Глава 22

Хотя Кэролайн сказала себе, что сомкнет глаза только на минутку, когда проснулась, уже светало и сквозь кружевные занавески ее спальни сочился серый свет. Она резко села и скатилась с постели, сыпля проклятиями.

Было утро пятницы. Вчера она собиралась послать Дэвиду записку с извинениями за пропущенную встречу, но заснула: видимо, сказались две предыдущие ночи, когда она ложилась позже обычного. Она смутно помнила, как Пенелопа и Бесс помогли ей раздеться и уложили в постель.

А потом… просто отключилась и проспала несколько часов даже без своих обычных сновидений. А это означало, что она не только нарушила обещание, данное вчера Дэвиду, но даже не удосужилась прислать записку с объяснениями.

Ей нужно срочно исправить это упущение и отправить записку в «Бедфорд», пока не проснулась мать и прежде чем Брайтон начнет пробуждаться. У них осталось только три дня для тренировок, и она отчаянно нуждалась в каждом из них.

Тихо, как мышка, Кэролайн открыла дверцу гардероба и помедлила, коснувшись лавандового платья, лиф которого все еще ждал рук Бесс, способных творить чудеса в стирке. Значит, придется надеть голубое, которое было на ней вчера. Но, пробежавшись глазами по скудному содержимому гардероба, она обнаружила, что желтое платье Пенелопы отсутствует. Озадаченная, она повернула голову к постели сестры и ощутила первые признаки беспокойства.

Постель Пенелопы была не просто пуста, а еще и не смята. На подушке отсутствует вмятина от головы, на покрывале – ни одной складки.

Кэролайн задумалась, роясь в памяти. Вчера она тоже проснулась в одиночестве и сочла странным, что, когда Пен появилась, на ней было то же платье, что накануне в павильоне. Что затеяла ее послушная сестра?

Раздосадованная нежеланным промедлением, она подошла к окну и отдернула кружевную занавеску. Рассвет только начал теснить мрак, и сквозь стекло можно было видеть лишь смутные контуры галечного пляжа и океан с белыми гребешками волн.

– Где тебя носит, Пен? – пробормотала Кэролайн.

Исчезновение сестры просто не имело смысла. Из них двоих Пенелопа была образцовой дочерью, которая никогда не нарушала общепринятых правил и, в отличие от Кэролайн, которая не умещалась ни в какие рамки, не встречалась с джентльменами при лунном свете.

Отвернувшись от окна, она оглядела комнату в поисках улик, но не обнаружила ничего обнадеживающего, кроме тетради Пенелопы, лежавшей на прикроватном столике. Кэролайн помедлила, поглаживая обложку из тисненой кожи. Никогда прежде она не посягала на личную жизнь сестры, но беспокойство оказалось сильнее щепетильности.

Кэролайн зажгла лампу и открыла тетрадь на последней странице, не желая совать нос в секреты сестры больше, чем необходимо, но, просмотрев последнюю страницу, затем предпоследнюю, а потом еще одну, пришла в полное недоумение. Вопреки ее ожиданиям, в тетради не обнаружилось ни тайных чаяний Пенелопы, ни поэтической чепухи о цвете глаз некоего джентльмена: здесь были заметки о ней, сделанные аккуратным почерком, и касались эти заметки самых заурядных светских событий, какие только можно представить.

Кэролайн перечитала записи, еще более озадаченная. Вряд ли она найдет указания на местонахождение Пенелопы на этих страницах: похоже, только ее собственные приходы и уходы заслуживали внимания сестры, что вообще не имело смысла.

Звук открывающейся двери вывел Кэролайн из задумчивости, и она подскочила, как пятилетний ребенок, застигнутый за кражей пирожков из кладовки. В дверях стояла Пенелопа с туфлями в руке.

– Что ты д-делаешь с моим дневником?

Кэролайн захлопнула тетрадь с виноватым видом.

– Я… просто… – Она раздосадованно вздохнула, признавая, что попалась. – Где ты была?

Пенелопа вошла внутрь, бросив туфли у двери.

– Я не могла заснуть и решила прогуляться. – Она пересекла комнату и, забрав тетрадь у Кэролайн, прежде чем убрать ее в ящик прикроватной тумбочки: – Но ты н-не ответила на мой вопрос.

Небо за окном посветлело, окрасившись розовыми сполохами на горизонте. Время послать записку Дэвиду ускользало, но беспокойство за сестру удерживало Кэролайн в комнате.

– Странное время для прогулок: едва рассвело.

Пенелопа повернулась к ней лицом, блеснув голубыми глазами в свете лампы.

– Не тебе делать мне замечания по поводу прогулок.

Она села на постель и принялась отстегивать чулки от подвязок.

Эта колкость вывела Кэролайн из оцепенения, и она заявила, скрестив руки на груди с величественным видом:

– Если ты вообще ложилась в постель этой ночью, тогда я лесная фея. С кем ты встречаешься? И почему считаешь нужным делать это под покровом темноты, вместо того чтобы пригласить своего поклонника домой, как полагается?

Пенелопа вспыхнула, но все же ответила, хоть и с виноватым видом:

– Это… мистер Гамильтон. Но мы только р-разговаривали.

Кэролайн опешила: зависти к Пенелопе из-за нескольких украдкой проведенных с джентльменом минут не было, но Пен ускользнула из дому посреди ночи, чтобы встретиться с мужчиной, который публично объявил о своем намерении ухаживать за ее сестрой.

– Тебе не кажется, что это выставляет мистера Гамильтона не в лучшем свете? – осведомилась она. Оставалось только надеяться, что Пенелопа только прогуливалась в его обществе, а не занималась чем-нибудь недозволенным. Молодой человек явно не заслуживал доверия, учитывая, что играл с чувствами их обеих, хотя, надо признать, она сама не питала к нему каких-либо чувств.

Пенелопа встала и начала раздеваться, подавив зевок.

– Он вполне приличный человек, Кэролайн. Не отметай его с ходу. Конечно, у него не такие ровные зубы, как у мистера Адамса, и его семья не столь влиятельна, как у мистера Дафингтона, но он лучше мистера Бренсона, тебе не кажется?

– Пожалуй, – пробормотала Кэролайн, присев на край постели сестры, облачившейся в ночную рубашку.

Пенелопа только что вернулась с тайного свидания с мистером Гамильтоном, а теперь толкает Кэролайн в его объятия? Определенно ей все это не нравится. Но что она может сделать? Не говорить же матери… В конце концов, Пен всегда хранила ее секреты и не раз прикрывала длительные отлучки. Пожалуй, придется задержаться и постараться выяснить, что происходит. Судя по всему, Пен во что-то ввязалась, но Кэролайн обещала отцу, что позаботится о семье.

Но тогда она не успеет предупредить Дэвида. За окном рассвело, и через кружевные занавески лился свет, падая на все еще заправленную постель Пенелопы. Что бы ни увело сестру из дома, она вернулась, живая и невредимая, а расспросы могут подождать. В ее распоряжении максимум полчаса, пока домочадцы не начали пробуждаться, а она еще даже не одета. С каждой секундой солнце все выше поднималось над горизонтом, и любые попытки послать Дэвиду записку, чтобы объяснить и дать знать, что она готова встретиться с ним в бухте в два часа дня, становились все более компрометирующими.

И все же придется постараться, иначе он подумает, что она нарушает их договоренность второй день подряд.

– Пен… – начала она, но вдруг увидела матушку, зашедшую в спальню через открытую дверь.

Кэролайн изумленно уставилась на нее, не в состоянии вспомнить, когда мать в последний раз вставала раньше восьми утра.

– Вы обе уже должны быть одеты! – воскликнула миссис Толбертсон, хотя сама все еще была в ночной рубашке и халате, и оглядела дочерей, словно королева, решавшая, какую из крестьянок выпороть. – Дорога каждая минута, чтобы успеть подготовиться.

Кэролайн вжалась в матрас Пенелопы, и, охваченная дурными предчувствиями, переспросила:

– Подготовиться? К чему?

– У тебя сегодня днем примерка, а вечером бал. И давайте не будем забывать о возможности, что кто-нибудь из джентльменов явится с визитом. Так что, моя дорогая, тебе нужно сейчас же вымыться.

При этих словах на пороге словно по мановению волшебной палочки появилась Бесс, тоже все еще облаченная в ночное одеяние, и, зевнув, прикрывая рот морщинистой рукой, сообщила сонным голосом:

– Я приготовила вам ванну, мисс Толбертсон.

При упоминании о медной лохани, которая занимала почетное место в кладовке, Кэролайн замерла. Выходит, ее мать имела в виду не обычное обтирание мокрой салфеткой над фаянсовым тазиком.

– У меня нет времени для ванны, – возразила она. Дело, которое вытащило ее из постели этим утром, становилось все более недосягаемым. – У меня… назначена встреча.

Бесс ухмыльнулась.

– Ага. Встреча с мылом и мочалкой.

– Но я могу принять ванну вечером, перед балом…

Горничная уперлась кулаками в бока, напоминая своим видом бравого пехотинца, не желавшего подчиняться приказу об отступлении.

– Я уже нагрела воду, мисс Кэролайн, и не позволю вам тратить мое время, когда мне нужно приготовить завтрак и замочить белье для стирки. И это не просто ванна, детка. Мы собираемся хорошенько промыть вашу буйную гриву.

Кэролайн потрясенно молчала, глядя на горничную, которая выглядела более чем довольной предстоящей пыткой. Обычно она мыла голову в субботу вечером, а не в пятницу утром. И потом, какой в этом смысл, если она намерена плавать днем?

Словно прочитав ее невысказанные мысли, миссис Толбертсон подошла ближе. В утреннем свете ее голубые глаза ярко блестели.

– А после этого, – добавила она с материнским энтузиазмом, – Бесс собирается накрутить твои волосы на папильотки, чтобы вечером уложить в прическу.

Кэролайн больше всего сейчас хотелось завернуться в одеяло наподобие кокона и зашить его изнутри. Ей не делали прическу из локонов… годами. Ее тело просто отказывалось пребывать в неподвижности столько времени, сколько требовали эти нелепые ухищрения. И потом, какие локоны, если сегодня днем предстоит урок плавания?

– Я не желаю, чтобы мои волосы завивали! – заявила Кэролайн в последней попытке избежать экзекуции.

– Это не имеет значения. – Голос матери звучал успокаивающе, но пальцы решительно сомкнулись на ее запястье. – В данном случае важен твой внешний вид сегодня вечером. Поэтому ты сделаешь все, даже если Бесс придется применить силу.