Глава 12
Научный дневник леди Филиппы Марбери
Достигнут значительный прогресс. Оказывается, есть множество методов, с помощью которых можно… адресоваться к женской анатомии. Партнер открыл более чем один из этих способов, причем с поразительным физическим результатом. К несчастью (зачеркнуто). Весьма интересно знать, что результаты имели также значительный эмоциональный эффект. Личное воздействие.
Но он по-прежнему не коснулся меня. Это тоже имело личное воздействие.
В исследованиях нет места личному воздействию.
29 марта 1831 года.
За семь дней до свадьбы
Три дня спустя Пиппа лежала на низком диванчике в библиотеке Долби-Хауса, читая удивительную книгу о разведении георгинов. Книга прибыла прямо от издателя, и месяцем раньше Пиппе не терпелось ее получить.
К сожалению, мистер Кросс испортил даже радость от новой книги.
Несносный человек.
Как он может приносить такое наслаждение и такое разочарование одновременно? Как один человек может одновременно соблазнять ее и держать на расстоянии?
Кажется невозможным, и все же он доказал, что это не так.
Тихими словами и несуществующим прикосновением.
Больше всего ранило это прикосновение. Вернее, его отсутствие. До Пиппы доходили слухи о Кроссе. Она знала, чем рискует, когда просила его помочь в исследованиях. Была готова оттолкнуть его и противиться гибельному обаянию.
И никогда не рассматривала возможность того, что он вовсе не захочет ее очаровывать.
Хотя, вероятно, должна была быть готова к этому. В конце концов, если Каслтон не желает дотрагиваться до нее, как можно мечтать, что пожелает мужчина вроде Кросса? Логично, если его будет сложнее… завлечь.
Не то чтобы Пиппа старалась вообще завлечь его.
Ни в коем случае.
Единственный мужчина, которого она должна завлечь, – граф Каслтон. Ее будущий муж.
Не другой, раздражающий, совершенно ненормальный человек. О, Кросс выглядел достаточно обыкновенно. Конечно, выше и умнее большинства мужчин, но на первый взгляд имел те же черты, что и у других представителей сильного пола: две руки, две ноги, два уха, две губы.
Губы…
Именно тогда все пошло не так.
Пиппа застонала, уронив руку на бедро с достаточной силой, чтобы привлечь внимание спаниеля. Тротула подняла голову и, казалось, понимала, что Пиппа провела слишком много времени в размышлениях об этих губах.
Это ненормально. Крайне.
Тротула вздохнула и задремала.
– Леди Филиппа.
Пиппа вздрогнула от неожиданности. У входа стоял Картер, дворецкий Долби-Хауса, с огромным пакетом в руках.
– Вы меня напугали, – улыбнулась она.
– Прошу прощения, миледи, – ответил он, подходя ближе.
– Гости уже начали съезжаться?
Сегодня маркиза Нидем и Долби устраивала чай для дам с целью собрать всех женщин, имевших отношение к свадьбе. Пиппу дергали и вертели из стороны в сторону целый час, прежде чем горничная не объявила, что она готова. После этого Пиппа отправилась в библиотеку, чтобы спрятаться перед приездом гостей.
– Полагаю, пора идти на битву?
Картер покачал головой:
– Еще рано, миледи. Этот пакет прибыл на ваше имя. И поскольку на нем пометка «срочно», я подумал, что вы захотите получить его немедленно.
Он протянул ей большой сверток, и Пиппа с любопытством его взяла:
– Спасибо.
Выполнив свою миссию, Картер ретировался, оставив Пиппу наедине с посылкой. Пиппа развязала бечевку. Сложила ничем не примечательную оберточную бумагу, под которой скрывалась белая коробка, украшенная затейливой буквой «Н».
Какое разочарование! Тут нет ничего срочного. Это часть ее приданого. Многие женщины узнали бы эту коробку из лавки модистки мадам Эбер.
Пиппа вздохнула и открыла коробку. Внутри оказался слой тонкого бледно-голубого газа, перевязанный прекрасной лентой цвета сапфира. Под лентой лежал квадратный конвертик с прелестным золотистым ангелом. Пиппа вынула из конверта карточку и прочитала записку, написанную черными чернилами.
«Столпотворение.
«Падший ангел»
Полночь».
На обратной стороне была всего одна строчка:
«Экипаж заедет за вами.
Чейз».
Чейз. Четвертый, самый таинственный партнер «Падшего ангела». Насколько ей было известно, очень мало кто видел этого человека, который основал и расширил клуб. У Пиппы, разумеется, не имелось такой возможности. И она ни в коем случае не должна была принимать приглашения от неизвестного человека. На что-то, называемое «Столпотворением».
Но Пиппа знала. Еще до того, как рассмотрела содержимое коробки, что не сможет ему отказать. Потерять возможность увидеть Кросса снова.
Столпотворение показалось ей именно тем событием, которое поможет ей получить разнообразные знания.
Пиппа с колотящимся сердцем потянулась к ленте и осторожно развязала, словно под ней скрывалось что-то живое. Откинув газ, она ахнула при виде поразительной работы серебряной маски, которая лежала на ложе из сапфирового шелка… нет, не шелка. Платья.
Она подняла маску, поразившись ее весу. Провела ладонью по изящному изгибу филиграни, восхищаясь тонкостью рисунка, выгравированного на маске, и широкими атласными лентами такого же цвета, что и платье.
Пиппа повернула маску, рассматривая обратную сторону. И сразу поняла, почему та оказалась тяжелее обычной. Внутри проходила бархатная кромка, цвета платья, для того чтобы очки не вдавливались в глаза.
Маску сделали специально для нее.
И практичная Пиппа Марбери, которая в жизни не увлекалась одеждой или драгоценностями, поняла, что не может дождаться ночи, когда оденется в шелк цвета сапфира.
Пиппе пришло в голову, что ее точка зрения на ткань в корне изменилась всего за несколько моментов. Тысячи шелковичных червей отдали жизни за это платье.
Свили коконы, чтобы освободить Пиппу.
– Пиппа! – окликнула мать из-за двери. Пиппа мгновенно вернулась к действительности. Спасла обертку от длинного розового языка Тротулы, сунула маску в коробку и кое-как завернула в бумагу, после чего со скоростью молнии сунула в руки лакею, стоявшему за дверью, и попросила отнести горничной.
– Пиппа! – снова позвала мать, вне всякого сомнения объявляя о прибытии гостей. Сегодня к ним прибудут графиня Каслтон и леди Тотнем, и Пенни, и дюжина других дам. Маркиза Нидем и Долби наверняка читала список не один раз, но последние несколько дней Пиппа почти к ней не прислушивалась. Слишком была поглощена событиями вечера с мистером Кроссом. Вспоминала каждое слово. Каждое движение. И понимала, что во многом оскандалилась. Что-то с ней не так. Иначе было бы нетрудно убедить его коснуться ее. Особенно человека, об изысканном вкусе которого в отношении женщин ходили легенды. И все же это оказалось невозможным.
Очевидно, она не способна никого завлечь. А если бы была способна, неужели этого не случилось бы? Неужели пребывание без одежды в кабинете мистера Кросса не привлекло бы его к ней? Не соблазнило бы?
Разумеется, да.
Именно поэтому Пиппа убедилась, что не обладает ни одной женской уловкой.
«Возможно, Столпотворение это изменит».
Ее сердце глухо забилось.
– Пиппа!
А без этих уловок, по крайней мере их понимания, она никогда не оправдает ожиданий, которые на нее возложены. Как жена. Как мать.
Как женщина.
Ей нужны дополнительные исследования.
Но сегодня она обречена на чай и присутствие гостей.
Пиппа отложила книгу и обратилась к спящей компаньонке:
– Пойдем, Тротула?
Спаниелька мгновенно подняла голову и замолотила хвостом по дивану.
– По крайней мере я еще способна соблазнить тебя, – улыбнулась Пиппа и встала.
Тротула спрыгнула с дивана, потянулась и широко раскрыла пасть в подобии улыбки.
Пиппа вышла из библиотеки вместе с собакой и открыла двери в чайную комнату, где собрались гости матери, воркуя над Оливией.
Она глубоко вздохнула и бросилась в схватку.
– Леди Филиппа.
Каслтон тоже здесь!
Пиппа обернулась. Тротула ринулась к графу, который присел, чтобы почесать ей голову. Тротула млела от наслаждения, и Пиппа невольно рассмеялась.
– Лорд Каслтон! – воскликнула она, подходя к жениху. – Пришли на чай?
– Нет! – весело воскликнул он, склоняя голову набок и глядя на нее с дружеской улыбкой. – Я говорил с вашим отцом. Обсуждали последние пункты брачного контракта и все такое.
Большинство будущих невест не обрадовались бы откровенному упоминанию о деньгах и приданом, но Пиппа нашла успокаивающим упоминание о предстоящих событиях.
– У меня есть земля в Дербишире, – кивнула она.
Он тоже кивнул и выпрямился.
– Нидем говорил, там много овец.
И четыре тысячи акров пахотных земель, но Пиппа сомневалась, что Каслтон обратил особое внимание на слова отца.
Воцарилось молчание. Граф слегка раскачивался на каблуках, пытаясь заглянуть в чайную комнату.
– Что происходит на таких церемониях? – спросил он наконец.
Пиппа проследила за его взглядом.
– Леди пьют чай.
– Прекрасно.
Снова молчание.
– Обычно подают печенье, – добавила Пиппа.
– Хорошо. Хорошо. Печенье – это хорошо.
Пауза.
– Пирожные?
– Иногда, – согласилась Пиппа.
– Шикарно, – улыбнулся Каслтон.
Нет, это невыносимо.
Но он ее жених. И через неделю станет мужем. А потом и отцом ее детей. Так что «невыносимо» – это неприемлемый вывод.
Пусть он не самый интересный компаньон и не тот человек, который проявляет интерес к ее занятиям. Но очень немногие мужчины интересуются анатомией. Или цветоводством. Или биологией. Или физикой.
«Есть один человек».
Пиппа воспротивилась этой мысли. Пусть Кросс ученый, но он не тот, который…
Она не дала этой мысли развиться. И вместо этого вынудила себя подумать о Каслтоне.
Нужно работать над Каслтоном. Привлечь его. Соблазнить. Даже если ей не удалось этого раньше.
«С другим».
Нет. Она не станет думать о Кроссе. Или о том, чего не смогла… Она ученый. А ученые получают пользу от всяких экспериментов. Даже провальных.
Пиппа жизнерадостно улыбнулась. Возможно, слишком жизнерадостно.
– Милорд, хотите, проверим, не осталось ли пирожных на кухне?
При упоминании о кухне хвост Тротулы завертелся с удивительной скоростью, но Каслтон не сразу понял вопроса.
– Кухня! Пирожные! С вами?
– Разумеется, – улыбнулась она.
– Пиппа!
Мать стояла в дверях, и негодующее выражение лица немедленно сменилось удивленным.
– О! Лорд Каслтон! Я не знала, что вы здесь. Я немедленно…
Она поколебалась, не зная, стоит ли подходить.
Большинство матерей ни за что не позволили бы дочерям стоять в пустом коридоре наедине с женихом. Но большинство дочерей не являлись отпрысками маркизы Нидем и Долби. Помимо того, что Пиппа странная и, как знала вся семья, совершенно лишена качеств, необходимых для невесты, дочери дома Нидем и Долби не слишком удачно выходили замуж. И маркиза не возражала бы против чего-то, похожего на скандал, лишь бы ее младшенькая благополучно прошла по церковному проходу к алтарю.
– Я сейчас закрою дверь, – пообещала леди Нидем, сладко улыбаясь. – Пиппа, ты присоединишься к нам, когда будешь свободна.
Какая ирония! Ее свобода ассоциируется с полной комнатой назойливых, сплетничающих дам.
Как только они снова остались одни, Пиппа обратилась к жениху:
– В кухню, милорд?
Каслтон кивнул, и они отправились в путь. Во главе шествовала Тротула.
На кухне остались пирожные. Которые они легко выпросили у кухарки и завернули в салфетки, чтобы съесть в саду. Пиппа пыталась не слишком сосредотачиваться на том, куда они идут, но все же не могла не отметить, что старательно избегает вишняка, где ждала мистера Кросса несколько вечеров назад. И решила вместо этого направиться к реке, находившейся в четверти мили от газонов.
Тротула бежала впереди, громко, радостно лая. Наслаждаясь своей свободой в необычайно теплый мартовский день, забегая далеко и возвращаясь, чтобы посмотреть, идут ли за ней Пиппа и Каслтон. Несколько минут они шагали молча: достаточно для Пиппы, чтобы спланировать дальнейшие действия. Когда они достаточно удалились от дома, Пиппа остановилась и повернулась лицом к Каслтону.
– Милорд, – начала она.
– Вы… – сказал он одновременно.
Оба улыбнулись.
– Пожалуйста, – сказал он. – После вас.
Пиппа кивнула и снова попыталась:
– Милорд, прошло больше года с тех пор, как вы начали за мной ухаживать.
Граф наклонил голову. Подумал.
– Полагаю, что так.
– И мы должны пожениться. Через семь дней.
– Знаю, – улыбнулся он. – Матушка только об этом и говорит.
– Женщины обычно обожают свадьбы.
– Я заметил. Но вы не взволнованы, хотя это ваша свадьба.
Пиппа взволнована. Только не так, как он ожидает. Ее одолевает не то волнение, которое замечают все.
«Все, кроме Кросса. Который мне ничуть не помог».
– Лорд Каслтон, думаю, что пора вам меня поцеловать.
Если бы в эту минуту вышел еж и укусил графа за палец, он вряд ли был бы более удивлен.
Наступило долгое молчание, в продолжение которого Пиппа гадала, не совершила ли величайшую ошибку. В конце концов, если граф решит, будто она слишком вольно раздает свою благосклонность, легко может вернуться в дом, отдать назад землю в Дербишире и попрощаться с семейством Нидем и Долби.
«И неужели это будет так плохо?»
Да. Конечно, будет.
Ответ роли не играл, потому что Каслтон не сделал ничего подобного. Вместо этого он весело кивнул и сказал:
– Хорошо, – прежде чем наклониться и поцеловать ее.
Его губы были мягкими, теплыми и сухими. Они прижались к ее губам без малейшего намека на страсть, легко, словно боясь испугать или расстроить ее. Пиппа подняла руки, сжала его плечи, подумав, что стоило делать все по-другому.
Они долго стояли так, губы к губам, носы – под странным углом, хотя она во всем винила свои очки, руки не двигаются.
Не дыша. Не испытывая ничего, кроме неловкости.
Когда они разъединились, задыхаясь и ловя губами воздух, Пиппа постаралась ни о чем не думать и поправила очки. И взглянула на Тротулу. Та высунула язык и виляла хвостом. Казалось, она ничего не понимала.
– Хорошо, – начала Пиппа.
– Хорошо, – согласился Каслтон. – Попробуем еще раз?
Пиппа обдумала предложение.
В конце концов, единственный способ удостовериться в нужном результате – повторить эксперимент. Может, в первый раз они сделали что-то не так.
– Звучит неплохо, – кивнула Пиппа.
Граф поцеловал ее снова. С поразительно одинаковым эффектом.
На этот раз, когда они разъединились, Пиппа уверилась. Нет ни малейшей угрозы того, что они соединятся священными узами брака по причинам, связанным с плотским вожделением.
Она полагала, что это заставит ее почувствовать себя лучше.
Они молча вернулись в дом, прошли через кухню в фойе за чайной комнатой, откуда доносился тихий смех. Каслтон предложил оставить ее здесь, но Пиппа поняла, что хочет идти к собравшимся еще меньше, чем в начале дня.
Вместо этого она проводила жениха до входной двери, где тот остановился на пороге и серьезно взглянул на нее:
– Я очень жду нашей свадьбы, знаете ли.
Он говорил правду.
– Я знаю.
Каслтон слегка улыбнулся:
– Об остальном я не беспокоюсь. Все придет.
«Должны ли мы действительно ждать, пока все придет?»
– Спасибо, милорд.
Он торжественно поклонился:
– Миледи.
Пиппа наблюдала с верхней ступеньки крыльца, как отъезжает его экипаж. И продолжала думать о его поцелуе. Каслтон ничего не почувствовал. Она видела это в его глазах, остававшихся терпеливыми и добрыми, совсем не похожими на глаза Кросса при последней встрече. Нет, в глазах Кросса бушевала буря, океан эмоций, непонятных Пиппе. Но она с радостью провела бы жизнь, изучая их.
Эмоций, изучить которые у нее не будет шансов.
Снова эта боль в груди… и Пиппа рассеянно подняла руку, чтобы утишить ее. Думая о высоком сероглазом мужчине, который показал ей, что такое наслаждение, не отдав при этом ни дюйма себя.
Ей не нравилась эта боль. Не нравилось думать о том, что она означает.
Пиппа со вздохом сняла очки, чтобы протереть, и закрыла дверь, оставив Каслтона и весь мир за порогом.
– Леди Филиппа?
Филиппа попыталась разглядеть смутный силуэт леди, спускавшейся по парадной лестнице Долби-Хауса. Наверняка это заблудившаяся гостья.
Она подняла руку, чтобы остановить даму, и на ходу надела очки. С деланой улыбкой подняла глаза и встретилась со взглядом Лавинии, баронессы Данблейд.
Пиппа едва не споткнулась:
– Леди Данблейд?
– Я твердила себе, что не приду, – ответила баронесса. – Твердила, что буду держаться подальше от всего того, что связано с Джаспером.
С Джаспером?
– Но потом я получила приглашение вашей матушки, – продолжала баронесса. – Ваша сестра была так добра ко мне, с тех пор как стала маркизой Борн. Полагаю, не стоит удивляться.
В ее словах было что-то, какой-то намек, который Пиппе следовало понять. Но она не понимала.
– Леди Данблейд…
Прекрасная женщина оперлась на трость, и Пиппа потянулась к ней.
– Не хотите сесть?
– Нет, – мгновенно и не колеблясь ответила она. – Со мной все в порядке.
Пиппа кивнула:
– Вот и хорошо. Боюсь, у вас сложилось впечатление, что я ближе к мистеру Кроссу, чем на самом деле.
– Мистер Кросс, – грустно рассмеялась баронесса. – Я все еще не могу свыкнуться с этим именем.
– Свыкнуться? – повторила Пиппа.
В глазах Лавинии мелькнуло удивление:
– Он не сказал вам.
Слова встревожили ее. Возможно, они и были для этого предназначены. Так или иначе, Пиппа не устояла:
– Его настоящее имя не мистер Кросс?
Теперь они вдвоем стояли лицом к лицу на середине широкой лестницы, в самом центре Долби-Хауса.
– Думаю, вы единственная, кто обращается к нему «мистер».
«Кросс. Нет необходимости в слове «мистер».
– В таком случае просто Кросс. Это не его имя?
– Нет, – усмехнулась баронесса. – Как мило, что вы этому поверили.
Конечно, поверила. У нее не было причин не верить. Он не давал ей этих причин. Но мысль о том, что Кросс мог лгать, не была невероятной. Он лгал ей с самого начала. Кости. Пари. То, как он соблазнял ее, а сам даже не коснулся… все было ложью. Имя – еще одна ложь. Неудивительно.
И почему-то более ошеломительно, чем все остальное.
В животе у Пиппы все перевернулось. Но она не обратила на это внимание.
– Что вы хотели сказать мне?
Лавиния помолчала, очевидно удивленная твердостью тона Пиппы.
– Вам нужно остерегаться его.
Урок, который Пиппа уже усвоила.
– Джаспер… любит женщин. Больше чем следовало бы. Но когда настает время держать слово… он отступает.
Поколебавшись, баронесса добавила:
– Не хотелось бы видеть, как он губит вас только потому что вы ему поверили.
В ее словах слышалось столько печали, и Пиппе не понравилось, что в груди опять вспыхнула боль. От сознания того, что эта женщина хорошо ему знакома. Слышала от него обещания. А он ее предал.
И еще от многого, ей непонятного.
Пиппа застыла при этой мысли. Ей не следовало не хотеть, чтобы он ее предал. Ей следовало не хотеть его обещаний. Не хотеть его. Это всего лишь наука, разве нет? Исследования. Ничего больше. И уж точно ничего эмоционального.
Мелькнуло воспоминание: сухие теплые губы графа Каслтона на ее губах.
«Ничего эмоционального».
Пиппа покачала головой:
– Между нами ничего нет.
Рыжая бровь баронессы изогнулась в знакомом жесте.
– Вы прошли потайным коридором в его кабинет.
– Кросс не знал, что я его найду. Он не ожидал увидеть меня. И не хотел, чтобы я приходила.
Поколебавшись, она добавила:
– Ясно, что он глубоко любит вас, леди Данблейд. Думаю, что его любовь искренна.
Не то чтобы Пиппа что-то знала о любви. Но она вспоминала звуки его голоса в темноте потайного хода. Выражение серых глаз, когда Лавиния сражалась с ним, стоя прямо и гордо в его кабинете.
Если это не любовь, тогда что же?
А ее он так и не коснулся.
Горло перехватило спазмом, и Пиппа попыталась сглотнуть.
Баронесса рассмеялась. Неприятный звук.
– Джаспер не знает, что такое любовь. Желай он нам добра, держался бы подальше.
И опять в груди Пиппы что-то сжалось.
– Может быть, и так, – сказала она, – но совершенно не важно, что случилось в прошлом. Ясно, что вы – очень важная часть его…
Она поколебалась. Как в вежливом обществе называют любовниц?
Пиппа была уверена, что матери не понравилось бы слово «любовница».
Но она и леди Данблейд находились здесь одни, никто их не слышал, так что Пиппа не стала ходить вокруг да около.
– Он ваш любовник?
Карие глаза леди Данблейд широко раскрылись.
– Он не мой любовник.
– В любом случае значения это не имеет. У меня нет никакой власти над этим джентльменом. Он должен был помочь мне в одном исследовании. Которое теперь закончено.
– Джаспер не мой любовник, – перебила баронесса.
Пиппа отмахнулась:
– Возможно, не сейчас, но одно время… и опять это не ва…
– Леди Филиппа, – перебила баронесса настойчиво. – Господи боже! Он не мой любовник…
Баронесса осеклась. На лице были написаны паника, отчаяние и немалая доля страха.
– Он мой брат.