Глава 21
В дверь между ее комнатой и комнатой Себастьяна раздался стук. Наконец-то. Она уже начала недоумевать, неужели мужчины проговорят до утра Рождества.
Украшать елку собралась вся семья. Дети развесили свои гирлянды и игрушки на нижних ветках. Пряники в виде человечков, которые кухарка испекла для детей, тоже красовались на елке, хотя их оказалось намного меньше, чем было приготовлено, а пряничные крошки были видны на одежде не только младших членов семьи. Были повешены все елочные игрушки, которые Вероника и сестры Себастьяна привезли с собой. Свечи аккуратно расположили среди веток, и все с шутками вспоминали пожар, случившийся на прошлое Рождество.
Большое полено, которое обычно сжигают в сочельник, вызвало не меньше споров у Себастьяна с братьями, чем елка. Полено поместили в огромный камин главного зала – оно будет гореть до Крещения. Хэдли-Эттуотеры соблюдали все традиции, на которые семья Вероники не обращала внимания. Но сейчас и отец, и тетя, и бабушка не захотели остаться в стороне. Все приготовления сопровождались пением рождественских песен, наивных и сентиментальных. Дети Дианы, прежде чем их отправили спать, потребовали, чтобы для Рождественского деда оставили сладости из изюма и миндаля, а для его оленя – морковку.
День прошел просто превосходно, и теперь Вероника с улыбкой произнесла:
– Войдите.
Тон у нее был нарочито равнодушный, а в руке она держала книгу.
Она слышала, как он вошел и остановился.
– Это одна из моих книг?
– Вторая, кажется.
– Я думал, что вы прочли их все.
– Прочла. – Она перевернула страницу. – Они стоят того, чтобы их перечитать. А поскольку вас здесь не было…
Он сделал глубокий вдох.
– Вероника, нам надо кое-что обсудить. Я должен кое-что вам рассказать.
– Секретное? – Она взглянула на него.
– Нет, вовсе нет.
– Жаль. Я так люблю секреты. – Она снова перевела взгляд на книгу, изо всех сил стараясь не улыбаться.
– Это не секрет.
– Значит, это что-то важное?
– Не совсем, – помолчав, сказал он. – Интересное, но я не назвал бы это особенно важным.
– Думаю, что есть много всего, что вам следует мне рассказать, да и у меня тоже имеется кое-что. Хотя мне кажется, что мои сообщения намного интереснее и важнее.
– Например?
– Будет совсем неинтересно, если я вам о них расскажу. Со временем сами узнаете. Считайте это бесконечным открытием. – Она перевернула страницу. – Это займет… ну лет двадцать или тридцать.
Он долго не произносил ни слова.
– Мне вдруг показалось, что вы собираетесь сказать, что передумали выходить за меня.
– Бог с вами, Себастьян, я не та особа, чье решение может поколебать прошлая ночь. Я сказала, что выйду за вас, и я твердо намерена это сделать. – Она повела плечом. – Это – ваше первое открытие. Раз уж я решила что-то сделать, то редко меняю свое решение. – Она закрыла книгу и с улыбкой посмотрела на него.
Он засмеялся.
– А! Но вы изменили свое решение стать любовницей.
– Стать любовницей вообще, но не стать вашейлюбовницей. – Она встала. – В этом большая разница.
Он недоверчиво на нее смотрел.
– Что вы имеете в виду?
– Я находила мысль стать любовницей довольно привлекательной, но после того, как познакомилась с вами, я утвердилась в своем намерении. – Она приблизилась к нему.
Он сощурился.
– Вы говорите, что захотели стать только моейлюбовницей?
– Выходит, что так. – Она улыбнулась. – Это прекрасная мысль.
– Я все-таки ничего не понимаю.
– Вижу. И это так… мило. Я не нахожу причин, почему я не могу быть одновременно вашей любовницей и вашей женой. – Она обвила руками его шею. – Вы против?
Он помедлил, потом обнял ее за талию.
– Нет, что вы. – Нагнув голову, он легонько коснулся губами изгиба ее шеи. – Вы правы – мысль блестящая.
Она вздрогнула. Господи, когда он вот так касается ее…
– Я предполагала, что вы согласитесь. Однако… – Она высвободилась из его рук. – Раз я не ваша жена и никогда по-настоящему не была вашей любовницей…
– Но… – Он уставился на нее. – Но… сейчас сочельник.
– Знаю, дорогой, но мне пришло в голову, что единственное, что могло бы уберечь нас от полного, страшного скандала, это то обстоятельство, что… мы вместе не спали.
Он не мог поверить тому, что услышал, и глаза у него полезли на лоб, а она одарила его улыбкой.
– Мы ведь действительно не сделали ничего… предосудительного. Мы не спали в одной постели.
– Ну, нет, но… сейчас же канун Рождества.
– Совершенно верно, – кивнула она. – Завтра Рождество, и после праздника мы сообщим вашим родным, что мы не женаты, но вскоре поженимся.
Он долго сверлил ее взглядом.
– Значит, мы с вами, мы не… а сегодня ночью…
– Учитывая все обстоятельства, это было бы самое разумное.
– Неужели я не сказал про сочельник?
– И не один раз.
Ей нравилась эта веселая игра.
– Тем не менее… – Он старательно выбирал слова. – Учитывая, что сейчас сочельник, а мы собираемся пожениться…
– Но еще не поженились. – Она покачала головой. – Вы же сами сказали, что непорядочно соблазнять женщину, на которой собираешься жениться.
– Да, я это говорил. – Он задумчиво на нее смотрел. – Но раз вы уже одеты для сна…
– А вы уже сняли сюртук и вас едва ли можно назвать прилично одетым…
– Вероятно, с моей стороны вообще неприлично даже находиться здесь.
Она драматично вздохнула.
– Я тоже так думаю.
Его взгляд скользил по ее фигуре, по шелковому пеньюару, отделанному французским кружевом, под которым виднелась прозрачная ночная рубашка.
– Этот наряд… вам очень идет.
– Вы так думаете?
– Только мертвец… – он прокашлялся, – не заметил бы этого.
– А вы уж точно не мертвец.
– Такой наряд могла бы надеть любовница.
– Что вы говорите! – Она скосила глаза вниз. При нужном освещении он вполне мог бы разглядеть все, что кроется под полупрозрачной тканью. – А я подумала, что такое могла бы надеть жена.
– Можно лишь надеяться на это. Но вы теперь моя… – Он подумал секунду и сказал: – Моя невеста.
Она ослепила его улыбкой.
– Да, это так.
– В таком случае мне следует благочестиво поцеловать вас на ночь и удалиться к себе, в свою постель, – вкрадчиво произнес он.
– Это было бы разумно, – прошептала она, подавив разочарование. Они вполне смогли бы продолжить игру!
Он взял ее руку и поднес к губам, не сводя при этом с нее глаз. У нее перехватило дыхание.
– Мне следует пожелать вам спокойной ночи.
– Да, пожалуй…
– Это кажется мне приличным, – прошептал он, касаясь ее руки. – А я изо всех сил старался вести себя с вами прилично.
– Я это заметила.
Он перевернул ее руку и поцеловал в ладонь.
– Это скорее всего было непредвиденной ошибкой.
– Да? – Она с трудом проглотила слюну.
– Но мне казалось, когда случается что-то важное, как, например, встреча с женщиной, с которой ты собираешься провести остаток своих дней, то тебе, вероятно, надлежит следовать общепринятым правилам поведения. – Его губы поднялись к запястью.
– Почему? – вырвалось у нее.
– Ну, я не знаю. Наверное, я больше в душе Хэдли-Эттуотер, чем подозревал. – Губы Себастьяна отодвинули кружево на рукаве пеньюара, и он начал осыпать поцелуями нежную кожу до локтя.
– Себастьян… – Кто бы мог подумать, что именно это место окажется таким чувствительным? Она не заметила, как он свободной рукой развязал пояс на пеньюаре.
– Хотя я никогда не любил правил. – Он спустил пеньюар с ее руки и, нагнувшись, поцеловал в плечо. Она едва не задохнулась и уже не сознавала того, что шелковое одеяние упало на пол.
– Я слышала о вас такое мнение.
Он обхватил одной рукой ее за талию и прижал к себе поближе. Тонкий голосок в мозгу, очень похожий на голос Порции, призывал ее подождать – они ведь скоро поженятся. Но Вероника предпочла остаться глухой.
Себастьян провел рукой по ее бедру поверх шелковой рубашки и, наклонив голову, завладел ее ртом. Она разомкнула губы и почувствовала его вкус, вкус бренди, а еще… жар, жар желания. Ее дыхание смешалось с его дыханием, его язык оказался внутри ее рта, дразня и искушая. По ее телу пробежала дрожь. Он поднял голову и теперь целовал впадинку у нее на плече около шеи. Как он догадался, что это ее самое уязвимое место? Губы ласкали кожу, а она таяла от томления.
– Когда вы так делаете… – со стоном вырвалось у нее.
– Да?
Она вся отдалась ощущению его губ.
– Вы такой мастер… – И кожей почувствовала его улыбку. – У вас большой опыт…
Он приподнял голову и заглянул ей в глаза.
– Вероника, этот опыт пригодился. Сейчас. Для вас.
У нее замерло сердце.
– Мне это не важно. Это совершенно не имеет никакого значения.
– Хорошо, потому что мне тоже это не важно. – Глаза его улыбались. – Ничто в моей жизни уже не важно… после того, как мы встретились. Моя жизнь началась заново с вашим появлением.
Ей стало трудно дышать, трудно говорить.
– О, это звучит изысканно.
– Это правда.
И снова их губы сомкнулись. Страсть объединяла их, сильная и всепоглощающая.
Его рука у нее на бедре под шелковой рубашкой, пальцы задевают голую кожу. Вероника вздрогнула и потянула его за сорочку, вытаскивая подол из брюк. Он чуть отодвинулся, чтобы сподручнее было стянуть с нее через голову ночную рубашку. Она осыпала поцелуями его шею, пальцы впивались в твердые мышцы на груди. А его пальцы ласкали, скользя по изгибам и ложбинкам ее спины, бедрам, ягодицам. Она прижалась к нему, ощущая сквозь одежду напряженно выпиравший член. Просунув руку между ними, она нащупала пуговицы на его штанах. Господи, как же она его хочет… Она буквально обезумела от желания соединиться с ним.
Расстегнув пуговицы, она запустила руку внутрь. Пальцы нашли твердый, набухший член. Он прерывисто выдохнул. Грудь у него поднималась и опускалась, соприкасаясь с ее грудью. Она сомкнула ладонь, и он застонал.
– О Господи, Вероника… – Рывком сдернув брюки, он откинул их в сторону.
Она водила языком и губами по его груди, потом медленно опустилась на колени и подняла на него глаза.
Он, не мигая, смотрел на ее лицо, глаза его заволокла дымка страсти. Заключив в ладони его плоть, она осторожно провела языком по самому кончику, глядя ему прямо в глаза. Он задохнулся и сжал кулаки. Она хотела доставить ему удовольствие. Хотела, чтобы он до боли возжелал ее. Чтобы потерял рассудок в пылу страсти. Чарлз хорошо ее обучил. А она, прости ее Боже, наслаждалась их с Чарлзом любовными ласками. По своей сути она любовница.
Она продолжала ласкать его языком, он задрожал, и тогда она медленно пососала кончик его члена. Он застонал, а у нее внутри сильно запульсировало, и между ног просочилась влага. Она поглаживала, сосала и осторожно сжимала его плоть. Он покачивал бедрами, словно пытался сдержать себя.
Она отстранилась, и тогда он поднял ее на ноги, подхватил под бедро и обвил ее ногу вокруг своей. Он впился в ее губы обжигающим поцелуем, его член оказался между ее ног, касаясь ее влажного лона. Она стонала прямо ему в рот.
Он поднял ее на руки и прошагал в свою спальню, где уложил на кровать. Вероника, приподнявшись на локте, во все глаза смотрела на него. В своей жизни она видела только одного обнаженного мужчину – Чарлза. Он был красив, но Себастьян… Себастьян был похож на прекрасную, высеченную из мрамора скульптуру. Или на Бога. Широкие плечи, узкие бедра, длинные мускулистые ноги. И все это вкупе со шрамом над бровью и потемневшими от любовного огня голубыми глазами… Она готова ему отдаться.
Он лег рядом с ней и заключил в объятия. Она прижималась к нему грудью, его ноги переплелись с ее ногами. Его рот, руки, казалось, были одновременно на всем ее теле. Он взял в ладони ее грудь, облизывал соски, сосал и покусывал. Она изгибалась и извивалась. Каждая клеточка на ее теле, до которой он дотрагивался, оживала и горела. Его губы спустились ниже, к животу. Она со стоном выгнулась навстречу его поцелуям.
Он встал на колени между ее ног, и легкие, воздушные прикосновения задели ей бедра изнутри. Он чуть развел ей ноги и большим пальцем потер серединку ее лона. Она вскрикнула, тело ее дернулось, и она приподняла бедра. Тогда он наклонился и подул прямо в пульсирующие складочки, потом облизал их. А она едва не умерла от немыслимого удовольствия. Волны сладостного наслаждения набегали на нее, она вцепилась руками в простыни, ее бедра покачивались, она жаждала еще и еще этого восторга.
– Себастьян… ради Бога… пожалуйста…
Он удобнее устроился у нее между ног и проник внутрь, ощутив, как ее лоно плотно сомкнулось вокруг его члена. Он медленно приподнялся над ней, потом снова опустился. Она обвила его ногами и вращала бедрами, побуждая не останавливаться. Он двигался все ритмичнее и быстрее. Она вся отдалась наслаждению, радости быть с ним одним целым, единым существом. Она выгнулась дугой и выкрикнула его имя. Последовал взрыв, напряжение спало, и ее омыли волны подлинного блаженства, сладкой неги. Как это прекрасно и как правильно то, что наслаждение поглотило ее целиком. Она принадлежит ему, а он – ей, и так будет всегда. Где-то в глубине сознания и не вполне отчетливо промелькнула благодарность Чарлзу, который научил ее этой радостной близости между мужчиной и женщиной. И еще она вознесла благодарность небесам за то, что они подарили ей радость любви с Себастьяном.
Почти без сил они приникли друг к другу и долго лежали, тяжело дыша. Их сердца бились в унисон, словно они были одним человеком.
Наконец она подняла голову.
– Как же насчет того, чтобы не соблазнять женщину, на которой вы собрались жениться?
– Я не скрывал, что это упущение в моем плане. Мужчина должен уметь признаваться, когда он не прав. – Он улыбнулся ей усталой, но довольной улыбкой. – Я был не прав.
Она уютно устроилась у его груди.
– В мужчине, который признает свои ошибки, есть что-то неотразимое.
– Я кое-что вспомнил. – Он помолчал. – Сейчас, кажется, подходящее время сказать…
– Признание? Это интересно. – Она поцеловала его в шею. – Почти так же, как секреты.
– Это не секрет и не признание. – Он вздохнул. – Мой день рождения через два дня после Рождества.
– О, вот открытие! – Она тихонько засмеялась. – Но я уже про это знаю.
– Откуда?
– Ваша мама сказала.
Он облегченно вздохнул.
– И вас это не взволновало?
– Нисколько.
– А вы знаете, почему я хочу на вас жениться?
– Да. – Она сдвинула брови. – Нет. Почему?
– Помимо того, что я вас люблю?
– Я это знаю, – улыбнулась она.
– Я хочу, чтобы ваше лицо, ваша улыбка были моим первым видением по утрам и последним ночью.
– По утрам я ужасно выгляжу.
Он засмеялся.
– Я думал, что вы любите утро.
– О да, люблю. Но утро меня не любит.
– Еще кое-что… – Он перекатился на бок и открыл ящик шкафчика у кровати. Оттуда он вынул маленький сверток в бархатной обертке и перевязанный ленточкой. – Это вам.
– На Рождество или в честь сочельника? – шаловливо улыбнулась она.
Он засмеялся:
– И то и другое.
Она взяла сверток в руку.
– Тяжелый. – Определить форму ей не удалось, потому что внутри предмет был плотно завернут в бумагу. – Можно открыть?
– Ни в коем случае. – Он выхватил сверток из ее руки и положил на прикроватную тумбочку.
Она вздохнула.
– Вы меня дразните, да?
– Да. – Он поцеловал ее в кончик носа.
– Еще одна из ваших семейных традиций?
Он кивнул.
– Есть и другие. Рождественский дед ночью наполняет детям чулки подарками. Утром мы все идем в деревенскую церковь. – Он посмотрел ей в глаза. – Я не регулярно хожу в церковь, но ведь сейчас Рождество.
– И для Рождества вы делаете исключение.
Он снова кивнул.
– Обед подают рано.
Она постаралась сохранить серьезность.
– Пока что я не услышала упоминания о подарках. Когда же мы их откроем?
– После обеда.
Она вздохнула.
– У вашей семьи очень много традиций.
– Мы такие, и мы твердо их соблюдаем.
– Про вас никак не скажешь, что вы следуете традициям.
– Это Рождество, – заявил он.
Она засмеялась:
– И я не получу свой подарок до обеда?
Он покачал головой:
– Это было бы неправильно.
Она положила свою ногу на его и потерлась лицом о его шею.
– Мы ни за что не сделаем ничего неправильного.
– Мы все сделаем правильно. – Он уложил ее поверх себя. – Скажу вам еще одну вещь.
Она уселась на него верхом и сразу почувствовала, как он возбудился. Он просто ненасытный. Это хорошо.
– И что это за вещь?
Он усмехнулся.
– Я не собираюсь проводить сочельник в одиночестве.
– Неужели? – Она смотрела ему прямо ему в глаза и улыбалась. – И я тоже.
