Глава 15
В половине пятого утра Эмили сдалась и бросила попытки уснуть. Она встала с постели, неловкими пальцами оделась, приклеила бакенбарды и спустилась вниз, в библиотеку.
Господь свидетель, она страшно устала. Легла, сразу уснула, а меньше чем через час, как только герцог навис над ней, а его кожа стала обрастать шерстью, а стон удовольствия перерос в рычание, резко проснулась. Она лежала, широко распахнув глаза, и тяжело дышала, не в силах шелохнуться, уж слишком ярким и реальным оказался сон.
«Ваши бакенбарды. Куда они делись, дьявол их побери?»
Она сказала Фредди, что сбрила их. А что еще она могла сказать? Оставалось только надеяться, что к утру он спьяну забудет обо всем или хотя бы поверит, если она все будет отрицать. Безусловно, он был достаточно пьян, чтобы, не моргнув глазом, поверить в бритье. «А, понятно», — неразборчиво произнес он, повернулся, и его вырвало в тазик.
За окном было еще по-зимнему темно, как в полночь, и очень холодно. Эмили кралась вниз по лестнице, чувствуя, как болит каждый мускул. Грехи этой ночи отомстили: ей казалось, что ее выжали, как простыню, и положили на солнце сушиться. Плоть между ног саднило, особенно когда она задевала за шов в брюках.
Похоже, платья — не такая уж и глупость в конце-то концов.
Библиотека располагалась в противоположном конце дома. Такая дорогая, уютная библиотека, ее любимая комната. Вот там она и устроится с книжкой в руках в широком и удобном кресле. Можно даже разжечь огонь — теперь она знает, как это делается, или даже подремать часок, пока остальные не проснулись.
Эмили торопливо зашагала по гулкому коридору, спинному хребту дома, куда выходили все основные комнаты. Мимо блестящих портретов и парочки рыцарей, наверняка происходивших из какой-то великаньей расы (Эшленд явно не случайно такой высоченный), и мимо мраморной статуи Аполлона, ее любимой, хотя самыми главными частями его тела пожертвовали ради деликатной английской впечатлительности.
Эмили как раз шла мимо открытой двери, когда ее слуха достиг какой-то слабый шум. Ритмичные резкие удары, приглушенные стенами.
Она повернулась к двери. У подножия длинной узкой лестницы виднелся желтый свет.
На какое-то мгновение вернулся сон, еще более яркий, чем прежде: Эшленд рычит, под пальцами ощущается его влажный мех…
«Не будь дурочкой, — подумала Эмили. — Это всего лишь слуги, выбивают ковер или… или сбивают масло». В общем, какое-то домашнее дело.
Но что там порыкивает? Перед каждым ударом, звуки почти сливаются воедино.
Эмили поколебалась, уже ступив на лестницу. Посмотрела в сторону библиотеки, такой спокойной и мирной. Пустой.
Разумеется, ничего такого там нет. Сны — это чепуха.
Вот прямо сейчас она спустится вниз по лестнице и сама во всем убедится.
Эмили затаила дыхание и сделала шаг. За ним другой.
Звуки продолжались. Рык-бух, рык-бух, рык-бух. Теперь громче и решительнее. От камней поднимался какой-то запах, чуть сыроватый, нельзя сказать, чтобы неприятный. Как в пещере на берегу моря.
Лестница кончилась, налево от нее отходил коридор. На простые серые камни падал треугольник света. Последнее, о чем подумала Эмили перед тем, как повернула за угол, это то, что как-то странно — здесь должно быть холоднее. А сыростью тянет теплой.
Коридор переходил в просторное помещение, освещенное несколькими лампами. В центре помещения пританцовывал герцог Эшленд — босой, голый до пояса, седые волосы повлажнели и растрепались, на обе руки надеты черные кожаные перчатки. Он поочередно то правой, то левой рукой ударял по большому длинному кожаному мешку, свисавшему с потолка и сильно раскачивавшемуся при каждом ударе.
Обеими руками. Конечно, Эмили имела в виду руку и обрубок, но сейчас, в этих толстых перчатках, тщательно закрепленных на запястьях, они выглядели одинаково. Он смотрел в другую сторону, под некоторым углом, и массивное тело с бестелесной грацией балансировало на подушечках ступней. Спина блестела от пота, каждый мускул был словно высечен с идеальной симметрией, сужаясь и переходя в бедра, прикрытые удобными штанами.
Он великолепен.
Эмили стояла, приоткрыв рот и распахнув глаза, не в силах выдавить ни звука. Внезапно Эшленд резко повернулся.
— Что за… — Он рукой придержал кожаный мешок. — О! Это вы, Гримсби? Какого дьявола вы встали в такую рань?
Ноги Эмили превратились в кисель.
Со спины Эшленд был великолепен. Повернувшись лицом, стал богоподобным. Черная повязка на суровом лице выглядела как почетный знак. Плечи были достаточно широкими, чтобы тащить плуг. Грудь высоко вздымалась и опускалась. На груди и животе ни единой складки лишней плоти, как у анатомического образца. Две сходящиеся впадинки многозначительно прятались под застежкой штанов.
— Гримсби? Что-то случилось?
Она заставила себя перевести взгляд на его лицо и шумно сглотнула.
— Нет, сэр! Прошу прощения. Я просто не мог уснуть. Боюсь, в голове еще туман. Я не ожидал увидеть вас здесь.
Его брови взлетели вверх.
— Хотели поплавать?
Перед внутренним взором Эмили возник коллаж из острых как лезвие квадрицепсов и податливых грудных мышц. Рот наполнился слюной.
— Поплавать?
Эшленд махнул куда-то рукой.
— В бассейне.
Она глянула в том направлении. В углу что-то блеснуло, словно отражаясь от воды.
— В бассейне, — тупо повторила она. — Разумеется.
Эшленд повернулся к мешку.
— Идите, если хотите. Я здесь еще не скоро закончу.
Эмили сообразила, что смотрит на его губы. Несколько часов назад эти губы целовали ее. Язык у нее во рту буквально пожирал ее заживо, заставляя кричать от наслаждения. Эта крепкая грудная клетка, эти плечи, эти невозможно стройные бедра… Он же вонзался в нее!
И все это пряталось под слоями одежды, которую он так и не снял.
Боже. Мой. Милостивый. Сейчас она лишится чувств.
Эшленд нахмурился.
— Гримсби, вы уверены, что хорошо себя чувствуете? Выглядите вы немного странно.
Перед глазами сгущался туман. Сейчас она в самом деле упадет в обморок.
— Гримсби, ваши очки, — сказал Эшленд.
— Мои очки?
— Они запотели. Думаю, дело в бассейне. Мы подогреваем в нем воду в холодное время года. Дурацкая идея Фредди, я-то предпочитаю воду бодрящую.
— Ой! — Эмили сняла очки, быстро наклонив голову, протерла их и снова нацепила на нос. — Конечно, предпочитаете, — пробормотала она.
Между ног у нее сильно… потеплело. Она переступила с ноги на ногу.
— Если хотите, возьмите пару перчаток и побоксируйте со мной, — предложил Эшленд, быстро окинув ее взглядом. — Похоже, вам не помешает набрать немного веса. И вообще сил.
— Нет-нет. Как правило, я не… э-э-э… боксирую. Я человек… человек мирный. — Эмили выпрямилась. — И я сильнее, чем кажусь.
Эшленд пожал плечами.
— Да как хотите. Как я уже сказал, пользуйтесь этим залом на здоровье. А плавание вообще отличное упражнение. Чуть позже я и сам помашу там руками.
Он снова повернулся к своему мешку, весь сплошная мощь. Штаны плотно обтянули его крепкие ягодицы.
Штаны, которые он наверняка снимет (боже милостивый!), чтобы помахать руками в бассейне.
Эмили сглотнула.
— Думаю… наверное… лучше я выберу книгу в библиотеке.
— Зачем его светлость устроил в нижнем этаже бассейн?
Фредди поднял глаза от тарелки с дымящейся утренней кашей. Его лицо было серовато-зеленоватого оттенка, как комок глины, обросший водорослями в стоячем пруду.
— Это что, обязательно?
— Обязательно что, ваша милость?
— Разговаривать.
— Завтрак, ваша милость, должен быть временем для цивилизованной беседы, когда обитатели дома собираются вместе для дружеского…
Фредди поднес к губам чашку, запрокинул голову и одним глотком выпил содержимое.
— …общения. — Эмили внимательно посмотрела на подопечного. — Это чай?
— Кофе, мистер Гримсби. Черный.
— А, да. Как ваш отец. Что возвращает меня к вопросу: зачем герцогу бассейн?
Лакей бесшумно подошел и снова наполнил чашку Фредди. Тот привередливо взглянул на исходящую паром черную жидкость.
— А, это. Он установил его вскоре после возвращения из-за границы. Доктора порекомендовали морские купания, но, конечно же, он в жизни не поехал бы на морской курорт, как делает остальное человечество. О нет.
— Но ведь в бассейне не морская вода?
— Как раз морская. — Фредди взял чашку, глотнул, ошпарился и, выругавшись, со стуком поставил ее на стол. — Каждый месяц по железной дороге доставляют свежую. Вы что, не замечали? Переоборудованные пожарные машины привозят ее со станции. Сплошная суета.
— Представления не имел. Вообще.
Фредди осторожно подул в чашку и сделал вторую попытку.
— Конечно, должен признаться, что это очень удобно — купаться в комфорте собственного дома. Я, разумеется, велю воду подогревать, иначе в ней плавать так же приятно, как зимой в Арктике.
— Так мне ваш отец и говорил.
Фредди поднял на нее повеселевшие глаза.
— Застали его за этим, да?
— Нет. Он боксировал. — Эмили взяла с решетки третий гренок. Этим утром она по непонятной причине была особенно голодной.
— А, да. Этим он тоже занимается. Настоящий атлет, мой батюшка. Очень утешительно на случай, если в один прекрасный день на вересковых пустошах на нас нападет шайка боксеров-профессионалов. Это что, газета?
— Да. — Эмили толкнула газету в его сторону. Лицо Фредди постепенно утрачивало зеленоватый оттенок, видимо, кофе подействовал. А у нее в голове бушевали мысли. Неужели Эшленд в самом деле каждый день просыпается на рассвете и вот так тренируется? Бокс и плавание, и бог знает что еще. Но зачем? Для чего герцогу, человеку, редко обедающему не в одиночку, уж не говоря о том, чтобы покинуть имение и столкнуться с физическими опасностями большого мира, поддерживать свое тело в такой боевой готовности? Будто он готовится к какому-то крупному испытанию. Она поднесла к губам чашку со своим кофе (да поможет ей Господь, тоже черным) и попыталась выкинуть из головы картинку: Эшленд лупит этот свой кожаный мешок, и его мышцы под лоснящейся кожей красиво напрягаются.
Или тело Эшленда сверху, прижимается к ней, разгоряченное, мощное, и он вонзается в нее с исключительной силой.
Груди Эмили, плотно перебинтованные под аккуратным сюртуком, под простым шерстяным жилетом и хлопковой рубашкой мучительно заныли. Она откашлялась, прочищая сжавшееся горло, и доела гренок.
— Кстати, а где его светлость сейчас? Разве он обычно не завтракает в это время?
Фредди поднял на нее глаза.
— А, это. Вы разве не слышали? Батюшка уехал.
Нож Эмили со звоном упал на тарелку.
— Уехал?
Фредди махнул рукой.
— Прочь. Уехал. Убегает, преследуемый оленем.
— Медведем.
— Да хоть кем. Бежал в Лондон при первых признаках… зари… — Он внимательно посмотрел на Эмили и нахмурился.
— В Лондон! — Эмили от изумления так наморщила лоб, что очки сползли на нос. Она торопливо поправила их. — Герцог уехал в Лондон! Чего ради?
— Представления не имею. Я в таком же замешательстве, как и вы. — Фредди, все еще нахмурившись, склонил голову набок и приковался взглядом к лицу Эмили. — Осмелюсь предположить, что дела с его новой пташкой идут как по маслу, поэтому он решил попытать счастья в столице.
У Эмили похолодели пальцы.
— Я… я не думаю…
— Знаете… очень уж странная вещь… — медленно произнес Фредди.
Эмили смотрела в свою тарелку. Желтки недоеденных яиц смешались с жиром от копченой селедки и уже начали застывать. Ее превосходный аппетит куда-то испарился.
— Что такое? — рассеянно спросила она.
— Нет-нет, — поспешно сказал Фредди. — Сон. Я в этом уверен. Ха-ха. Разумеется, просто сон.
Она подняла глаза.
— Сон?
Фредди ковырялся вилкой в тарелке и, что поразительно, выглядел совсем нормальным человеком — просто живое свидетельство тонизирующей силы черного кофе.
— Ха-ха. Вы в жизни не поверите. Вчера ночью, знаете ли, мне приснилось, что вы сбрили эти ваши бакенбарды.
— Ха-ха. — Эмили схватила чашку и спряталась за ней.
Фредди набил полный рот и мечтательно улыбнулся.
— На удивление яркий сон. Я вижу ваше лицо совершенно ясно, остриженное, как новорожденный ягненок.
— Как правило, новорожденных ягнят не стригут.
— Ну и что? Вы-то без бакенбард выглядели, как очаровательный новорожденный барашек. Широко распахнутые глаза — просто сама невинность. Мстительный наставник исчез! Ха-ха! — Фредди выпил еще одну чашку кофе. — Нужно нарисовать, пока я не забыл. И когда в следующий раз вы начнете меня отчитывать, я вытащу рисунок и вспомню о вашем унижении.
— Меня никто не унижал. — Эмили глянула на бесстрастное лицо лакея. — В конце концов это был всего лишь сон. Ваш сон.
— И при этом чертовски хороший. Воспоминание меня здорово подбодрило. — Фредди гренком собрал остатки яйца, неизящно запихал все в рот, промокнул губы белоснежной салфеткой и встал. — Жду вас в классной комнате, мистер Гримсби. Не опаздывайте! — Он сунул газету под мышку и выскочил из столовой.
Эмили понимала, что нужно подняться и идти за ним следом, но ноги отказывались повиноваться. Она сидела, уставившись на свой гренок и остро ощущая присутствие лакея, Лайонела. Тот стоял футах в десяти от нее, вероятно, раздраженный, вероятно, с нетерпением ожидающий, когда этот чертов учитель оторвет свою тощую задницу от стула и предоставит столовую несчастным трудягам, которые только и выполняют всю настоящую работу в аббатстве. За эти прошедшие несколько месяцев Эмили стала куда лучше разбираться в том, что означает быть прислугой.
Герцог Эшленд уехал в Лондон.
И что это значит? Решил попытать счастья в столице, как выразился Фредди? Теперь, раз уж лед все равно сломан. Раз уж он лег с другой женщиной. Дело сделано. Где один грех, там и сотня.
Эмили стиснула кулачки.
«Думай логически». Конечно же, Эшленд поехал в Лондон не на поиски других женщин. Это вовсе не в его характере. Эмили вспомнила его слова вчера ночью, его тренированные руки, лупившие кожаный мешок. Нет, он не повеса. И не развратник. Должно быть, эта поездка в Лондон связана с каким-нибудь важным и срочным делом.
В любом случае ее это беспокоить не должно, даже если он отправился на поиски женщин. Нужно радоваться его желанию попастись на других пастбищах. Чем скорее связь между ними оборвется, тем лучше. И раз уж у нее на это сил не хватает, Эшленд отлично может разорвать веревочку сам. А она проведет эту неделю, выстраивая между ними очень высокую и очень толстую стену. И ко времени его возвращения станет к нему совершенно равнодушной.
Или хотя бы сможет с полным самообладанием смотреть на его полуголое лоснящееся тело.
Эмили доела гренок, одним глотком прикончила кофе, встала и кивнула Лайонелу, который, к ее огромному изумлению, ответил почти незаметным, но кивком.
В коридоре она едва не столкнулась с Симпсоном, направлявшимся к столовой.
— О! Прошу прощения, мистер Симпсон.
— Ничего страшного, мистер Гримсби, — произнес Симпсон таким тоном, каким мог бы сказать: «Увозите свой зад в Гренландию, Гримсби, на чертовой утлой плоскодонке».
Эмили не дрогнула.
— Насколько я понимаю, его светлость сегодня утром отбыл в Лондон. Когда мы с его милостью можем ждать его возвращения? — Она нарочно воспользовалась титулом Фредди, чтобы привлечь внимание дворецкого.
Симпсон посмотрел на нее так, словно она протянула ему недельной давности свиной мочевой пузырь и попросила сделать из него колбасу.
— Его светлость оказал мне честь, сообщив, что будет отсутствовать неделю.
— Целых семь дней?
— Насколько я понимаю, именно столько дней и составляет неделя.
— До чего вы проницательны, мистер Симпсон. Я ваш должник.
Эмили повернулась, зашагала по коридору к лестнице — к главной лестнице, которой пользовались только члены семьи, — и поднялась на три пролета вверх, в классную комнату. Маркиз Сильверстоун стоял на ковре в центре комнаты, выпучив голубые глаза. В руке его трепетала газета, а сам он в полном шоке смотрел на Эмили.
— Боже правый, Гримсби! — воскликнул Фредди. — Вы и есть эта чертова принцесса, правда?
