Эпилог
Накануне своей свадьбы мисс Мара Лоув стояла у окна третьего этажа в семейном крыле Уайфон-Эбби и смотрела вниз, на укутанные тьмой сады. Она прижала ладонь к холодному стеклу, глядя, как оно затуманивается от ее прикосновения. Убрав руку, Мара снова увидела темноту, испещренную отражением огоньков свечей, зажженных в комнате внизу.
Улыбнувшись, Мара провела пальцем между маленькими, похожими на звезды пятнышками, соединяя пляшущие язычки пламени, да так увлеклась, что не заметила подходившего к ней герцога, увидела его только в тот момент, когда он, отражаясь в стекле, возник перед ее глазами.
Его руки обняли Мару, и он прижал ее спиной к себе, затем прильнул губами к ее затылку.
— Ты пахнешь лимонами.
Мара улыбнулась и вздохнула. Прислонившись к нему, положила руки ему на ладони и переплела свои пальцы с его.
— О чем ты думаешь? — спросил он, поднимая голову.
Она повернулась к нему лицом и сказала правду — чудесную и замечательную правду:
— О другом времени тут, в Уайфоне. О другом дне здесь, в этой комнате.
Темпл не стал делать вид, будто не заметил, где именно они находились, наоборот, посмотрел на кровать, в которой она оставила его двенадцать лет назад.
— Как ты думаешь, кто-нибудь еще спал в ней после того утра? — спросил он неожиданно.
Мара рассмеялась:
— Только не я, честное слово!
Он с серьезнейшим видом изрек:
— Какая жалость…
— Ну, вообще-то это было ожидаемо, разве нет? В конце концов, предполагалось, что я тут умерла.
Темпл прижал ее к себе еще крепче.
— Но ты не умерла, — произнес он негромко, и Мару охватило возбуждение.
Она посмотрела ему в глаза:
— Нет, не умерла.
— И не вышла тем утром замуж.
Она кивнула:
— Верно, не вышла.
Тут он прижал ее к себе так крепко, что между их телами совсем не осталось свободного пространства. И Мару тотчас захлестнуло жаром, словно они говорили о чем-то совершенно другом, а не о том дне двенадцать лет назад.
— Мне повезло, — сказал он и впился в ее губы страстным и долгим поцелуем, обещавшим скорое наслаждение.
Мара же так увлеклась, что не заметила, как Темпл провел ее по всей комнате, так что теперь она упиралась ногами в кровать. Она, удивленная, ахнула, когда герцог без малейших усилий опрокинул ее на простыни и упал сверху.
— Видишь, какая жалость? — с улыбкой сказал он, целуя ее в подбородок. — Ведь такая удобная кровать!..
Ее руки словно сами собой потянулись к нему, и пальцы запутались у него в волосах.
— О, Темпл… — прошептала она.
Его темные глаза пристально уставились на нее. И он, покачав головой, заявил:
— Нет, больше никаких демонов. И никаких воспоминаний.
На глаза ее навернулись слезы.
— Уильям, как ты можешь говорить сейчас такое?
Он улыбнулся и погладил ее по щеке.
— Потому что прошлое — в прошлом. А меня гораздо больше интересует настоящее.
Он был просто великолепен, и Мара, не удержавшись, воскликнула:
— Я люблю тебя, Уильям! — Она хотела, чтобы он нисколько в этом не сомневался. Чтобы никогда не сомневался.
Темпл снова поцеловал ее, и в этом поцелуе была не только страсть, но и нежность. А он, внезапно прервав поцелуй, поднял больную руку над ее головой и сказал:
— Раз уж мы заговорили о настоящем…
Мара поражалась тому, как легко рука двигалась — и так быстро после ранения. Чувствительность в руке возвращалась. И было ясно: хотя Темпл вряд ли сможет драться так, как раньше, он все же будет здоров.
Слава Богу!
А Темпл вытащил из-за ее головы сверток, который Мара раньше не заметила:
— С Рождеством, любовь моя.
Она улыбнулась:
— Рождество будет завтра.
— Нет, завтра мы поженимся. Поэтому Рождеству придется наступить раньше. — Он ухмыльнулся. — Разверни это.
Мара засмеялась:
— Ты похож на мальчишку.
Мальчишки, приехавшие в Уайфон на каникулы (скорее всего все они останутся в огромном поместье на долгие годы), больше не были сиротами — все они стали подопечными герцога Ламонта. Он их защитник. И ее — тоже.
Она провела ладонью по его теплой, чуть колючей от вечерней щетины щеке.
— Спасибо, Уильям.
Он взглянул на нее с удивлением:
— Но ты даже не знаешь, что в свертке!
Мара снова засмеялась:
— Не за подарок! Точнее — за подарок и за все остальное. За то, что любишь мальчиков. Любишь меня. За то, что женишься на мне. За…
Темпл наклонился и прервал поток слов очередным поцелуем. Оторвавшись от ее губ, проговорил:
— Это я должен тебя благодарить, любовь моя. За твою силу. За твое великолепие. За мальчиков. И за то, что ты выходишь за меня. — Он быстро чмокнул ее в губы. — А теперь разверни подарок.
Она оттолкнула его, чтобы сесть, развернула коричневую бумагу и увидела знакомую белую коробку с золотой тисненой буквой «Э». Сняла с коробки крышку, откинула нарядную красную бумагу…
Перчатки!
Он купил ей перчатки. Дюжину пар. Нет, больше. Разных цветов, из разных тканей, разной длины, она и не представляла, что их бывает столько. Желтая лайка, и замша цвета лаванды, и черный шелк, и зеленая кожа…
Мара вытаскивала перчатки из коробки и смеялась, раскидывая их на коленях и по кровати.
— Уильям, ты сумасшедший!
Он взял длинную белую бархатную перчатку для оперы и пропустил ткань сквозь пальцы.
— Я хочу, чтобы у тебя их было столько пар, сколько дней в году.
— Зачем? — удивилась Мара.
Герцог поднес ее руки к губам и поцеловал по очереди каждый пальчик.
— Потому что я хочу, чтобы ты никогда не мерзла.
Это было странно и легкомысленно. И вообще за гранью понимания! И это было самое прекрасное, что он ей когда-либо говорил. А эти перчатки… О, они были прекрасны!
Взяв пару коротких перчаток из серебристого атласа, Мара уже хотела их надеть, но Темпл остановил ее:
— Нет, дорогая.
Она улыбнулась:
— Нет? Но почему?
Он тоже улыбнулся:
— Когда мы одни, я хочу, чтобы ты была без них.
Мара наморщила лоб.
— Темпл, ты несешь какую-то бессмыслицу…
Он поцеловал ее в шею, затем прошептал на ухо:
— Когда мы с тобой одни, я могу согреть тебя по-другому.
И герцог приступил именно к этому. Что вполне устраивало Мару.
Почти неделю спустя, следуя традиции, считавшейся священной среди джентльменов по всей Британии, основатель «Падшего ангела» приступил к завтраку, развернув утреннюю газету.
Однако именно в этот день Чейз, нарушив традицию, начал со светской хроники:
«Герцог Ламонт и мисс Мара Лоув обвенчались в Рождество в часовне Уайфон-Эбби, там, где они встретились впервые в ту роковую ночь двенадцать лет назад.
Сообщают, что на венчание собралось множество гостей; в том числе явились несколько печально знаменитых лондонских негодяев и их жены, а также две дюжины мальчиков в возрасте от трех до одиннадцати лет, повариха-француженка, гувернантка и свинья. Нет никаких сомнений: когда этот караван оригиналов показался на длинной подъездной дороге Уайфон-Эбби, слуги в резиденции забеспокоились о своей безопасности или своем здравом рассудке.
Однако необходимо упомянуть и о том, что вся эта компания, временами довольно распущенная и слишком часто чересчур шумная, во время церемонии вела себя исключительно прилично, следя за обрядом с той радостной торжественностью, какая и требуется при подобных событиях.
Говорят, только свинья не наблюдала за обрядом. Очевидно, она проспала всю церемонию».
«Новости Британии».
30 декабря 1831 года
Удовлетворенно улыбнувшись, Чейз свернула газету и закончила завтрак. После чего встала, разгладила юбки и вышла из дома. В конце концов, ее ждал игорный ад, требовавший присмотра.
notes
