Глава 30

В сон ее, полный кошмарных видений, проник повелительный голос. Голос, которому она не могла не подчиниться.

Джорджетт открыла глаза и увидела незнакомца, сидевшего рядом с ней на кровати. В ужасе вскрикнув, она приподнялась на локтях и отпрянула к изголовью, поджав под себя ноги. Джорджетт не понимала, где находилась, чья это кровать и чье искаженное гневом лицо она видела перед собой. И она чувствовала ту же растерянность, что и утром, при пробуждении. Причем обстоятельства ее нынешнего пробуждения и окружающая обстановка внушали почти суеверный страх своим жутким сходством с тем, что она уже однажды испытывала.

Джорджетт хотелось закрыть глаза, чтобы убедиться, что все это ей только снилось. Но что-то ее остановило. И этим «что-то» были преследовавшие ее во сне и наяву зеленые глаза, на сей раз освещенные не солнечным светом, а светом лампы. Глаза были те же, но взгляд – совсем другой. И во взгляде этих глаз не было тепла.

– Джеймс! – воскликнула она, задохнувшись от радости.

Стараясь не ежиться под тяжестью его взгляда, Джорджетт убеждала себя в том, что сама по себе способность сердиться на нее свидетельствовала о том, что он в порядке. Джеймс был жив, и это – главное! Да и почему она должна удивляться тому, что он вот так на нее смотрел? Она ведь знала, что он зол на нее. А чего она ожидала, решившись сбежать? Она понимала, что поступила трусливо, непорядочно по отношению к нему и его близким. Потом она как-нибудь придумает, как его умилостивить. Но это будет потом. А сейчас сердце ее пело от счастья. Джеймс жив!

Джорджетт бросилась к нему с объятиями. Но как она могла уснуть?! Ведь она твердо решила не засыпать… Она уткнулась носом в его плечо. От него пахло все так же – мылом, запекшейся кровью, теплой шерстью и конским потом. И на ощупь он был все тот же, с такими же крепкими мускулами. Но выглядел он совсем другим человеком.

Отстранившись, но не выпуская из рук лацканы его сюртука, Джорджетт окинула пристальным взглядом безбородое лицо Джеймса. Дрожащей рукой погладила его по щеке и прошептала:

– Я думала, ты умер.

– В самом деле? – Его голос звучал как-то странно, и в сердце Джорджетт закралась тревога. – Вас это удивляет?

Он задал ей вопрос, не так ли? Но вопрос этот прозвучал как приговор.

Он ее осуждал! У него не было сомнений в ее виновности! Но как он мог не осуждать ее, если она сама себя осуждала?

– Рандольф сказал… – Она судорожно сглотнула. Даже вспоминать об этом было жутко. – Он сказал, что вы мертвы. А я не знала, что и думать. Я… – «Но зачем искать себе оправдание? – мысленно добавила Джорджетт. – Ведь в этом все равно нет смысла».

И пусть ее страх останется в глубине души. Она сжилась со страхом. Муж держал ее в страхе, и, овдовев, она страшилась нового замужества. Но она даже представить не могла, что он, ее новый муж, тоже будет внушать ей страх. Увы, глаза его метали зеленые молнии.

– Уж лучше не завирайся и… – Джеймс осекся. Он не хотел превращать допрос в ругань. Он не знал, что на него нашло. Неужели, проучившись столько лет, он так и остался неотесанным болваном? – Не делайте вид, что ничего не знаете о том, что со мной произошло. Я видел вашу записку. У меня остался к вам только один вопрос: вы сами спустили курок или использовали Рандольфа, чтобы он сделал грязную работу за вас?

Джорджетт отпрянула к изголовью кровати.

– Ни то ни другое, – прошептала она в изумлении.

– Вы покинули замок Килмарти-касл и пренебрегли защитой моего брата по какой-то конкретной причине? Или вам просто захотелось прогуляться босиком по темному лесу, чтобы развеяться после трудного дня?

– Говорю вам: ни то ни другое! – Изумление смешалось с гневом, и она толкнула Джеймса в грудь, но тут же в испуге прикусила губу, увидев, что он поморщился от боли. Да осталось ли на нем хоть одно живое место, до которого можно дотронуться, не причинив ему страданий? – Да, я вас бросила, черт побери! Но вначале вы бросили меня.

Он помолчал, потом спросил:

– Куда вы направились?

– Я отправилась… – Джорджетт кашлянула, выигрывая время. Ей не хотелось говорить о своих планах, в которых даже она сама теперь не находила логики. – Я отправилась за своими вещами. В домик егеря.

– Зачем? – Лицо Джеймса потемнело.

Джорджетт мысленно выругалась – уроки Элси пошли на пользу. «Забудь о Джеймсе, – сказала она себе. – Перед тобой Маккензи, солиситор, и он ведет допрос с пристрастием». Да, он считал ее преступницей. Даже не воровкой, а убийцей! Хотя, возможно, именно этого она и заслуживала.

– Я собиралась вернуться в Лондон утренним дилижансом, – заявила Джорджетт, с вызовом вскинув подбородок.

– Вы хотели уехать в Лондон? Без обуви?

Он, видите ли, помешал ее планам! Она собиралась уехать, даже не сказав ему «прощай». Неизвестно, что больнее: это или ее причастность к попытке прикончить его.

– Да, я хотела уехать в Лондон. – Джорджетт расправила плечи. – Но не без обуви. За обувью я и отправилась в жилище для егеря.

– Зачем совершать такую глупость?

Джорджетт с деланым недоумением приподняла бровь.

– В Лондоне грязно. Без обуви не обойдешься.

– Вы могли дождаться моего возвращения, – резонно возразил Джеймс.

– Я не желала вас дожидаться, после того как вы заперли меня в библиотеке и забрали мои ботинки. Так не ведут себя с теми, кто, как вы утверждали, вам дорог. На вашем месте я никогда бы так не поступила.

Джеймс пребывал в полном замешательстве. Он не знал, что и думать, как реагировать на слова Джорджетт, спутавшие все карты. Рассудку он уже не доверял, но еще меньше доверял интуиции.

– Вы… Я что, дорог вам?

Джорджетт кивнула, смахнув ребром ладони одинокую слезинку.

– Я совсем запуталась… – прошептала она.

Джеймс уставился на лампу возле кровати.

– И я тоже. – Он чувствовал себя так, словно его приподняли и швырнули головой о стену. Ему хотелось ей верить. Отчаянно хотелось. Но факты были против нее.

Тут она вдруг спросила:

– Откуда вы узнали, где меня найти?

Джеймс попытался внять голосу рассудка – вспомнил, зачем пришел сюда.

– Камерон нашел меня и показал вашу записку, – ответил он. – И сообщил, что оставил вас здесь. Потому мы и поехали прямо сюда. Нам не пришлось вас искать. – Ему не хватало воздуха – казалось, он вот-вот задохнется. – А как вы узнали, что в меня стреляли?

Джорджетт тяжко вздохнула.

– Рандольф застал меня в коттедже, и он держал в руках ружье. Он сказал мне, что убил вас. Я испугалась за вас, хотя и не поверила ему. Но потом, когда нашла на дороге ваш бумажник, лежавший в луже крови, я поняла, что Рандольф ничего не придумал. Я нашла главу магистрата и написала записку, в которой просила Уильяма оказать ему содействие в поисках. Но я не делала того, в чем вы меня обвиняете. Я бы никогда ничего подобного не сделала.

Теперь Джеймс совсем растерялся. Он вдруг живо представил Джорджетт, беззащитную и безоружную, один на один с вооруженным кузеном и покрылся холодным потом от страха за нее.

– Бартон… Что он с вами сделал? – с трудом выговорил Джеймс.

– К счастью – ничего, – ответила Джорджетт, и на губах ее заиграла совершенно неуместная кокетливая улыбка. – Но о своем кузене я позаботилась.

Из груди Джеймса вырвался какой-то глухой звук, и глаза его расширились. Он в изумлении таращился на Джорджетт, потом наконец проговорил:

– Господи, вы ничего не делаете наполовину. Где вы оставили тело? Хотя… Нет-нет, молчите! Ничего не говорите. Я солиситор, и мне лучше не знать подробности. Мы заявим, что вы защищали себя, и…

– Я его не убивала, – перебила Джорджетт. – Просто ударила кочергой. – Джорджетт прикусила губу, потом добавила: – И я сказала, что убью его, если узнаю, что вы мертвы.

Джеймс молча смотрел на свою «жену». И чем дольше он на нее смотрел, тем больше ею восхищался. Материальных доказательств ее слов не было и не предвиделось, но зато теперь ее записке нашлось внятное объяснение. Джеймс поймал себя на том, что ухватился за это объяснение мертвой хваткой – как утопающий за соломинку. Она знала, что в него стреляли, потому что Рандольф ей об этом сообщил. Никакого заговора, никакой попытки убить его или шантажировать его родственников.

И он действительно ей дорог. Ему ужасно хотелось в это верить.

Еще больше сконфузившись, Джеймс провел рукой по волосам и произнес:

– Надо быть сильной женщиной, чтобы одолеть мужчину.

– Значит ли это, что вы меня простили? – спросила она, глядя на него широко распахнутыми умоляющими глазами.

– Не знаю, что и думать… – пробормотал Джеймс. Взгляд его скользнул по ее лицу и остановился на губах. Он хотел узнать правду, и он получил то, что хотел. И теперь все стало на место. – Впрочем, нет, знаю. Я думаю… Думаю, что я, возможно, вас люблю.

Мир Джорджетт, который все это время скользил вниз по наклонной, вдруг с резким толчком прекратил сползание в бездну.

Как мог он ее любить? Они ведь знали друг друга всего один день. И большую часть этого дня она была своевольной, упрямой, растрепанной… В общем, проявляла те качества, которые больше всего злили в ней ее первого мужа. Неужели она совершила невозможное и завоевала любовь этого мужчины? И самое главное – что теперь с этим делать?

Она взяла лицо Джеймса в ладони, расставив пальцы, тщательно следя за тем, чтобы не коснуться больных мест.

– Я люблю вас, – сказала она без малейших колебаний. И не имело значения то, что их знакомство измерялось часами, а не месяцами. Она точно знала, какие чувства испытывала к Джеймсу. Знала с того момента, как ее кузен объявил его мертвым.

– Но… могу ли я вам доверять? – сказал он неожиданно.

Джорджетт едва не задохнулась от этих слов.

– Я… Простите, что?..

– Доверие. Или его отсутствие. Вот в чем вопрос. – Он отстранился. – Не знаю, могу ли я доверять вам, Джорджетт. Могу ли доверить вам мое сердце, мой кошелек и… всю жизнь?

– Ваш кошелек лежит на столе, у кровати. Может, в следующий раз вы меня послушаете и положите его во внутренний карман. – С этим все решалось просто. Но с остальным дело было сложнее, и Джорджетт почувствовала страх. – Что же касается вашего сердца… Я не виню вас в том, что вы мне не доверяете. Я и сама не знаю, доверяю ли себе или своим чувствам к вам. – Она уставилась на покрывало. – Возможно, доверие придет со временем. Одного дня для этого мало.

Джеймс тяжело вздохнул.

– Еще вчера я тоже так думал, но, как оказалось, в жизни всякое бывает. И мы – тому подтверждение.

– Подтверждение? Чему именно? – Джорджетт подняла взгляд.

Он протянул к ней руку, и на мгновение ей почудилось, что он хотел помочь ей подняться. Но он вдруг сказал:

– Могу я попросить вас вернуть мне кольцо, леди Торолд?

И тотчас же ее мир сорвался в бездну. Джеймс просит вернуть ему кольцо?

Наверное, в этот момент сердце ее должно было вырваться из груди, но нет, оно замерло – как будто не вполне доверяло происходившему. Чуть помедлив, Джорджетт сняла печатку с пальца и протянула кольцо Джеймсу. Тот надел его на палец и провернул несколько раз.

Как и следовало ожидать, кольцо оказалось ему впору. Словно оно никогда ей не предназначалось.

Внезапно дверь за спиной Джеймса распахнулась. Джорджетт почувствовала опасность раньше, чем увидела. Она вскочила с кровати, готовая драться или бежать – в зависимости от обстоятельств. Рандольф, растрепанный и страшный – таким мог быть только безумец, – переступил порог.

И в этот момент Джорджетт подумала: «Если он убьет Джеймса, то пусть убьет и меня».