12. Тушение пожаров
Кому: Тигр Снегов
От: Хань-Цзы
Тема: Камни
Для меня радость и честь снова получить возможность предложить мой негодный совет Вашему блистательному величию. Мой прежний совет – не обращать внимания на кучи камней на дороге – был явно глупым, и насколько же мудрее поступили Вы, объявив переноску камней незаконной!
Сейчас мне снова предоставлено возвышающее право дать дурной совет Тому, Кому не нужны советы.
Вот проблема, так, как она мне представляется.
1. Издав закон против переноски камней, Вы не можете отозвать его, не проявив слабости.
2. Закон против переноски камней ставит Вас в необходимость арестовывать и наказывать женщин и детей, что тайно снимается на видеопленки и контрабандой вывозится из Индии, к великому неудобству Всенародного государства.
3. Побережье Индии столь обширно, а наш флот столь малочислен, что контрабанду этих записей мы прервать не можем.
4. Камни перекрывают дороги, создавая препятствия на пути перевозки войск и грузов, срывая графики доставки.
5. Эти каменные кучи называются «Великой Индийской стеной» и другими именами, делающими их символом бунтарского вызова Всенародному государству.
Вы испытываете меня, выдвинув предположение, что есть лишь две возможности, которые, как подсказывает Ваша мудрость, ведут к катастрофическим последствиям. Отмена закона или прекращение его проведения в жизнь поощрит дальнейшие беззакония. Более суровое его исполнение лишь породит мучеников, воспламенит оппозицию, опозорит нас среди невежественных варварских стран и поощрит дальнейшие беззакония.
Невероятным везением мне удалось выдержать Ваше проницательное испытание. Я нашел ту третью альтернативу, которую Вы уже увидели.
Теперь я понял, что Ваш план – наполнить самосвалы мелкой щебенкой и большими валунами. Ваши солдаты поедут в деревни, где построили эти новые, более высокие баррикады. Подогнав самосвалы к баррикадам, солдаты разгрузят щебень и камни перед кучами, но не поверх их.
1. Неблагодарный и непокорный индийский народ пусть задумается над различием между размерами Великой Индийской стены и Щебнем и Валунами Китая.
2. Поскольку Вы заблокируете въезд и выезд в каждую деревню, ни один автобус или грузовик не сможет ни въехать, ни выехать, пока жители не уберут не только Великую Индийскую стену, но и Щебень и Валуны Китая.
3. Щебень окажется для них слишком мелким, а валуны слишком крупными, чтобы их легко было убрать. Усилия, которые им придется затратить на очистку дорог, послужат достаточным уроком без дополнительных наказаний отдельных лиц.
4. Любые видеозаписи, вывезенные из Индии, покажут лишь, что мы делаем с их дорогами то, что они делают сами, только в чуть больших масштабах. Единственное наказание, которое увидят иностранцы, – это что индийцы подбирают и переносят камни, а именно это они делали добровольно с самого начала.
5. Поскольку самосвалов в Индии мало и выгрузить щебень с валунами можно будет лишь в малой доле деревень, построивших Великую Индийскую стену, деревни для наказания должны выбираться тщательно, так, чтобы блокировать максимальное число дорог, прервав торговлю и снабжение по всей Индии.
6. Вы также обеспечите, чтобы достаточное количество дорог осталось свободным для нашего снабжения, но блокпосты будут расположены далеко от деревень и в таких местах, которые нельзя снять издали. Гражданские машины пропускаться не будут.
7. Некоторые деревни, страдающие от голода, будут снабжаться небольшим количеством провизии, которое доставит по воздуху армия Китая. Наши солдаты придут как спасители, приносящие еду тем, кто невинно страдает за действия бунтовщиков и ослушников, блокирующих дороги. Мы обеспечим съемку этих гуманитарных операций наших военных и передачу материалов мировым агентствам новостей.
Я аплодирую Вашей мудрости, думая об этом плане, и благодарю Вас за позволение особе столь неумной, как я, ознакомиться с ходом Ваших мыслей и увидеть с изумлением, как Вы превращаете затруднение в урок для неблагодарного народа Индии. Если только у Вас, как в прошлый раз, нет еще более тонкого и мудрого плана, который мне не дано было постичь.
Неразумное дитя, что простирается у Ваших ног в надежде обучиться мудрости,
Хань-Цзы.
Питер не хотел вылезать из кровати.
Такого с ним никогда в жизни не было.
Нет, строго говоря, это не так. Ему часто не хотелось вылезать из кровати, но всегда он оттуда выбирался. А сегодня он все еще лежал в половине десятого утра, хотя оставалось меньше получаса до пресс-конференции, назначенной в зале гостиницы «О’Генри» в его родном городе Гринсборо в Северной Каролине.
И даже на смену часовых поясов нельзя было сослаться – между Риберао-Прето и Гринсборо был всего час разницы. И будет серьезный скандал, если он не встанет. Значит, он встанет. И очень скоро.
Хотя это без разницы. Пусть он сейчас все еще носит титул Гегемона, но во многих странах еще есть люди с титулом «король», «герцог» или «маркиз», которые при этом служат поварами или фотографами или ремонтируют автомобили, чтобы заработать на жизнь. Наверное, придется вернуться в колледж под другим именем и выучиться какой-нибудь профессии, вроде как у отца, а потом работать на какую-нибудь компанию.
Или пойти в ванную, налить полную ванну, лечь и вдохнуть воду. Несколько мгновений страха и судорог, а потом решены все проблемы. На самом деле, если при этом несколько раз как следует себя стукнуть в разные места, будет похоже, будто он дрался с кем-то и был убит. Даже могут счесть погибшим героем. По крайней мере, могут подумать, будто он настолько важен, что у него есть враг, который счел его достойным ликвидации.
«И вообще, – думал Питер, – я сейчас встану и пойду под душ, чтобы не выглядеть перед репортерами таким заспанным».
И еще надо приготовить заявление. Что-нибудь вроде «Почему я еще более жалок и глуп, чем может показаться по моим недавним действиям».
Учитывая, как ему последнее время везет, его могут вытащить из ванны, реанимировать, а потом кто-нибудь заметит синяки на теле и отсутствие нападавшего, а тогда разнесется весть о его жалкой попытке выдать суицид за убийство. Жизнь окажется еще более бессмысленной, чем сейчас.
Еще раз постучали в дверь. Что, горничная не видит табличку «Не беспокоить»? На четырех языках написано. Может ли быть, что она ни на одном из четырех читать не умеет? Тогда и ни на каком пятом тоже.
Двадцать пять минут до пресс-конференции. «Я что, задремал? А хорошо бы. Просто… задремать. Извините, проспал. Был очень занят. Тяжелая работа – отдавать убийце с манией величия все, что я построил за свою жизнь.
Тук-тук-тук. Хорошо, что я себя не убил; этот стук помешал бы сосредоточиться и разрушил бы всю сцену смерти. Надо бы мне умереть, как Сенека, с остроумными последними словами. Или как Сократ, что несколько затруднительно, поскольку у меня нет цикуты. Зато есть ванна. А вот лезвий нет. Мне ведь еще не нужна бритва. Лишнее свидетельство, что я просто глупый мальчишка, которому нечего было делать в мире взрослых».
Дверь отворилась и задержалась на цепочке.
Какое безобразие! Кто смеет открывать его дверь запасным ключом?
И не только ключом! Кто-то просунул инструмент и убрал цепочку. Дверь распахнулась.
Убийцы! Ладно, пусть его убьют в кровати. Он не забьется в угол, не будет молить о пощаде.
– Бедная детка, – сказала мать.
– Он расстроен, – сочувственно сказал отец. – Не смейся над ним.
– А я вот вспоминаю, через что прошел Эндер. Изо дня в день, несколько недель подряд драться с жукерами до изнеможения и всегда быть готовым вскочить и снова драться.
Питер чуть не заорал. Как она смеет сравнивать то, через что прошел он, с мифическими «страданиями» Эндера? Эндер никогда даже битвы не проигрывал, она забыла, что ли? А он, Питер, только что проиграл войну! Ему положено спать!
– Готов? Раз, два, три!
Матрац под Питером поехал в сторону. Питер неуклюже шлепнулся на пол, стукнувшись головой о кровать.
– Ай! – вскрикнул он.
Не правда ли, его последнее слово достойно быть запечатленным в памяти потомков?
Как великий Питер Виггин, Гегемон Земли (и, разумеется, брат Эндера Виггина, ее святого спасителя), встретил свой конец?
Он получил страшную рану головы от своих родителей, стащивших его с гостиничной кровати после недостойного бегства из собственной резиденции, где ему никто ничем не угрожал и не было даже свидетельств нависшей над его особой угрозы.
А каковы были его последние слова?
Одно слово, достойное быть выбитым на посмертном памятнике. «Ай».
– Вряд ли мы сможем доставить его в душ, не коснувшись его священной особы, – сказала мать.
– Боюсь, что ты права.
– А если мы его коснемся, – продолжала мать, – есть реальный шанс, что нас поразит молнией на месте.
У других людей матери сочувственные, нежные, утешительные, понимающие. А у него – язвительная ведьма, которая его ненавидит. И всегда ненавидела.
– Ведерко для льда, – предложил отец.
– Льда нет.
– Но вода-то есть?
Это уже действительно глупо. Подростковая шутка – поливать спящего водой.
– Выйдите, я через пару минут встаю.
– Нет, – возразила мать. – Ты уже встал. Слышишь, отец наполняет ведро? Вода шумит.
– Ладно, ладно, только выйдите, чтобы я мог одеться и пойти в душ. Или это хитрость, чтобы снова увидеть меня голым? Ты мне никогда не даешь забыть, как меняла мне пеленки, – наверное, в твоей жизни это был важный этап…
Ответом ему была плеснувшая в лицо вода. Не полное ведро, но промочить волосы и плечи хватило.
– Извини, что не хватило времени его наполнить, – произнес отец. – Но когда ты начал говорить непристойности моей жене, мне пришлось поторопиться, пока ты не сказал чего-нибудь, за что пришлось бы тебе расквасить нос.
Питер вскочил с матраца и сбросил шорты, в которых спал.
– Вы это хотели видеть?
– Абсолютно точно. Тереза, ты была не права: есть у него яйца.
– Очевидно, недостаточно.
Питер пробрался между ними и захлопнул дверь ванной.
Через полчаса, заставив журналистов ждать всего десять минут после назначенного времени, Питер один взошел на помост в углу забитого народом конференц-зала. Портативные камеры всех репортеров повернулись к нему. Такого внимания еще не было ни на одной его пресс-конференции, хотя, надо сказать, это была первая его пресс-конференция в США. Может, здесь репортеры всегда так себя ведут.
– Я не меньше вашего удивлен, что оказался сегодня здесь, – произнес Питер с улыбкой. – Но должен поблагодарить источник, сообщивший мне информацию, позволившую мне вместе с моей семьей покинуть резиденцию, которая когда-то была безопасным убежищем, а теперь стала самым опасным для меня местом в мире.
Я также благодарю правительство Соединенных Штатов, которое не только предложило мне перенести сюда резиденцию Гегемона, но и выделило достаточный контингент секретной службы, чтобы организовать мою охрану. Я не думаю, что ее присутствие необходимо, по крайней мере в таких количествах, но до недавнего времени я полагал, что мне не нужна защита и в резиденции Гегемона в Риберао-Прето.
Улыбка его приглашала посмеяться, и кто-то действительно засмеялся – скорее от напряжения, чем от забавности ситуации, но все равно годится. Отец особо подчеркивал: заставляй их иногда смеяться, чтобы создать непринужденную атмосферу. Это заставляет думать, что ты тоже чувствуешь себя непринужденно и уверенно.
– Имеющаяся у меня информация такова, что большинство лояльных сотрудников штаб-квартиры Гегемонии находятся вне опасности, и как только будет организована новая постоянная резиденция Гегемона, я приглашу тех, кто этого захочет, вернуться к работе. Нелояльные сотрудники, разумеется, уже нашли себе другую работу.
Снова смех – но тоже всего лишь пара подавленных смешков. Репортеры учуяли кровь, и то, что Питер выглядел – и был – столь молодым, положения не улучшало. Юмор – это хорошо, но не следует выглядеть язвительным подростком. Особенно таким, которого только что родители вытащили из кровати.
– Естественно, я не могу назвать вам источник информации, который спас мне жизнь. Но одну вещь я вам могу сказать: мое внезапное перемещение, прервавшее работу офиса Гегемонии, – полностью моя вина.
Вот именно. Такого мальчишка не сказал бы. Даже взрослые политики такие вещи говорят редко.
– Вопреки советам командующего моими силами и других людей, я привез в свою резиденцию печально известного Ахиллеса Фландре, получив от него заверения в лояльности и по его просьбе. Меня предупреждали, что ему нельзя верить, и я был с этим согласен.
Тем не менее я считал себя достаточно проницательным и осторожным, чтобы раскрыть вовремя любое его предательство. Это был мой просчет – но благодаря тем, кто мне помог, не фатальный.
Дезинформация, исходящая теперь от Ахиллеса Фландре из бывшей резиденции Гегемона, о моих так называемых растратах, разумеется, чистая ложь. Все финансовые действия Гегемонии всегда были прозрачными для общественности. Ежегодно публиковались отчеты по доходам и расходам, и сегодня я открыл публике все бухгалтерские документы Гегемонии, как и мои личные записи, на защищенном сайте «Финансовые отчеты Гегемона». Если не считать некоторых засекреченных пунктов бюджета, которые любой аналитик сочтет едва покрывающими немногие военные операции, проведенные за последние годы, можно проследить путь каждого цента. И кстати, вся отчетность ведется в долларах, поскольку курс валюты Гегемонии хотя и сильно колебался в последние годы, но показывал отчетливую тенденцию к снижению.
Снова смешки. Но все писали как сумасшедшие, и Питер понял, что его политика полной открытости достигла успеха.
– Вы увидите не только то, что ничего не было растрачено из средств Гегемонии, – продолжал Питер, – вы увидите и то, что Гегемония действовала при крайне ограниченных средствах. Это была трудная задача – с такими малыми деньгами организовать нации мира для противостояния империалистическим планам так называемого Всенародного государства, оно же Китайская империя. Мы весьма благодарны тем странам, которые продолжали поддерживать Гегемонию на том или ином уровне. Уважая желание тех из них, которые хотят сохранить тайну своих взносов, мы около двадцати названий скрыли. Вы можете гадать о том, какие именно, но я не буду говорить ни да ни нет, хотя, пожалуй, раскрою секрет, что среди них нет Китая.
Настоящий взрыв смеха, даже пара хлопков с мест.
– Я возмущен тем, что узурпатор Ахиллес Фландре поставил под сомнение полномочия министра колоний. Но если у кого-то еще есть сомнения относительно планов Фландре, то, видя, каким был его первый шаг, можно догадаться, что он для нас всех готовит. Ахиллес Фландре не успокоится, пока каждый человек не будет в его полной власти – либо мертв.
Питер замолчал и взглянул на трибуну, будто там у него лежали заметки, хотя, разумеется, их там не было.
– В том, что я привез Ахиллеса Фландре в Риберао-Прето, есть лишь один положительный момент: теперь я узнал его как человека – хотя требуется весьма расширенное толкование определения, чтобы его так назвать. Ахиллес Фландре достиг своей власти в этом мире не собственным интеллектом или храбростью, но используя интеллект и храбрость других людей. Он организовал похищение детей, которые помогали моему брату, Эндеру Виггину, спасти человечество от инопланетных захватчиков. Зачем? Потому что он знал: у него нет надежды править миром, если они будут действовать против него.
Власть Ахиллеса Фландре покоится на желании других верить в его ложь. Но эта ложь уже не приведет к нему новых союзников, как бывало в прошлом. Он прицепил свой фургончик к Китаю и правит Китаем, как быком. Но я слышал, как он смеялся над бедными дурачками в китайском правительстве, которые поверили ему, издевался над их мелочным честолюбием, рассказывая мне, какими дураками они были, доверив ему дела.
Не приходится сомневаться, что он это делал в попытке убедить меня, будто он больше на них не работает. Но насмешки его были поименны и весьма конкретны, презрение его – неподдельным. Мне почти жаль китайских руководителей – потому что, если когда-нибудь он консолидирует свою власть и они не будут ему нужны, они окажутся в том же положении, что и я.
Конечно, и меня он тоже презирает, и если сейчас он надо мной смеется, я могу только согласиться с ним. Меня надули, леди и джентльмены. В этом смысле я оказался в хорошей компании, некоторые представители которой были отстранены от власти в России после похищения детей, другие оказались политическими заключенными в завоеванной Китаем Индии, третьи же арестовывают в Индии людей… за переноску камней.
Я только надеюсь, что я окажусь последним из тщеславных глупцов, думавших, что можно держать Ахиллеса Фландре под контролем или использовать для каких-то благородных целей. Ахиллес Фландре служит лишь одной цели – собственному удовольствию. А удовольствие у него одно: подчинить себе целиком весь род человеческий.
Я не был дураком, когда направил усилия Гегемонии на противостояние империалистическим актам китайского правительства. Сейчас из-за моих – и только моих – ошибок престиж Гегемонии временно уменьшился. Но моя решимость противостоять китайскому гнету, установившемуся над половиной мира, не уменьшилась. Я – неумолимый враг императоров.
Эта финальная фраза была не хуже любой другой.
Питер коротко поклонился в ответ на вежливые аплодисменты. Кто-то аплодировал более чем вежливо, но были и такие, которые вообще не стали аплодировать.
Потом начались вопросы, но, поскольку Питер с самого начала взял на себя вину, их было легко отбивать. Двое журналистов пытались выяснить подробности об источнике, который его проинформировал, а также о чем именно проинформировал, но Питер сказал только одно:
– Если я буду углубляться в эту тему, то некто, оказавший мне услугу, наверняка будет убит. Я удивлен, что вы вообще задали такой вопрос.
Когда в ответ на второй вопрос он повторил то же самое слово в слово, никто больше эту тему поднимать не стал.
В ответ на вопросы, которые были завуалированными обвинениями, он соглашался, что да, он действительно был глуп. Когда спросили, не показал ли он, что слишком глуп, чтобы и далее занимать пост Гегемона, он прежде всего ответил в шутку:
– Мне говорили, когда я принял на себя этот пост: этим ты уже показал, что слишком глуп для него. – Раздался смех. А Питер продолжал: – Но я пытался воспользоваться этой должностью для служения делу мира и самоуправления всего человечества, и пусть тот, кто считает, будто я не всегда делал все возможное с теми средствами, которые у меня были, докажет это.
Через пятнадцать минут Питер извинился, что больше у него нет времени.
– Но прошу вас присылать мне по Сети вопросы, которые у вас есть, и мы вместе с моими сотрудниками постараемся ответить вовремя. Теперь еще одно слово, перед тем как я уйду.
Корреспонденты замолчали в ожидании.
– Будущее счастье рода человеческого – в руках хороших людей, которые хотят жить в мире с соседями и хотят защитить своих соседей от тех, кто не желает мира. Я – лишь один из них. Вряд ли я лучший из них и молю Бога, чтобы я не оказался среди них умнейшим. Но я оказался тем, кому были вверены обязанности и полномочия Гегемона. Пока не истечет срок моих полномочий или пока я не буду законным образом смещен теми странами, которые поддерживают Гегемонию, я буду продолжать свою службу на этой должности.
Снова аплодисменты – и на этот раз Питер позволил себе поверить, что в них мог быть неподдельный энтузиазм.
Он вернулся к себе опустошенный.
Мать и отец ждали его. Спускаться с ним вниз они не пожелали.
– Если с тобой будут мать и отец, – объяснил отец, – то лучше тебе сразу на этой пресс-конференции объявить о своей отставке. Но так как ты в отставку не собираешься, то иди один. И только один. Без помощников. Без родителей. Без друзей. Без заметок. Сам по себе.
Отец оказался прав. И мать тоже была права. Эндер, благослови его Господь, – вот пример, которому Питер должен следовать. Победят тебя – значит будешь побежден, но не сдавайся сам.
– Как прошло? – спросила мать.
– Думаю, нормально, – ответил Питер. – Я отвечал на вопросы пятнадцать минут, но они начали повторяться и уходить далеко в сторону, и тогда я попросил остальные вопросы присылать по почте. По телевизору передавали?
– Мы посмотрели примерно тридцать новостных каналов и около двадцати главных сетей. Почти все передавали в прямом эфире.
– Так вы смотрели? – спросил Питер.
– Нет, в основном переключались, – сказала мать. – Но то, что мы видели и слышали, нам понравилось. Ты глазом не моргнул. Думаю, у тебя получилось.
– Посмотрим.
– Не сразу, – заметил отец. – У тебя будет пара очень хлопотных месяцев. Ахилл наверняка припас несколько стрел в колчане.
– Ты еще помнишь время, когда воевали с луком и стрелами? Какой же ты старый, – вздохнул Питер.
Они усмехнулись.
– Предки, спасибо.
– Мы сделали только то, что ты сам завтра захотел бы, чтобы мы сделали сегодня.
Питер кивнул и сел на край кровати:
– Черт, не могу поверить, что был таким дураком. Не понимаю, как я мог не слушать Боба, и Петру, и Сури…
– И нас, – подсказала мать.
– И вас с Граффом.
– Ты полагался на собственное суждение, – сказал отец, – и именно так и должен был поступать. На этот раз ты ошибся, но ошибался ты не часто, и не думаю, что ты повторишь подобную ошибку.
– И ради всего святого, не начинай ставить свои решения на голосование, – подхватила мать. – Не оглядывайся на опросы общественного мнения и не гадай, как твои действия воспримет пресса.
– Не буду.
– Потому что ты ведь Локк, – напомнила мать. – Одну войну ты уже закончил. Через пару дней или недель пресса об этом вспомнит. И ты же Демосфен – у тебя много ревностных последователей.
– Было, – вздохнул Питер.
– Они увидели то, что ожидали от Демосфена, – возразила мать. – Ты не вилял, не искал оправданий, принял на себя вину за то, за что надо было, и отверг обвинения, которые были ложными. Ты представил собственные доказательства…
– Это был хороший совет, па, спасибо.
– И ты проявил храбрость, – закончила мать.
– Удирая из Риберао-Прето, не дождавшись ни от кого даже злобного взгляда?
– Вылезя сегодня из кровати, – объяснила мать.
Питер покачал головой:
– Тогда это всего лишь заемная храбрость.
– Не заемная, а депонированная, – возразила мать. – Депонированная у нас, как в банке. Мы видели твою храбрость и сохранили для тебя немного на случай, когда у тебя она временно кончится.
– Временный дефицит наличности, – пояснил отец.
– И сколько раз еще вам придется спасать меня от меня самого, пока будет продолжаться эта пьеса?
– Я думаю… раз шесть, – ответил отец.
– Нет, восемь, – добавила мать.
– Кто бы мог подумать, что вы так остроумны?
– Ага.
В дверь постучали.
– Коридорный! – крикнул голос за дверью.
Отец двумя шагами оказался у двери.
– Три томатных сока? – спросил он.
– Да нет, ланч. Сэндвичи. Мороженое.
Отец отступил на два шага и открыл дверь, насколько позволяла цепочка. Никто не стал стрелять в щель, и человек за дверью засмеялся:
– Все забывают открывать эти штуки!
Отец открыл дверь и вышел убедиться, что никого, кроме коридорного, за ней нет.
Когда официант входил, Питер обернулся, отходя с дороги, и увидел, как мать прячет пистолет в сумочку.
– С каких пор ты ходишь с оружием? – спросил Питер.
– С тех самых, как твой начальник компьютерной безопасности оказался добрым приятелем Ахилла.
– Феррейра?
– Он сообщил прессе, что установил программы наблюдения, чтобы найти растратчика средств, и был ошеломлен, когда узнал, что это ты.
– А! – сказал Питер. – Они же наверняка устроили пресс-конференцию в противовес моей.
– Но почти все каналы дали твою в прямом эфире, а из его – только выдержки. А за ними повторили твое заявление, что ты обнародовал финансовую отчетность Гегемонии.
– Спорить могу, что сервер накрылся.
– Нет, все каналы новостей его первым делом клонировали.
Отец подписал чек, и официант вышел. Дверь снова заперли.
– Давайте поедим, – предложил отец. – Насколько я помню, в этом заведении всегда были отличные завтраки.
– Хорошо в родном доме, – сказала мать. – Ну, пусть не в доме, но в родном городе.
Питер откусил кусок и остался доволен.
Родители заказали точно такой сэндвич, какой заказал бы он, – настолько они его хорошо знали. Действительно, главным в их жизни были их дети. Он бы не мог заказать сэндвичи для них.
Три прибора были на тележке, которую вкатил официант.
А должно было быть пять.
– Простите меня, – сказал Питер.
– За что?
– За то, что я единственный оставшийся у вас на Земле ребенок.
– Могло быть хуже, – ответил отец. – Могло ни одного не остаться.
Мать наклонилась и погладила его по руке.
