Глава 14

О боже! (зачеркнуто).

Похоже, всякие дискуссии о грубых животных и плотской похоти в тексте свадебной церемонии предназначены не только для жениха.

Я никогда в жизни не испытывала чего-то столь…

Удивительного (зачеркнуто).

Великолепного (зачеркнуто).

Эмоционального (зачеркнуто).

Ненаучного.

Кросс немедленно покинул Пиппу, предоставив ее покровительству Темпла, хотя ненавидел саму мысль о том, что она осталась в клубе с другим мужчиной. Не под его защитой. Вне поля его зрения.

Вне кольца его объятий.

Он хотел, чтобы она поехала домой. Оказалась в безопасности, подальше от этого места и этих грубых животных. Он хотел быть с ней.

Кросс задержался ровно настолько, чтобы сменить брюки. И тут новая мысль поразила его.

Он хотел быть с ней вдвоем. В своем доме.

Не в этом захламленном кабинете, на его неуютной импровизированной постели. В его городском доме, куда он никогда не приводил женщин. Где редко бывал. Где демоны никогда не уставали его преследовать.

«Пиппа не встала бы на сторону демонов».

Кросс коротко усмехнулся. Пиппа изгнала бы всех демонов своей логикой и непрестанными вопросами и нежными прикосновениями. Прикосновениями, по которым он уже истосковался.

Кросс хотел, чтобы она касалась его. Всюду. Хотел касаться ее. Всюду. Хотел ласкать ее и держать, и целовать, и сделать своей всеми возможными способами.

Пиппа собиралась понять, что такое вожделение? Он может показать ей. Время еще есть. До Каслтона осталось шесть дней.

«Этого так мало…»

Что-то сжалось в его груди при этой мысли.

«Она собирается выйти за Каслтона».

Кросс сел, чтобы с яростной силой натянуть туфли.

«Я сделаю это, потому что согласилась и не люблю нечестности».

Черт бы все это побрал! Она помолвлена с ординарным, скучным, ничем не примечательным идиотом.

Не таким уж идиотом. Догадался же он сделать предложение Пиппе. Выхватил ее перед самым носом остальной Англии, когда эта самая Англия отвернулась.

Но она растаяла в объятиях Кросса. От прикосновения его губ. Неужели это ничего не значит?

Он ничего не может поделать. Не может остановить. Филиппа заслуживает идеальной свадьбы с ее красивым, пусть и не слишком умным графом. Она заслуживает человека, которого не мучают демоны. Человека, который даст ей дом. Лошадей. Собак. Семью.

И детей. Маленьких светловолосых детишек. И все в очках. Все улыбаются матери. Ему…

Кросс решительно прогнал видение, встал и одернул фрак.

«Невозможно!»

Филиппа Марбери не для него. Ни в коем случае. Он мог дать ей все, что она просила сейчас… мог рассказать ей все о ее теле и желаниях, и нуждах… подготовить ее к тому, чтобы она просила всего, чего хочет.

Просила своего мужа.

Кросс проглотил проклятие.

«Шести дней должно быть достаточно».

Он распахнул дверь своего кабинета, едва не сорвав ее с петель, и направился в библиотеку «Падшего ангела», где его ждал Найт.

Отпустив охранника, стоявшего у двери, Кросс набрал воздуха в легкие и вошел. Он уже успел взять себя в руки и сосредоточиться на предстоящем разговоре.

Найт едва не лопался от злости. На щеке дергалась мышца. В ледяных голубых глазах стыла ненависть.

Кросс наслаждался зрелищем. По крайней мере это прошло как по маслу. Над этим он еще сохранил контроль. Однако победу омрачала тень неуверенности. Найт пришел не один. Молодая женщина чинно сидела на стуле с высокой спинкой в центре комнаты. Руки сложены на шерстяных зеленых юбках, глаза опущены, словно она пытается сделаться невидимой. Довольно хорошенькая: светлая кожа, тугие черные завитки и маленький красный ротик бантиком. Хотя она ни на минуту не выглядела счастливой.

Именно по униженному виду он все понял.

Закрыв за собой дверь, Кросс спокойно глянул на Найта:

– Вас нельзя назвать хорошим отцом. Тащить дочь в игорное заведение, да еще посреди ночи!

Найт не ответил на оскорбление и, игнорируя девушку, спросил:

– Думаешь, выиграл? За одну ночь?

Кросс уселся на другой стул, вытянул длинные ноги и сделал все, чтобы принять скучающий вид.

– Я знаю, что выиграл. Ваши пятьдесят лучших игроков прямо сейчас проигрывают за моими столами. И достаточно одного слова, чтобы я удержал их здесь навсегда.

Найт скрипнул зубами:

– Тебе они не нужны. Слишком вульгарны для твоего драгоценного клуба. Остальные никогда не позволят подобным отщепенцам играть за столами «Ангела».

– Остальные сделают то, что я потребую. Ради того, чтобы привести вас к гибели, убедиться, что вы поняли, где ваше место. Вы – продукт нашего попустительства, Диггер. Существуете только потому, что мы не видели причин с вами расправиться. Пока. Но настала пора понять, насколько мы могущественны. И не вам с нами бороться. Найт существует только по моей доброй воле. Если я захочу вас уничтожить, то сделаю это. И не позволю себя испытывать.

Найт прищурился:

– Тебе всегда нравилось думать обо мне как о враге.

Кросс и глазом не моргнул:

– Я об этом вообще не думаю.

– А было время, когда от тебя отвернулись многие. Но не я.

– Я этого не помню.

Найт пожал плечами. Очевидно, не желая воскрешать прошлое.

– Забыл о долге Лавинии? Она по-прежнему должна мне. Так или иначе, я свое получу.

Звук имени сестры на губах Найта вызвал в Кроссе желание кого-то убить, но он остался на месте:

– Я уплачу долг. А вы оставите мою сестру в покое. И навсегда.

Найт изогнул черные брови и поднял трость с серебряным набалдашником, чтобы рассмотреть тонкую работу.

– Иначе что?

Кросс подался вперед, впервые проявив признаки гнева:

– Или я заберу всех. До последнего игрока.

Найт дернул плечом:

– Придут новые.

– Я и их заберу, – пообещал Кросс и, помолчав, добавил: – Я продолжу опустошать кошелек Найта до тех пор, пока у вас не останется денег, чтобы содержать столы.

В глазах Диггера блеснуло восхищение:

– Из вас выйдет прекрасный зять.

– Раньше я увижу вас в аду.

Мэгги поспешно вскинула голову. Глаза огромные, испуганные, как у оленя, завидевшего охотника.

– Хотите, чтобы я вышла за него?

Она не знала.

Кросс подавил порыв что-то сказать девушке. Успокоить.

– Не позволяй его грубости тебя одурачить, – посоветовал Найт, мельком взглянув на нее. – Он сделает тебя графиней.

– Но я не хочу быть графиней.

– Ты захочешь того, что я прикажу тебе хотеть.

– Боюсь, одним желанием цели не достигнуть, – сказал Кросс, и, заканчивая разговор, встал и направился к двери. – Мои извинения, мисс Найт, но я не женюсь на вас.

– Какое облегчение! – выдохнула она.

– Не правда ли? – усмехнулся Кросс.

– Облегчение несколько преждевременно, – вмешался Диггер. – Мы давно знаем друг друга, не так ли. Кросс? Дольше, чем вы знаете тех аристократишек, которых называете партнерами.

– Сегодня здесь весьма впечатляющее собрание игроков, Диггер. Больше, чем я планировал вначале. Боюсь, у меня нет времени на ностальгию. Завтра получите долг Данблейда. Иначе я заберу бизнес Найта. Игрока за игроком. Кирпичик за кирпичиком.

Он потянулся к ручке двери, уже думая, куда пойдет дальше.

«К Пиппе».

Думая о том, как она пахла. Какой была на вкус. О ее нежных губах и сверкающих глазах, о ее любопытстве. Она где-то здесь, в этом здании. Скорее всего, играет, или расспрашивает проститутку, или делает что-то еще, наверняка скандальное. И он хотел быть рядом.

Отчаянно.

Она была опиумом.

Всего один глоток, и он не может остановиться.

Что-то изменилось в темноте в начале сегодняшнего вечера.

Неправда.

Что-то изменилось раньше.

И он жаждал проверить, так ли это.

«Шесть дней».

Он не потратит и секунды лишней в этой комнате.

Кросс открыл дверь.

Меньше недели. А потом он оставит ее.

Она будет его наслаждением. Единственным глотком.

Единственной ошибкой.

А потом он вернется к своей жизни.

– Вижу, я должен подсластить пилюлю. Мне добавить леди Филиппу Марбери?

Слова послали ледяной озноб по спине Кросса. Он медленно обернулся, забыв про открытую дверь.

– Что вы сказали?

Найт ухмыльнулся. Теперь в его глазах светилось холодное понимание.

– А, теперь ты весь внимание. Не стоило оставлять Салли в клубе. Шлюх так легко превратить в предательниц.

Кроссу стало не по себе.

– Пусть я не великий гений, подобно тебе, – продолжал Диггер, – но знаю, как обращаться с потаскушками. Несколько лишних монет, и Салли рассказала мне все, что я должен был узнать. Ваш план заманить моих лучших игроков на Столпотворение. Имена всех девушек, которые помогали вам, – всех выбросили на улицу, – и что важнее всего, имя той аристократки, которая находилась в твоем кабинете, пока ты замышлял мое падение. Блондинка. Очки. Ужасно странная.

Найт раскачивался на каблуках. Фальшивый акцент вернулся.

– Звучит очень знакомо.

Кросс видел будущее крушение. Взбесившиеся лошади, понесший экипаж… слишком поздно его остановить.

– Филиппа Марбери. Дочь маркиза Нидем и Долби. Будущая графиня Каслтон. Ее сестры… боже! Одна должна выйти за Тотнема, вторая – леди Борн.

Найт присвистнул, длинно и тихо, отчего Кросс разозлился еще сильнее.

– Впечатляюще. Не хотел бы погубить всех. Бьюсь об заклад, Борн тоже этого не позволит.

– Как ужасно для незамужней леди Филиппы, если обнаружат, что она разгуливает по казино! Да еще с таким негодяем, как ты… это с твоей-то репутацией?! Да ее больше никогда не допустят в высшее общество. Вне всякого сомнения, старая ворона Каслтон не позволит своему малышу жениться на ней.

Кросс замер, осознав весь ужас положения.

Ему стоило раньше подумать об этом.

Он вдруг вспомнил Диггера, наклонившегося над полумертвым Кроссом шесть лет назад, после избиения палачами Найта.

«Страховка».

Ему следовало знать, что у Найта будет запасной план. Политика страхования. И следовало знать, что он нацелится на Пиппу.

И Кросс не ожидал, что придет в такую ярость.

Тремя длинными скачками он настиг Найта и вцепился в его горло. Одна большая рука обхватила шею и швырнула Найта на буфет, отчего задребезжали стаканы, а графин со скотч-виски свалился на пол. Испуганный возглас девушки он проигнорировал.

– Держитесь подальше от Филиппы Марбери, или я убью вас. Такова моя игра…

Найт быстро восстановил равновесие и улыбнулся. Словно они обсуждали погоду, а не его неминуемую кончину.

– Я бы на твоем месте не стал волноваться. У меня не было времени подобраться к ней, особенно учитывая волнение вокруг свадьбы девушки.

– Мне все равно следовало вас убить.

Найт ухмыльнулся:

– Но ты не убьешь меня. Я спас твою жизнь, мальчик. Без меня ты бы спился и давно уже спятил бы от сифилиса, если бы с полдюжины владельцев казино сами не сбросили бы тебя в Темзу. Без меня ты был бы мертв или заживо сгнил. Ты должен мне, даже без твоей прелестной игрушки в моих лапах. Ты был бесполезен. Слаб. Ничтожен. А я дал тебе шанс.

Он говорит правду.

Кросс вздрогнул.

Найт вынул из кармана платок, промокнул губу, посмотрел, нет ли крови.

– Ты должен благодарить меня за всю свою империю. Твоя трагедия в том, что ты слишком благороден, чтобы это игнорировать. И считаешь, что в долгу у меня.

Кросс покачал головой, уже понимая, что Найт прав.

– Только не это.

– Конечно, это, – фыркнул Найт. – Пора бы понять, что аристократы или нет, деньги или нет, модная французская кухарка или нет, я шел по этой дороге до тебя. И всегда буду знать местность лучше, чем ты. Ты не можешь меня победить. Я слышал, здесь присутствует Дункан Уэст. Интересно, успеет ли леди попасть в «Скэндал Шиит» к среде?

Игнорируя уничтожающий взгляд Кросса, Найт указал на Мэгги, потрясенно смотревшую на мужчин.

– Ты женишься на моей девушке, или я уничтожу твою. Вот моя игра.

«Твоя девушка».

Слова пронзили его… отчасти издевка, отчасти зависть… и все правда.

Большую часть жизни Кросс славился своей способностью видеть все возможные исходы ситуации. Он мог поглядеть на карты и предсказать следующую взятку. Мог предвидеть следующий удар в боксерском матче, где дрались голыми руками. Мог просчитать шахматную партию на несколько ходов вперед.

Играет ли Пиппа в шахматы?

Но сейчас не время думать об этом. И больше никаких мыслей о Филиппе Марбери. И никаких прикосновений.

Его пальцы зачесались от желания коснуться ее. Он так долго лишал себя этого… И сумел исполнить свое желание, но только на мгновение.

И Кросс знал, как знают те, кто так долго контролировал свои желания, что будет страдать по ней вечно.

Но он смирится с болью, лишь бы спасти ее.

Единственный раз в своей жалкой ничтожной жизни он спасет кого-то, кого любит.

«Мне не стоило верить в вас».

Слова Пиппы будто издевались над ним.

Но он спасет ее.

– Мэгги хорошая девушка, Кросс. Она родит тебе красивых наследников.

Кросс не сразу понял, что имеет в виду Найт. Поднял голову и встретился с глазами Мэгги, увидев там шок и разочарование. Она хотела стать его женой не больше, чем он хотел на ней жениться.

Он ответил серьезным взглядом:

– Ваш отец безумен.

– Я начинаю видеть это сама, – ответила она, и Кросс подумал, что будь ситуация иной, он бы улыбнулся.

Но ситуация не была иной.

Поэтому он мог сделать только одно.

Приблизился к дочери Найта, девятнадцатилетней девушке со средним французским, упал на одно колено и сказал:

– Боюсь, у меня нет выбора.

Он стольких потерял. На этот раз спасет одну.

Самую важную в его жизни.

Мэгги кивнула:

– Похоже, что так, милорд. По крайней мере в этом у нас много общего.

Непролитые слезы переливались в ее карих глазах, и Кросс пожалел, что не сказал чего-то другого. Такого, чтобы она почувствовала себя лучше.

Но, по правде говоря, Меган Маргарет Найт считала его бесчувственным человеком, который управлял гнездом разврата и делал деньги на грехе. Считала, что он водится с негодяями, проститутками и распутниками вроде ее отца. А брак с ним, когда будет заключен, станет результатом шантажа и вымогательства, и между ними не возникнет привязанности…

Меган Маргарет Найт, которая знала его меньше часа, уже услышала больше истин, чем Филиппа Марбери за все это время. Поэтому вместо того, чтобы утешить ее, Кросс поднял ее руку в перчатке, вцепившуюся в складки юбки, и сказал:

– Мисс Найт, окажите мне честь, станьте моей женой.

Пиппа прекрасно проводила время.

Пусть большую часть недели она провела в плохо освещенном тихом «Падшем ангеле», но сегодня наконец поняла, чем он притягивает людей. К ночи клуб наполнялся светом, звуками и атмосферой греха, которую Пиппа никогда бы не представила, не стань она свидетельницей происходящему.

Ночь вдохнула жизнь в большое каменное здание, темнота сменилась ярким дерзким светом, водоворотом цвета, и звука, и восторга, и все это Пиппа впитывала с пьянящим возбуждением.

Она стояла в центре зала, окруженная веселившимися людьми в масках: мужчинами в темных костюмах и ярких жилетах, по случаю сегодняшнего празднества, и женщинами в шелковых и атласных платьях со скандальными вырезами.

Отдавшись шуму и движению толпы, Пиппа позволила себе плыть по течению, на другой конец комнаты, куда сбежала от сопровождающего, которого дал Темпл, в центр веселья. Мимо столов, за которыми играли в пикет, рулетку и хезед, мимо смеющихся, замаскированных красоток и их представительных компаньонов. Пиппа знала, конечно, что каждое это тело имело недостатки, вполне возможно, значительные. Но в масках все казались прекрасными. Даже она сама.

Но она не обманывала себя, воображая, будто это маска заставляла ее чувствовать такую силу, такое могущество. И не комната.

Нет, все дело в мужчине.

Сердце билось чаще при воспоминании о том, что произошло несколько минут назад, о хмельном прикосновении, которого она не ожидала, но которого жаждала.

И поцелуе.

Рука Пиппы сама собой поднялась при мысли об этой ошеломляющей ласке, той, которая, как она знала, была всем, о чем мечталось, и ничего лучшего она не испытает.

Пальцы ее коснулись губ, и она мгновенно об этом пожалела. Это прикосновение стерло другое, то, которое она лелеяла…

Жаль, что она не может снова найти его и попросить вернуть память о его поцелуе.

Новое ощущение медленно разворачивалось в животе при воспоминании о том моменте. О мягкости его волос, о прикосновении губ.

Языка.

В комнате сразу стало теплее. Тело налилось приятной болью при мысли о его прикосновении. Поцелуе. О нем.

Но боль осела в том глубоком потаенном месте, о существовании которого Пиппа никогда не подозревала.

Кросс показал ей вещи, которых она не знала. Те, в которых, как она считала, не разбирается. И ей это понравилось, хоть и испугало.

И заставило сомневаться во всем, что она считала истиной.

Пиппа противилась подобным мыслям, рассматривая витраж, на котором тезка «Ангела» попадал из рая в ад, из добра в бездну зла, из святости в грех. Пиппа впервые видела такой прекрасный витраж. Настоящий шедевр в красно-золотых и фиолетовых тонах, одновременно уродливый и прекрасный. Ее завораживал сам ангел, огромный, красивый, летевший к земле без даров, которые так долго имел. В руках более слабого художника детали были бы менее изысканны. Руки и ноги изображались бы с помощью одноцветного стекла, но видно, этому художнику был небезразличен сюжет, и вихри тьмы и света на панелях прекрасно передавали движение, форму и даже эмоции.

Пиппа не могла не смотреть на лицо падавшего вниз головой ангела, изгиб бровей. Челюсти. Губ. И помедлила перед витражом, думая о других губах. Другом падении. Другом ангеле.

Кросс.

В ней поднялся вихрь эмоций, которые Пиппа не сразу распознала.

И глубоко вздохнула.

Она хотела его. В самом запретном смысле. Так, как должна была хотеть другого. Мужчину, которому предназначено стать ее мужем. Отцом ее детей.

И все же она хотела Кросса.

Падшего ангела.

Было ли это только желанием?

Сердце заколотилось – физическое проявление мысли, к которой она не была готова. Той, которая ошеломляла, манила, влекла.

– Великолепно, не так ли?

Пиппа повернулась на тихий голос. За карточным столом сидела высокая гибкая леди в самом прекрасном на свете платье цвета глубокого, королевского пурпура, просто светившегося на ее золотистой коже. На шее висел большой топаз на тонкой золотой цепочке, привлекая всех, кто заглядывался на огромный вырез. На ней была черная маска с перьями, закрывавшая почти все лицо, но в прорезях поблескивали карие глаза, а темно-винные губы изгибались в широкой улыбке.

Улыбке, исполненной невысказанного обещания.

Того обещания, которое Пиппа видела на губах мисс Тассер всего неделю назад.

Когда она не сразу ответила, женщина показала пальцем с идеально отполированным ногтем на витраж:

– Ангел.

Пиппа обрела дар речи. Нервозность и волнение заставляли ее говорить быстрее, чем она намеревалась:

– Он прекрасен. Настоящая роскошь. Много красного и фиолетового стекла.

Улыбка леди стала еще шире.

– И цвета что-то значат?

Пиппа кивнула:

– Для того чтобы сделать красное стекло, добавляют золотую пыль. И фиолетовое – тоже.

Карие глаза широко раскрылись.

– Как вы умны, если знаете такое!

Пиппа отвела глаза. Эпитет «умная» вряд ли считался удачным комплиментом для женщины.

– Я где-то это прочитала.

– Неудивительно, что Кросс наслаждается вашим обществом, леди Ф.

Пиппа вздрогнула и уставилась на женщину. Она знает!

– Как вы…

– Женщины болтливы, миледи, – отмахнулась женщина.

Салли.

Стоит ли волноваться по этому поводу? Возможно.

– Какое заманчивое обещание. Не находите? – продолжала женщина.

– Обещание?

Женщина снова улыбнулась:

– Греха и порока.

Голова Пиппы шла кругом. Откуда эта женщина знает? Что они наделали? Неужели за ними шпионили?

– Кросс?

Незнакомка дружелюбно рассмеялась.

– Я говорила об ангеле. Честное слово.

Она показала на стул по левую сторону от себя.

– Вы играете?

Благодарная за смену темы, Пиппа рассматривала зеленое поле и карты, разбросанные перед женщиной и четырьмя мужчинами, сидевшими справа.

– Нет, – покачала она головой.

– А следовало бы.

Она понизила голос до заговорщического шепота:

– Это любимая игра Кросса.

Пиппа могла не соглашаться на игру, но едва прекрасная незнакомка упомянула Кросса, она не остановилась бы за все сокровища мира.

Пиппа села.

– Возможно, я понаблюдаю за парой партий.

Леди усмехнулась:

– Полагаю, некоторым очень важно понимание игры.

Пиппа рассмеялась:

– У меня нет больших денег на ставки.

– А мне кажется, у вас есть больше, чем вы думаете.

Пиппа не успела ответить.

Банкомет сдал по две карты каждому. Одну лицом, другую рубашкой вверх.

– Важно набрать двадцать одно очко, – пояснила дама, поворачивая карту – девятку бубен и осторожно поднимая уголок второй – восьмерки треф. – Валеты, дамы и короли – это десятки, – продолжала она, чуть повысив голос, чтобы все ее слышали.

Пиппа мгновенно поняла ее план.

– А тузы? – подыграла она.

– О, тузы – это лучшие карты, могут означать единицу или одиннадцать. Карты, дающие второй шанс.

– Хорошего вам старта, – кивнула Пиппа.

– Сдаюсь.

Один из джентльменов встал, забрал половину ставок и покинул стол. Таинственная незнакомка нагнулась к Пипе и сказала:

– Молодец. Тот, кто ближе к нам, неумеха, а тот, что дальше, – неудачник.

– А тот, что в середине?

Женщина оглядела красивого мужчину в центре стола.

– Это Дункан Уэст, владелец большинства лондонских газет.

Пиппа задохнулась. Если этот газетчик узнает, кто она, репутация будет погублена. И ее, и Оливии.

«Но, возможно, все не так плохо».

Пиппа проигнорировала эту мысль.

– Он так молод, – прошептала она, стараясь не смотреть на Уэста.

– Молод и богат, как король. Ни в чем не нуждается. Если не считать ночи с хорошей женщиной.

Пиппа расслышала желание в голосе леди.

– С вами, я полагаю?

Незнакомка повернулась к ней, сверкая глазами:

– Всякий может надеяться.

Несколько минут понаблюдав за игроками, Пиппа быстро поняла нехитрые правила.

Когда настало время делать ставку, незнакомка бросила взгляд на Пиппу:

– Что скажете, миледи? Взять карту или воздержаться?

Пиппа окинула глазами стол:

– Вам следует взять карту.

– Леди предлагает мне взять карту, – сказала дама банкомету.

«Пятерка».

Губы цвета бордо округлились.

– Как мило. Что же, я остаюсь.

Карты были открыты. Незнакомка выиграла. Собрав выигрыш, она улыбнулась сидевшим за столом:

– Удача новичка, не находите?

Двое джентльменов пробормотали поздравления. Уэст кивнул, оценивающе глядя на красавицу горящими глазами. Рука незнакомки снова потянулась за выигрышем, словно случайно коснувшись руки мистера Уэста. Задержавшись на секунду. Может, дольше. Настолько, чтобы взгляд Уэста стал жарким. Он смотрел на нее так, словно готов был проглотить. Словно они были одни.

Взгляд показался знакомым.

Именно таким Кросс смотрел на нее. Когда они оставались наедине.

Пиппа покраснела и отвела глаза в надежде, что новая знакомая этого не заметит. Но та если и заметила, то ничем себя не выдала.

– Откуда вы знали, что я должна взять карту?

Пиппа дернула плечом:

– Догадалась.

– Просто удача?

Пиппа покачала головой:

– Не совсем. Карты на столе – сплошные короли, дамы и тузы. По идее, должна была выпасть карта более низкого достоинства.

«Такой вещи, как удача, не существует…»

– Вы рассуждаете, как Кросс, – улыбнулась женщина.

То, что женщина озвучила мысли Пиппы, не волновало ее. Волновало другое – она произнесла имя Кросса так, словно слишком близко его знала.

– Вы играли с Кроссом, – заметила она, стараясь говорить небрежно. Но не смогла.

Леди повернулась назад к банкомету, показывая, что хочет сыграть еще партию.

– Будете играть на этот раз, миледи?

Пиппа рассеянно кивнула, потянувшись к своему ридикюлю и вынимая горсть монет:

– Пожалуйста.

«Вы друзья с Кроссом? – хотела спросить она. – Он касался вас? Целовал? Вы лежали с ним?»

Она ненавидела свое любопытство. Но еще больше ненавидела сдержанность.

Карты были сданы. Пиппа взглянула на свои. Туз и тройка. Она и другая женщина наблюдали, как банкомет сдавал карты джентльменам.

– Я играла с ним, – неожиданно сказала дама, прежде чем попросить еще карту. – Но вам не о чем беспокоиться.

– Я не… – начала Пиппа. Но осеклась. – Мне тоже карту.

Шестерка. Значит всего двадцать.

Карты были открыты.

– Выиграло двадцать.

Женщина вежливо зааплодировала. Мужчины застонали, а мистер Уэст отсалютовал им стаканом:

– Ученик превзошел учителя.

Незнакомка наклонилась к ней:

– Кросс не часто бывает в женских постелях.

Пиппа кашлянула, ослепленная потоком ощущений, одолевавших ее. Она помедлила, пытаясь определить, что это. Облегчение? Нет. Она этому не верила. Его репутация была слишком хорошо известна Но надежда… должна быть. И, судя по смятенным эмоциям, Пиппа не могла ее лишиться.

Выигрыш подвинули к ней через весь стол.

– Но это не мешает ему приглашать женщин в свою, – сухо заметила Пиппа.

Незнакомка рассмеялась:

– Не мешает, но я и этого тоже не видела.

Пиппа подумала о Салли Тассер.

– Видимо, плохо смотрели.

– О, вы удивитесь, узнав, что многие мечтают завлечь Кросса. Я знаю с десяток женщин, которые были бы счастливы очутиться с ним в одной постели. И большинство не взяли бы денег. Все в Лондоне жаждут получить кусочек Кросса. Жаждут много лет.

Пиппа уставилась на свой выигрыш, сосчитала монеты, притворяясь, будто не слышит. Не замечает ноющей боли в груди при мысли о женщинах, которые его знают. Касаются. Целуют.

Она ненавидела каждую.

Совершенно неразумно.

А она не любила сознавать, что поступает неразумно.

Незнакомка все продолжала:

– Ах, эти длинные ноги и густые рыжие волосы! Но он слишком хорош, чтобы обращаться с нами, как с остальными. Никто не бывал в его постели, и не верьте тому, кто скажет иначе.

Щеки Пиппы потеплели, и она обрадовалась, что на ней маска. Однако ее новая знакомая все равно заметила:

– Зато вы были там, не так ли?

Господи, да! И это было великолепно.

Пиппа покачала головой. Тело противилось предательству движения. Лжи.

– Я помолвлена.

Не то чтобы это что-то значило час назад.

Она вздрогнула при этой мысли. И от эмоции, которая пришла вместе с этой мыслью.

Сознания своей вины.

– Это не ответ.

Уголки красных губ поднялись вверх. Очевидно, незнакомка понятия не имела о ее мыслях.

– И кроме того, «помолвлена» не значит «замужем».

Почти замужем, разве не так? Очень близко к замужеству.

Горло сжимала невидимая рука.

– Вам необязательно признавать это, но, думаю, вы очень нравитесь Кроссу, миледи. Не каждый день встречается женщина такого блестящего ума.

Ей он тоже нравится.

Пиппа покачала головой, пытаясь мыслить связно:

– Я далеко не так умна, как он.

Будь она умна, не попала бы в такую историю.

В этот кошмар.

И теперь отчаянно желает мужчину, к которому и приближаться не должна. Которого не может иметь. Никогда и ни за что.

Если только…

Пиппа отказалась от мысли, прежде чем она успела принять форму. Она дала слово. И выйдет за Каслтона. Обязана.

Пиппа проигнорировала боль в груди, возникшую при этой непрошеной мысли.

– Если бы пришлось делать ставки, я бы поставила на то, что вы умнее. Сыграете еще партию?

– Не сыграет.

Они словно накликали его появление.

Пиппа повернулась к Кроссу, не в силах сдержать влечение к низкому голосу и запаху сандалового дерева.

И снова это неразумное желание броситься в его объятия, прижать к его губам свои и умолять отвести в его кабинет или просто темный угол и закончить начатое. Заставить ее забыть все остальное: все тонкие расчеты, все проводимые исследования. Тот факт, что у нее всего шесть дней, прежде чем она выйдет за другого.

За мужчину, не имевшего ничего общего с Кроссом.

И тут она заметила серые глаза, обращенные в сторону ее спутницы, выступившие на шее жилы и сжатые зубы. Губы стянутые в тонкую прямую линию.

Он был зол.

– Кросс!

Женщина со смехом произнесла его имя, очевидно ничуть не испугавшись гнева.

– Вам следует присоединиться к нам. Леди запоминает выпавшие карты так же хорошо, как вы.

– Нет, – отрезал он, прищурившись.

– Вот вам Кросс и его доброта!

Женщина отвернулась к зеленому сукну и подняла бокал с шампанским.

– Найдите себе другую компанию.

Женщина улыбнулась мистеру Уэсту, явно отказавшись от дальнейшего спора:

– С удовольствием.

Кросс обратился к Пиппе.

– Миледи, – процедил он, – игорные столы не место для вас.

Он сердился и на нее!

Как ни странно, Пиппа тоже обозлилась, хотя для ее гнева имелись все причины. Больше причин, чем у него. В конце концов, не его вот-вот заставят выйти замуж за абсолютно обыкновенного, скучного, не слишком умного мужчину. Не его жизнь превратится в хаос. Через шесть дней он останется в этом обиталище греха, порока. Денег и прекрасных женщин. Еды, которую готовит французская кухарка, обладающая большим талантом, чем заслуживает этот мужчина.

А она будет замужем за другим.

Нет, если кому и злиться, так только ей.

– Вздор! – воскликнула она, выпрямившись. – Женщины сидят за всеми столами. И если бы мне не позволялось играть сегодня, меня бы просто не пригласили.

Кросс наклонился ближе и резко сказал ей на ухо:

– Вас вообще не следовало приглашать.

Пиппа ненавидела чувство, которое вызвали в ней его слова. Ее наказывают, как малого ребенка!

– Почему нет?

– Это место не для вас.

– Собственно говоря, – раздраженно бросила Пиппа, – думаю, что сыграю еще партию.

Женщина, сидевшая рядом, обернулась к ней. И на мгновение изумленно приоткрыла рот, прежде чем ответить:

– Превосходно.

– Я не позволю вам находиться здесь, – прошептал он. – Не сейчас.

– Я просто играю в карты, – возразила Пиппа, пытаясь сморгнуть выступившие на глазах слезы. Она отказывалась взглянуть на него. Слишком боялась, что он увидит, как действует на нее.

Кросс вздохнул, тихо, но досадливо. И она едва не вздрогнула, когда его дыхание коснулась оголенного плеча.

– Пиппа, пожалуйста!

Что-то в его мольбе остановило ее. Она снова повернулась к нему, заглядывая в серые глаза, и увидела то, чего раньше не замечала: боль. Исчезнувшую так быстро, что она не была уверена, будто вообще ее видела.

Пиппа положила руку ему на плечо, ощущая твердость мускулов, и прошептала в ответ:

– Джаспер.

Она понятия не имела, откуда взялось это имя, и никогда не думала о нем как о Джаспере. Но на всю жизнь запомнит, как широко открылись его прекрасные глаза. И тут же закрылись, словно она ответила мощным ударом. Он отступил, и Пиппа, не выдержав, последовала за ним. Встала и подошла ближе, пытаясь загладить, что бы ни сделала ему.

Потому что она явно что-то ему сделала.

То, что все изменит.

– Подождите, – попросила она, не обращая внимания на то, что ее может слышать половина Лондона.

Он остановился и отстранил ее:

– Езжайте домой. Ваши исследования закончены.

Боль почти согнула ее. Хотя она знала, что это для ее же блага. Кросс прав.

И это вовсе не исследование. Это страх, паника, и досада, и нервы. Но не исследование.

Это желание. Искушение. Потребность.

И более того.

Но если это скоро не кончится, она сама никогда не сможет положить конец…

Вот только она не хочет положить этому конец. Она хочет остаться. Хочет говорить и смеяться, и делить с ним все. Учиться у него. Учить его. Хочет быть с ним.

«Хочет невозможного».

Пиппа покачала головой, отказывая ему:

– Нет.

– Да, – возразил он. Слово упало льдинкой, прежде чем он повернулся и исчез в толпе. Оставив ее. Снова.

Несносный человек. Богу известно, с нее достаточно!

Пиппа последовала за ним, следя за его продвижением, что было легко, поскольку его удивительные волосы выделялись на фоне всех остальных. Он сам выделялся из всех остальных.

Пиппа толкалась и работала локтями, распихивала назойливых и пыталась догнать его. Наконец она приблизилась настолько, что дотянулась до его руки, радуясь тому факту, что оба они были без перчаток.

Ее мгновенно охватило жаром.

Значит, Кросс тоже чувствует что-то.

Пиппа знала это, потому что они остановились в ту секунду, когда их руки соприкоснулись, потому что теперь глаза его приобрели цвет девонширского дождя. Знала, потому что он с болью прошептал ее имя, так тихо, что слышала только она одна.

И она знала это, потому что его свободная рука поднялась, сжала ее подбородок и приподняла лицо. Он нагнулся и украл ее губы, дыхание и мысли в поцелуе, которого она не забудет всю оставшуюся жизнь.

Поцелуй был для нее едой и питьем, сном и дыханием. Пиппа нуждалась в нем с той самой примитивной силой. И все равно, пусть видит весь Лондон. Да. Она в маске. Но значения это не имеет. За этот поцелуй она готова раздеться до сорочки. Остаться в чем мать родила.

Их пальцы по-прежнему были переплетены. Кросс притянул ее к себе и снова завладел ртом, лаская губами. Зубами и языком. Накладывая свое тавро долгим, страстным поцелуем, который продолжался и продолжался, пока она не решила, что сейчас умрет от наслаждения. Ее свободная рука зарылась в его мягкие локоны, наслаждаясь шелковистым обещанием.

Пиппа была потеряна, утонула в исступленности его поцелуя и впервые в жизни отдалась эмоциям, вливая все свое желание и страсть, и страхи, и ее потребность в этот момент. Эту ласку.

Этого человека.

Человека, бывшего всем, о чем она могла мечтать.

Человека, заставившего ее верить в дружбу. В партнерство.

В любовь.

Шокированная этой мыслью, Пиппа отстранилась, прервав поцелуй, счастливая, что Кросс дышит тяжело и прерывисто, не обращая внимания на свистки и аплодисменты, доносившиеся со всех сторон.

Но она не обращала внимания на собравшихся. Смотрела только на него. Ждала его прикосновения. Этой минуты.

И не хотела останавливать его. Останавливать это… но выхода не было. Нужно сказать ему. Немедленно. Но что она может сказать, когда он целует ее, хотя Пиппа надеялась вернуться к поцелуям как можно скорее.

И даже попыталась снять маску, думая только о нем.

– Кросс…

Но он поспешно перехватил ее руки и сжал:

– Вы погубите себя.

Он кивнул головой в сторону толпы:

– Вам нужно уйти. Сейчас. Прежде чем… – настойчиво начал он.

Пиппа недоумевала. Он отталкивает ее, хотя только что прижимал к себе. Она так хотела рассказать ему все, что чувствует, объяснить эти странные, храбрые, новые эмоции. И слова уже были готовы сорваться с языка.

«Я люблю вас».

Она собиралась это сказать.

«Собиралась любить его».

А после ее исповеди решится все остальное.

Но прежде чем Пиппа успела заговорить, вмешался вкрадчивый голос:

– Похоже, все были приглашены на Столпотворение в этом году. Леди-будущая-графиня, какое удовольствие снова вас видеть, да еще в такой скандальной ситуации.

Если бы даже голос не был знаком, омерзительное прозвище сразу указывало на Диггера Найта, внезапно возникшего за плечом Пиппы. Она закрыла рот и повернулась к Найту, стоявшему рядом с хорошенькой девушкой без маски, слишком молодой и чопорной, чтобы быть одной из его женщин.

– Мистер Найт, – сухо приветствовала Пиппа. И сама того не сознавая, отодвинулась от ярко одетого мужчины поближе к Кроссу, теплому, надежному, созданному для нее…

Найт улыбнулся, обнажив крепкие белые зубы:

– Вы меня помните? Я польщен.

– Вряд ли вас можно легко забыть, – холодно ответила Пиппа.

Он проигнорировал укол.

– Вы получите особенное удовольствие этим вечером, Леди-будущая…

Найт замолчал, позволив Пиппе вернуться мыслями к поцелую, отчего ее щеки вспыхнули.

– Вы будете первой, кто поздравит Кросса.

– Диггер, – вмешался Кросс, и Пиппа поняла, что он заговорил впервые с появления Найта. Она взглянула на него, но он намеренно отводил глаза. – Это не относится к делу.

– Учитывая то, что сейчас наблюдала половина Лондона, думаю, что относится, – сухо процедил Найт и вновь обратился к Пиппе.

Одновременно Кросс пронзил ее взглядом.

– Идите домой, – настойчиво потребовал он. – Поспешите. Сейчас.

В глазах сквозило столько тревоги, что Пиппа уже почти готова была послушаться и шагнула к выходу.

– Чушь, – вмешался Найт. – Она не уйдет, пока не услышит ваши новости.

– Новости? – переспросила Пиппа с любопытством.

Кросс серьезно покачал головой, и в животе Пиппы осела огромная тяжесть. Что-то не так. Ужасно не так.

Она взглянула на Найта и на девушку, с несчастным видом стоявшую рядом.

– Его новости.

Найт рассмеялся, громко, нагло, режущим уши смехом. Словно услышал забавную шутку.

– Боюсь не дождаться, пока он скажет сам. Слишком я взволнован. Поэтому не уступлю ему такой чести.

Пиппа чуть прищурилась, радуясь, что маска мешает ему увидеть ее глаза.

– Вряд ли мне удастся вас остановить.

– О, как я люблю дам с острыми язычками! – воскликнул Найт. – Видите ли, дорогая, не одна вы вскоре станете графиней. Этот граф просил руки моей дочери. Она, конечно, согласилась. Я думаю, вам будет приятно поздравить эту парочку.

Диггер указал на молодых людей, вовсе не выглядевших счастливыми:

– Вы первая узнали об этом.

Пиппа открыла рот. Это, конечно, неправда. Быть такого не может.

Она повернулась к Кроссу, который смотрел на кого угодно, кроме нее.

Она не так расслышала. Должна была не так расслышать. Кросс не женится на другой. Он сам говорил… что не создан для брака.

Но она увидела правду в его отчужденном взгляде. В том, как он не поворачивался, чтобы взглянуть на нее. В том, как молчал. В том, как не спешил отрицать слова Найта, слова, обжигавшие ее как самое страшное обвинение.

Пиппа в панике взглянула на девушку: черные локоны, голубые глаза, фарфоровая кожа и хорошенькие красные, сложенные бантиком губки. Выглядит так, словно занята счетными книгами. Ничего похожего на невесту.

«Она выглядит так, как ты – при мысли о браке с Каслтоном».

Пиппе не следовало спрашивать, но она не могла сдержаться.

– Вы выходите за него?

Черные локоны закивали.

– Вот как, – выдавила Пиппа, не в силах найти другое слово. – Вот как…

Кросс не смотрел на нее, когда заговорил. Голос звучал так тихо, что она не расслышала бы, если бы не следила за его губами… теми губами, которые изменили все. За мужчиной, который изменил все.

– Пиппа…

«Женитьба не для меня».

Еще одна ложь. Одна из скольких?

Боль, прострелившая ее, была почти невыносимой. Грудь стеснило так, что она не могла дышать. Он женится на другой.

И это ранило.

Пиппа подняла руку, потерла то место, где гнездилась боль, словно прикосновением могла ее стереть. Но, глядя на человека, которого любила, стоявшего в обществе будущей жены, поняла, что боль так легко не уймется.

Всю свою жизнь она слышала о любви. Смеялась над любовью. Считала ее глупой метафорой. Человеческое сердце сделано не из фарфора. Оно сделано из плоти и крови и выносливой, удивительной мышцы.

Но здесь, в этой комнате, окруженная смеющимися, веселящимися аристократами, она узнала об анатомии больше.

Похоже, существует такая вещь, как разбитое сердце.