Глава 18
Шарлотта провела бессонную ночь, считая дождевые капли, которые стучали по крыше. Бэй просто невозможен, он — сам дьявол, дразнить ее такой огромной суммой денег. Она была бы устроена в жизни, и не пришлось бы никогда мучиться вопросом, продать или не продать что-нибудь из присланных Деб вещей, и не пришлось бы плести ни дюйма кружева. Банкноты, которые она спрятала в глиняном кувшине, могли бы сгореть в огне, и ей не понадобилось бы обжигать пальцы, чтобы спасти их.
Да еще и лето у моря. Она осознала, что скучает по своему дому детства, по плеску волн о камни, по ощущению порывистого ветра на лице, по позолоченной ленте лунного света на воде в тихую ночь. Когда родители утонули, она отвернулась от океана, возненавидев то, что когда-то любила. Но прошло десять лет. Ей бы хотелось провести каникулы на побережье, может, даже поплавать под парусом, если представится такая возможность.
Но если она чувствовала себя неловко, беря деньги у мистера Фразьера, то как же ей смириться с предложением Бэя? Тогда она будет настоящей проституткой, всецело в его распоряжении. Нельзя будет отказать ему ни в каком требовании после того, как он заплатил такую непомерную сумму. Она будет полностью в его власти. Нелепая ситуация!..
Пусть себе торчит в деревенской гостинице. Ему скоро надоест ждать от нее ответа. Ему просто придется найти какой-нибудь другой объект для своих чар. Шарлотта не поддастся его обаянию. Больше не поддастся.
Раздражённая, она выбралась из постели и застелила ее. Шарлотта всегда первым делом убирала постель, У нее был свой распорядок, которого она придерживалась. Сегодня понедельник, значит, она будет убирать свою чистую кухню, а потом пойдет по магазинам. День для разнообразия выдался погожим, Наконец-то она сможет заняться своим заросшим садом, как следует поработает и избавится от раздражения на Майкла Ксавье Байяра. Она повязала голову чистым платком, надела фартук поверх своего старенького ситцевого платья и вошла в кухню.
Да так и застыла на пороге. На столе все еще стояла кружка с чаем, из которой пил Бэй. Шарлотта была настолько выбита из колеи, когда он вчера ушел, что отправилась прямиком в гостиную и остервенело плела кружево до тех пор, пока не заболели руки и не стемнело настолько, что стало плохо видно. Она пошла спать без ужина, за весь день съев только бутерброд с вареньем, так что сейчас умирала с голоду.
Схватив кружку со стола, Шарлотта открыла заднюю дверь и зашвырнула ее в сад, где та покатилась по траве. Все равно ею больше нельзя пользоваться. Иногда она держала в ней монеты и шпильки. Быть может, Бэй проглотил одну.
Подбросив угля, она пошуровала в печке кочергой, вскипятила воды и пожарила яичницу. Закончив завтракать, убрала на кухне и стала отскребать пятно сажи на стене. Если б у нее было шесть тысяч фунтов, она могла бы купить новую плиту, которая не дымит. Если б у нее было шесть тысяч фунтов, она могла бы нанять миссис Финч, чтобы отскребать стены и подметать полы, а сама бы на скамейке в саду читала один из пикантных романов Кэролайн.
Нет, она этого не сделает.
Она переоделась в платье получше, взяла корзину и вышла из дома. Ветки слив были увешаны зелеными плодами. Через несколько недель пора варить варенье. Если она будет в Байяр-Корте, все эти вкусные сливы попадают на землю, где их поклюют птицы и съедят червяки, и что же тогда она будет намазывать на хлеб зимой? И малину с черной смородиной она пропустила. Она как раз делала заготовки из клубники, когда пришло письмо от Деб, так что у нее по крайней мере, есть клубничное варенье, хотя она обещала миссис Кембл дюжину баночек для церковной ярмарки в августе.
Но если у нее будет шесть тысяч фунтов, она сможет сама накупить баночек с джемом на любой церковной ярмарке.
Шарлотта мысленно шлепнула себя по щеке. У нее есть гордость. Есть достоинство. У нее, несмотря ни на что, есть скромность. Одно дело — стать любовницей по ошибке и в результате шантажа, и совсем другое — согласиться на это по доброй воле.
Озабоченная своей возрожденной добродетелью, она уже почти прошла мимо деревянной калитки мистера Трамбулла, когда услышала, что старый джентльмен окликает ее. Он опирался на свою трость. Сад мистера Трамбулла был его гордостью и радостью, хотя в последние несколько лет, после смерти жены, ему пришлось сильно урезать размеры сада. В особенности его розы были предметом всеобщего восхищения. Поскольку он хромал, Шарлотта частенько приносила продукты и ему, когда ходила по магазинам. Она умела поторговаться и купить товар подешевле, что прекрасно устраивало обоих в их стесненных обстоятельствах.
— Здравствуйте, миссис Фэллон!
— Доброе утро, мистер Трамбулл. Я иду по магазинам. Купить вам что-нибудь?
— Не нужно, не нужно. Здесь у меня ваш знакомый, который уже сходил в лавку и вернулся. Появился у меня на пороге рано утречком. Хороший парень. Наотрез отказался взять хоть пенни за хлопоты, но просит несколько черенков китайских роз. Я так прямо и сказал ему, что сделка неравная. Бог мой, да он накупил столько всего, что мне и до конца жизни все не съесть!
Сердце Шарлотты заколотилось.
— Знакомый?
— Ага. Сказал, викарий представил вас вчера в церкви. Сэр Майкл Ксавье Байяр. Служивый человек, но сейчас на отдыхе, ездит по деревням, смотрит сады. Хочет заложить сад в память о своей покойной бабушке. Старушка любила розы, вот оно как. Не знаю уж, что привело его в наш медвежий угол, но рад помочь. — Мистер Трамбулл гордо просиял, обнажив несколько желтых зубов. — Он сейчас позади дома, расчищает поросль, с которой я не смог справиться. Я уж не тот, что прежде, и это факт.
Что же это такое? Зачем Бэю работать у ее соседа, если не для того, чтоб шпионить за ней?
— Я бы не назвала сэра Майкла знакомым, мистер Трамбулл. Он хотел посмотреть мой сад вчера после церковной службы, но дождь помешал. Ему очень понравились цветы, которыми я украсила алтарь.
— Уверен, они были прелестны, как всегда. Сам-то я не мог пойти посмотреть на них, никак не мог. Слишком сыро. Мои старые кости болят. Викарий Кембл заходил вчера после вечерни, так что, полагаю, я все еще на хорошем счету у Господа. Скажу сэру Майклу, что вы примете его после того, как вернетесь из магазинов. Он весьма интересуется вашим садом. Похоже, ему нравятся ваши «Ножки нимф». — Старик усмехнулся. Что ж, «Ножки нимф», как название сорта роз, и в самом деле звучит довольно пикантно. Но как бы они ни назывались, это очень красивые, пышные розовые розы.
Сегодня у Шарлотты не было повода запретить осмотр сада. Небо было чистым и ярко-голубым. И даже если она задержится в пяти маленьких магазинчиках Малого Иссопа, ей не удастся отсрочить неизбежное, не вызвав подозрений. Нельзя же до бесконечности разглядывать нитки или спорить о преимуществах бараньей отбивной перед свиной.
— Пожалуйста, скажите сэру Майклу, что у меня будет время увидеться с ним в четыре часа. Полагаю, я смогу угостить его чашечкой чая.
Старый джентльмен кивнул:
— Ну да, ну да, так у парня будет время почиститься. А он красавчик, миссис Фэллон. Ну, полагаю, вы это уже заметили, — сказал он, лукаво поблескивая своими слезящимися глазами. Для старого, почти слепого человека мистер Трамбулл слишком уж наблюдателен.
— Не заметила! — вздернув нос, отрезала Шарлотта. — Единственный мужчина, которого я замечала, был мистер Фэллон, упокой, Господи, его душу. — За последние десять лет ее вымышленный покойный супруг обрел довольно мифические пропорции. Порой Шарлотта спрашивала себя, не перебарщивает ли она. Ни один мужчина не мог сравниться с ним, но в том-то и была суть. Ей успешно удалось отвергнуть горстку нежелательных поклонников, которые проявляли интерес к хорошенькой молодой вдовушке. Она не собиралась связываться с еще одним Робертом, ибо все мужчины в душе те же «Роберты» — честолюбивые, непостоянные, вечно поглядывающие на сторону.
Она попрощалась с мистером Трамбуллом и отправилась в центр деревни. Если Бэй придет к четырем часам, надо напоить его чаем, на этот раз горячим. Не было времени испечь печенье, поэтому она купила полфунта в булочной вместе со свежей буханкой хлеба. Она выставит хорошую посуду и за столом будет вести приятную беседу, вежливо откажет ему и пожелает всего наилучшего. Если повезет, он упакует свои вещи и черенки роз, покинет Малый Иссоп завтра утром, и она больше никогда не увидит его.
Остальное время Шарлотта посвятила тому, что готовила себя и дом к визиту нежеланного гостя. Пусть это глупое тщеславие, но она надела свое лучшее синее платье, окаймленное сплетенным собственными руками кружевом, и повязала на голову новый чепец. На поставленном в гостиной чайном столе красовался материнский сервиз, а аккуратно порезанные треугольники сандвичей и горку печенья прикрывали накрахмаленные салфетки. На решетке маленького камина медленно закипал чайник. После целой недели дождей в доме все еще было сыровато и прохладно. Чтобы успокоить нервы, она взяла свои коклюшки и щелкала ими до тех пор, пока не услышала стук в дверь точно в тот момент, как ее часы на каминной полке пробили четыре раза.
Бэй слегка пригнулся, когда она впустила его в узкий коридор. Сэр Майкл был намного выше ее, что давало ей чувство спокойствия и безопасности в его объятиях. Но только не теперь, ибо она рискует остаться с разбитым сердцем, если согласится на его план.
Бэй наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку, и она отскочила.
— Мистер Трамбулл может подглядывать, — быстро проговорила она. — Спасибо, что помог ему.
— Он милый старик. Вот. Это тебе. — Бэй вручил ей сверток в коричневой оберточной бумаге.
— Что это?
— Открой и увидишь.
Шарлотта нахмурилась.
— Тебе необязательно дарить мне подарки. Я не собираюсь принимать твое предложение, и что бы ты мне ни подарил, это не убедит меня передумать. — Она разорвала бумагу и обнаружила ту самую щербатую белую кружку, которую выбросила в сад. Внутри была красная бархатная сумочка на завязках.
— Я спас твою кружку. Она лежала там, как снежок на траве. Согласен, ее уже нельзя использовать по прямому назначению, но она послужила сосудом для другого подарка.
Шарлотта поставила кружку на высокий стол, открыла сумочку и ахнула.
— На этот раз я не хочу его возвращать, — проговорил Бэй голосом тягучим и ровным, как шоколадный крем. — Ты заслуживаешь его после всех неприятностей, которые я причинил тебе. Я собирался отдать его тебе вчера, но обстоятельства показались мне неподходящими. Ты была так сердита, что могла задушить меня.
Шарлотта растерялась, она ничего не соображала. Рубины и бриллианты оттягивали ей руку. Если вчера она была ослеплена ожерельем, то сегодня оно заворожило ее. Не может же Бэй в самом деле подарить его ей после всего того шума, который поднял, когда Деб увезла ожерелье?
Губы ее онемели.
— Но оно же принадлежало твоей бабушке.
— Да, и, честно говоря, она совсем не любила его. Никогда не носила. Боюсь, его история — отнюдь не история вечной любви. Мой дед был шельмец, каких еще поискать. Он сколотил свое состояние на Востоке, нарушая все мыслимые правила. И свои брачные обеты. Ожерелье было подарком, предназначенным загладить вину. Полагаю, я просто продолжаю традицию. Я искренне сожалею обо всех унижениях, которым подверг тебя. Но я не жалею о том, что встретил тебя, Шарли, твое приглашение на чай все еще в силе? После нескольких часов махания топором и щелканья садовыми ножницами меня мучит жажда.
Бэй прошел мимо нее и преспокойно расположился на обитом выцветшим ситцем стуле. Ей ничего не оставалось, как последовать за ним в гостиную, неся ожерелье, которое утяжеляло каждый шаг. Она положила ожерелье ему на колени.
— Я не могу это принять. Ты же знаешь, что не могу.
— Почему? Ты его заслужила, Шарли. Каждый камень.
Вдруг почувствовав головокружение, она осторожно залила крутым кипятком заварку и поставила чайник на подставку перед камином. Села за чайный стол и занялась ситечками и дребезжащими чашками, жалея, что она не в своей простой кухне, где Бэй не маячил бы так грозно. Нет, он не пытался подавлять ее — он сидел, расслабленно откинувшись на стуле, темные очертания на фоне светлых стен. Волосы его казались чуть длиннее, чем обычно. И, кажется, Шарлотта заметила медную прядку возле виска. Квадратная челюсть потемнела от пробивающейся щетины, и на мгновение Шарли захотелось протянуть руку через стол и дотронуться до нее.
— Бэй, — заявила она с раздражением, — я уже не раз говорила тебе, что я — добродетельная женщина. По крайней мере, старалась ею быть. В юности я совершила ошибку и с тех пор каждый божий день расплачиваюсь за нее, Мне не нужны ни драгоценности, ни деньги для той жизни, которой я живу сейчас. Мистер Фразьер был более чем щедр, когда я уезжала из Лондона. Я не могу стать игрушкой богача, даже если этот богач — ты.
Бэй отхлебнул чаю.
— Значит, я все-таки немножко нравлюсь тебе.
Шарлотта почувствовала, как щекам стало жарко.
— Что я чувствую или не чувствую, не имеет значения.
— Шарли, чувства — это все. Жизнь коротка, знаешь ли. Если ты не знала этого до встречи со мной, то с тех пор-то должна была убедиться. Такая женщина, как ты, не должна всю оставшуюся жизнь прозябать в глуши. Это… это грех.
— Я не Дебора!
Бэй поставил свою чашку и наклонился вперед. Он выглядел подозрительно серьезным, черные глаза пылали.
— Разумеется, нет. Ты лучше. Полная жизни и неподдельной страсти. Дебора — сплошь сверкающая поверхность, ты же светишься изнутри, Шарли. Я дурак, что не заметил разницу раньше.
Он помолчал, давая ей время осмыслить комплимент. Он и вправду мастер убеждения. Если тебя не очарует его внешность, то голос убаюкает и уговорит на что угодно.
— Если ты так решительно настроена похоронить себя в Малых Задворках, — продолжал он, — то какой тебе будет вред от того, что ты проведешь три месяца со мной в имении? Считай это своей лебединой песней. Прощанием с той женщиной, которая, как мы оба знаем, живет в тебе. Я буду баловать тебя так, как ты того заслуживаешь. Тебе ни о чем не придется беспокоиться. А потом возвращайся и твори добро с помощью моих денег. Надевай мое ожерелье под свою наглухо застегнутую ночную рубашку, где его никто никогда не увидит.
Шарлотта с трудом подавила дрожь. Она чувствовала себя змеей, извивающейся под гипнотическую музыку заклинателя. Ей следовало бы придумать какой-то находчивый ответ, что-нибудь резкое и обескураживающее, чтобы он залпом проглотил свой чай и ушел навсегда. Но вместо того, чтобы укусить Бэя, она откусила сандвич, сражаясь с подступившим к горлу комом.
— Я говорил со своим банкиром. Согласишься ты поехать в Дорсет или нет, на твое имя будет переведена значительная сумма. Тебе удалось заставить меня раскаиваться, а я из тех людей, которые редко в чем-то раскаиваются или о чем-то жалеют, Шарли. Но я неподобающе обращался с тобой, навлек на тебя всяческие беды и хочу успокоить свою совесть.
Итак, он в любом случае предлагает целое состояние. С ней и в самом деле неподобающе обращались с того самого момента, как она проснулась в его объятиях. Ее лишили свободы, хотя это было более чем приятное заключение. И ее до смерти напугала его сумасшедшая жена. Но снова оказаться в его объятиях было бы совсем не трудно.
О нет, напротив.
У нее в жизни было так мало любви, хотя вряд ли Роберт по-настоящему любил ее. Да и Бэй тоже. Они оба любили ее тело. Она все еще достаточно молода, чтобы испытывать желание, несмотря на годы вынужденной непорочности. Сможет ли она прожить следующие тридцать лет, не пожелав еще хотя бы одной ночи с Бэем?
Еще одна ночь может у нее быть. Во всяком случае, день. Она может позволить ему это прямо сейчас, может сосредоточиться на каждом поцелуе, ласке, объятии. А потом хранить их в закромах памяти для предстоящих холодных зим, как фунты стерлингов в глиняном кувшине.
Дать Бэю хотя бы малую толику того, что он хочет, за те деньги, которые он, похоже, твердо намерен пожаловать ей. Позволить себе эту лебединую песню, как он выразился. Почувствовать его на себе и в себе, его руки, язык, зубы на своем теле.
Она поднялась, и он быстро встал, озабоченно сдвинув брови.
Она облизнула губы.
— Я не могу дать тебе три месяца, Бэй. Но могу дать тебе три часа. Сейчас. Это все, на что я осмелюсь. — Она протянула к нему дрожащую руку.
Он прижался поцелуем к ее руке.
— А вдруг я смогу убедить тебя подарить мне чуть больше времени? Скажем, месяц?
— Попытка не пытка. — Шарлотта почувствовала, как приподнимаются уголки ее рта. Должно быть, она такая же ненормальная, как и Анна Уитли, но он такой неотразимо соблазнительный!..
— Что ж, принимаю вызов. В сущности, уже принял. — Он прижал ее ладонь к своим бриджам. — Видишь? Я тверд с тех пор, как вошел в твою дверь. Пойди задерни шторы в спальне. Мы же не хотим удивлять мистера Трамбулла.
Шарлотта и сама была удивлена. Но она отбросила осторожность, мысленно отгородилась от всех сомнений и повела Бэя к себе в спальню.
Он развязал ее дурацкий чепец. Это же просто преступление — скрывать такие волосы. Блестящие волнистые локоны растеклись по спине, когда он осторожно вытащил все шпильки до единой. Шарлотта стояла тихо, опустив глаза, словно боялась встретиться с ним взглядом. Ресницы казались неестественно темными на бледной коже.
Шарли боится его! И боится себя, боится того, что происходит между ними. Ему придется подготавливать ее нежно, не спеша, если еще есть надежда превратить три часа в тридцать дней. Он с удовольствием предвкушал целый месяц восхитительных баталий как в постели, так и вне ее. Он умеет быть убедительным и на словах, и на деле. Она упадет со своего пьедестала прямо в его объятия.
Но, если честно, это она убедила его приехать за ней сюда, не приложив к этому ни малейших усилий.
Комната ее была маленькой, простой, девичьей, с белоснежным, без единой складочки бельем. Скоро он это изменит. В Байяр-Корте у него массивная елизаветинская кровать, на которой может поместиться целая небольшая семья. Он представил себя и Шарли, занимающихся любовью там, словно в каком-то экзотическом восточном шатре. Сегодня ему придется сдерживать свое желание, иначе они окажутся на покрытом домотканым ковриком полу. Он расстегнул ее простое синее платье, надеясь, что она, по крайней мере, протянет руку к его шейному платку, но она продолжала стоять совершенно неподвижно. Как христианская мученица, покорно дожидающаяся на фарфоровом блюде, когда лев придет за своим ужином. Так не пойдет. Она серьезная и скованная, как монашка. Неужели уже забыла, что сама предложила заняться любовью прямо здесь и сейчас? Он просто пришел на чай, ожидая очередного отпора.
Он всунул один палец ей под мышку и пощекотал. Она дернулась, закусила губу, но ничего не сказала. Он пощекотал еще, на этот раз обеими руками, и она тихо вскрикнула. Платье упало на пол. Она повалилась спиной на кровать, а его пальцы продолжили свое озорство. Теперь она, беспомощная, смеялась и извивалась. Лицо немножко порозовело от гнева и… удовольствия.
— Прекрати немедленно! — закричала Шарли, прежде чем взвизгнуть. Пока она безрезультатно отбивалась, грудь ее под корсетом вздымалась и опадала. Губы приоткрылись, чтобы запротестовать. Ему пришлось прекратить эту взаимную пытку, поэтому он поцеловал ее, как хотелось сделать с самой первой-минуты, когда он чуть не лишился головы, входя в ее домик.
У Шарли был вкус кресс-салата и масла. Такая сладкая. Мягкая. Он обхватил ее лицо одной рукой, а второй развязал шнуровку, чтобы освободить пышную грудь. Она идеально легла в его ладонь, само желание и соблазн. Он скучал по апельсиновому запаху, по бархату кожи. Скучал по всему, даже по ее вспыльчивому нраву и безобразным чепцам. Он хотел признаться в этом, но время умолять прошло. Пора воспользоваться другими методами.
В этом ему помог язык, рисующий влажные круги вокруг потемневшего соска. Бэй пировал не спеша, намеренно смакуя каждую секунду этого изысканнейшего удовольствия, доставляя наслаждение себе и, надо надеяться, ей тоже. Он понял, что добился успеха, когда услышал ее вздох и почувствовал, как пальцы скользнули ему в волосы. Ее вкус, куда более божественный, чем все деликатесы мира, вместе взятые, наполнил рот. Бэй ощутил, как она тает под его ласками, как раздвигаются ее ноги. Он потянул вверх край шемизетки, скользя кончиками пальцев по гладкой коже. Ее белые бедра, чувствительное местечко под коленями, прекрасный живот — они удостоятся его внимания позже. Сейчас же единственное, чего он хотел, — это прикоснуться к ее сердцевине. Попасть внутрь и никогда не уходить. Заставить ее умолять остаться на ночь. Она была горячей, влажной, манящей.
Но он может подождать, хотя и недолго. Он стал легонько потирать чувствительную кожу, доставляя этим удовольствие не только ей, но и себе. Он извлечет пользу из каждого прикосновения, из каждой ласки, из каждого кусочка то натягивающейся, как струна, то расслабляющейся плоти. Шарли задрожала под ним, когда он подвел ее к самому краю, чувствуя, что и сам готов взорваться.
Взяв сосок, он втянул его в рот и почувствовал, как ее мир сместился. Шарли вскрикнула, вонзив ногти ему в плечо. Он на время набросил узду на собственное желание, продолжая гладить, ласкать, покусывать ее, пока она распадалась в его объятиях на тысячи кусочков. А потом Шарлотта удивила его, красочно описав все то, что он и сам собирался с ней сделать.
Это было все равно что приказ, а он, как солдат, привык подчиняться приказам. Вот вам и нежно, вот вам и постепенно. Она была такой же необузданной и страстной, как и он. Ему придется утолить их обоюдную жажду, и как можно скорее.
По-видимому, она чувствовала тоже самое. Не было времени ни на какую прелюдию. Не было времени даже на то, чтобы снять сюртук или ее рубашку. Чьи-то руки — он даже не понял, его или ее — лихорадочно расстегивали ширинку бриджей, и в следующую секунду он вошел в Шарли одним мощным движением. Она восхитительно сжалась вокруг него. Он настолько затерялся в ощущениях, что забыл поцеловать ее, только зажмурился и вонзился глубже. Это было так прекрасно, так божественно, почти невыносимо. Она приподнялась навстречу ему и увлекла вниз, легонько куснув в шею.
Накал страсти между ними плясал на его коже. Он открыл глаза, думая, что увидит свой сюртук, объятый пламенем, но вместо этого увидел возлюбленную со спутанной массой волос, пылающей нежной кожей и приоткрытыми в радостном удивлении губами. Его язык скользнул внутрь, и она сделала ответный выпад, как будто умирала с голоду, впервые пробуя его. Он мог бы целовать ее до бесконечности, упиваясь этой сладостью. Их слияние было таким правильным, таким естественным. Не надо было ни о чем задумываться, не надо было говорить какие-то пустые слова — она открывалась навстречу ему с готовностью, не уступая ни в нетерпении, ни в страсти. Волнообразные спазмы окружили, сжали его плоть, когда она добралась до высшей точки наслаждения, коротко вскрикивая между поцелуями. Это было как в ту, первую ночь, когда Шарли думала, что это сон. Возможно, это ему сейчас снится сон, ибо наверняка все это слишком идеально, чтобы быть реальным.
Но реальность все же вторглась в эту ожившую фантазию, поэтому Бэй вышел из Шарли и выплеснул семя ей на живот. А потом лежал, прижавшись к ней, слушая лихорадочный стук их сердец. Ее белая грудь мягко пружинила под его ладонью. Все его одежды внезапно показались обременительными. Он овладел ею как грубое животное, но судя по ленивой улыбке, она не возражала.
— Прости, это было слишком грубо, слишком поспешно. Я даже не снял сапоги.
Она дотронулась до шрама на его щеке.
— У нас есть еще почти все наши три часа. — Голос ее был игривым и сладострастным. Как быстро Шарли привела его к завершению. Но это было так хорошо. А в следующий раз будет еще лучше. Бэй отодвинулся и потянул свой шейный платок. Она села и стянула через голову рубашку.
Ее тело было еще желаннее, чем он помнил. Она вся блестела от любовной испарины, а ее запах пробуждал в нем желание слизнуть каждую капельку влаги. Она воспользовалась рубашкой, чтобы обтереться. Если б они были на Джейн-стрит, то могли бы вместе искупаться. Он избавился от своей помятой одежды и вернулся в постель, с изумлением заметив, как его плоть снова возрождается к жизни.
Бэй почувствовал, как Шарли снова превращается в чопорную и правильную старую деву, отдаляясь от него и телом, и душой. Ее лицо утратило часть своей прелестной мягкости, как будто она очнулась от грез. Он хотел, чтобы Шарли вернулась, хотел, чтобы они оба вернулись туда, где мир сужается до размеров кровати, на которой они лежат, где жизнь проста и понятна. Он заставит ее послать к черту эту ее напускную скромность, и, если повезет, завтра утром они уже будут на пути в Дорсет.
Он опрокинул ее на подушки и провел языком от ямочки у горла к восхитительной горячей щелке. Шарли не скажет «нет». Не сможет сказать «нет». Она принадлежит ему вся, от макушки до пят, по крайней мере, на какое-то время.
