В лагере ему не нравилось бывать вместе с самыми маленькими. Они напоминали ему младшего брата, которого он потерял. Того, который был дома, когда он пошел на поиски еды, и пропал до его возвращения. Малыш так и не нашелся. В лагере его старший брат проходил строевую подготовку, тренировался, ел, спал, мыл пол в казарме, чистил сапоги и винтовку, заступал в наряд в кухню и трудился в ангаре по обработке. Но когда он был свободен от всего этого, всегда вызывался дежурить в детском убежище или работать в автобусах, на которых детей привозили в лагерь. Он плохо переносил их присутствие и все равно стремился быть ближе к ним. Он не терял надежды на то, что когда-нибудь встретит младшего брата. Он верил, что наступит день, когда он зайдет в ангар приема и заметит малыша, сидящего внутри нарисованного на полу красного круга. Или увидит, как он раскачивается на привязанной к дереву старой шине на детской площадке рядом с учебным плацем.

Но он так его и не нашел.

В отеле он узнал, что враг имплантирует бомбы в маленьких детей, и сразу подумал о брате. Иные могли схватить его, забрать к себе, заставить проглотить зеленую капсулу и отправить обратно, чтобы его отыскал кто-нибудь другой. А может, и нет. Большинство малюток умерли. Лишь очень немногих удалось спасти, и всех их свозили в лагерь. Его брат был совсем крохой и после исчезновения вряд ли долго продержался бы.

Но его могли выкрасть. Силой заставили проглотить зеленую капсулу. Потом снова выбросили на улицу и оставили одного, чтобы он набрел на группу выживших людей. Они пожалели бы ребенка, взяли к себе, накормили. А потом комната наполнилась бы человеческим дыханием. Возможно, так все и произошло.

– Что тебя беспокоит? – спросил его Зомби.

Они шли через парковку в заброшенную закусочную, где надеялись найти баллон с углекислым газом. Зомби давно уже с ним не разговаривал, только отдавал приказы и вызвать его на беседу больше не пытался. И когда Зомби задавал вопрос, это вовсе не значило, что он ждет ответа.

– Я всегда могу сказать, когда тебя что-то беспокоит. У тебя лицо становится такое, как будто от запора страдаешь. Будто кирпич у тебя в кишке застрял.

Баллон не особенно оттягивал руки, но Зомби был ранен, и поэтому на обратном пути он пошел впереди. Зомби стал нервным, шарахался от каждой тени. Постоянно повторял: что-то не так. Что-то не так с Эваном, что-то не так во всей этой ситуации. Он думал, что их пытаются обмануть.

Когда они вернулись в отель, Зомби послал Дамбо наверх за Эваном. Они сидели в лифте и ждали, когда тот спустится.

– Понимаешь, Кекс, все возвращается к тому, о чем я говорил. Электромагнитный импульс, цунами, чума, замаскированные иные, ребятишки с промытыми мозгами, а теперь вот дети с бомбами внутри. Почему они так усложняют процесс? Им как будто хочется с нами подраться. Или они желают, чтобы драка была интересной. Эй, может, в этом фокус? Видно, они достигли такой точки в своем развитии, когда скука – самая большая угроза для выживания. И дело вовсе не в захвате чужих планет, а в игре? Они как дети, которые отрывают мухам крылышки.

Время шло, и Зомби все больше нервничал:

– Ну что там еще? Где он? Вот черт, ты же не думаешь, что… Кекс, поднимись-ка ты к ним. Если понадобится, закинь этого придурка на плечо и тащи сюда.

На полпути наверх он услышал над головой какой-то грохот. Потом еще, но уже потише. И вдруг там кто-то закричал. Он подошел к двери на второй этаж, и в тот момент Кэсси пролетела мимо и приземлилась на пол. Он проследил за траекторией ее полета и увидел возле номера с распахнутой дверью высокую девушку. Он не раздумывая ворвался в коридор. Он знал, что чужая умрет. До того как в лагере появилась Рингер, он был лучшим стрелком в отделении, поэтому был уверен, что не промахнется.

Вот только Кэсси провела захват и повалила его на пол, и та девушка ускользнула из его поля зрения. Если бы не Кэсси, он бы точно убил чужую. Он в этом не сомневался.

А потом высокая девушка выстрелила в него через стенку.

Дамбо разорвал его рубашку и прижал к ране скомканный кусок простыни. Дамбо говорил, что все не так плохо, он справится, но ему было ясно: это конец. Он слишком часто видел смерть. Ему были знакомы ее запах и вкус. Он мог ее почувствовать. Смерть жила в его воспоминаниях о матери, о погребальных кострах высотой в десять футов, о разбросанных вдоль дороги костях и конвейере, по которому сотни трупов отправлялись в топку электростанции в лагере. Тела сжигали, чтобы освещать казармы, греть воду и давать тепло. Смерть его не волновала. Его беспокоило то, что он так и не узнает о судьбе младшего брата.

Он умирал, когда его несли по лестнице на первый этаж. Жизнь по капле уходила из него, когда Зомби взвалил его на плечи и потащил, потом на парковке упал, и все собрались вокруг, а командир колотил ладонями по замерзшему асфальту, пока кожа не потрескалась.

После этого они ушли. Он на них не злился. Он все понимал. Это был конец.

А потом он встал.

Но не сразу. Сначала он пополз.

Когда он одолел ползком парадный вход в отель, высокая девушка стояла в холле рядом с дверью на лестницу. Она двумя руками держала пистолет и наклонила голову, как будто прислушивалась.

И вот тогда он встал.

Чужая напряглась. Она обернулась и подняла пистолет, но потом поняла, что он умирает, и опустила. Улыбнулась и сказала: «Привет». Она смотрела, как он покачивается у парадного входа, и не могла видеть лифт, в который из аварийного люка спрыгнул Эван. Тот заметил его и замер, как будто не знал, что делать дальше.

– Я тебя знаю.

Высокая девушка пошла в его сторону. Если бы она в тот момент оглянулась, Эван точно попался бы ей на глаза. Чтобы отвлечь чужую, он достал пистолет. Но оружие выскользнуло у него из руки. Он потерял слишком много крови. Давление упало, сердце уже слабо билось, и у него начали неметь руки и ноги.

Он рухнул на колени и потянулся за пистолетом. Она выстрелила ему в кисть. Он повалился назад и сунул раненую руку в карман, как будто мог ее защитить.

– Черт, а ты сильный большой мальчик! Сколько тебе лет?

Она ждала, когда он ответит.

– В чем дело? Язык проглотил?

Она выстрелила ему в бедро и ждала, что он закричит, или заплачет, или скажет хоть что-то. Но он молчал, и тогда пуля пронзила ему вторую ногу.

За спиной у чужой Эван лег на живот и, хватая ртом воздух, пополз в их сторону. Кекс покачал головой, глядя на Эвана. Он уже ничего не чувствовал. Боли не было, только серая пелена упала на глаза.

Высокая девушка подошла ближе. Теперь она была на полпути между ним и Эваном. Она нацелила пистолет ему в лоб:

– Скажи что-нибудь, или я вышибу тебе мозги. Где Эван?

Она начала оборачиваться. Наверное, услышала, как в ее сторону ползет Эван. И тогда Кекс снова встал, встал в последний раз, чтобы отвлечь ее внимание на себя. Быстро подняться не получалось. Это заняло больше минуты. Ноги разъезжались на мокром кафельном полу. Он приподнимался и плюхался обратно. Руку он не вынимал из кармана, и из-за этого было еще труднее. Чужая улыбалась, фыркала от смеха, ухмылялась, как ребята в школе. Он был толстым. Он был неуклюжим. Он был глупым. Он был жирной свиньей. Когда он наконец утвердился на ногах, она снова в него выстрелила.

– Пожалуйста, поторопись. У меня заканчиваются патроны.

Пакетик, в который был упакован кекс, высох и громко хрустел, всегда было слышно, когда он теребил его у себя в кармане. По этому звуку в тот день, когда пропал младший брат, мама и узнала, что у него был кекс. И солдаты в автобусе тоже это поняли. А сержант по строевой подготовке назвал его Кексом, потому что ему понравилась история о толстом мальчике, который появился в лагере совсем без вещей, с одним пакетиком, полным заплесневевших крошек.

Полиэтиленовый пакетик для сэндвичей, который он нашел у дверей отеля, был мягким и сминался без хруста. Когда он достал его из кармана, никто ничего не услышал. Так же не издал ни единого звука и мальчик, после того как ему велели замолчать, замолчать, за-мол-чать.

Улыбка исчезла с лица девушки.

Кекс снова зашевелился. Но побрел не в ее сторону и не к лифту, он направился к боковой двери в конце коридора.

– Эй, что это там у тебя, большой парень? Эй? Что это? Надеюсь, не тайленол.

Высокая девушка снова улыбалась. Но улыбка стала другой. Она была милой. Когда чужая так улыбалась, она становилась очень красивой. Таких красивых девушек Кекс никогда в своей жизни не видел.

– С этим пакетиком надо вести себя очень осторожно. Ты это понимаешь? Эй! Эй, тебе ясно? Предлагаю сделку. Ты кладешь пакетик на пол, а я кладу пистолет, хорошо? Как тебе такое?

Она так и сделала. Бросила пистолет. И еще сняла винтовку с плеча и тоже положила на пол. А потом подняла руки:

– Я тебе помогу. Только не трогай это. Тебе не обязательно умирать. Я знаю, что можно все исправить. Я… я не такая, как ты. Совсем не такая смелая и не такая сильная. Это уж точно. Не могу поверить, что ты еще стоишь на ногах.

Чужая собиралась тянуть время. Она решила ждать, пока он не потеряет сознание или не упадет замертво. Ей только надо было продолжать говорить и притворяться, будто он ей нравится.

Кекс открыл пакетик.

Теперь высокая девушка уже не улыбалась. Она бежала к нему. Просто мчалась, он в жизни не видел, чтобы кто-нибудь так быстро бегал. Когда она сорвалась с места, серая пелена задрожала. Чужая оказалась рядом, ее ступня отделилась от пола и, как копье, вонзилась в то место, куда до этого попала пуля. Кекс отлетел назад и врезался спиной в металлический косяк двери. Пакетик выпал из его онемевших пальцев и, будто шайба, заскользил по кафельному полу. Серая пелена на секунду стала черной. Высокая девушка грациозно, словно балерина, развернулась в другую сторону. Он подсек ногой ее лодыжку, и она растянулась на полу.

Чужая двигалась очень быстро, а он был весь изранен. Она бы схватила пакетик первой. Поэтому он подобрал с пола пистолет и выстрелил ей в спину.

Потом Кекс поднялся в последний раз. Отбросил пистолет в сторону. Перешагнул через ее извивающееся тело и упал, чтобы больше уже не встать.

Он полз к пакетику. Она не отставала. Но ноги у нее не действовали. Пуля попала ей в позвоночник. Ее парализовало ниже пояса. Однако чужая была сильнее и потеряла меньше крови.

Кекс пододвинул пакетик к себе. Она схватила его за руку и дернула к себе, так, будто он ничего не весил. Она могла бы убить его одним ударом в умирающее сердце.

Но ему ничего не надо было делать, только дышать.

Он прижал открытый пакетик ко рту.

И выдохнул.