Глава 16
Королева Черновласка взглянула на подношения принцев — ответы на ее вопрос — и кивнула.
«Я увижу вас утром, господа».
Но, когда она встала, собираясь покинуть тронный зал, принц Восточное Солнце произнес: «Каково ваше решение, Ваше Величество?» Она оглянулась и увидела, что все три принца выжидательно смотрят на нее.
«Да, кого из нас вы выбрали? — спросил принц Северный Ветер. — Мы ответили на каждый из ваших вопросов, но вы тем не менее ничего не сказали».
«Вы должны решить, — сказал принц Западная Луна. — Вы должны решить и сказать нам утром, за кого из нас вы выйдете замуж»…
Из сказки «Королева с черными как вороново крыло волосами».
Гриффин встал и зажег свечу от тлеющих в золе угольков. Он вернулся к кровати, самодовольный в своей наготе. Пламя свечи бросало отблески на его гладкую кожу на животе. Он пристроил свечу в изголовье кровати и снова улегся рядом с Геро, большой, сильный и неумолимый.
— Ну? Почему ты не можешь этого сделать?
Геро смотрела на него, и сердце у нее разрывалось на части.
— Неужели так важны эти три слова?
— Ты же знаешь, что важны.
Но она покачала головой:
— Я не могу. Ты хочешь, чтобы я отказалась от своей семьи, от всего того, к чему привыкла, а ты даже не собираешься отказаться от своей кошмарной винокурни. Разве ты не видишь — то, о чем ты просишь, невозможно?
Она ожидала взрыва гнева, резких слов. Вместо этого Гриффин лишь закрыл глаза, словно остался без сил.
— Мне необходимо совсем немного времени, чтобы покончить с винокурней. После того как я разделаюсь с Викарием.
— Как долго ждать, Гриффин? — Ей было трудно говорить, слова застревали в горле. — Сколько ждать? Дней, недель, лет? Я не могу так долго ждать. Максимус и твой брат не позволят мне этого.
Он открыл глаза — его взгляд был жесткий и твердый.
— Так вот к чему мы пришли: ты выбираешь брак с моим братом, не со мной?
— Да.
— Как ты можешь так поступить со мной? С нами?
Геро закусила губу. Что сказать?
— Я всю жизнь подчинялась светским правилам и тем, которые устанавливал мой брат. Максимус решил, что Томас — подходящий для меня муж.
— Ты обвиняешь меня в том, что я ради тебя не отказываюсь от своей винокурни, — спокойно произнес он. — Но, по-моему, трусиха именно ты. Ты не хочешь пожертвовать одобрением брата ради меня.
— Наверное, ты прав. Я не могу пойти против воли Максимуса. Не могу. В его власти запретить мне видеться с моей семьей. И его выбор мужа для меня правильный — на Томаса можно положиться. Он надежный человек.
— А я нет?
— Нет. — Слова упали из ее губ подобно гире. Геро почувствовала, как глаза наполняются слезами. О чем она горюет? Она сама толком не знала.
Кровать сотряслась — Гриффин оказался лежащим поверх нее, давя своим весом, его горячее дыхание задевало ей щеки.
— Он, возможно, надежен, но любишь ли ты его, Геро?
— Нет, — с рыданием вырвалось у нее.
— Он может заставить тебя краснеть от гнева, а потом от желания? — Гриффин раскинул ей ноги и улегся между ее бедер, тяжелый, пылающий жаром. — Он знает, какие у тебя чувствительные соски и что ты приходишь в восторг лишь от одного моего прикосновения к ним?
— Господи, нет.
— Он смотрит на тебя так, как я? Он знает, что твои глаза сверкают подобно бриллиантам, когда ты возбуждаешься? — Гриффин осыпал ее шею поцелуями. — А он знает, что ты любишь читать на греческом и ненавидишь рисование? Он умеет ждать, затаив дыхание, когда же ты чопорно изогнешь левую бровь, чтобы возбудиться от этого? — Он потер пальцами сразу оба соска, и у нее между бедер разлилось тепло. — Скажи мне, Геро… Черт возьми, скажи, скажи мне: он может заставить тебя почувствовать все это, как умею делать я?
— Нет! — Ее ответ прозвучал как вопль отчаяния.
Его пальцы теперь переместились в ее лоно, с нежностью теребя тонкие лепестки, словно он имел на это право, словно он принадлежал ей, сейчас и навсегда, до конца жизни. И Геро заплакала, обвила его ногами, руками обхватила плечи, прижимаясь к нему всем телом.
Она ощущала его у себя внутри, он вливал в нее свой жар и свою силу. Геро задыхалась, еще не отойдя от прежнего соития, с трудом выдерживая его темп. Она хотела оттолкнуть его, убежать из комнаты, от него, от этого дикого напора.
Гриффин наклонил голову, припал к ее рту, продолжая свои неистовые броски. Она застонала, открыла рот, и он просунул язык внутрь. На его губах она чувствовала собственные слезы.
— Геро, — бормотал он. — Геро. Геро. Геро.
Он произносил ее имя, вонзаясь в нее, словно хотел выжечь на ней свое клеймо. С его тела капал пот, дыхание с трудом вырывалось из груди, кровать скрипела.
Геро металась по подушке. Чему она сопротивляется — ему, их соитию или собственному желанию? Она уже не знала. А он поймал ее голову ладонями и заставил смотреть на него.
— Ты любишь меня, Геро? — Светло-зеленые глаза заполнила горечь. — Ты любишь меня так, как я люблю тебя?
От его слов она будто разломилась пополам, жаркий поток разлился внутри. Она дрожала под ним, стараясь оторвать от него взгляд. Ручейки сладкого наслаждения заструились по бедрам и по животу.
Но он не дал ей отвернуться. Он не сводил пристального взгляда с ее глаз. Его лицо, шея, грудь — все было напряжено, тело содрогалось, мощные плечи блестели от пота. Его толчки продолжались и продолжались. А глаза… Его гордые глаза молили. Она видела все сквозь дымку.
Наконец он упал на нее, тяжело дыша.
Геро закрыла глаза, гладя его по влажным плечам. Она хотела запечатлеть в памяти этот момент: запахи, тяжесть его тела, его хриплое дыхание. Когда-нибудь — возможно, скоро — она будет утешаться столь дорогими воспоминаниями.
Гриффин скатился с нее, и она вцепилась в него, но он не встал с кровати и не ушел.
Он придвинул ее поближе к себе и обнял — Геро уместилась, как в колыбели, между его пахом и широкими плечами. Откинув ей волосы, он поцеловал ее в затылок.
— Спи, — сказал он.
И она уснула.
* * *
День был пасмурным, да и теперь каждый день казался ей таким. Сайленс с тоской смотрела в грязное кухонное окно.
— Ма-му-у! — капризно закричала Мэри Дарлинг, ухватив Сайленс за платье перепачканными ручонками. — Ма-му-у!
Сайленс вздохнула.
Она забыла надеть передник, когда усаживалась за поздний завтрак с малышкой, и теперь на черном лифе платья появились два жирных пятна. Она чувствовала себя совершенно беспомощной и опустошенной. Надо встать и смыть грязь — или хотя бы найти фартук, — но сил на это у нее не было.
— Дай мне ребенка, сестра. — В кухню вошел Уинтер. Он повесил круглую черную шляпу у двери и поставил на стол простую деревянную коробку. Подхватив на руки Мэри Дарлинг, он подбросил ее и поймал, а девочка довольно завизжала и засмеялась.
Почему мужчины так любят подбрасывать детей? Даже Уинтер, самый уравновешенный из ее братьев, был этому подвержен.
— Я всегда боюсь, что ты ее уронишь.
— Ни разу не уронил, — ответил он.
— Почему ты дома средь бела дня?
— Половина мальчиков отсутствуют — подхватили какую-то простуду, а остальные расшалились, — пожал плечами Уинтер. — Я отправил их по домам. А где все?
— Дети уже поели. Нелл повела их на прогулку.
Уинтер удивленно взглянул на нее.
— Она повела всех детей?
— Тех, что постарше. — Сайленс стало стыдно. — Мне, конечно, следовало пойти с ней.
— Нет-нет, — поторопился сказать Уинтер. Он прижал ребенка к себе и достал из буфета тарелку. — Нам всем иногда нужна передышка.
— Но не тебе.
— Я не потерял дорогого мне человека, — мягко заметил он.
Сайленс поджала губы, встала, забрала у брата тарелку и наполнила кашей из котелка, висевшего над очагом. Поставив перед ним еду, она сказала:
— Давай я возьму Мэри. Не успеешь оглянуться, как она тебя испачкает.
— Спасибо. — Он зачерпнул полную ложку густой каши и, попробовав, одобрительно произнес: — Очень вкусно.
— Это Нелл сварила, — сухо сказала Сайленс. Ее собственная стряпня оставляла желать лучшего.
— Понятно. — Уинтер, продолжая есть, указал на деревянную коробку. — Нашел это у входной двери.
— Да что ты? — удивилась Сайленс и впервые за многие дни проявила хоть какой-то интерес и даже любопытство. — Ты считаешь, что это от обожателя Мэри Дарлинг?
Уинтер улыбнулся:
— Могу, конечно, предположить, но не лучше ли просто открыть и посмотреть.
Сайленс показала брату язык. Она повертела коробку — размером не больше ее ладони — в руке. Коробка не окрашена, но искусной работы и блестит от воска. Она нахмурилась. Эта коробка стоит намного больше, чем все другие подарки для Мэри.
Между тем Мэри Дарлинг успела схватить коробку и прижать к себе.
— Подожди, милая, — сказала Сайленс. — Сначала посмотрим, что внутри.
Открыв крышку, она охнула.
— Что там? — Уинтер привстал, чтобы тоже посмотреть.
Сайленс повернула коробку к нему — там лежала нитка жемчуга.
Он помолчал, потом взял ожерелье в свои длинные тонкие пальцы, глядя, как жемчужины блестят на свету.
— Очень дорогой подарок для ребенка.
— Это не для Мэри Дарлинг, — прошептала Сайленс. Она вынула листок бумаги, который лежал под жемчугом. Там было написано два слова: «Сайленс Холлингбрук».
Проснувшись и даже не открыв глаз, Геро знала, что Гриффина рядом с ней нет. Она неподвижно лежала с закрытыми глазами, привыкая к неизбежному. Кровать холодная. Значит, он ушел давно.
Она стиснула кулаки. И вдруг почувствовала что-то в правой ладони. Открыв глаза, она поднесла руку к лицу. Было уже позднее утро, и яркий свет лился из окна.
То, что было у нее в ладони, оказалось бриллиантовой сережкой. Геро провела по камню кончиком пальца. Бриллиантовая безделушка, которую подобрал Гриффин после того как — очень давно — она воткнула ее в него. Слезы полились у нее из глаз — она поняла, что означает эта весточка от него.
Он не вернется.
Поздним утром Гриффин поднимался по ступеням своего городского дома. Ноги налились свинцом, а грудь словно придавило камнем.
— Где ты был?
Он поднял голову при звуке знакомого голоса. У двери стояла мать в бархатной пелерине.
Он остановился.
— Что ты здесь делаешь? Что-то случилось?
— Случилось? — удивленно повторила она. — Да, случилось кое-что — ты избил Томаса, заявил, что соблазнил его невесту, а затем вы оба куда-то исчезли! Я хочу знать, что происходит и как ты уладишь это ужасное недоразумение между вами. Сейчас все обстоит намного хуже, чем до твоего приезда в Лондон. Что происходит с нашей семьей?
Гриффин смотрел на мать, на эту сильную духом маленькую женщину. Плечи у нее опустились. Она пережила смерть отца, пережила долги и скандал и теперь на грани крушения всего, что ей дорого. И это его вина, его грехи тому причиной. Во рту стало горько. Она в нем разочарована.
Он оглянулся — в соседнем доме за ними кто-то с любопытством подглядывает из-за занавески.
Гриффин взял мать за руки:
— Войдем в дом, дорогая.
Она подняла на него лицо, и утреннее солнце отчетливо высветило морщинки вокруг глаз.
— Гриффин?
— Войдем в дом, — повторил он.
Он провел ее в библиотеку и тут же понял свою ошибку, когда посмотрел на кушетку, где он… где они с Геро… Он выругался себе под нос. Но куда еще он мог ее пригласить? Половина комнат была закрыта, поскольку он ими не пользовался.
— Что с тобой? — спросила мать, с беспокойством дотронувшись до его руки.
— Ничего. — Он вернулся к двери и громко позвал слуг. Прошло больше минуты, прежде чем вбежала растрепанная горничная. — Принеси чай и печенье.
Она присела в реверансе:
— Печенья нет, милорд.
Гриффин скривился:
— Тогда принеси хлеба или еще чего-нибудь, что найдется у кухарки.
Он закрыл дверь, повернулся и провел руками по волосам. Парика на нем не было, он не брился несколько дней, в доме полный беспорядок, включая слуг. Правда, и дом, и слуги мало его волновали. Как только он покончит с Викарием, он откажется от аренды и уедет с Дидлом на север Англии, хотя Дидлу и не нравится тамошнее житье. Но будь он проклят, если останется жить в одном городе с Томасом и Геро.
— Гриффин? — тихо окликнула его мать.
Черт. Mater никогда не жаловала деревню. С ней тоже придется расстаться. Если только она не решит поселиться в каком-нибудь городке поблизости от поместья Мэндевиллов.
— Гриффин. — Мать подошла к нему и взяла за руки. — Скажи, о чем ты думаешь?
Он устало улыбнулся ей.
— Все не так уж драматично, mater. Я собираюсь покинуть Лондон.
— Но почему?
Он прикрыл глаза.
— Я не могу жить здесь рядом с Томасом и с ней.
— Ты хочешь сказать — с леди Геро. — У матери вырвался смешок, и она сердито посмотрела на сына. — Мы теперь не можем даже произнести ее имени?
— Томасу это было бы тяжело, — криво усмехнулся он.
— Но он не…
— Они поженятся в воскресенье.
Он отнял от нее руки, пересек комнату, чтобы налить себе бренди.
— Но я думала…
— Что на ней женюсь я? — спросил он, стоя к матери спиной. — Как видишь — нет.
— Почему?
Он пожал плечами:
— Какое это имеет значение? В любом случае Томас отомстит мне за то, что я обольстил Энн.
— Не говори глупостей. — Она махнула рукой. — Я никогда этому не верила.
Он с удивлением обернулся:
— Не верила? А все верили.
— Я твоя мать, Гриффин. — Она уперлась руками в бока. — Так что я знаю точно.
— Ох, mater, я так тебя люблю. — Он усмехнулся и глотнул бренди, поморщившись, когда напиток обжег ему горло.
— Никто больше не верит этим старым сплетням.
— Томас верит.
— Что? — Мать уставилась на него.
Он кивнул и еще выпил. Во второй раз бренди уже приятно обволакивал глотку. Неужели он становится горьким пьяницей?
— Но этого не может быть! — возмутилась она.
— Он сам так сказал, — заверил ее Гриффин. — Слышал это из уст Энн, когда она умирала.
— Девушка никогда не отличалась умом, упокой, господи, ее душу, — пробормотала мать. — Ты заявил ему категорически, что не делал этого?
— Да, а он столь же категорически мне не поверил. Возможно, из-за того, что произошло у нас с леди Геро.
— Но это совсем другое дело, — сказала мать.
— Разве? Для Томаса это одно и то же.
— Энн была его женой, а леди Геро всего лишь помолвлена с ним. К тому же… — Она не договорила и сжала губы.
Гриффин с подозрением на нее посмотрел.
— К тому же — что?
Она отмахнулась от него.
— Это не мой секрет.
— Mater…
— Не рычи на меня. — Она пристально посмотрела прямо ему в глаза, потом отвернулась. — Иногда Томас ведет себя глупо.
— Расскажи.
— Тебя это не касается, Гриффин.
— Если это имеет отношение к Геро, то касается. Я люблю ее.
Материнское лицо мгновенно смягчилось.
— Ты ее любишь?
— Да, к несчастью, люблю, — сказал он. — А теперь рассказывай.
— Дело в том, что Томас в прошлом году связался с одной довольно сомнительной дамой, некой миссис Тейт. Он пытался скрыть это от меня, конечно, но я все поняла. Он не отводил от нее глаз и на балах, и в других местах.
— У Томаса любовница? Черт возьми, я это знал! Он бегал за ней, когда мы были в Театре Харта.
— Думаю, она для него больше, чем любовница, хотя он, вероятно, сам об этом не догадывается, — произнесла мать.
Гриффин чувствовал, что закипает. Как смеет Томас жениться на Геро, когда у него уже есть любовница?
— Он с ней порвал?
— В этом-то все и дело, — ответила мать. — Я думала, что порвал, когда он сделал предложение леди Геро, но сейчас мне кажется, он снова видится с миссис Тейт.
— Чтобы отомстить Геро, — прохрипел Гриффин.
— Не думаю. Мне кажется, у него глубокие чувства к этой женщине. — Мать печально покачала головой. — Я очень люблю Томаса — он мой первенец, но он порой бывает таким непробиваемым. Он должен отпустить леди Геро.
Гриффин допил остаток бренди из бокала.
— Но, боюсь, что для меня это уже не важно.
— Ты о чем?
— Геро меня не любит. — Он хотел улыбнуться, но улыбка не получилась. — Она не выйдет за меня.
Мать сердито сдвинула брови:
— Может, она и не хочет выходить за тебя, но я ни на минуту не сомневаюсь, что она тебя любит. Такая женщина, как леди Геро, не пустит в свою постель мужчину вне брака, если не влюблена в него.
Гриффин уставился в бокал, не в силах встретиться глазами с матерью. Слова застряли в глотке.
— Если она и любит меня, то весьма ловко это скрывает.
— Если бы только у нас было больше времени, — воскликнула мать. — Я уверена, что она одумается, если Томас повременит со свадьбой.
— Это Уэйкфилд торопит со свадьбой. — Гриффин удрученно покачал головой. — Но в любом случае я совсем не уверен, что она передумает. Мне необходимо закончить здесь кое-какие дела, а затем я уезжаю в Ланкашир.
— Но ты не можешь уехать! Как же ты не понимаешь? Если ты дашь ей время…
— Я не могу остаться и смотреть на то, как она выходит за Томаса! — прорычал он, не скрывая прорвавшуюся боль. В глазах матери читалось сочувствие, и он поспешно отвернулся. — Я просто не могу.
— Гриффин…
— Нет. — Он резко взмахнул рукой. — Послушай меня. Я закончу свои дела и перееду на север. Там я буду жить постоянно и заниматься делами либо сам, либо мои посредники будут действовать от моего имени в Лондоне. Но я не вернусь.
Мать молча смотрела на него со слезами на глазах. Он видел ее слезы и не мог этого вынести.
— Геро не любит меня. Я должен смириться с этим и жить дальше. — Подхватив графин и бокал, Гриффин решительным шагом направился к двери. Задержавшись, он произнес: — Прости.
Он ушел наверх, в свои комнаты. Если повезет, через час он напьется и перестанет что-либо чувствовать.
