Глава 23
Фредди бросил на письменный стол газету.
— Смотри, Гримсби! Я на первой странице!
— Ваша милость, — сказала мисс Динглеби, — пожалуйста, сейчас же покиньте комнату ее высочества. Нам нужно подготовиться к балу.
Эмили взяла газету. Заголовки кричали:
ПРОПАВШАЯ ПРИНЦЕССА НАШЛА СВОЮ ЛЮБОВЬ В АНГЛИИ. СКАЗКА СТАНОВИТСЯ БЫЛЬЮ — ПРИНЦЕССА СОГЛАСНА ОБВЕНЧАТЬСЯ С ГЕРЦОГОМ ЭШЛЕНДОМ; СЕГОДНЯ НА ПАРК-ЛЕЙН СОСТОИТСЯ КОРОЛЕВСКИЙ БАЛ В ЧЕСТЬ ПОМОЛВКИ; ОЖИДАЮТСЯ ПРИНЦ И ПРИНЦЕССА УЭЛЬСКИЕ.
И все это задыхающимися заглавными буквами. Она всмотрелась в расплывчатые фотографии — похоже, снято в прошлое воскресенье на ступеньках церкви. Совершенно непонятно, как они умудрились их сфотографировать. Справа от нее нависал Олимпия, слева — Эшленд. Ее практически зажала в тиски римская фаланга чересчур крупных герцогов.
— А где ты?
Фредди подошел и ткнул пальцем в фотографию.
— Вот тут! Разве не видишь?
— Это ухо.
— Это мое ухо! — Он выхватил у нее газету. — И отлично снято. Обрати внимание на благородный изгиб.
— Ваша милость, пожалуйста. — В голосе мисс Динглеби зазвенели властные нотки. — Меня удивляет, почему ее высочество вообще это допускает. Это в высшей степени неприлично.
— Неприлично? — Фредди искренне пришел в замешательство и беспомощно повернулся к Эмили. — Что тут, дьявол побери, неприличного? Она скоро станет моей матерью, это вопрос каких-то дней!
— Хмм. — Мисс Динглеби промаршировала к двери, распахнула ее и рявкнула: — Вон!
Плечи Фредди поникли. Он побрел к двери. Газета свисала из его пальцев.
Сердце Эмили не выдержало. Она весь день пыталась поговорить с Эшлендом наедине, но он покинул дом рано утром, вернулся лишь час назад и сразу отправился в кабинет к Олимпии, где они и заперлись. Из всей прислуги, суетившейся над приготовлениями к балу, с ней осталась только мисс Динглеби, чтобы помогать ей — точнее, охранять ее тюремную камеру. Последний час Эмили провела, мечась по комнате, как зверь по клетке, и следя за неумолимым бегом часовых стрелок.
А теперь еще Фредди, влетел и вылетел, как дуновение долгожданного ветерка, мимоходом бросив что-то насчет матери.
Доблестный Фредди.
— Фредди, постой! — Эмили бросилась за ним к двери и негромко сказала: — Пожалуйста, присматривай сегодня за сестрой. И если что-нибудь случится, если твой отец или я… если что-нибудь случится, позаботься о ней.
— Конечно.
Эмили приподнялась на цыпочки и чмокнула его в щеку.
— Иди. Отец ждет тебя, чтобы отвезти на Итон-сквер.
— Ничего подобного. Они с Олимпией заперлись и плетут интриги. С нами поедет Ганс.
— Ну, значит, Ганс. И ради всего святого, не высовывайся! Не рискуй собой.
Фредди закатил глаза, повернулся и уткнулся в чью-то тонкую фигурку в дверях.
— Боже мой, — воскликнул он. — Люси! Какого дьявола ты тут делаешь?
Герцог Олимпия вытащил пробку из хрустального горлышка графина с шерри и кивнул Эшленду.
— Успокойте нервы, — предложил он.
Эшленд выставил перед собой руку.
— Мои нервы абсолютно спокойны, благодарю.
Олимпия налил бокал себе.
— Ох уж эта суета. Я буду счастлив, когда все закончится и мы снова сможем вернуться к обычным делам.
— С содроганием боюсь спросить, что такое «обычные дела» в вашем понимании.
— О, то то, то это. — Олимпия неопределенно взмахнул рукой и приложился к бокалу с шерри. Он уже успел одеться к балу в хрустящее белое и сверкающее черное. Седые волосы блестели под светом электрической лампы.
— Если все же мы вернемся к насущному вопросу. — Эшленд замолчал, чтобы поправить накрахмаленную манжету, высовывающуюся из-под черного рукава официального костюма. — Я провел все утро, наводя справки по поводу вчерашнего случая.
Олимпия поднес бокал к лампе, вглядываясь в игру света во множестве граней.
— Разумеется, позже мы поговорим, насколько разумно было везти мою племянницу на полуночное свидание, не говоря уж о том, что меня следовало поставить в известность в первую очередь. Знай я об этом, мог бы уберечь вас от кучи неприятностей.
— Я был готов защищать ее и защитил. А она хотела повидаться с сестрой.
— Учитывая, что над ее головой нависла угроза, желание Эмили встретиться с сестрой не имеет никакого значения.
— Не согласен.
— Потому что вы в нее влюбились.
— Потому что я видел, что с ней сделали эти три-четыре недели домашней тюрьмы. Она благородна, послушна долгу, она не жаловалась. Но она несчастлива. Она перестала быть собой.
Олимпия стукнул бокалом по столу чуть сильнее, чем следовало, расплескав капли драгоценного шерри по красному дереву.
— Сколько раз, Эшленд, я предостерегал вас, не советуя позволять чувствам вмешиваться в вашу работу? — Слово «чувства» прозвучало так, словно он случайно проглотил какое-то мерзкое варево из червей и крови летучих мышей.
Эшленд встретил его взгляд спокойно.
— Счастье других должно быть главной целью любых поступков, разве нет?
— Хмм. — Олимпия вытащил носовой платок и промокнул разлитое шерри.
— Вам просто хочется отчитать меня за чересчур эмоциональный характер, или вы все-таки немного интересуетесь результатами моего утреннего расследования?
— Разумеется, последнее.
— Ну что ж. Я встретился с Хэтерфилдом…
— Ах да. — Олимпия опустился в кресло. — Расскажите же мне о дорогом друге Хэтерфилде.
— Полагаю, вам известно больше, чем мне. Очень умный ход — втянуть всех нас в ваш проект. В любом случае он не сталкивался с внешней опасностью во время своего… кхм… сотрудничества с принцессой Стефани, но зато получил несколько странных писем. — Эшленд вынул из кармана лист бумаги и положил его на стол перед Олимпией. — Одно он дал мне для изучения. Узнаете почерк?
Олимпия взял письмо и тщательно его разгладил.
— Нет.
— Обратите внимание на своеобразие написания букв. Наводит на мысль о готических немецких шрифтах.
— Да, я понимаю, о чем вы.
— И это не вызывает у вас определенных подозрений?
Олимпия поднял взгляд и оттолкнул от себя письмо.
— Дорогой мой Эшленд, не забывайте, что у этой организации есть члены по всей Европе. Мы можем приписать данный почерк многим людям.
— И вас не волнует, что кто-то, похоже, выяснил подлинную личность принцессы Стефани? Что вся эта умная затея с переодеванием не одурачила наших противников?
Послышался глухой удар и слабый вскрик. Эшленд вскинул бровь. Олимпия отмахнулся.
— Надо думать, музыканты устанавливают инструменты.
— Вы в них полностью уверены?
Эшленд сложил письмо и спрятал в карман.
— Все они тренированные агенты, — ответил Олимпия. — Отсюда следуют некоторые… эээ… сложности в отношении… эээ… собственно музыки.
— Еще кого-то нанимали со стороны? Еду проверили?
— Мой дорогой друг, я все же не любитель. Мы уточнили все эти детали бесчисленное множество раз.
Эшленд подался вперед.
— И последний вопрос. Этот Ганс. Камердинер отца Эмили. Что нам о нем известно?
— Вполне достаточно.
— Он умеет писать по-английски?
— Он был предан покойному князю. И проверен лично мисс Динглеби.
— Ах да. Грозная мисс Динглеби. Похоже, она в каждой бочке затычка. Проверяет камердинеров. Защищает принцесс от смертельной опасности.
Олимпия сплел кисти рук и закрутил большими пальцами, как крыльями мельницы. От него исходил слабый запах сигар и шерри, такой знакомый и ободряющий. Запах сведущих мужчин, клубов и кабинетов.
— Вы не одобряете мою Динглеби?
— Она пользуется вашим доверием. Значит, должна быть безупречной.
Эшленд положил свою широкую ладонь на скрещенные колени. На нем, как полагается во время королевского приема, были бриджи до колен, и казалось, что мышцы вот-вот прорвут блестящий белый шелк. Даже не пытаясь таиться, он всматривался в лицо герцога: глубокие морщины вокруг голубых глаз, непреклонный подбородок. Сколько тайн прячется за этим лицом?
Олимпия вздохнул и откинулся на спинку кресла.
— До чего вы наблюдательны. Может быть, мне следует начать все сначала.
Эшленд позволил себе слегка улыбнуться.
— Я всегда говорю — лучше поздно, чем никогда.
Мисс Динглеби отступила назад и полюбовалась результатом целого часа труда.
— Превосходная работа, Люси. Миссис Нидл была совершенно права — с волосами ты совершаешь чудеса. Может быть, этот завиток возле правого уха чуть-чуть приподнять? — Она показала пальцем.
— Да, мадам. — Люси снова подошла со щипцами и чуть не обожгла кожу около уха Эмили.
— Превосходно, превосходно, — повторила мисс Динглеби. — Я с трудом узнаю вас, моя дорогая. Почти как во время бала в честь помолвки вашей сестры в прошлом году. Что за блистательное событие! Разумеется, за исключением жениха. Недотепа этот Петер, но все, конечно, уже в прошлом.
— Он не был недотепой. Вполне приятный молодой человек.
Мисс Динглеби закатила глаза, демонстрируя свое мнение о приятности молодых людей.
— А теперь встаньте, моя дорогая.
Эмили поднялась. Люси отступила на почтительное расстояние.
Мисс Динглеби занялась юбками Эмили, тщательно расправляя и укладывая складки.
— Превосходно, превосходно, — пробормотала она, распрямилась, отошла на шаг и склонила голову набок, постукивая себя пальцем по нижней губе.
— Что ты думаешь, Люси? Как выглядит ее высочество?
— Очень мило, — ответила Люси.
— Хм-м-м. Да. Я понимаю, что ты имеешь в виду. — Мисс Динглеби протянула руку и сняла с Эмили очки. — О, вот так гораздо лучше, тебе не кажется? Наш дорогой герцог Эшленд просто не сможет отвести от вас глаз.
Люси издала негромкий страдальческий звук, будто задохнулось какое-то небольшое животное.
— Да, Люси? — не оборачиваясь, спросила мисс Динглеби.
— Просто… соринка в горло попала, мадам. — Люси положила щипцы на туалетный столик.
— Выпей воды. — Мисс Динглеби прищелкнула пальцами. — Собственно, это превосходная мысль. Я сейчас же принесу напитки всем нам. У меня есть особый рецепт для успокоения нервов.
— Мои нервы совершенно спокойны, — отозвалась Эмили и сказала чистую правду. Она чувствовала себя собранной и спокойной, словно была куклой, автоматом, заключенным в глыбу льда, принцессой Хольстайн-Швайнвальд-Хунхофа, а вовсе не распущенной девицей, вступающей в полуночных каретах в неистовую плотскую связь с герцогами.
Но колесо судьбы уже повернулось, и она, черт возьми, ничего не могла с этим поделать.
— Чушь. Я тотчас же вернусь. — Мисс Динглеби решительно подошла к двери и шагнула за порог. Эмили в некотором замешательстве посмотрела на закрывшуюся дверь, вернулась к туалетному столику, взяла очки и водрузила их на нос. И посмотрела на свое отражение в зеркале.
Нужно признать, что платье просто великолепное. Ее высокую фигуру заключили в песочные часы из голубого атласа, такого бледного и ледяного, что он казался белым. Рукава подобраны вверх, к плечам, и украшены крохотными голубыми атласными розочками, блестящие юбки собираются сзади в настоящую реку из длинного холодно-голубого шлейфа. Вырез лифа находится на самой грани пристойности, оборка пенно-кружевных нижних юбок выглядывает из-под подола на какую-то долю дюйма. Голубая лента в тон вьется сквозь искусно взбитые кудряшки на голове.
Люси справа от нее возилась со щипцами и шпильками, лицо ее покрылось багровыми пятнами.
— Спасибо за помощь, Люси, — сказала Эмили.
— Мне ужасно стыдно, мэм. То есть ваше высочество. Простите за то, что случилось там, в Йоркшире. Я не знала… даже подумать не могла…
— Люси, дорогая моя. О чем ты?
Люси подняла голову и наткнулась на ее взгляд в зеркале.
— В ту последнюю ночь, мэм…
— Представления не имею, о чем это ты. В Йоркшире, говоришь? Эмили, принцесса Хольстайн-Швайнвальд-Хунхофа, никогда не была в Йоркшире.
Эмили слегка содрогнулась, подчеркивая свои слова.
Люси моргнула.
— Мэм?
— Но, как оказалось, твое появление здесь очень кстати. Мне как раз нужна камеристка.
Люси опешила.
— Но мэм… ваше высочество… я вовсе не училась…
— Это не имеет особого значения. Мой интерес к моде ничтожен. Прежде всего мне требуются умение держать язык за зубами и преданность. — Она отвернулась от зеркала и наткнулась на изумленный взгляд Люси. — Умение держать язык за зубами и преданность, моя дорогая. Предложи мне это, и я верну все сторицей.
— О мэм. — Люси медленно выдохнула.
— Умение держать язык за зубами и преданность, Люси. Обладаешь ты этими качествами?
— Да, мэм.
— Вот и хорошо. — Эмили опять повернулась к зеркалу. — А теперь помоги мне с туфлями. Похоже, сама я среди всех этих юбок свои ноги просто не найду.
Дверь снова отворилась, когда голова Люси еще пряталась под юбками Эмили.
— Боже мой. — Мисс Динглеби поставила поднос на стол. — Мы уже потеряли несчастную Люси?
Растрепанная Люси вынырнула наружу.
— Мэм?
— Не обращай внимания. Эмили, дорогая моя, я приготовила вам мой особый эликсир. Успокаивает нервы, освежает чувства. — Мисс Динглеби взяла с подноса один стакан и протянула его Эмили.
— Я вам уже говорила. Мои нервы и так вполне спокойны.
— И все-таки. — Мисс Динглеби качнула стакан. Свет от получившейся ряби отразился на ее лице, и показалось, что зрачки меняют цвет на зеленый и обратно.
— Не сейчас, Динглеби. Я вообще не хочу пить.
Мисс Динглеби вздохнула и поставила стакан.
— Ты только посмотри на себя. Непременно нужно снять эти очки, моя дорогая. Это бал по случаю твоей помолвки. Твой герцог ждет тебя внизу. Среди гостей находится сам принц Уэльский. — Она подошла к Эмили, сняла с нее очки и аккуратно сложила их. — Вот видишь?
— Собственно говоря, нет, не вижу. В этом и заключается смысл очков.
— Эшленд будет рядом с тобой весь вечер. Тебе совсем не требуется идеальное зрение. Право же, ты должна выглядеть наилучшим образом. Ради него. Ты же хочешь, чтобы он гордился тобой, правда?
— Я думаю, его светлость будет гордиться ее высочеством хоть в очках, хоть без них, — подала голос Люси. — И мозги намного важнее, чем красота, как всегда говорила моя мама.
— О, спасибо тебе, Люси, — отозвалась Эмили. — Это очень лестно.
— Боже мой. Похоже, всю прислугу в Йоркшире поощряют иметь собственное мнение. — Мисс Динглеби улыбнулась, ее безупречные губы, похожие на бутон розы, чуть растянулись. — Ну же. Ты должна это выпить. И сразу почувствуешь себя освеженной.
Эмили взяла стакан, поднесла его к свету. Напиток оказался розовым и довольно мутным в этом хрустальном стакане, странным образом напомнив ей про густой туман, что полз вчера ночью с реки. Нос защекотал аромат грейпфрута. Мисс Динглеби всегда превозносила достоинства грейпфрута. Настаивала, чтобы каждая принцесса за завтраком, независимо от времени года, съедала по половинке, тщательно очищенной и без сахара. Оставшуюся половинку гувернантка съедала сама, она терпеть не могла любого рода убытки.
Запах грейпфрута щекотал ноздри Эмили, напоминая все те утра за столом для завтраков, несладкий фрукт, выжидательно лежавший на тарелке, и официальное начало каждого, полного рутины и официоза дня. Часы, проходившие один за другим и похожие друг на друга, как капли дождя на оконном стекле. От запаха и воспоминаний ей внезапно стало нехорошо.
— Ну, давай же, — повторила мисс Динглеби. Ее карие глаза ярко блестели на тонком лице. Она прижала палец ко дну стакана и подтолкнула его к губам Эмили. — До дна.
К горлу подступила тошнота. Рот наполнился слюной. Эмили с трудом сглотнула и со стуком поставила стакан на туалетный столик.
— Думаю, я не буду это пить, — сказала она.
