозяин имеет полное право распоряжаться временем своей содержанки.
Однако Лео не является ее покровителем — он сам так пожелал. И не платит за то, чтобы она готова была относиться к нему снисходительно.
Он сделал еще несколько шагов вверх и остановился так, чтобы их глаза оказались на одном уровне.
— Мне, право, очень жаль. Я собирался отправить записку с лакеем. Родные так и вцепились в меня, особенно сестричка. Раньше я вырваться никак не мог, поверь.
Он обхватил ее за талию и перенес на ступеньку ниже, так что она оказалась слишком близко к его сильной груди. Виола прикусила нижнюю губу и невольно прижалась к нему.
В его глазах сразу отразилось облегчение.
— Вот видите, вы уже наполовину меня простили!
Он наклонил голову, чтобы коснуться губами ее уха.
Головокружительный аромат лавандовой воды и чистого тела окружил ее со всех сторон. Ее пальцы невольно ухватились за лацканы его фрака.
— Вы ужинали?
Ее вопрос получился едва слышным.
Он покачал головой, обхватывая руками ее бедра.
— Вы голодны?
— Нет.
Он придвинулся ближе, и его губы нашли чувствительное местечко у нее под мочкой уха. Сразу перехватило дыхание.
— Хотите чего-нибудь выпить?
— Не сейчас.
Он крепко поцеловал ее, притиснув к стене. Виола и опомниться не успела, как юбки ее оказались задранными кверху, а ноги стиснули ему бедра. Он быстро вошел в нее, сжимая в объятиях.
Она не помнила, когда он ее поднял, не могла бы сказать, когда и как он расстегнул брюки. Все произошло стремительно, словно их совокупление осуществлялось с помощью какой-то хитроумной механики. Как будто они непристойный вариант автомата, играющего в шахматы, который демонстрировали в Лондоне всего год назад.
И она реагировала так, словно ее тело, как и его тело, точно знает те движения, которые нужны для того, чтобы она забыла обо всем, стремительно двигаясь к вершине наслаждения. Ее волосы словно наэлектризовались. Пальцы ног сжались так, что им стало тесно в туфельке. А потом, когда она была уже так близка к оргазму, он вдруг первым кончил, прижимая ее к стене.
У нее вырвался стон разочарования. Она была так близка к экстазу, что все тело ее протестующе ныло.
— Боже правый! — Он удивленно покачал головой. — Что происходит в самом деле? Может, ты объяснишь, дорогая? Тут в тридцати шагах постель, а я овладел тобой на лестнице, словно лакей, поймавший горничную! — Лео с тихим смехом прижался лбом к стене, и его дыхание пошевелило завитки волос у нее на затылке. — Обычно я не бываю таким торопливым!
Виола улыбнулась, не поднимая лица с его плеча. Она была так рада, что он все-таки пришел, пусть и с опозданием! А то, что она была ему настолько желанна, наполняло ее ликованием. Она поцеловала его в шею: губами, языком и зубами прикасаясь к тому месту чуть позади мочки уха, которое в своих ласках неизменно выбирал он сам. Лео довольно заурчал, и она ощутила, как его плоть, не покинувшая её лоно, вновь оживает.
— Полагаю, вы знаете, как найти мою спальню, милорд. Можете немедленно возместить мне все неудобства.