Инстинкт требует сорвать с плеча винтовку, но я этого не делаю. Я парализован шоком. Потом меня бросает в дрожь от отвращения. После отвращения – паника. И сразу за паникой – замешательство. Голова Рингер светится, как рождественская елка, за милю можно увидеть. Зеленый огонь такой интенсивный, что стирает послеобраз на сетчатке моего левого глаза.

– В чем дело? – спрашивает Рингер. – Что случилось?

– Ты светишься. Засветилась сразу, как только я вытащил имплантат.

Мы целых две минуты смотрим друг на друга.

Зеленым светятся нечистые. Я уже на ногах, держу М-16 и пячусь к двери. Снаружи Кекс и снайпер продолжают обмениваться выстрелами. Зеленым светятся нечистые. Рингер даже не пытается дотянуться до своей винтовки. Правым глазом я вижу нормальную Рингер; когда смотрю левым, она горит, как римская свеча.

– Подумай об этом, Зомби, – говорит Рингер. – Хорошо подумай. – Она поднимает руки, ладони у нее исцарапаны при падении, одна в крови. – Я засветилась после того, как ты достал имплантат. Монокуляры не фиксируют инвазированных. Они реагируют на тех, в ком нет имплантатов.

– Извини, Рингер, но это бред какой-то. Они реагировали на тех троих. Почему они светились, если не были инвазированными?

– Ты знаешь почему. Просто не хочешь себе в этом признаться. Те люди светились, потому что они не были инвазированными. Они такие же, как мы, только без имплантатов.

Рингер поднимается с пола. Господи, она такая маленькая, совсем девчонка… Но она ведь и есть девчонка? Если смотреть одним глазом – нормальная, если другим – зеленый огненный шар вместо головы. Какая из них Рингер?

– Нас собирают в лагере.

Она делает шаг в мою сторону. Я поднимаю винтовку. Она останавливается.

– Присваивают нам номера, заносят в базу. Учат нас убивать.

Еще один шаг. Я направляю ствол винтовки в ее сторону. Не целюсь в нее, просто даю знать: «Не приближайся».

– Любой, у кого нет имплантата, будет светиться, и когда они защищаются или нападают на нас, стреляют, как этот снайпер на крыше, мы только убеждаемся, что они враги.

Еще шаг. Теперь я целюсь ей в сердце.

– Не надо, – говорю я. – Пожалуйста, Рингер.

Одно лицо чистое, другое в огне.

– Так будет до тех пор, пока мы не перебьем всех, у кого нет имплантата.

Еще один шаг. Сейчас она стоит прямо напротив меня. Ствол винтовки упирается ей в грудь.

– Это Пятая волна, Бен.

Я мотаю головой:

– Нет никакой Пятой волны. Нет никакой Пятой волны! Комендант сказал мне…

– Комендант соврал.

Она протягивает ко мне руки и забирает винтовку. У меня такое чувство, будто я падаю в совершенно другую «Страну чудес», там верх – это низ, а правда – ложь. Там у врага два лица: мое лицо и его лицо. Лицо человека, который не дал мне упасть в бездну, того, кто взял мое сердце и превратил его в поле боя.

Она берет меня за руки:

– Бен, Пятая волна – это мы.