Глава 9
Король Херла и его свита отправились обратно в страну людей, — но какой сюрприз ожидал их, когда они наконец увидели солнце! Там, где прежде простирались богатые поля и пасся тучный скот, рос незнакомый дремучий лес, а вдали виднелись развалины огромного замка. Они скакали, пока им не встретился охотник, которому можно было задать вопрос.
«У нас здесь нет ни короля, ни королевы с тех пор, как король Херла исчез, а его королева умерла от горя, — запинаясь, ответил охотник. — А было это, милорды, без малого девятьсот лет тому назад»…
…из «Легенды о короле Херла».
Когда герцог вышел к гостям, собравшимся у руин аббатства, до Артемис донеслись голоса. Голоса стали громче, потом затихли, и воцарилась такая тишина, что Артемис на мгновение представилось, что она находилась здесь совсем одна.
Но она прекрасно понимала, что должна взглянуть в лицо реальности — и гостям герцога.
Сделав глубокий вдох, Артемис пригладила волосы и быстро, чтобы не передумать, направилась к аббатству.
Все было не очень страшно — не так страшно, как в то утро, когда арестовали Аполло. Тогда ей пришлось идти через деревенскую лужайку, чтобы купить у мясника немного мяса. Но он закрыл перед ней двери, сделав вид, что не заметил, и она была вынуждена возвращаться домой с пустыми руками, под звучавший в ушах громкий шепот людей, которых она считала своими друзьями.
Когда она вышла из рощи, гости, повернувшись, вопросительно уставились на нее. А леди Оулдершо и миссис Джиллетт о чем-то зашептались, склонив друг к другу головы. И только Феба дружелюбно улыбнулась, увидев ее.
— Где ты была? — спросила Пенелопа, когда Артемис подошла к ней. — И где твоя косынка?
Артемис почувствовала, как жар заливает ее щеки и слишком открытую шею, и ей оставалось лишь одно — держаться дерзко. Она осторожно коснулась пальцами шеи — и, сообразив, что цепочка с изумрудной подвеской и кольцом Максимуса тоже видна всем, постаралась незаметно убрать и то и другое под лиф платья. Заметил ли Максимус свое кольцо? Если и заметил, то не подал виду. Кольцо было обыкновенным перстнем-печаткой, каких немало в Англии, и она надеялась, что никто его не узнал.
— Артемис, так что же? — Пенелопа ждала от нее ответа. — Где ты была?
— Я увидела бородатую синицу, и мне захотелось получше рассмотреть ее.
— Вместе с герцогом Уэйкфилдом?
— Он любит природу. — На сей раз она не солгала.
— Хм-м-м… — нахмурившись, протянула Пенелопа, но ее отвлек Скарборо, что-то шепнувший ей.
Минуту спустя гости уже собирали вещи, готовясь возвращаться в Пелем-Хаус. Феба же шагнула к Артемис, но мисс Пиклвуд взяла свою подопечную под локоть и направила ее к мисс Ройял.
На милом личике Фебы промелькнула обида, но она тут же, изобразив светскую любезность, взяла под руку мисс Ройял.
— Мисс Грейвс, не составите ли мне компанию? — спросила мисс Пиклвуд строгим тоном, звучавшим как приказ.
— Да, конечно, — пробормотала Артемис, взяв под руку пожилую даму.
— У нас с вами совершенно не было возможности хотя бы немного поговорить, — тихо сказала мисс Пиклвуд. Они шли позади всех, и Артемис была уверена, что ее спутница устроила это специально. — Надеюсь, вам понравился этот загородный прием?
— Да, миледи, — ответила Артемис.
— Это хорошо, очень хорошо… — пробормотала мисс Пиклвуд. — К сожалению, некоторые люди, приезжающие на такие загородные приемы, оставляют свои… хм… моральные принципы в Лондоне. Знаю, вы не поверите, дорогая, но я действительно слышала о таких скандальных историях!
— Неужели? — Артемис считала себя нечувствительной к подобным намекам, но проблема заключалась в том, что ей нравилась мисс Пиклвуд и она уважала ее мнение. Поэтому от слов пожилой леди у нее покраснели уши.
— О да, моя дорогая, — кивнула мисс Пиклвуд. — И, конечно же, в сети сплетен на самом деле попадаются самые невинные. А вот замужняя леди — особенно если она титулованная — может делать все, что ей вздумается. Не стану говорить, что именно, потому что это не предназначено для ваших ушей. Но благовоспитанная молодая дама, которая, возможно, не имеет титула или весомого положения в обществе, должна быть очень и очень осмотрительной.
Мисс Пиклвуд сделала паузу, потом вновь заговорила:
— И, конечно же, для незамужней леди абсолютно недопустимо поведение, которое со стороны может выглядеть непристойным. К тому же такое поведение может привести к плачевным результатам… Она потеряет место, которым, по-видимому, очень дорожит.
— Да, я понимаю… — пробормотала Артемис.
— Правда? — Тон мисс Пиклвуд был любезным, но в нем чувствовались металлические нотки. — Мир так устроен, что в подобных случаях всегда обвиняют леди, но никогда — джентльменов. И еще мир таков, что у герцогов — какими бы благородными они ни были в других отношениях — нет иных помыслов, кроме бесчестных, когда они уединяются в укромных местах с молодыми незамужними леди с малым достатком. Так что вы не должны питать иллюзий.
— Да, конечно. — Артемис тихонько вздохнула. — Я все понимаю.
— Поверьте, мне хотелось бы, чтобы все было по-другому, — продолжала мисс Пиклвуд. — Да-да, это правда. Но думаю, что таким, как мы с вами, следует быть исключительно практичными. Ничего другого нам не остается.
— Таким, как мы?..
— Конечно, дорогая, — ответила мисс Пиклвуд. — Вы полагаете, я родилась с седыми волосами и морщинами? Когда-то я была такой же, как вы — молодой и хорошенькой. Мой дорогой папа любил играть в карты, но, к сожалению, ему всегда не везло. У меня было несколько предложений от джентльменов, но я чувствовала, что из этого ничего не получится, поэтому решила жить со своей тетушкой Флоренс. Очень привередливая старая леди, к сожалению, но в то же время с доброй душой. А после тети Флоренс я переехала в дом моего брата. Вы, возможно, думаете, что кровное родство делает отношения более сердечными, но поверьте, у нас с братом все было не так. Возможно, наша взаимная неприязнь еще усилилась из-за моей невестки — ужасной скряги, которую возмущал лишний рот у них в доме. И я была вынуждена вернуться к своей тетушке. А потом…
Они уже почти подошли к Пелем-Хаусу, и тут мисс Пиклвуд остановилась и с грустью посмотрела вверх, на величественный особняк.
— Остальное вы знаете. Бедняжка Мэри умерла вместе с герцогом, своим мужем. Вот так-то. Знаете, наше родство было дальним, очень дальним, но в детстве мы с Мэри были близкими подругами, поэтому я, как только узнала о трагедии, сразу же приехала. Вначале был период, когда вокруг толпились юристы и поверенные, и тогда я думала, что меня выгонят и найдут другую женщину для воспитания Геро и Фебы. Но потом Максимус снова стал разговаривать. Знаете, даже в четырнадцать лет у него были манеры герцога. Я показала ему письма, которыми обменивались мы с его матерью, и он принял решение, что воспитывать его сестер буду я.
Мисс Пиклвуд сделала паузу, чтобы перевести дыхание, и некоторое время обе леди молча смотрели на Пелем-Хаус. Наконец Артемис, не выдержав, проговорила:
— Вы сказали, что он… «снова стал разговаривать»?
— Да-да, — закивала мисс Пиклвуд. — Полагаю, теперь не многие это помнят, но Максимус был так потрясен смертью родителей, что на целых две недели лишился способности говорить. Несколько шарлатанов, которые приходили осматривать его, сказали, что трагедия повредила мозг и что он больше никогда не будет говорить. Вздор, конечно. Просто ему понадобилось время, чтобы прийти в себя. Он был совершенно нормальным мальчиком, просто очень ранимым.
«Мальчиком, который, придя в себя, уже был не просто мальчиком, а герцогом Уэйкфилдом», — подумала Артемис.
— Наверное, для него это было ужасно.
— Да, конечно, — согласилась мисс Пиклвуд. — Знаете, он ведь был свидетелем их убийства. Страшное потрясение для такого чувствительного подростка.
Артемис с любопытством посмотрела на пожилую леди. Ей казалось, что «чувствительный» — не самое подходящее слово для того, чтобы охарактеризовать герцога. Но, возможно, до трагедии он был совершенно другим человеком.
— Боже мой! — воскликнула мисс Пиклвуд. — Я совсем сошла с ума! Прошу прощения, дорогая. К сожалению, я иногда говорю не подумав. Я только хотела, чтобы вы поняли: между вами и мной не такая уж большая разница, просто мы находимся на разных этапах жизни. Я уже могу понимать соблазны нашего положения, а вы должны научиться не поддаваться им — ради собственного же блага.
— Спасибо, — поблагодарила Артемис, так как знала, что совет был дан из добрых побуждений.
— И я очень надеюсь… — мисс Пиклвуд откашлялась. — Надеюсь, что этот наш разговор останется между нами.
— Конечно, миледи, — ответила Артемис, и пожилая дама вздохнула с явным облегчением.
— Что ж, тогда давайте посмотрим, не приготовили ли для нас какие-нибудь напитки, — с улыбкой проговорила мисс Пиклвуд.
Артемис молча кивнула. И решила, что после этого разыщет Пенелопу. Ей было необходимо вернуться в Лондон, к Аполло… и к Максимусу.
А мудрый совет пожилой леди она решила оставить без внимания.
Вифлеемская королевская больница — или, как ее обычно называли, Бедлам, — являлась величественным памятником благотворительности. В отстроенном заново после великого пожара здании все было современным и роскошным — словно власти решили покрыть глазурью гниль внутри.
«Или сделать рекламу своему заведению», — цинично подумал Максимус, проскользнув в величественные главные ворота как раз в тот момент, когда часы пробили полночь. В эту ночь на нем снова был наряд Призрака Сент-Джайлза. Конечно, у него не было сомнений в том, что он мог бы добиться освобождения лорда Килборна как герцог Уэйкфилд, но это потребовало бы времени — времени, которого у безумца, по всей видимости, не было.
У него над головой, на арке ворот корчились две каменные фигуры — одна символизировала Меланхолию, другая — Буйное Помешательство; а перед ним протянулся огромный внутренний двор, в лунном свете казавшийся одноцветным. По праздникам двор и внутренние строения были наполнены экскурсантами — все они вносили небольшую плату, чтобы увидеть «развлечения» душевнобольных мужчин и женщин. Сам Максимус никогда тут не бывал, но достаточно часто был вынужден с отвращением слушать, как какая-нибудь светская леди описывала щекочущие нервы ужасы, которые наблюдала со своей лучшей подругой. В лечебнице содержались многие десятки несчастных — следовательно, ему требовался провожатый, чтобы найти Килборна.
Максимус прокрался к массивным парадным дверям и обнаружил их запертыми. На всех окнах были решетки, чтобы надежно держать пациентов внутри, но существовало несколько боковых дверей для доставки пищи — и, возможно, самих больных. Максимус выбрал одну из них и повернул ручку, но эта дверь тоже оказалась запертой. И тогда у него остался единственный очевидный выбор — он постучал.
После бесконечно долгого ожидания Максимус услышал шарканье, затем дверь распахнулась. На него, выпучив глаза, смотрел надзиратель в изрядно поношенном сюртуке и в мягкой шляпе.
— Ш-ш-ш… — Максимус мгновенно приставил ему к горлу свой короткий клинок.
Рот охранника превратился в удивленный овал, но он не издал ни звука. До этого охранник, вероятно, спал, так как в Бедламе, несомненно, не привыкли принимать посетителей среди ночи.
— Я хотел бы видеть лорда Килборна, — прошептал Максимус.
— Он в больничном изоляторе, — пролепетал охранник.
— Тогда отведи меня к нему. — Максимус приставил к его горлу кончик шпаги и добавил: — И имей в виду, не вздумай поднять по тревоге своих приятелей. Если мне придется пустить в ход оружие, ты будешь первым, кто простится с жизнью.
Надзиратель сглотнул, клацнув зубами, и энергично закивал, давая понять, что готов повести Максимуса в Бедлам. Тусклый фонарь, который он принес с собой, когда пришел на стук в дверь, теперь кое-как освещал широкий длинный коридор.
Слева находились окна с решетками, выходившие во внутренний двор, а справа — множество дверей, которые вели в темноту. В верхней части каждой двери имелось квадратное окно, защищенное перекрещенными прутьями. Коридор был наполнен исходившими от обитателей этого ужасного места тихими звуками — шуршаньем, вздохами, стонами и каким-то странным гулом, наводившим страх. Где-то раздался громкий голос — казалось, кто-то против чего-то возражал. Тяжелый воздух коридора был пропитан зловонной смесью запахов мочи, вареной капусты, щелока, сала и фекалий. Что-то в коридоре — и вообще в этом месте — вызвано у Максимуса ощущение дежа вю, но он не помнил, где мог видеть нечто подобное.
Они прошли уже почти половину коридора, когда позади них раздались шаги.
— Салли, это ты?
Охранник — очевидно, он и был Салли — остановился и обернулся. Максимус же опустил лицо к плечу, чтобы огромный нос его маски не был виден в профиль, и взглянул назад.
Человек, стоявший в другом конце коридора, с такого расстояния, конечно, ничего не мог толком разглядеть в полумраке.
— Помни, что я сказан тебе. — Под покровом своей накидки Максимус слегка ткнул охранника шпагой.
— Ридли, э-это я!.. — заикаясь, отозвался Салли.
— А кто это там с тобой? — поинтересовался Ридли.
— Мой брат Джордж. Он пришел выпить со мной, — нервничая, ответил Салли. — Он ничего плохого не сделает.
— Иди дальше, — шепнул Максимус.
Ридли по-прежнему смотрел на них с другого конца коридора.
— Я… я просто провожу Джорджа в свою комнату! — визгливым голосом крикнул Салли. А затем они повернули за угол и побежали вверх по главной лестнице.
— Он последует за нами? — спросил Максимус.
— Не знаю. — Салли взглянул на него со страхом. — Он очень подозрительный, этот Ридли.
Когда они поднялись на второй этаж, Максимус оглянулся, но в темноте не смог ничего разобрать, — возможно, Ридли преследовал их. Он снова повернулся к Салли.
— Веди меня к Килборну.
— Сюда. — Охранник указал на дверь слева, рядом с которой стоял стул, а на крючке висел ключ. — Сегодня очередь Линча ночью дежурить, — проворчал Салли и, взяв ключ, вставил его в дверной замок. — Но он, наверно, валяется пьяный в своей постели.
Когда Салли поднял повыше фонарь, чтобы осветить дверь, Максимус увидел на ней табличку: «Неизлечимые».
За дверью находился такой же, как внизу, длинный коридор, только здесь комнаты по обе стороны его были без дверей. Сами же пациенты лежали на соломе, как животные в загонах, и вонь от их испражнений стояла такая, что у Максимуса начали слезиться глаза. Здесь был седовласый бородатый старик с почти бесцветными глазами, которые слепо глянули на свет, когда Максимус и надзиратель проходили мимо; а там — молодая хорошенькая женщина, свирепо бросившаяся к ним, когда они поравнялись с ее комнатой; однако звякнула цепь, и женщина упала — в точности как собака, которую отдернули за ошейник. В соседнем закутке визгливо и истерически смеялся юноша, при этом царапая себе лицо.
Салли перекрестился и, торопливо подойдя к последнему отсеку, остановился и, высоко подняв фонарь, осветил лежавшего на соломе крупного мужчину.
— Он жив? — спросил Максимус.
— Был, когда мы раздавали еду остальным. — Салли пожал плечами. — Но он, конечно, не ел, потому что спит.
«Скорее всего, он без сознания», — мрачно подумал Максимус и опустился на одно колено на грязную солому возле мужчины. Виконт Килборн был совершенно не похож на свою сестру. Она была изящной, а он — огромным, с широкими плечами, мясистыми руками и толстыми ногами, вытянутыми поперек камеры. Красив он или нет, — невозможно было сказать; лицо распухло и покрылось запекшейся кровью, оба глаза почернели от синяков, а нижняя губа была рассечена и размером, а также цветом походила на небольшую сливу. И Максимус слышал странный свистящий хрип, когда гигант старался набрать в легкие воздух.
Килборн несомненно находился при смерти. Переживет ли он вообще попытку спасти его? У него был такой вид, словно его вообще не лечили — ему даже не вытерли с лица почерневшую кровь.
— У тебя есть ключ от его наручников? — спросил Максимус.
— Он должен висеть у двери. — Салли хотел повернуться, но Максимус, схватив его за ворот, процедил:
— Ты сейчас же вернешься или я отыщу тебя. Понял?
Салли в испуге кивнул, и Максимус отпустил его.
Охранник быстро вернулся с массивным железным кольцом, на котором висели ключи. Перебирая их, он бормотал:
— Вот тут должен быть один из…
— Что вы здесь делаете?! — послышался голос, и Максимус тотчас же понял. Что это был Ридли. Вскочив на ноги, он повернулся к дверному проему, держа наготове оба клинка.
Салли пискнул — и замер, сжимая в руках ключи. Замер и Ридли, почувствовавший на горле острие шпаги.
— Салли, сними наручники, — приказал Максимус, не спуская пристального взгляда с другого охранника. Ты, — услышав звон упавших на пол наручников, указал он шпагой на Ридли, — бери его за ноги.
— Зачем он вам нужен? — проворчал Ридли, но все же нагнулся и взял Килборна за ноги. — Он же почти что мертвый.
— Дай мне фонарь и возьми его под голову, — скомандовал Максимус, взглянув на Салли, оставив без внимания слова Ридли.
Салли с готовностью отдал фонарь, и оба надзирателя, ворча и ругаясь, подняли с пола безжизненное тело.
— Черт, он весит целую тонну. — Ридли сплюнул на солому.
— Поменьше разговаривай, — тихо предупредил Максимус. — Если сюда явится еще один охранник, вы оба будете не нужны мне, ясно?
Его слова заставили Ридли замолчать, и все они вышли из камеры, а затем зашагали по коридору — и вниз по лестнице. Максимус внимательно следил, чтобы они не уронили Килборна, но ничем не помогал, предпочитая, чтобы его руки оставались свободными — на случай, если появятся другие охранники.
— Знай, что вы придете за ним, я бы довел дело до конца, — пробормотал Ридли, когда они, наконец, спустились на нижний этаж.
— Так это сделал ты? — Максимус медленно повернул голову.
— Угу, — ухмыльнулся Ридли. — Он всегда издевался над нами, этот сукин сын. Он получил свое, точно. Удивляюсь, что он пережил ту ночь, — добавил Ридли, видимо, полагая, что теперь они с ночным визитером закадычные друзья.
— Правда?.. — пробормотал Максимус, глядя на камеры, мимо которых они шли по длинному широкому коридору. И тут он внезапно понял, что напоминало ему это место. Зверинец Тауэра! Людей здесь использовали для развлечения точно так же, как животных в зверинце… Только с животными обращались лучше.
— Да, мы хорошенько ему вложили, — продолжал Ридли таким тоном, что у Максимуса по коже побежали мурашки. — И если бы он не «заснул» так быстро, то мы отделали бы его еще лучше, если вы понимаете, о чем я…
— О-о, думаю, понимаю, — буркнул Максимус. Они подошли к концу длинного коридора с земляным полом. — Положите его у двери.
Ридли, недоумевая, пробормотал:
— Так вы что, собираетесь вынести его за двери?
— Не ломай над этим голову, — ласково ответил Максимус — и ударил охранника в висок рукоятью шпаги.
Ридли рухнул на пол, а Салли поднял руки вверх.
— Сэр, прошу вас!..
— Ты тоже участвовал в этом?
— Нет, сэр!
Салли, возможно, врал, но в любом случае у Максимуса не хватило духа ударить и его. Он наклонился, взял Килборна за правую руку и со стоном забросил его себе на плечо. Виконт был очень тяжелым, но все же легче, чем полагалось быть мужчине его сложения, — было ясно, что он сильно потерял в весе в этом заведении. При этой мысли Максимус еще больше помрачнел.
— Открой дверь, — приказал он.
Салли бросился выполнять его распоряжение.
Выйдя наружу, Максимус остановился и через плечо взглянул на Салли.
— Передай Ридли и всем остальным надзирателям: я вернусь, приду ночью, когда вы спите и меньше всего этого ожидаете. И если я узнаю, что с кем-то из пациентов обошлись так же, как с лордом Килборном, — то не стану задавать вопросов, а просто свершу правосудие острием шпаги. Понятно?
— Да, сэр. — У Салли на лице был написан ужас.
Шагнув в темноту, Максимус быстро прошел со своей ношей через двор и вышел за ворота. За ними находился Мурфилдс, а немного дальше его ждал экипаж.
— Поехали, — сказал Максимус, уложив Килборна на сиденье.
— Нас не преследуют? — поинтересовался Крейвен, натянув поводья.
— Нет. Во всяком случае, пока.
— Значит, успех?
Максимус хмыкнул и посмотрел на безумца — тот еще дышал. Но что же теперь с ним делать?..
— Успех будет только в том случае, если Килборн выживет, — ответил он на вопрос камердинера.
Артемис проснулась от тихого постукивания в дверь и в течение нескольких секунд в недоумении осматривала спальню, пока не вспомнила, что она в гостевой комнате Пелем-Хауса.
Стук повторился, и она, выбравшись из-под теплого одеяла, надела халат и взглянула в окно — только что рассвело.
Приоткрыв дверь, Артемис увидела служанку, уже одетую для работы.
— Да, слушаю, — сказала она.
— Прошу извинить меня, мисс, но у задней двери вас ожидает посыльный. Он сказал, что должен поговорить с вами.
Наверное, об Аполло. Значит, Максимус нашел ее брата? Брат еще жив?
Дрожа, Артемис нашла свои тапочки и последовала за служанкой вниз по лестнице, а потом — в глубину дома, к кухне.
В кухне уже вовсю готовились к предстоящему дню. Повара и служанки раскатывали сдобное тесто, слуги доставали серебряные приборы, а юная девушка тщательно чистила плиту. А в середине кухни стоял огромный стол, за которым сидел юноша — вероятно, посыльный, прибывший из Лондона. Перед ним стояли чашка с чаем и тарелка с только что намазанным маслом хлебом. Когда Артемис подошла ближе, юноша встал, и она увидела, что его одежда вся в пыли после дороги.
— Мисс Грейвс? — спросил он.
Она кивнула.
— Да.
Сунув руку в карман куртки, посыльный достал письмо.
— Его светлость сказал, что я должен передать это в руки только вам и никому другому.
— Спасибо. — Взяв письмо, Артемис посмотрела на вычурную печать.
— Вот, мисс. — Юноша подал ей кухонный нож. — Срежьте печать.
Артемис с благодарностью улыбнулась и, собравшись с духом, сломала печать. В письмо было только несколько слов:
«Он живой в моем доме.
… М.»
Артемис с облегчением выдохнула — о, слава Богу, он живой! — и поняла, что должна немедленно поехать к нему.
Сжимая письмо в руке, она собралась выбежать из кухни, но вдруг вспомнила о посыльном.
— К сожалению, я забыла взять с собой кошелек, — обратилась она к нему, — но если вы подождете здесь, то уверяю, у меня найдется для вас шиллинг.
— Нет необходимости, мисс, — дружелюбно ухмыльнулся парнишка. — Его светлость щедрый хозяин. Он сказал, чтобы я не смел брать у вас деньги.
— О-о!.. — У Артемис потеплело на сердце. «Какой же Максимус тактичный — догадайся избавить меня от смущения», — подумала она. — Тогда еще раз спасибо.
Юноша с улыбкой кивнул и снова занялся своим завтраком, а Артемис быстро пошла вверх по лестнице, надеясь, что ей, быть может, удастся поднять кузину немного раньше обычного.
Накануне она почти убедила Пенелопу, что нет никакого смысла здесь оставаться, когда их хозяин уехал «по делам» в Лондон.
В коридоре наверху было темно, но, подойдя к своей двери, Артемис услышала где-то в коридоре шаги слуги. Открыв дверь, она вошла и подошла к комоду, чтобы быстро привести себя в порядок. Она давно научилась одеваться сама, без чьей-либо помощи, так как отец мог позволить себе содержать служанку лишь время от времени.
Надев свое обычное коричневое платье из сержа и сев причесаться, Артемис заметила нечто странное: ее щетка для волос лежала щетиной вниз. А ведь она всегда укладывала ее наоборот — обратная сторона была деревянная, а свиная щетина была самой нежной частью щетки.
Ее перевернула служанка?
Но огонь еще не разведен, — значит, служанка этим утром еще не заходила к ней в комнату.
Артемис выдвинула верхний ящик комода: Ее скудный набор чулок лежал, как обычно, но следующий ящик…
Край одной из ее сорочек был зажат ящиком и торчал наружу. Да, конечно, возможно, она сама второпях небрежно задвинула ящик, но все же…
Артемис была почти уверена: кто-то побывал в ее комнате, кто-то рылся в ее вещах.
Тут она вспомнила, что, подойдя к двери, услышала чьи-то шаги — шаги слуги, как она тогда подумала. Но неужели Максимус отдал приказ обыскать ее комнату? Подобное казалось невероятным. Да и зачем ему это?.. Может, он хотел вернуть свое кольцо?
Она вытащила цепочку из-под косынки, которую накинула на плечи, и внимательно осмотрела кольцо и подвеску, поблескивавшие у нее на ладони. Кольцо принадлежало Максимусу, и она отдаст его герцогу, как только увидится с ним в Лондоне — как только увидится с Аполло.
Потратив на туалет всего несколько минут, Артемис отправилась в комнату Пенелопы.
Ее кузина, как обычно, была еще в постели.
— Не понимаю, зачем нужно вставать так рано? — проворчала она. — И ведь если Уэйкфилд сбежал в Лондон, то на меня здесь некому смотреть, верно?
— А как же Скарборо? — не подумав, спросила Артемис и едва не застонала. Последнее, что ей следовало делать, — это убеждать Пенелопу остаться ради пожилого герцога.
— Скарборо довольно мил, — заметила Пенелопа, и щеки ее порозовели. — Но он не столь богат, как Уэйкфилд, и не обладает такой же властью.
— Но он герцог, — напомнила Артемис, когда они уже входили в длинный зал в задней половине дома, где был подан завтрак. — И ты ему по-настоящему нравишься.
— Да? Ты так думаешь? — Пенелопа остановилась и недоверчиво посмотрела на кузину.
— Конечно. — Артемис кивнула в сторону герцога, который встал при их появлении. — Ты только взгляни на него…
Скарборо улыбался так широко, что Артемис стало страшно: «Как бы у него на лице что-нибудь не лопнуло!» — подумала она. Как ни странно, но герцогу, по-видимому, и в самом деле нравилась Пенелопа — то есть не только ее молодость и красота, но и она сама по себе.
— Но он совсем старый… — Пенелопа понизила голос, и между бровей у нее появилась морщинка — как будто девушка действительно была огорчена.
— Неужели это имеет какое-то значение? — тихо спросила Артемис. — Он ведь из тех мужчин, которые осыпают своих жен дорогими подарками. Говорят, у его первой жены был огромный сундук с драгоценностями. Подумай, как это было бы замечательно.
— Хм-м… — Пенелопа в задумчивости прикусила губу. — Но мы в любом случае возвращаемся в Лондон.
Разговаривая, они подошли к Скарборо, и тот, услышав последние слова Пенелопы, изобразил беспредельное отчаяние.
— Неужели вы бросаете меня, леди Пенелопа?!
Усаживаясь на стул, который пододвинул для нее герцог, Пенелопа скорчила гримасу.
— Так как наш хозяин, кажется, бросил нас, думаю, это вполне допустимо, — пробурчала она.
— О, да-да. — Скарборо уставился на свиной стейк у себя на тарелке. — Уэйкфилд и впрямь сбежал вчера, как заяц. Никогда не видел ничего подобного. Очень надеюсь, — весело добавил герцог, глядя на Артемис, — что он не обиделся на вашу шутку по поводу Призрака Сент-Джайлза, мисс Грейвс.
— Не думаю, что его так легко обидеть, — отозвалась Артемис.
— Тем не менее, Уэйкфилд покинул своих гостей… — Скарборо развел руками, изображая крайнее недоумение.
Сердце Артемис гулко забилось. Ей очень не хотелось, чтобы именно сейчас у кого-то вызвало подозрения поведение Максимуса.
— Но герцог сказал, что у него в Лондоне неотложное дело. — Пенелопа пожала плечами. — Не понимаю, какое это может иметь отношение к тому, что говорила Артемис.
— Несомненно, вы правы, — охотно согласился Скарборо. — Однако его внезапный отъезд вынудит его младшую сестру возвращаться в Лондон в одиночестве.
— Но ведь ее, несомненно, будет сопровождать мисс Пиклвуд, — возразила Артемис.
— Насколько мне известно — нет, — сообщил Скарборо. — Сегодня утром Пиклвуд получила известие от своей подруги в Бате, которую поразил внезапный недуг, и она уже отбыла к ней.
— Тогда во время поездки в Лондон леди Фебу будет сопровождать горничная, — заявила Пенелопа.
— Служанка вряд ли способна заменить компаньонку, особенно для дамы в таком состоянии, как леди Феба… — в задумчивости протянул Скарборо. — Увы, для Уэйкфилда дела значат больше, чем собственная слепая сестра.
Артемис поморщилась от этих грубых слов, однако промолчала. Сейчас она думала только о брате. Артемис была уверена: даже если Аполло тяжело ранен, Пенелопа не разрешит ей отлучаться в лондонский дом герцога Уэйкфилда больше чем на несколько часов. Но если кузина решит, что это ее собственная идея…
Откашлявшись, Артемис проговорила:
— Я знаю, что Уэйкфилд очень любит леди Фебу.
— Конечно-конечно, — тотчас согласился герцог.
— Честно говоря, я думаю, он будет очень благодарен, если кто-нибудь согласится сопровождать его сестру, — Продолжала Артемис.
Пенелопа поморщилась и пробурчала:
— Я не могу. Нет-нет, это просто невозможно. В нашем экипаже и так мало места.
— Очень жаль, — вздохнула Артемис. — Но Феба может взять собственный экипаж, и с ней будешь ехать только ты одна.
Кузина явно испугалась, а Артемис тут же добавила:
— Или могу поехать я.
— Ты?.. — Пенелопа взглянула на нее с удивлением. — Но ведь ты — моя компаньонка.
— Да, ты права, — поспешно согласилась Артемис. — Проявление такой непомерной доброты было бы совершенно излишним.
Пенелопа задумалась, потом спросила:
— А ты действительно уверена, что Уэйкфилд посчитает меня невероятно доброй?
— Да, конечно, — с серьезнейшим видом ответила Артемис. — Потому что ты такой и будешь, если отправишь меня к Фебе на время отсутствия мисс Пиклвуд. Поверь, Уэйкфилд будет очень тебе благодарен.
Пенелопа просияла и воскликнула:
— Великолепная идея!
— Это вы великолепны, миледи! — заявил Скарборо и, склоняясь к руке леди Пенелопы, подмигнул ее кузине.
