Глава 19
Роланд проснулся внезапно – вот он еще окутан коконом сна, а вот уже сидит в постели, каждый нерв натянут, сердце выбивает о ребра быстрое стаккато.
За окном серовато-желтый рассвет только выползал над вершинами гор. Самое позднее – пять утра. Он обвел взглядом комнату, не упуская ни малейшей детали, и не увидел ничего подозрительного.
Взгляд упал на придавленную ямку в матраце рядом.
Лилибет исчезла.
Разумеется, вернулась в свою комнату. Вернулась к Филиппу до того, как мальчик проснется и начнет искать мать. И, конечно, собирает вещи. Готовится в дорогу.
Он выпрыгнул из кровати. В голове копошились смутные тревожные опасения, заставляя кровь энергичнее бежать по жилам, заставляя работать мышцы. Нужно было собрать свои вещи ночью, пока она спала! Он и намеревался, но тело так отяжелело, так опьянело от блаженства, что он просто провалился в сон.
Уже рассвет. Время бежит неумолимо. Нужно одеться, собраться и мчаться в комнату Лилибет, забрать ее и Филиппа. Возможно, оставить в кухне записку, чтобы остальные не беспокоились.
Роланд схватил брюки и рывком натянул. Ноги сразу запротестовали, не желая двигаться. Ничего удивительного, после такой-то ночки. Страстная Лилибет! Вся ее скованность исчезла, осталась только захватывающая красота в его объятиях. Как она выгибала спину, как кричала на пике восторга! Как потом прижалась, сплетясь с ним пальцами, ее дыхание успокоилось, и она уплыла в сон.
Роланд решительно запретил себе вспоминать об этом, запретил думать обо всем, кроме того, что ему сейчас предстояло. Любовь, страсть и наслаждение связаны с лунным светом. Этим утром ему нужен холодный острый рассудок.
Он снял со спинки стула рубашку. На воротничке не хватало пуговицы, слишком быстро он снимал ее ночью на озере. Роланд уставился на торчащую нитку, на пустое место на ткани, пытаясь понять, откуда взялась такая тревога.
Выругавшись, он метнулся к двери и распахнул ее.
Роланд побежал вдоль по коридору, за угол, мимо грубой каменной стены, пол под босыми ногами был холоден и тверд. Он только глянет. Только убедится, что она с Филиппом в комнате, готовится к отъезду. Только успокоит противоестественный страх, сотрясающий все тело.
Роланд завернул за последний угол и увидел ее дверь. Толстые доски на месте, молчаливые и неизменные. Он поднял руку, собираясь постучать, но передумал и взялся за ручку. Если Филипп еще спит, его лучше не будить. В дороге мальчику потребуются все его силы.
Дверь распахнулась легко. За долю секунды до того, как переступить порог, Роланд услышал негромкий звук, проникший прямо в его колотящееся сердце. Сдавленный тоскливый звук, очень похожий на…
Всхлипывание.
– Лилибет? – прошептал он.
Но Лилибет в комнате не было, и Филиппа тоже. На узкой кровати сидела Франческа в пугающе белом шарфе на черных волосах, уткнувшись лицом в ладони. Роланд влетел в комнату, она подняла голову.
– Синьор… – Голос ее дрогнул. – О, синьор!
– Франческа, что…
Она вскочила с кровати и кинулась ему на шею.
– Perdonami , синьор! О, синьор!
– Да в чем дело? О Боже! Где они? – Роланд схватил ее за плечи, отодвинул и отчаянно уставился в заплаканное лицо. – Говори же, ради Бога! Где они?
– Мужчина, он пришел ночью, в середине ночи. Он взял мальчика! О, синьор! Я ничего не мочь! Он большой мужчина, злой. Я бежать искать синьора. Я знать, она… она…
– Со мной.
– Да! Я войти, будить ее, сказать ей.
– Боже милостивый! – Роланд, почти обезумев, запустил пальцы в волосы. – Боже милостивый! А меня, значит, не разбудила? Боже мой!
– Синьора сказать нет. Синьора идти за мной, взять ее… ее платья, ее вещи.
– Боже милостивый!
– Она сказать мне сидеть здесь. Ждать синьор Пенхэллоу. Говорить ему… – Снова сдавленное всхлипывание. – Говорить ему не ехать следом. Ждать здесь. Она вернуться.
– Боже милостивый! Боже мой! Ты должна была мне сказать! Должна была меня найти! – Он едва удержался, чтобы не схватить ее за плечи и не тряхнуть хорошенько.
Из глаз Франчески брызнули слезы.
– Но синьора! Она велеть мне ждать! Я идти к вам два раза, три раза и стоять. Я… я… Морини… ее здесь нет. Она… – Франческа замотала головой и бухнулась на колени. – Простить, синьор!
– Давно? Давно она уехала? – Он пробежался по комнате, оглядывая стены, комоды, платяной шкаф. Платья висят на плечиках, щетка для волос лежит на туалетном столике. Она почти ничего не взяла.
– Час, наверное.
Он обернулся.
– Пешком? Верхом?
– Я думать, она идти в конюшню. Я слышать голос. Лошади.
Конюшня.
– Джакомо! Я найду Джакомо. Уж он-то знает, черт его подери!
Роланд выбежал из комнаты, помчался в сторону лестницы и наткнулся на высоченную фигуру Бёрка – без пиджака, – вышедшего из комнаты леди Морли.
– Господи! Пенхэллоу! Что случилось? – свирепым шепотом спросил Бёрк.
Роланд стиснул его плечи.
– Ты ее видел?
– Видел кого?
– Лилибет! Леди Сомертон!
– Нет, не видел. Со вчерашнего вечера. А в чем дело?
Роланд оттолкнул его и помчался вниз по лестнице, в пустой и тихий холл, через безмолвный, заросший мхом внутренний двор. Острые камни на подъездной дорожке врезались в босые ступни, но он не замедлил бег, не остановился до тех пор, пока не ворвался в конюшню и не окликнул Джакомо так громко, как только мог.
– Всю ночь, всю ночь, шум, разговоры, огни! – Смотритель появился из-за какого-то пыльного угла, отряхивая брюки. – А теперь вы, синьор! Никакого покоя Джакомо! Еще и рассвет толком не занялся!
– Слушайте, Джакомо! Положение критическое! Вы должны мне сказать…
Джакомо покачал головой.
– Не понимаю. Что такое «крити…» ну, эта штука?
– О, ради Бога! Не важно. Леди Сомертон – она здесь была? Примерно с час назад? Взяла лошадь?
Джакомо снял шляпу и поскреб затылок.
– Леди Сомертон. Это которая?
– Красивая, та… та…
– Женщины все красивые. – Джакомо нахмурился, словно на общую привлекательность приезжих англичанок следовало скорее сетовать, чем ей радоваться.
– Да Боже мой! Самая красивая! Та… о, с голубыми глазами и темными волосами. У которой ребенок.
– Ребенок? Нет, он не с ней. Его раньше забрал отец.
– Будь оно все проклято! Я так и знал! Но мать! Она взяла проклятую лошадь?
У Джакомо сделался озадаченный вид.
– Нет. Никто лошадей не проклинал. Чего это синьора вдруг возьмет…
– Да я не говорил о проклятии! Я имею в виду – она уехала на лошади?
Итальянец закатил глаза.
– Да, конечно, она взяла лошадь. Вы думаете, она пешком пошла? Взяла коня герцога, самого лучшего. Оседлала его и поскакала… поскакала… – Он показал пальцами по ладони, изображая лошадиный бег.
– Галопом! О Господи. – Роланд втиснул кулаки в лоб. Этот чертов конь Уоллингфорда, быстрый и горячий. Воображение мгновенно подсунуло страшные картинки – Лилибет падает с коня, или конь теряет подкову, или спотыкается о камень и Лилибет летит через голову… – А Филипп? Мальчик? Человек, который его забрал, что он сказал? Он верхом или в экипаже?
Джакомо пожал плечами.
– Ничего не сказал. Приехал в карете, красивой карете. Я услышал шум, вышел наружу и увидел их в лунном свете.
– Он бил мальчика? Говорите, Джакомо! С Филиппом все в порядке?
Опять пожимание плечами.
– Не видел. Никаких криков, никаких… никакой драки.
Роланд даже всхлипнул от облегчения, в первый раз за это время. По крайней мере Филипп поехал добровольно и не пытался сопротивляться. По крайней мере Сомертон не бил его и не тащил силой.
Паника постепенно улеглась. Имеются факты: Сомертон в быстрой карете с Филиппом, Лилибет мчится следом верхом. Мчится куда? Вероятно, во Флоренцию. Именно там останавливался Сомертон. Удобное сообщение с Миланом, а оттуда – с Лондоном. Сомертон опережает его всего на час или два. Он сможет их догнать.
Роланд подбоченился.
– Так, Джакомо. Слушайте внимательно. Я вернусь в дом, соберу кое-какие вещи и поеду за ними. Мне нужен оседланный конь, самый быстрый из всех, что тут есть, и…
– О нет. Нет-нет, синьор. – Джакомо энергично замотал головой. – Я не седлаю коней. Я присматриваю за территорией. – Он говорил медленно и раздельно, подчеркивая каждое слово.
– Значит, скажите конюхам! Мне, черт побери, плевать!
– Синьор, ночь была очень длинной. Был пожар в каретном сарае, был…
– Пожар? Какого дьявола?
Джакомо махнул рукой в сторону долины:
– Там, в мастерской, где работает синьор Бёрк. Пожар.
Роланд вздрогнул.
– Пожар? Когда? Я же видел его несколько минут назад…
– Уже потушили. Потом этот отец много шумел. Потом синьора с конем. – Джакомо прижал руку к сердцу. – Очень долгая ночь.
Роланд, пытаясь успокоиться, глубоко вдохнул и выдохнул.
– Да. Это была и вправду долгая ночь. Для меня тоже. Но несмотря на это, старина, вам лучше меня послушаться. Потому что когда я выйду из замка, примерно через двенадцать минут, здесь должен стоять и ждать меня конь, уже оседланный. Прямо там, где сейчас стоите вы. И мне плевать, как сильно вы устали. И в общем плевать, кто именно это сделает. Но это должно быть сделано. – Роланд придвинулся к нему и произнес низким, угрожающим голосом, очень подходившим, чтобы запугать кого угодно: – Это понятно, друг мой Джакомо?
Смотритель недовольно прищурился.
– Понятно.
Роланд повернулся и выскочил за дверь, в уже светлеющий двор.
– Синьор Пенхэллоу?
Он обернулся.
– Да, Джакомо?
Смотритель кивнул на голую грудь Роланда.
– Вы бы хоть рубашку надели.
Лилибет забыла надеть перчатки, и, когда скакала на коне Уоллингфорда по плотно укатанной дороге, ведущей во Флоренцию, поводья больно врезались в ладони.
Она этого не замечала.
Солнце полностью вышло из-за гор у нее за спиной, поднялось высоко, отбрасывало длинные тени на дорогу, пекло кожу даже через одежду, но она лишь подгоняла коня.
Седло герцога уже натерло нежную кожу между ног, но она могла думать лишь одно: «Проклятый Сомертон, чтоб ты провалился в преисподнюю», – потому что, хотя и знала, что раньше или позже он их выследит, но ей даже в голову не приходило, что он выберет для удара час, когда она будет сливаться душой и телом со своим неутомимым и умелым любовником.
Ублюдок.
Теперь оставалось только молиться, чтобы не причинить вреда нерожденному ребенку, чтобы крохотная драгоценная жизнь, растущая у нее во чреве, не пострадала во время этой бешеной скачки.
Оставалось только надеяться, что Сомертон увез Филиппа во Флоренцию, а не в противоположную сторону. Оставалось лишь повторять себе снова и снова, что Сомертон грубое животное, но он не дьявол, он по-своему любит Филиппа и не обидит его. В конце концов, Филипп его наследник. Его будущее.
Пусть с ним все будет хорошо. Пусть Сомертон поведет себя разумно, по-человечески. Пусть он будет справедливым и не станет наказывать Филиппа за грехи его матери.
Дорога вилась между холмами, совсем не похожими на себя в марте, – тогда они были сырыми, серыми и голыми, а сейчас теплыми и покрытыми зеленью. Лилибет проехала по мосту и сообразила, что он находится сразу за гостиницей, в которой они остановились в ту судьбоносную ночь. Проносясь мимо, она успела краем глаза заметить длинную конюшню с красной крышей, ту, где они с Роландом сошлись на каких-то десять безумных, нежных, тайных минут, когда и зачали ребенка. Месяцы назад. Целую жизнь назад. Тогда она была скованной, высокомерной и пугливой. Сейчас же переполнена любовью, силой и планами на будущее.
В марте дорога от Флоренции до гостиницы под дождем, в грязи заняла у них весь день. Сегодня, в чудесный солнечный летний день, Лилибет покрыла это расстояние за несколько часов, галопом пронеслась по залитым солнцем предместьям и пересекла Понте Веккио, когда часы на башне на площади Синьории пробили полдень.
Полуденное солнце обжигало плечи. Конь устало мотал головой, дожидаясь новых приказов.
Но каких именно, Лилибет не представляла. Она добралась до Флоренции. И что же ей теперь делать?
Роланд ездил во Флоренцию несколько раз с тех пор, как поселился в замке Святой Агаты. Каждые две недели он выбирался в город, встречался там с Биддлом, обсуждал с ним дела Бюро, выяснял, что нового в расследовании деятельности Сомертона. Но обсуждалось все это недолго, и они быстро переходили к вину, и bistecca , и сплетням в какой-нибудь незаметной траттории около Арно, любуясь тем, как солнце прячется за круглым красным куполом кафедрального собора.
Он отлично знал дорогу, знал, где срезать, где съехать с основного тракта, чтобы въехать в город переулками. Роланд пришпорил коня, пересек Арно вскоре после Лилибет и направился прямо к жилищу Биддла неподалеку от базилики Санта-Кроче.
– Пенхэллоу! – Биддл, зевая во весь рот, слегка приоткрыл дверь.
– Впусти меня, болван! – Роланд толкнул дверь и вошел внутрь. – Нас выследили. Вчера ночью Сомертон явился в замок и увез мальчика.
– Что, черт возьми, ты такое говоришь? – Сонное выражение исчезло с лица Биддла. Он сорвал с себя ночной колпак и швырнул на стол. – А что его жена?
– Она была со мной. – Роланд произнес это без колебаний, без извинений. В его связи с Лилибет не было ничего бесчестного, и он бы убил любого, кто осмелится предположить подобное. – Ее разбудила служанка, и она помчалась за ними. Я оседлал коня сразу же, как только узнал об их исчезновении.
Биддл сел за стол, отпер ящик, вытащил стопку бумаг и начал их перебирать.
– Они намного тебя опередили?
– Насколько могу судить, Сомертон явился примерно в половине четвертого утра, а леди Сомертон уехала вскоре после этого. Она не могла уехать раньше четырех, когда зашла луна. – Он подошел к окну и отодвинул занавеску. Снаружи продолжалась обычная жизнь Флоренции: уличные торговцы, попрошайки, студенты, стайки туристов с «бедекерами» в руках. Через двор прошел монах, направляясь в церковь, его коричневая ряса развевалась на ветру. Деловой оживленный город. Как же они сумеют отыскать тут Сомертона? Приехал ли он сюда вообще? Роланд снова повернулся к Биддлу. – Думаю, нужно начать с отеля. Отеля Сомертона. Проверь, возвращался ли он туда сегодня или отправился сразу на вокзал.
Биддл покачал головой.
– Если бы он уехал поездом, я бы знал. Мой контакт внимателен и точен.
– Значит, начнем с отеля. Где он остановился? Надо думать, в «Гранд-отеле»?
– Да, разумеется, в «Гранд-отеле». Отсюда десять минут пешком. – Биддл посмотрел на часы. – Беги-ка ты без меня. А я оденусь и побегу в Палаццо Веккио, узнаю, не слышал ли чего-нибудь мой контакт. Спроси портье по имени Сартоли и скажи ему, что ты мой друг. Он будет знать, появлялся там Сомертон или нет.
– Отлично. – Даже для собственного уха голос Роланда звучал спокойно и по-деловому. Это его область деятельности, тут он ориентируется прекрасно и знает, как выслеживать людей. – Встретимся в холле в два тридцать. Могу я оставить для тебя сообщение этому твоему Сартоли, если со встречей не получится?
Биддл встал из-за стола.
– Да. Я сделаю то же самое. Ты что-нибудь ел?
– Со вчерашнего вечера – нет.
Биддл подошел к небольшому буфету в углу комнаты.
– Тут немножко хлеба и сыра. Подозреваю, черствого, но тебя хоть немного подкрепит. В кувшине вода. Я пошел приводить себя в порядок.
Он скрылся в другой комнате со скоростью, какой Роланд никак не ожидал от этого размякшего на вид человека. Роланд налил себе стакан воды, осушил его и налил еще один. Засунув хлеб и сыр в карман, он снова пригнулся, переступил порог и с внушительным стуком захлопнул за собой старую деревянную дверь.
