Книга: Нежный враг
Назад: Глава 24
Дальше: Глава 26

Глава 25

– Что за нелепость! Ты не совершал никакого предательства! – уверенно заявила Лилиан.
Как ей хотелось сейчас обнять его, прижать к груди…
Джеффри вдруг ощутил почти непреодолимое желание сделать то же самое и, опершись обеими руками о край стола, поднялся. За последние несколько часов на него свалилось слишком много, и он боялся, что не справится. Что же касается его чувств к Лилиан, они колебались, словно маятник, от добра к злу, от любви к ненависти, от надежды к сожалениям. Так что он не мог с уверенностью сказать, что чувствует в данный момент. Не мог доверять самому себе.
Надо сосредоточиться и подумать, как разобраться с последним ударом, нанесенным четырнадцать лет назад.
– Намеренно – нет. Но неужели ты думаешь, что это будет иметь значение для моих политических противников? Или для тех, кого я целый год убеждал вложить деньги в создание новых рабочих мест? – Он скрипнул зубами и сжал кулаки. Перед его мысленным взором пронеслись бывшие солдаты – голодающие, замерзающие, медленно умирающие в грязных подворотнях. Воспоминания навалились на него тяжкой ношей, которая грозила свалить его с ног. – Подумать только! Один лишь намек на скандал, и все, ради чего я трудился, будет уничтожено.
Джеффри устремил на Лилиан такой злой подозрительный взгляд, что она невольно отпрянула, и прикрыл глаза, стараясь справиться с эмоциями. В этом нет ее вины – она тогда была ребенком, – да и его еще вряд ли можно было назвать мужчиной. Но ведь это она внесла сумятицу в его жизнь, она затеяла свое расследование! Но если разобраться, разве она не сделала ему одолжение? По крайней мере теперь он знает, чем можно шантажировать его семью. Правда, у нее уж точно нет таких намерений, тем более что только они двое в курсе дел.
Когда он снова покосился на Лилиан, она показалась ему неправдоподобно, мучительно красивой, и у него защемило сердце. Пусть в этом и нет ее вины, но, видит Бог, было бы лучше никогда с ней не встречаться, не видеть ее бездонных глаз, не касаться бархатистой кожи, не целовать нежные губы, не вдыхать запах яблок и лимонов…
Но все это сделано… и не только. А значит, следует исполнить свой долг. То, что он оказался, пусть и не умышленно, причастен к смерти ее отца, еще более усугубляет ответственность. Женившись, он в какой-то мере компенсирует ей потерю.
Лилиан проговорила, не сводя с него горящих глаз:
– Но ведь никто не узнает.
Джеффри невесело усмехнулся. Если бы все было так просто. Но кто-то уже знает. Хуже того: знает он сам. Знает, какое зло ей причинил. Знает, как она использовала его. Знает, как отец использовал его, как обманул его доверие, сделал его возможным участником убийства.
– Знаю, ты мне не веришь, и не могу тебя за это винить, но я никогда не делала ничего плохого. – Она осеклась и отвела глаза, потом шагнула к столу, взяла одно из писем и добавила: – Я планирую остаться здесь, пока мы не выясним правду. Мне необходимо знать, что пошло не так и что на самом деле случилось с моим отцом. А потом… – Она инстинктивно смяла письмо в руке. – …потом я исчезну. И ты никогда обо мне ничего не услышишь. Если, конечно, этого хочешь. Можешь быть уверен: от меня ни одна живая душа не узнает об этом. Я лю…
Зажав рот ладошкой, Лилиан закашлялась.
Джеффри прищурился. Она едва не сказала опять, что любит его. Хватило совести замолчать – и то хорошо. Довольно лжи. Но с другой стороны, ей больше не надо притворяться, что она его любит, разве нет? А может быть, ложь – ее вторая натура?
Лилиан хотела было что-то добавить, но вдруг глаза ее расширились, на лице появилось выражение ужаса.
– О нет, Джеффри! Не только мы знаем. Как я могла забыть! К нам в дом кто-то забрался и разгромил библиотеку отца. Тогда все решили, что это обычный грабитель, но мне кажется, он искал письма.
– Когда это было?
– Несколько недель назад.
Проклятье! Этого еще не хватало! Или это и был шантажист, искавший древнее сокровище или дополнительные свидетельства против семейства Стратфорд? А есть ли шанс сохранить все в тайне?
– Мы можем не беспокоиться об этом, пока не расшифруем все до конца. – Джеффри потянулся к ее руке, которая все еще сжимала смятое письмо, осторожно разжал ее пальцы и взял листок, попутно обругав себя за то, что наслаждается ее близостью. – Сколько писем тебе осталось расшифровать?
Лилиан не сразу смогла ответить – слишком сильно дрожали губы, – но, взяв себя в руки, с трудом проговорила:
– Три.
У него осталось только одно. Джеффри сел за стол и жестом пригласил и ее.
– Тогда давай покончим с этим.
В последнем сообщении от Клэрмонта было сказано, что предмет доставлен из Бельгийского университета и можно производить обмен. Джеффри оперся локтями о стол и задумчиво уставился на свои руки. Все вроде было хорошо и просто. Что же случилось? Он был зол на отца за ложь, за то, что заставил его, пусть и невольно, совершить предательство, но никогда не считал его человеком жадным и уже тем более способным на убийство из-за денег.
– Вот. – Голос Лилиан нарушил затянувшееся молчание. – Твой отец назначил встречу с моим на двадцать третье декабря. Отец должен был принести сокровище и обменять на деньги, которые собирался передать Тристу. – Она встала и принялась нервно ходить взад-вперед возле стола. Джеффри почувствовал возбуждающий аромат яблок и лимонов, и, вопреки всему, по телу разлилось горячее желание. – Но встреча была перенесена на два дня и мой отец был убит. Почему?
Джеффри похолодел.
– Твой отец был убит двадцать третьего декабря? – Выходит, это случилось чуть больше чем за две недели до смерти его отца. Ужасное совпадение. Или это было вовсе не совпадение? Что, если и его отец умер не своей смертью?
Лилиан следила за ним с искренним сочувствием, и создавалось впечатление, что она…
– Ты знала, что наши отцы умерли почти одновременно? – выкрикнул Джеффри, не в силах справиться с охватившим его гневом. – С каких пор?
– После визита к Уизерспуну. По мнению старого камердинера, твоего отца убили. Отравили. Он тогда почувствовал исходивший от тела запах миндаля, что говорит о наличии цианида.
– И ты ничего не сказала? – Великий боже! Джеффри понял, что ноша для него слишком тяжела, и попятился.
– Я пыталась. Вчера. Но ты не стал меня слушать.
– Ты знала об этом не один день! – Он прищурился и уставился на нее, словно увидел впервые. – Значит, тебе было наплевать на здоровье старика? Тебя интересовала только информация?
Лилиан поморщилась и опустила глаза.
Джеффри нервно взъерошил волосы. Выходит, все, что она делала, все, что ему в ней нравилось, было ложью. А предательское сердце почему-то продолжало тянуться к ней. Почему он не может ее ненавидеть?
Он повернулся к ней спиной, надеясь, что так, не глядя на нее, быстрее обретет контроль над своими эмоциями.
– Если бы можно было вернуться назад, я поступила бы иначе, – проговорила Лилиан спокойно. – Но поскольку это невозможно, остается только одно – довести дело до конца. И я знаю, что разгадка близко. Я это знаю.
Джеффри обернулся, решив, что сумел справиться с эмоциями.
– Ты права.
Лилиан расслабилась и на несколько секунд закрыла глаза, после чего вновь включила свой прагматичный ум и холодный расчет, перейдя прямо к делу.
– Я не понимаю, почему, если они все время обменивались неподписанными зашифрованными посланиями, последнее сообщение от твоего отца не было зашифровано, к тому же снабжено его печатью. Тебе не кажется, что его просто подставили?
Джеффри нахмурился, взял письмо, о котором шла речь, и внимательно еще раз изучил.
– Нет, – сказал он наконец. – Это определенно почерк отца.
– Но тогда какой во всем этом смысл? – Она ненадолго замолчала, потом задумчиво проговорила: – И что случилось с сокровищем? В бумагах ничего нет, а те, кому могло быть что-то известно, давно мертвы.
– Кто знает… – Слова вырвались сами собой, но Джеффри уже мысленно сказал себе, что Лилиан имеет право знать все. Ему может быть отвратительна ее тактика, но теперь он лучше понимал ее мотивы, тем более сейчас, когда существовала вероятность, что его отца тоже убили. – Сядь, пожалуйста.
Лилиан подчинилась, и он рассказал ей о шантаже, ничего не утаивая. Она слушала молча и очень внимательно. Странно, но Джеффри ни на секунду не усомнился, что поступает правильно: так делятся проблемами с другом или… с любимой женщиной. Только он знал, что чувства ненастоящие. Будь она проклята за то, что украла его веру!
– Значит, тот, кто вломился в мой дом, вполне мог быть шантажистом, – заключила Лилиан.
– Скорее кто-то из его подельников. Я все никак не мог понять, почему его угрозы столь туманны. Видимо, у него нет надежных доказательств или ему известна лишь часть истории, однако он надеется, что и этого окажется достаточно, поскольку я пожелаю сохранить репутацию.
Лилиан забарабанила пальцами по столу, и в ее голосе появилась надежда.
– Да, но не исключено, что ему известна как раз та часть истории, которая неизвестна нам. Ты мог бы вспомнить, как он выглядел? Я попробую описать того грабителя, но не знаю, чем это тебе поможет, если он действовал по указанию шантажиста.
Джеффри расправил плечи: может быть, у него появятся хотя бы крохи новой информации.
– Ты его видела?
Лилиан поморщилась.
– Не скажу, что хорошо: мы в некотором роде… боролись.
Джеффри постарел на десять лет, пока слушал ее рассказ. Ее же могли убить! Вот если бы они были в браке, то по крайней мере ей не пришлось бы лично вступать в поединки с бандитами. Граф невесело усмехнулся.
– Знаешь, вчера в какой-то момент я подумал, что ты работаешь в паре с шантажистом – ищешь информацию, которую можно использовать для вымогательства.
Лилиан покраснела.
– Полагаю, это простительно, тем более что я вначале тоже тебя подозревала: считала, что твоя семья повинна в смерти моего отца, – но теперь понимаю, что, даже если так оно и было, ты ничего об этом не знал. – Она скрестила руки на груди и задумчиво проговорила: – Надо же, мы оба были правы относительно друг друга и в то же время так бесконечно далеки от истины.
Джеффри не мог не оставить ее слова без внимания. Существует ли вероятность, что он ошибается относительно нее сейчас? Одна лишь мысль, что кто-то мог убить отца, наполнила его такой яростью, что теперь он мог понять мотивы Лилиан. Но не делает ли это ее такой же, как его мать?
Он украдкой взглянул на Лилиан: даже глубокие тени под глазами не делали ее менее прекрасной. Жаль, что красота эта лишь внешняя, а внешность, как известно, обманчива. Ради того, чтобы получить нужную информацию, она готова манипулировать людьми, причинять боль.
Тем не менее Джеффри не мог отрицать присутствия в комнате мощной чувственной энергии: он ощутил это в тот самый миг, когда открыл глаза и увидел ее перед собой. Он пребывал в смятении: слишком много всего на него свалилось и слишком быстро.
«Я исчезну. И ты никогда ничего обо мне не услышишь. Если, конечно, этого хочешь».
А хочет ли он? Или сможет простить ей обман? Что, если ей пришлось солгать под давлением обстоятельств? Джеффри понимал, что жениться на ней – его долг как порядочного человека, джентльмена: ведь она была девственницей. С этим все понятно. Но если ложь будет и дальше стоять между ними, их брак станет не равноправным партнерством, о котором он мечтал, а пустой оболочкой.
Ему хотелось обнять ее, прижать к груди, вдохнуть аромат волос, заглянуть в глаза, но он не позволит себе поддаться желаниям: она и так имеет над ним слишком большую власть.
О чем, черт побери, он думает? Джеффри решительно загнал в глубину души все нежные чувства, искренне сожалея только об одном – что позволил себе думать о любви. Если он откроет ей свое сердце, чего едва не сделал до ее признания, она очень быстро поймет, какой властью обладает, и станет пользоваться ею всякий раз, когда чего-нибудь захочет, пусть даже не в такой форме, как его мать.
Он определит условия их союза, чтобы защитить себя, и только потом…
Лилиан хлопнула ладонью по столу.
– Эйвлин!
– Что?
Она быстро заговорила, ожесточенно жестикулируя, словно язык не успевал за мыслью.
– В тот день, когда леди музицировали в салоне… Он потом уехал и больше не появлялся: я видела, как он выходил из библиотеки. Тогда мне показалось это странным. Помнишь? Я спрашивала тебя о нем, но, поскольку не знала о шантаже, не увидела связи. А что, если и он тоже искал в твоем доме свидетельства?
Черт возьми! Пусть Эйвлин никогда и не был его другом, но они соседствовали всю жизнь. Мог ли он быть тем шантажистом? В начале войны виконт несколько лет жил во Франции, и чем там занимался, не знает никто. Что, если до него там дошли какие-то слухи и, вернувшись домой, он решил поживиться? Не исключено.
Надо сравнить даты: когда начали пропадать деньги и когда Эйвлин вернулся с континента – и еще разобраться с его финансовым положением. Кстати, а где он сейчас?
Внезапно ему пришла в голову ужасная мысль. А что, если Эйвлин знает о сокровище? Быть может, поэтому он привязался к Лилиан? Джеффри похолодел, осознав, как легко тот мог причинить ей вред, если бы заподозрил, что она знает, где сокровище. Если бы, не дай бог, с ней что-нибудь случилось…
Джеффри обнял Лилиан за плечи – разумеется, по-дружески…
– Вспомни все, о чем вы с ним разговаривали. Быть может, он задавал какие-то наводящие вопросы? Или что-то показалось тебе странным?
– Нет, – после паузы ответила Лилиан.
– Он когда-нибудь пытался остаться с тобой наедине?
Лилиан покосилась на графа с явным недоумением.
– Нет. Он всегда вел себя как джентльмен. В последней записке сообщил, что хотел бы встретиться со мной в Лондоне, но…
– Ты не поедешь в Лондон! – оборвал Джеффри. – В Челмсфорд – тоже. Останешься здесь. – Почему бы прямо сейчас не проинформировать ее о своем решении? Какая разница когда…
Лилиан отстранилась, и он не стал ее удерживать.
– Это глупо, Джеффри. Завтра гости начнут разъезжаться, и я не смогу остаться в Сомертон-Парке.
– Сможешь, если мы поженимся.
Лилиан опустила голову и облизнула кончиком розового язычка губы.
– Я не думаю, что…
– Мы же вчера обо всем договорились. Или ты и тогда мне солгала?
– Нет, конечно. Я сказала, что выйду за тебя замуж, если утром ты все еще будешь этого хотеть.
– Совершенно верно. – Джеффри подошел к закрытому окну и распахнул его. В комнату заглянуло солнце. – Если не ошибаюсь, уже утро, но я все еще хочу, чтобы ты стала моей женой.
Ее лицо ничего не выражало, но Джеффри видел по глазам, что она напряженно думает.
– Но почему? – наконец прошептала Лилиан. – Ты меня простил?
– Нет. Не думаю, что это возможно, – сказал Джеффри, хотя теперь все понимал намного лучше и даже частично оправдывал ее действия. Но ей об этом знать не следует. Лучше уж установить четкие границы, и чем скорее, тем лучше. Да, он временно сбился с пути, но теперь дал себе клятву больше не пускать ее в свое сердце. В этом браке главным будет он – его разум, а не сердце, как только поймет, как его оградить. – Мы занимались любовью – от этого факта никуда не денешься, – так что нельзя исключить, что ты уже носишь под сердцем следующего графа Стратфорда.
Джеффри почувствовал нечто вроде удовлетворения, когда Лилиан инстинктивно прижала руку к животу, словно ребенок уже жил в ней, тут же представил себе хохочущего малыша с черными, как у отца, волосенками и фиалковыми глазами матери, и понял, что всем сердцем желал бы именно такого исхода.
– Оглашение будет в это воскресенье, а свадьба – через три недели.
Женившись, он станет защищать ее, не выпуская из поля зрения. Разумеется, ей скажет, что поступает так из чувства долга, хотя прекрасно понимал весьма неприглядную истину: даже после всего происшедшего больше всего он желал, чтобы Лилиан осталась навсегда в его жизни и в его постели.
– Но ты же не веришь мне, – заметила Лилиан, и ее тихий печальный голос проник ему в сердце.
– Нет. Но в этом нет необходимости. Став моей женой, ты будешь всеми силами защищать мою репутацию, потому что это в твоих интересах.
Джеффри намеренно говорил холодно и резко. Судя по выражению ее лица, слова причинили ей боль, но он сделал вид, что этого не заметил, – так будет лучше.
Лилиан выпрямилась и пристально посмотрела на него.
– Без доверия не бывает любви.
Сердце Джеффри пронзила острая боль. Любовь уже есть, и никуда от этого не деться. Но будь он проклят, если когда-нибудь скажет ей об этом, если снова даст ей возможность манипулировать его чувствами. И будь он дважды проклят, если позволит себе влюбиться еще сильнее. Он избавится от непрошеного чувства, чего бы это ни стоило. Любовь приносит только боль, и ничего больше, особенно если любишь ты. Джеффри достаточно насмотрелся на страдания своего отца, а если позволил себе думать иначе, значит – был идиотом.
– Любовь не обязательна.
Назад: Глава 24
Дальше: Глава 26