Глава пятнадцатая
Таец с платками шел за Радом от ресторанчика на заброшенном причале, где Рад остановился выпить стакан сока. Особенного желания пить не было, но Раду понравилось место, и захотелось здесь задержаться. Столы стояли под навесом прямо на деревянном настиле причала, от причала в море уходил узкий, с подгнившими досками пирс, рыбачьего вида катер покачивался на воде недалеко от оконечности пирса, рядом со столами на причале стояло несколько шезлонгов, — на шезлонг, развернув его боком, чтобы при одном повороте головы видеть море, при другом берег, Рад, получив сок, и сел.
Таец с платками появился у причала, когда он смотрел на берег. А может, то были не платки, а такие накидки, покрывала — во всяком случае, их вид позволял предположить все что угодно: яркие шелковые полотнища — синие, красные, оранжевые, зеленые — с такими же яркими рисунками: драконов, пальм, гор, моря в яхтах. Они висели у него, сложенные в несколько слоев, на руке, а одно он постоянно держал перед собой за углы развернутым — словно тореадор свой плащ. В роли быка, набегающего на плащ, должны были выступать отдыхающие, но особенного скопления их около ресторанчика не наблюдалось. Таец был маленький, худой, и ростом, и всей своей конституцией похожий на подростка, но лицо выдавало, что он уже отнюдь не молод, а глаза у него были такие затравленно-испуганные — больно смотреть, лучше этого не делать.
Но именно потому Рад и смотрел, не мог оторваться.
И таец невдолге перехватил его взгляд — и точас устремился к Раду.
— Good thing! — Хорошая вещь! — Английская речь давалась ему с невероятным трудом, это было одно мучительное напряжение горла, нёба, языка, и Рад скорее не понял, а догадался, что он произнес. — Good thing! — повторил таец, поводя перед Радом полотнищем, что держал в обеих руках, — истинно тореро, призывающий быка броситься на него. — Good thing!
Рад со смятением, старательно избегая теперь встречи с глазами тайца, отрицательно помахал рукой.
— No. No. Thank you. No. — Нет. Нет. Благодарю вас. Нет. — Взял трубочку, изогнуто торчащую из стакана, в губы, втянул в себя сок. Бык, не желающий бежать на плащ тореро, должен был вынудить тореро искать себе другую жертву.
Он допил сок, подозвал официанта, рассчитался — продавца, к его радости, нигде не было видно. Но только он ступил с причала на землю, его тореро вырос перед ним — будто впрямь из-под земли.
— Good thing, — встряхивая развернутым полотнищем и искательно глядя на Рада, проговорил он. — Very good thing. — Очень хорошая вещь.
Оказывается, ему было известно больше двух английских слов.
«Нет», — хотелось снова сказать Раду, но глаза тайца выворачивали его наизнанку, и очередное «нет» умерло в нем, не родившись.
— How much? — Сколько? — непонятно зачем спросил он.
«How much» — это таец тоже знал. Он быстро-быстро залопотал что-то, возможно, это был английский и он в том числе называл цену, но Рад его не понимал.
— Don\'t understand you. — Не понимаю вас, — сказал Рад и хотел уйти, — таец остановил его, схватив за руку, и стал показывать на пальцах, выставляя вилкой средний и указательный. — Five hundred? — Пятьсот? — расшифровал Рад.
Таец отрицательно помотал головой и потряс рукой с выставленными вилкой пальцами.
— Two hundred? — предположил Рад. — Двести бат?
— Yes, yes. — Да, да, — согласно закивал таец.
— Too expensive. — Слишком дорого, — развел Рад руками, решительно обогнул продавца полотнищ и двинулся по дороге, вьющейся вдоль берега, — как шел до остановки в ресторанчике.
Правда, дорога была уже более тропой, чем дорогой. То, что она все более напоминала тропу и все меньше на ней попадалось народу, вполне отвечало желанию Рада. Ему хотелось забрести в такую глушь, где о цивилизации напоминала бы только его одежда, простроченная машинным швом.
Продавец полотнищ возник у него на пути как раз в таком месте — когда Рад свернул на ответвляющуся от дороги едва заметную тропу, круто уходящую вверх. Должно быть, продавец знал тут не только человеческие, но и муравьиные тропки, и обогнал Рада по ним.
Он стоял на тропе, развернув перед собой одно из полотнищ с таким видом, словно это было его постоянное место торговли.
— Good thing! — сказал тореро, заступая дорогу облюбованному им быку.
Он был поразительно настырен, несмотря на затравленно-испуганное выражение своих глаз.
— Too expensive, — механически повторил Рад, проходя мимо тайца.
Но на вершине горы, где тропа, прорвавшись сквозь заросли, вдруг вывела его на широкую, отсыпанную желтым гравием дорогу, он снова был встречен продавцом полотнищ.
— Good thing! — выставил перед ним тореро свой плащ. И с мучительной старательностью выдавливая из себя слова, проговорил — так, что Рад его понял: — One hundred twenty. — Сто двадцать.
Он сбавил цену чуть не наполовину!
Рад подставил загривок, чтобы получить в него шпагой. Он больше не мог сопротивляться.
Продавец держал развернутым полотнище с драконом — нежно-серый графический рисунок на ярко-вишневом насыщенном фоне, — Рад его и взял. Продавец извлек из висевшей на плече холстяной сумки белый полиэтиленовый пакет, мягкими нежными движениями убрал полотнище внутрь пакета, а Рад достал кошелек и стал перебирать банкноты внутри. Лежало несколько сотен, были пятидесятки, а двадцаток не было. Он счел это знаком. Достал сотню, пятидесятку и, чуть погодя, еще одну пятидесятку. Может быть, двести бат — это продавец просил лишку, имея в виду после торга сбросить цену, но дать ему меньше у Рада не поворачивалась рука. Пять долларов за художественное изделие — куда еще было меньше.
Продавец, увидев вместо ста двадцати бат двести, отрицательно закрутил головой, замахал рукой:
— One hundred twenty! Twenty!
Рад решил, что продавец просит дать ему сто двадцать бат без сдачи.
— That\'s okay. — Все в порядке, — сказал Рад. — Two hundred. Take its. — Две сотни. Бери.
— One hundred twenty. One hundred twenty, — не беря деньги, заприговаривал продавец — так, словно Рад обидел его.
Рад забрал у него пакет с полотнищем из рук и всунул вместо него в кулак продавцу деньги.
— Two hundred, — повторил он. — I want. — Я так хочу. Продавец схватил его за подол выпущенной поверх брюк рубашки.
— No two. — Две нет, — с обиженно-недоуменным лицом старательно проклекотал он. — One hundred twenty!
Рад наконец понял его. Сдачи у продавца действительно не было, но брать лишние восемьдесят бат он не хотел. Он сбавил цену — и хотел получить столько, за сколько, полагал он, договорились.
Отделаться от продавца, видимо, можно было, только послав его куда подальше.
— Fuck off! — Отъебись! — Рад вырвал у него из рук подол рубашки. Раз продавец знал по-английски больше двух слов, он мог знать и это. — Fuck off, I say! — Отъебись, я сказал!
Ругательство подействовало. Заваливший быка тореро попятился-попятился — и через мгновение рядом с Радом его не было. Заросли приняли его в себя, и Рад остался на дороге один. С глянцевитым белым пакетом в руках.
Он развел ручки пакета в стороны и заглянул внутрь. Что было делать с этим полотнищем? Совершенно оно было ему не нужно. Непонятно что, непонятно для чего.
Дорога звала продолжить поход. Но через несколько десятков шагов, как двинулся по ней, она оборвалась. Вернее, дорога вдруг словно бы свернулась кольцом: резко сузившись, съехала по склону метров на пять и там завершилась покато-кособоким кругом.
Рад спустился на круг, пересек, подойдя к краю, — это был край ойкумены. Дальше в зарослях кустарника, цепляющегося за каждую расщелину в камне, начинался обрыв, дальше человеку ходу не было. Он дошел до конца острова, а кольцо свернувшейся дороги было чем-то вроде смотровой площадки. Далеко внизу, метрах, наверное, в ста, все в искрящейся под солнцем ряби, словно обшитое кружевной лентой прибоя, лежало по-кодаковски неправдоподобное сапфировое море, которое оживляли такие же неправдоподобно белые паруса двух яхт, неподвижно стоявших на якоре в каких-нибудь двух десятках метров от берегового обрыва.
Это были небольшие, двухпарусные яхты, ничего родственного с той, на которую их возил Сукитая, и, судя по тому, что они стояли так близко от острова, может быть, на какой-нибудь из них были сейчас Дрон с Нелли и Тони. Они трое после завтрака, вызвав такси-грузовичок, отправились как раз куда-то на эту сторону острова дайвинговать — нырять с аквалангом. Дрон с Нелли, оказывается, были заядлыми ныряльщиками, и Тони тоже владел этим искусством. Рад, по замыслу Дрона, должен был ехать с ними, брать уроки у инструктора, — Рад отказался. «Я погуляю», — сказал он. Нелли с Тони принялись было уговаривать его, Дрон оборвал их. «Пусть погуляет, — сказал он. Добавив, непонятно для Тони: — Ему нужно кое о чем подумать. Да, Рад, подумать?» — прищурился он, глядя на Рада. «Ты и проницателен», — отозвался Рад. Дрон хохотнул. «А может, составишь компанию Крису?» — понизив голос, спросил он. Но Нелли услышала. «Не рекомендую», — проиграв бровями, сказала она Раду. С нажимом, словно вкладывала в свое пожелание нечто большее, чем просто пожелание. Речь шла о «леди по вызову». Крис вчера все же позвонил, сделал заказ и сегодня ждал его исполнения. «Я буду думать», — пренебрегши ответом Нелли, сказал Рад, обращаясь к Дрону. «Смотри, — бросил Дрон. — Крис не поделится».
Какое-то время Рад стоял над обрывом, пытаясь увидеть, что происходит на яхтах, и вглядываясь в воду вокруг них — не появится ли там кто с аквалангом, — но на яхтах не было никакого движения, вода вокруг тоже спокойна, и он, вобрав в себя открывающийся с площадки вид в последний раз, тронулся обратно наверх.
По дороге навстречу ему с оглушительным ревом несся на двухсотпятидесятисильной «хонде» один из тех бородатых рокеров, что вчера, когда только прибыли на остров, пробовали на площади у пристани взятых напрокат железных коней.
Рад сорвал с головы Неллин подарок и широко замахал панамой из стороны в сторону. Рокер затормозил, взбив в воздух клочкастое облачко желтоватой пыли.
— What\'s up? — Что такое? — вопросил он.
— It\'s a dead end. The end of the road. — Тупик. Конец дороги, — указывая себе за спину, сказал Рад. Он хотел сказать «обрыв», но как будет «обрыв» по-английски, он не помнил.
Бородач, одетый, как и вчера, в кожаную жилетку на голое тело, весело осклабился.
— A cliff? I know. I have ridden all the roads over here. Thanks for your concern. Excuse me, I\'m looking for my friend. Have you seen him? He looks like me. He\'s got a motorbike, a beard, and a black waistcoat too. I\'ve lost him. — О, обрыв! Я знаю. Я уже объездил здесь все дороги. Благодарю за беспокойство. Простите. Я ищу своего товарища. Не видели его? Он, как я: на мотоцикле, с бородой и тоже в черном жилете. Я его потерял.
Рад не мог определить по произношению, откуда бородач — из Англии, Америки, Австралии, — но понимал он его прекрасно, не то что Тони. И тотчас, только тот воскликнул «cliff», вспомнил значение слова на русском.
— Нет, приятеля вашего я здесь не видел, — сказал Рад.
— О\'кей. — Бородач принялся разворачиваться, объезжая Рада. — Опять какая-нибудь девочка. Девочкам на этом острове только дай прокатиться на мотоцикле.
— Особенно на таком, — указал Рад на его зверюгу.
— Это точно. Это точно, — с удовольствием подтвердил рокер.
Он уже собирался крутануть на себя ручку газа, чтоб ехать, — Рад остановил его.
— Я видел вас, когда вы с приятелем брали своих зверей в прокате. А не такие зверюги, какие-нибудь простенькие мотоциклы там есть?
— Они в основном и есть. — В голосе бородача прозвучало нечто вроде презрительной снисходительности.
— Не подбросите меня до этого проката? — попросил Рад.
Он вдруг понял, что ему нужно. Ударить по газам и погрузиться в движение. Как с аквалангом в море. Только акваланг ему недоступен, а мотоцикл — самое то.
— Садитесь, — кивнул бородач на сиденье за собой. — Подброшу.
Он был без шлема, и запасного шлема для пассажира у него тоже не было. Рад заправил рубашку в брюки, положил за пазуху панаму, полиэтиленовый сверток с полотнищем, сразу же неприятно прилипший к потному животу, и оседлал заднее сиденье.
— Держитесь, — велел бородач. Дал Раду ухватиться за себя и рванул свою «хонду» с места.
Тело охлестнул ветер, в ушах засвистело. Через десять минут они были на площади перед пристанью.
Напарник рокера, и в самом деле в компании «девочки» яркого южноитальянского типа лет тридцати, стоял посередине площади, привалившись к мотоциклу, опертому на подножку, и они с «девочкой», передавая друг другу, пили в очередь из пластиковой бутылки, судя по надписи и рисунку на ней, холодный зеленый чай с лимоном.
— Где ты был? — закричал напарник рокеру, привезшему Рада. — Мы же с тобой договаривались: если теряем друг друга, встречаемся здесь!
— Вот я и приехал, — подмигнув Раду, ответил рокер, привезший Рада.
Еще через десять минут Рад выкатил на площадь из распахнутого зева прокатного офиса легонький, стрекозиный «сузуки». Никаких документов, кроме паспорта, от него не потребовалось. О водительских правах никто даже не заикнулся.
Рокеры еще не уехали и, увидев мотоцикл Рада, презрительно покривились.
— Малютка, — сказал тот, что подвез Рада.
— Мистер гном, — съязвил его приятель.
Южноитальяночка промолчала, но по ее безразличному лицу можно было заключить, что рокера с таким конем она не заметила бы даже под микроскопом.
Около арки с надписью «Национальный парк» Рада остановили. После некоторого препирательства Рад понял, что должен или заплатить положенный для иностранцев сбор, или предъявить квитанцию об уплате. Он полез в кошелек, но квитанции там не было. Все их квитанции при въезде взял Дрон, и все они остались у него. Рад предъявил ключ от бунгало с биркой курорта. Однако ключ не возымел никакого действия. Квитанция, твердили мытари, или платите.
Рад получил в обмен на деньги бумажный клочок — и въехал во владение тайского народа во второй раз.
Ездил он не спеша, поглядывая по сторонам, местами останавливаясь, чтобы насытить глаз открывшимся видом, но полутора часов ему хватило объехать весь остров вдоль и поперек, оставив нетронутыми только муравьиные дорожки. Проезжая мимо ресторанчика на старом причале, где пил, сидя в шезлонге, сок, Рад увидел Криса с приехавшей к нему «леди».
За деньгами Крис, видимо, не постоял: девушка была по-настоящему хороша. Впрочем, нет; просто красавица. Звезда кино, куда там Николь Кидман или Шарон Стоун. Она сидела рядом с ним, неторопливо нося палочки от тарелки ко рту, с видом такой умиротворенной пристойности и сдержанной чопорности — спокойно подумаешь: примерная супруга, прожившая в браке со своим мужем-европейцем уже не один год.
Когда он вновь вылетел на площадь у пристани — вернуть мотоцикл в прокат, — с причала на площадь как раз вытекал ручеек нового десанта с большой земли: молодежная группа с рюкзаками, несколько пожилых европейских пар, две молодые тайские пары, сорокалетний ражий и рыжий европеец с собственным мотоциклом — не такого стрекозиного склада, как у Рада, но и не такого звероподобного, как у тех рокеров. И еще черноволосо-светлоглазая молодая европейская женщина, скорее, девушка, в белых джинсах, в белой блузке, в широкополой изящной соломенной шляпе на голове, — явно одна, растерянно оглядывающаяся вокруг. Что-то во всем ее облике было напоминающее Нелли, и Рад, не доехав до офиса проката, затормозил и воззрился на девушку.
Посередине площади стояло пустое такси-скамейка. Молодежная группа с рюкзаками, выказывая большой опыт, сразу же устремилась к нему, полезла, снимая на ходу рюкзаки, наверх. Водитель приглашающе замахал руками остальным — сумели втиснуться на скамейки одна пожилая европейская пара, одна молодая тайская, и такси забилось под завязку.
Девушка, напоминавшая Нелли, осталась на площади. В отличие от других она даже не попыталась подойти к такси. Она стояла, держа за ручку небольшой темно-зеленый чемодан фирмы «Rongchang», и все продолжала оглядываться.
Взгляд ее, бродивший по площади, наткнулся на Рада, сконцентрировался на нем, — и в это мгновение Рад понял, кто это.
Это была Женя-Джени. Или же девушка с чемоданом «Rongchang» должна была походить на нее, как абсолютный двойник.
Он не успел произнести ни слова — лицо девушки вспыхнуло радостью узнавания, и она, катя за собой чемодан, бросилась к нему. Это была Женя-Джени, она.
— Ты меня встречаешь?! — воскликнула она, подлетая к Раду.
— Привет. — Он не решился сказать ей «нет». — Какими судьбами? Я знаю, ты жаловалась, что Нелли тебе не пишет.
— Вот написала, — сказала Женя-Джени. — Вообще-то для тебя я должна была явиться сюрпризом. Встретить меня обещала она. Но я звоню ей, как прилетела, — телефон молчит, будто она его где-то забыла.
— Она его не забыла. Его с нею просто нет. — Пока Женя-Джени трещала, Раду припомнились вчерашние слова Нелли в ресторане, сегодняшние, когда Дрон предлагал ему составить компанию Крису, а она со значением произнесла: «Не рекомендую», и механика появления Жени-Джени сделалась для него прозрачна. — Они с Дроном занимаются дайвингом. Думаю, под воду она телефон с собой не взяла. Но она, я вижу, довольно подробно тебе объяснила, где мы и как добраться.
— Очень хорошо она мне все объяснила, — подтвердила Женя-Джени.
Выражение радости, с которым она бросилась к Раду, все не сходило с ее лица, делая ее замечательно милой и трогательной. «Прелестница», вспомнил Рад, как она назвалась у него при их знакомстве.
— Так ты что же, помейлилась с нею — и тут же в аэропорт? — спросил Рад.
— Примерно так, — ответила Женя-Джени. — Самолет полон, но, как всегда, кто-то не появился — и билет мой. А тут уже все просто: туристическая виза на две недели прямо в аэропорту — и вот я здесь. О, — увидела она марку мотоцикла под Радом, и на лице ее появилась улыбка умильности, — «сузуки»!
Было непонятно, что ее могло так умилить в названии мотоцикла. Но секунду спустя он вспомнил: ее желтая машина именно этой марки.
Такси-скамейка громко рявкнуло, дернулось и медленно покатило с площади к отходившему от нее рукаву дороги.
— Но я тебя на этой стрекозе с чемоданом не увезу, — сказал Рад.
— Что же ты так плохо подготовился? — продолжая улыбаться, вопросила Женя-Джени.
Я и не готовился, едва не ответил ей Рад, но удержался.
— Не волнуйся, — проговорил он. — Ночевать здесь не останемся. Подожди только, я сдам свою стрекозу.
— Жду, — с интонацией послушной девочки отозвалась Женя-Джени.
Рад вышел из проката — на площадь один за другим, словно два бронтозавра, въезжали его знакомые рокеры. Теперь по южноитальянке сидело за спиной у каждого. Только у рокера, которого Рад остановил у обрыва, итальяночка была помоложе, но зато поносатей.
— Вот и наше такси, — кивнул Рад на рокеров.
— Твои друзья? — осведомилась Женя-Джени.
— Все рокеры друзья, — объявил ей Рад, незаслуженно причислив себя к этой особой человеческой породе.
Бородачи встали, и тот, которого он остановил у обрыва, приветственно помахал Раду рукой.
— Что, не успел сесть в седло — и тоже с девочкой? — одобрительно вопросил он, когда Рад подошел кнему.
— Да, — в тон ему сказал Рад. — Нужно вот довезти до места. Поможете?
Он был прав в своем нечаянном утверждении, что все рокеры друзья. Две минуты спустя чемодан Жени-Джени был натуго пришпандорен прочными резиновыми шнурами к багажнику, итальяночки ссажены томиться ожиданием возвращения своих френдов, а Рад с Женей-Джени восседали на их местах.
У арки «Национальный парк» мотоциклы остановили. Мытари выполняли свою работу с честью и рвением.
Впрочем, квитанциями рокеров, намозоливших им глаза, они не интресовались. Их интересовали Рад с Женей-Джени.
Теперь квитанция у Рада была. Достав из кошелька, он предъявил ее, полез в отделение с деньгами заплатить за Женю-Джени — у него было только сто пятьдесят бат. Полотнище с драконом, повторная оплата въезда на остров, прокат мотоцикла — все были неожиданные траты, и он остался без денег.
С чувством, будто на виду у всех с него свалились штаны, Рад подошел к Жене-Джени и попросил у нее недостающие пятьдесят бат. Женя-Джени с готовностью извлекла из сумочки на плече кошелек и распахнула его перед Радом:
— Сколько нужно!
Кошелек был толсто набит купюрами. Рад покопался в них. Пятидесяти бат не было. Только одна двадцатка, а все остальные тысячные. Он взял тысячную, отдал сборщикам подати, получил квитанцию, сдачу и, присовокупив к сдаче сто пятьдесят бат, что остались у него, пошел обратно к Жене-Джени. Она со своего места за спиной у рокера замахала руками:
— Ой, я уже все убрала, неохота лезть. Оставь у себя. У Рада было чувство, будто штаны, которые он изо всех сил держал руками, не давая им заново свалиться, непостижимым образом опять оказались у щиколоток.
— Держи, — тряхнул он пачкой купюр у себя в руке, и она, повременив, взяла сумку себе на колени, открыла молнию, полезла за кошельком.
— Напрасно ты так. Зачем, — произнесла она, принимая у Рада деньги. Как если б он обидел ее, но она стоически прощает ему обиду.
Рад не ответил ей.
Он устроился за спиной своего возницы и, наклонясь, крикнул рокеру в ухо:
— Давай!
Через несколько минут они были на месте. Рокеры, втайне от Жени-Джени согласно указав Раду на нее и подняв вверх большой палец, укатили обратно к своим итальянкам, и Рад с Женей-Джени остались на дороге над ее чемоданом «Rangchang» вдвоем.
— Что дальше? — вопросила Женя-Джени, словно это Рад звал ее сюда, зазвал, и вот она здесь, а он не обеспечил их встречу программой.
— Дальше, я полагаю, пока в мое бунгало, — сказал Рад. — Устроит тебя?
— Вполне, — согласилась Женя-Джени с первым пунктом предстоящей программы.
Он поднял ее чемодан и, повторяя изгибы дорожки, пошел наверх. Женя-Джени, слышал он по шагам, шла прямо за ним.
— Его можно катить, — сказала она, когда он на очередном повороте перебросил чемодан из руки в руку.
— Мне не тяжело, — отозвался Рад.
— Ты сильный, — проговорила Женя-Джени через паузу.
Рад оглянулся на нее.
— Чемодан у тебя легкий, — сказал он.
Под аккомпанемент этого содержательного разговора они поднялись к бунгало, взошли на веранаду, и он, открывая дверь, предупредил ее, что внутрь нужно входить, сняв обувь.
— Демократично, — оценила правило Женя-Джени. Это же она произнесла, войдя в комнату и оглядев ее.
— «Демократично», я надеюсь, — это не ругательство? — спросил Рад.
— О нет-нет, это констатация, — быстро ответила Женя-Джени.
Рад прошел к регулятору кондиционера и щелкнул им. Лопасти вентилятора остались неподвижны, а кондиционер загудел, в комнату потекла струя прохладного воздуха. Работающий кондиционер свидетельствовал, что на острове официально наступило вечернее время и до темноты осталось совсем немного.
— Я думаю… — начал он, поворачиваясь к Жене-Джени, и осекся. Он хотел сказать ей о Нелли и Дроне — раз скоро темнота, то следует скоро ждать и их, но Женя-Джени стояла посередине комнаты с таким лицом, что он понял: не нужно ей сейчас говорить ничего.
— Рад, — произнесла Женя-Джени, — почему ты меня бросил?
Не отвечая, он прошел мимо нее к входной двери и захлопнул ее.
— Ты приехала задать мне этот вопрос? — повернувшись, спросил он от двери.
— В известной мере, для того.
Выяснять отношения с женщинами — ему всегда недоставало на это таланта.
— Женечка, — сказал он, — милая ты моя, ты знаешь ли, почему я здесь?
— Знаю, — неожиданно для него ответила она. Откуда она могла знать? Как? Но тут же ему стало понятно: от Нелли. Что ж, это было ему на руку.
— А знаешь, так что тебе объяснять. Все должна понимать сама. Мне не до романов было.
— «Романов»! — эхом отозвалась она. Скорее язвительно, чем оскорбленно. — Но почему же ты мне ничего не сказал? Почему я должна была узнавать все от Нелли?
— Да зачем тебе, Женечка, нужно было все это узнавать? — проговорил он. — Совсем тебе не нужно было это все знать. Жаль, что узнала.
— Очень плохо, что ты так решил! — Перевернутое лицо Жени-Джени было исполнено негодующего упрека. — Не имел права. Не смел!
Она вдруг оказалась около него — руки на его шее, глаза около его глаз, и его овеяло ее дыханием. Еще она неловко наступила босой ногой ему на ступню — кажется, не заметив того, — и он тоже не стал отнимать ноги.
— Рад, почему ты мне ничего не сказал? Почему? Почему?!
Лучшим ответом было заставить ее замолчать — это Рад и сделал. Губы его вобрали в себя ее губы, он узнал их вкус, их крепость, а мгновение спустя одна его рука крепко держала ее за узкую спину, другая была на ее затылке, и он втискивал ее в себя, стоящую на нем уже обеими ногами, так, чтобы она впаялась в него.
— Мне надо в душ, — хрипло сказал он, отрываясь от нее.
— И мне. — Она стояла у него на ступнях и, чтобы видеть его, выгибалась назад, цепко держась за его шею. — Дашь полотенце?
Слушая звуки душа за дверью, Рад понял, для чего он купил у настырного тайца с испуганными глазами этого дракона. И когда Женя-Джени в переброшенном наискось через грудь полотенце, придерживая его рукой, вышла в комнату, он стоял с вишневым полотнищем в руках, словно тореро, встречающий на арене быка.
— Торо! — передернул он перед ней полотнищем. — Не откажешься принять в подарок?
— Какая прелесть! — Она освободила одну руку, взяла полотнище из рук Рада и попросила: — Отвернись на секунду. Можешь повернуться, — объявила она через полминуты.
Рад повернулся — полотенце было у нее теперь лишь на груди, а полотнище с драконом обвилось вокруг бедер юбкой. И замечательная получилась юбка — может быть, юбкой полотнище и должно было служить по замыслу?
— Великолепно, — сказал он. — Нравится?
— Очень, — сказала она. — Только мне неприятно, что ты купил это для кого-то, а подарил мне.
— Не так. — Раду стоило усилий сдерживать себя, чтобы не размотать на ней эту юбку прямо сейчас же. — Я купил вообще. Но получилось — тебе.
— Иди. Я тебя жду, — блеснула она на него глазами. Он мылся, как метеор. Он не помнил, когда он мылся с такой скоростью. Возможно, он уложился в две минуты. Ну три.
В комнате, когда он вышел из душа, стоял запах духов. Хотя, наверно, про этот запах следовало сказать «витал». Это были такие тонкие духи, несмотря на их силу, что они, скорее, напоминали тихую, непонятно откуда звучащую музыку: ее практически и не слышно, а убери ее — и тишина оглушит. На улице было еще светло, но в комнате подступающие сумерки уже дали себя знать, и, уходя в душ, он включил свет, — теперь свет не горел. Женя-Джени лежала на спине, укрытая простыней, со сложенными поверх простыни руками.
Рад наклонился и одним быстрым движением взвил с нее простыню в воздух. Руки ее дернулись поймать взлетевший покров, но пальцы, чтобы схватить, не сжались. Ноги у нее были скрещены, а волосы лобка выдали в ней шатенку. Они были подбриты уходящей в междуножие узкой полоской. Это было открытием. В прошлый раз, на даче бывшего сокурсника, он совершенно не разглядел ее. Перед глазами у Рада на мгновение мелькнула Нелли в его номере в Чиангмае, сбросившая с себя халат. У Нелли там не было тронуто ничего: могучие тропические заросли — как создала природа.
— У меня с резиновыми изделиями полный ноль, — сказал Рад, стоя перед Женей-Джени на коленях и нагибаясь к ее груди. — У тебя есть?
— Есть, — ответила она через паузу. Серые ее глаза смотрели на него снизу с напряжением ожидания. — Под подушкой. — И через новую, мгновенную паузу спросила с запинкой: — А нам… нужно? У тебя кто-то был. — она снова запнулась, — после нас?
— Нет, — ответил Рад. Для чего ему не потребовалось задуматься даже и на мгновение.
— Тогда мы можем без этой штуки, — произнесла Женя-Джени.
Что означали эти ее слова: что она ни с кем после него не была, что была, но с защитой, — Рад уже не думал. Он всегда в таких случаях полагался на женщин. Женщина беззащитней, и выбор за ней. Да он уже и не способен был думать. «А-ах!», исторгшееся из них, вышло таким одновременным, словно у них была одна гортань на двоих.
В комнате, когда они отпустили друг друга, стояла полная темнота, на улице зажглись фонари. Чувство блаженной опустошенности владело Радом. Та ночь в доме бывшего сокурсника была удивительно заурядна, то, что произошло сейчас, было счастьем. Правда, к чувству счастья примешивалось и чувство смущения: временами ему казалось, он не с Женей-Джени, а с Нелли. Чувство смущения было тем сильнее, что Женя-Джени повторяла и повторяла ему: «Я тебя люблю! Люблю!» «Ты любишь меня? Ты любишь меня? — вопрошала она минуту спустя. — Ответь, любишь?!» — «Люблю», — отвечал он, и это не было обманом, но кому он отвечал: ей или Нелли?
— Ты от меня больше никуда не убежишь, — проговорила Женя-Джени через несколько минут, как они отпустили друг друга. Она перевернулась со спины на живот, забросила на него ногу и легла головой ему на плечо. — Я тебе больше не позволю! Ни за что!
На последних ее словах зазвонил телефон. Оба они дернулись — но это был не телефон Рада, это был мобильный Жени-Джени. Чертыхнувшись, она вскочила, пробежала к стулу, на котором лежала ее одежда, прикрытая сверху его подарком с драконом, извлекла из кармана джинсов трубку и ответила:
— Слушаю! — После чего, зашлепав обратно к постели, завопила: — Ну наконец-то! Бросить меня — и еще спрашивать, как я тут! — Заставив Рада подвинуться, она легла с краю и показала руками, чтобы он прикрыл ее простыней. — Где я? — переспросила она затем — явно для Рада — и посмотрела на него. — Там, где и должна быть. Именно там.
Это была Нелли, кто ей звонил, без сомнения.
— Скажи ей, что ты была спасена мной от толпы диких рокеров, — попросил он.
— Рад просит меня сказать тебе, что спас меня от толпы диких рокеров, — произнесла Женя-Джени в трубку.
Ого, оказывается, она была провокаторшей.
— Тебе поздравления с моим приездом, — передала она Раду слова Нелли, завершив разговор. И бросила телефон в дальний угол постели. — Они только что освободились от аквалангов, обещают быть минут через сорок.
— Так у нас еще уйма времени до их приезда?! — вопросил Рад, привлекая Женю-Джени к себе. Известие о сорока минутах побуждало к самому активному времяпрепровождению. Его ослушник уже заявлял о своем желании обратно в райские кущи.
— В крайнем случае они нас и подождут, — тотчас отзываясь на его объятие, ответила Женя-Джени.
* * *
Ужинали снова в том же «лежачем» ресторане на берегу. Снова впятером, только вместо Криса была Женя-Джени. Временами Рад ловил на себе взгляд Нелли, но что за ним стояло, было непонятно. Встретившись с ним взглядами, она тут же отводила глаза.
Казалось, она незаметно словно бы заново изучает его. Словно бы ждет от него чего-то и пытается понять, чего именно следует ждать. Женя-Джени возлежала рядом с ним и так же время от времени полагала необходимым взять со своей тарелки какой-нибудь кусочек, показавшийся ей, должно быть, особо лакомым, и поднести его Раду. «Попробуй, — говорила она. — Очень вкусно. Совсем неплохая кухня, я, честно говоря, не ожидала». Раз-другой Рад взял предложенный кусочек, потом отказался, но голос уговаривающей его Жени-Джени наполнился такой обидой, что он предпочел уступить ей: раскрывал рот и брал. Несколько раз он сталкивался с Нелли взглядами как раз во время таких кормлений. И всякий раз она тотчас отводила глаза.
Дрон с Тони рассказывали о сегодняшнем дайвинге. Собственно, рассказывал Дрон, а Тони расцвечивал его рассказ разнообразными эмоциональными восклицаниями.
— Рад, я бы хотела заняться дайвингом, — посмотрела на Рада Женя-Джени.
Рад пожал плечами. Он не знал, что ей ответить. Не разрешения же она спрашивала у него. Выручил Тони:
— Джени, акваланг требует специальных тренировок. Нужно пройти целый курс.
— Я готова! — Женя-Джени снова посмотрела на Рада.
— Нет, Жека, не заводись. — Это уже был Дрон. — Мы каждое мгновение можем сняться — и обратно в Бангкок, вот только придет сообщение. Деньги заплатишь — и впустую.
— Да ну какие тут могут быть деньги, — сказала Женя-Джени. — При чем здесь деньги.
— Да, деньги ни при чем. — Кто, без сомнения, пришел на выручку Раду осознанно — это Нелли. — Просто у тебя не хватит времени на учебу.
— Надо зайти после ресторана посмотреть почту, — сделал объявление Дрон. — Кому-нибудь требуется, кроме меня?
Никому больше не требовалось, но никто против того, чтобы сопровождать Дрона в Интернет-кафе, ничего не имел.
— Посмотрю местечко, откуда ты послала мне вчера вызов, — тихо проговорила Женя-Джени, повернув голову к Нелли, — так, чтобы Рад не слышал. Впрочем, она не очень озаботилась тем, чтобы он не слышал наверняка, и он услышал. Правда, это ему было понятно и так. Что было непонятно — почему Нелли вдруг решила сделать этот вызов.
Расплачиваться по счету взялась Женя-Джени, и это право общим решением было ей предоставлено. Рад в принятии решения не участвовал. Кошелек у него был девственно пуст, он помнил об этом все время, и если бы решили платить каждый сам за себя, он бы оконфузился перед Женей-Джени еще раз.
К Интернет-кафе Нелли с Женей-Джени шли парой, держась за руку — словно две школьницы-старшеклассницы. Рад с Дроном и Тони шли за ними, отстав на несколько шагов, и Рад, глядя на Нелли с Женей-Джени, думал, что в обеих в них и впрямь есть что-то от старшеклассниц. Чему, наверно, причиной отсутствие у той и другой детей, так что собственная жизнь мнится самой большой ценностью.
— Слушай, — внезапно прервав их тройственный разговор с Тони и перейдя на русский, обратился Дрон к Раду, — а я и понятия не имел, что у вас с Жекой такой роман!
— Какой «такой»? — уточнил Рад.
— Вот такой. Чтобы раз — и прилететь. Все же из Москвы сюда — восемь часов лету.
Рад не чувствовал себя вправе обсуждать с Дроном Женю-Джени.
— Что там восемь часов. Норма ночного сна. Заснул — проснулся.
— Не скажи, — протянул Дрон, — не скажи. Я в таких вещах понимаю. — Он умолк, ожидая ответной реплики Рада, Рад молчал, и Дрон спросил: — Она в курсе твоей ситуации?
— Это имеет значение? — Дрон лез в самую сердцевину их отношений с Женей-Джени, и в Раде все протестовало против того, чтобы пускать его туда.
— Да хотелось знать, — сказал Дрон, — если она была в курсе, почему ты не обратился за помощью к ней?
Информация в его словах была нулевая. Это был сосуд, наглухо запечатанный и непрозрачный для глаза. Но о значительности его содержимого можно было судить по его весу. Вес сосуд имел дай боже.
— Почему, ты считаешь, я должен был к ней обратиться? — спросил Рад.
— Да потому что это ближе всего. Или ты ей ничего не говорил?
— Не говорил, — неохотно подтвердил Рад.
— Не говорил! — воскликнул Дрон. — А почему, извини за вопрос? Что за причина?
По настойчивости, с какой Дрон допытывался ответа, Рад чувствовал, что правдивый ответ может непонятным образом сослужить ему дурную службу.
— Предположим, гордыня, — сказал он. — Устроит?
— Гордыня? — переспросил Дрон. — С тебя станется. Но с отцом ее у вас все позитивно?
Похоже, отец Жени-Джени, только до сих пор невысказанно, играл главную роль в его расспросах.
— Да мы с ее отцом и не знакомы, — ответил Рад.
— А, вот так, — произнес Дрон. — А почему? Жека не хочет знакомить? Или он сам? Что за причина?
— Так получилось, — сказал Рад.
Сарайчик Интернет-кафе, ярко светясь распахнутой на полный раствор дверью, был уже рядом — три десятка шагов, и у цели.
— Ладно. — Дрон словно провел голосом итожащую черту. — Живи со своими заморочками. Твое дело.
Мое предложение тебе, во всяком случае, в силе. Решай.
Нелли с Женей-Джени остановились у крыльца, разомкнули руки и повернулись к ним, дожидаясь, когда они подойдут. Отправляясь на ужин, Женя-Джени переоделась в свободные брюки до щиколоток («От Диора», — удовлетворенно признала Нелли, взглянув на них), в мягкой линии блузу («От Диора?» — спросила Нелли и, глянув на лейбл, с тем же удовлетворением кивнула.), и туфли, заметил Рад надпись на следе, когда она обувалась, были от Диора, и сумочка на длинной двойной цепочке вместо ремня, которую она взяла с собой взамен той, с которой приехала, имела крупный выразительный вензель «Д» на ручке. Она была вся, как из дорогого глянцевого журнала, то ли модель, то ли слепок с модели, — вот в этом было ее отличие от Нелли: кого-кого, а модель из глянцевого журнала Нелли не напоминала. Кем же, интересно, был отец Жени-Джени? Тоже каким-нибудь тейкуном вроде отца Дрона?
— Что не поднимаетесь? — вопросил Дрон.
— Мы, пожалуй, подождем вас здесь. — Нелли посмотрела на Дрона, посмотрела на Рада — показывая, что говорит и от себя, и от Жени-Джени. — Обойдусь сегодня без почты.
— Да, я позвонила в Москву, что долетела, — сказала Женя-Джени, глядя на Рада, — зачем мне подтверждать почтой?
— Смотри, — сказал Рад. — Как хочешь.
— А ты-то идешь? — спросил его Дрон, поднимаясь по ступеням. — Ты, я гляжу, что-то вообще манкируешь этим делом. По-моему, ни разу почты не брал.
Это было так, ни разу. Что ему было получать. Только рассылки, которые, наверно, забили его ящик до отказа, и его остается только очистить.
Однако Рад отозвался на вопрос Дрона согласием.
— Пожалуй, да. Посмотрю.
Он боялся остаться с Нелли и Женей-Джени один. Он не знал, как ему вести себя с ними вместе.
— Мы постоим здесь покурим, — бросила Раду вслед Женя-Джени. В интонации ее было желание, чтобы он видел: она считает необходимым поставить его в известность, чем она будет тут заниматься без него.
— Покурите, конечно, — бросил с крыльца Рад. Свободных компьютеров в кафе было в достатке.
Они все трое сели перед мониторами — и, отключившись друг от друга, каждый отправился в свое плавание.
Ящик на Yandex действительно был забит под завязку, как Рад и предполагал. Поразмыслив, очистить ящик, ничего не открывая, или все же кое-что пооткрывать, Рад решил открывать. Если не смотреть почту, тогда бы ему просто нечего было здесь делать.
Он просидел за компьютером минут десять, когда неожиданно услышал свое имя — его позвали. Так, если б просили о помощи.
Рад глянул на Дрона, сидевшего ближе их всех троих к распахнутой на улицу двери. Дрон, как сидел, пялясь в экран и поигрывая пальцами по столешнице рядом с клавиатурой, так и сидел, — он явно не звал его. Рад глянул на Тони — Тони со страшной скоростью лупил по клавиатуре, сочиняя собственное послание, весь вид его свидетельствовал: нет, не звал и он.
Получалось, Раду послышалось. Рад воткнулся обратно в монитор, открыл очередное письмо, собрался пробежаться по заголовку — и откинулся на спинку кресла. Ему вдруг показалось, что голос, позвавший его, был голосом Жени-Джени. Только почему, кроме него, никто больше не слышал крика — ни Дрон, ни Тони?
Рад стремительно поднялся, прошел к двери и вышагнул на крыльцо. Глаза после света ничего не видели, за последней ступенью крыльца зиял провал тьмы.
— Рад! — тотчас позвала его тьма голосом Нелли. Словно его появление на крыльце ожидалось. Или, скорее, требовалось.
Ступени прогремели под ногами Рада стиральной доской.
— Нелли?! — воззвал он, вглядываясь в силуэты перед собой. Их было три. — Женя?
Третий силуэт был мужской, и принадлежал он — погружение во тьму сразу сделало ее проницаемой для взгляда, — не кому другому, как одному из рокеров — тому, второму, что поджидал своего приятеля на площади у пристани с подружкой-итальянкой. Рокер держал Женю-Джени за руку, взяв ее у запястья; увидев Рада, он сделал к нему шаг навстречу, но руки Жени-Джени не выпустил.
— О, Грегори Пек! — воскликнул рокер.
— Ра-ад! — Женя-Джени вкладывала в звучание его имени мольбу о помощи, и в нем эхом отозвался голос, поднявший его от компьютера: это точно был ее голос.
— Hands off! — Убери руки! — рявкнул Рад. — Let her go! — Освободи девушку!
Он не надеялся, но рокер, чуть помедлив, отпустил Женю-Джени.
— Извини, дружище, — изрек он, качнувшись на Рада, и Рада обдало волной пивного воздуха, выдохнутого рокером. Похоже, тот выдул целую бочку. Бочонок, по крайней мере. — Нам с тобой нужно потолковать.
— Ну? — спросил Рад, показывая Нелли с Женей-Джени рукой, чтобы они поднялись в Интернет-кафе. — О чем разговор? Давай.
— Давай, — согласился рокер. — Девочку мою видел? Сладкая девочка, да?
— Не знаю, — сказал Рад. — Дальше.
— Сладкая, сладкая, — уверил его рокер. — Предлагаю убедиться в том лично. Она говорит, ты похож на молодого Грегори Пека. А ей всегда хотелось Грегори Пека. Идет, да? Взаимный обмен. Я тебе — свою девочку, ты мне — свою.
Следовало бы хорошенько выругаться. Завернуть английским трехэтажным на сленге. Но у него был язык, выученный в аудитории, он не знал никаких толковых ругательств. «Fuck», да и все.
Факаться рокера, за неимением другой лексики, он и послал.
Рокеру, однако, хватило оскорбиться и этой заурядщины.
— Fuck you! — проблажил он, и Рад не успел ничего ни сообразить, ни уклониться, как получил удар в лицо.
Удар пришелся в губы и, судя по всему, оказался удачным: у Рада во рту вмиг стало солоно. Давая сдачу, Рад одновременно получил еще один удар — в скулу под глаз, обещавший там назавтра хороший фонарь.
Но Рад вмазал хуком в челюсть, и он был трезв, а рокер хорошо подшофе, и хук Рада снес рокера с ног. Голова его глухо стукнулась о дорогу, упав, он остался лежать. Рад наклонился над ним — рокер был в сознании, но его оглушило болью.
— Ра-ад! — услышал Рад голос Жени-Джени, поднял глаза — она стояла на верхней площадке крыльца одна, Нелли рядом не было. Но он не успел ей ответить — в следующее мгновение рядом с Женей-Джени были уже все: и Нелли, и Дрон, и Тони.
Дрон с Тони, не задерживаясь, скатились вниз и оказались около Рада. Рокер лежал на спине у их ног и, кривясь от боли, молча переводил взгляд с одного на другого.
— Даешь! — сказал Дрон Раду по-русски. — Без этого нельзя было? Полиции нам здесь только не хватало!
— Надо уходить, — словно понял Дрона, произнес по-английски Тони. — Хозяйка кафе вызовет полицейского не раздумывая.
— Я сейчас расплачусь — и сматываемся, — бросил Дрон, кидаясь обратно к крыльцу.
Рад снова посмотрел наверх — в освещенном дверном проеме стояла целая толпа. Человека четыре, во всяком случае, точно.
Рокер заворочался и стал подниматься. Поднявшись, он все так же молча двинулся от сарайчика Интернет-кафе вниз, к проезжей дороге, но, сделав несколько шагов, обернулся.
— Жди! — ткнул он в Рада пальцем. — Я вас отвозил, я знаю, где вы.
Спустя полминуты в темноте внизу взревел двигатель «хонды», засветилась фара, красными точками зажглись габаритные огни. Рокер, разворачиваясь, выстрелил на миг лучом фары в сторону сарайчика кафе и укатил.
Путь от Интернет-кафе до курорта, давшего им приют, занял минут двадцать. Шли быстро, не разговаривая, прислушиваясь, не звучит ли на дороге клекот мотоциклетного мотора. Рот у Рада был полон крови, натекавшей из раны на нижней губе. Видимо, губу рассекло об угол зуба. Слюна в фонарном электрическом свете, когда сплевывал ее, казалась совершенно черной.
Не расходясь по бунгало, все впятером поднялись на террасу бунгало, где жили Дрон с Нелли. Нелли было щелкнула выключателем, зажгла на террасе свет, Дрон, вставляя ключ в замок, приказал ей погасить лампу.
— Светомаскировка, — сказал он серьезно.
— Ну уж! — фыркнула Нелли. Дрон прикрикнул на нее:
— Что «ну уж»?! Нелли умолкла.
Тони с Женей-Джени остались на террасе следить за дорогой, а Рад вслед за Дроном и Нелли, сняв обувь, зашел внутрь.
— Давайте в душевой, чтобы здесь тоже света не зажигать, — распорядился Дрон.
У Нелли в аптечке была перекись водорода, она продезинфицировала Раду рану и, осмотрев ее, вынесла вердикт, что ближайшая угроза его здоровью — старческий маразм.
— Главное, к хирургу нужно? — спросил из комнаты Дрон.
— Мне кажется, не обязательно, — отозвалась Нелли — теперь без иронии.
Она наложила на рану крест-накрест бактерицидный пластырь, выпустив конец одного из них наружу, и в таком виде Рад отправился из душевой представать перед взорами всех остальных. Первым из остальных естественным образом был Дрон в комнате. Ожидая их из душевой, он отдернул занавески на окнах, уличное электричество наполняло комнату светом, и, вглядевшись в Рада, Дрон всхохотнул:
— Достойное завершение островного релакса.
— Завершение? — переспросил Рад. — Из-за этого происшествия?
— Гонец из Москвы, — сказал Дрон. — Завтра днем следует быть в Бангкоке.
— Успел получить сообщение? — ненужно поинтересовалась Нелли.
— Успел, — подтвердил Дрон.
— А что же молчал?
— До того было, — указал Дрон на Рада.
Он как бы обвинил его в происшествии, хотя по дороге из Интернет-кафе обо всем ему было рассказано, но Рад счел ненужным оправдываться.
— Вот и отлично, что уезжаем, — сказал он.
— Ты имеешь в виду — от твоих друзей-рокеров? — спросил Дрон.
— Естественно.
— Надо еще дожить до утра.
— Придется применить приемчики, которым ты обучен, — вызывающе произнесла Нелли.
— Придется, — согласился Дрон.
Рад вспомнил, как на причале в Паттайе, когда шли на катер, чтобы отправиться на яхту, Нелли определила по выговору австралийца.
— Интересно, как ты полагаешь, кто этот мой друг, судя по произношению? — спросил он Нелли.
— Чистый англичанин, — не задумываясь, сказала она.
— Да перестань. — Ему почему-то не хотелось, чтоб это был англичанин. Он всегда был внутренне расположен к англичанам, и то, что рокер оказался их представителем, было обидно.
— Что «перестань», — вмешался Дрон. — Англичане — морская нация. И владели половиной мира. Не забывай!
Не расходясь и все так же не включая света, они просидели на террасе у Дрона и Нелли часа три. Вглядывались в дорогу внизу, вслушивались в звуки вокруг. Время от времени кому-нибудь что-нибудь казалось, и Нелли с Женей-Джени залетали в комнату, закрывались там на ключ, а Рад, Дрон и Тони занимали на террасе круговую оборону. Но всякий раз тревога оказывалась ложной. Раза три-четыре приносило звук мотоциклетного мотора, он становился отчетливей, нарастал, приближаясь, но так же всякий раз мотоцикл проезжал мимо. Донимали комары, и Тони сбегал к себе, принес баллончик с аэрозолем.
К полночи все сварились, уже не вскакивали на каждый шорох, не следили за дорогой, и стало ясно, что следует расходиться. Вероятней всего, рокеры были здесь только вдвоем, и позвать на подмогу было им больше некого. А может быть, рокер, что подвозил Рада до пристани, и вообще отказал приятелю в своей поддержке.
Когда Рад с Женей-Джени поднялись на террасу его бунгало, она, не давая ему достать из кармана ключа, повисла у него на шее и горячо зашептала:
— Рад, прости меня, прости меня, прости! Тебе больно, да? Прости!
— Да за что, — проговорил он. Его сносило с ног от усталости. Такой громадный был день.
— Что так получилось! Мы стояли, я его просто окликнула — поблагодарить, что подвез от пристани. А он… разве можно было ожидать?
— Да конечно, ну что ты, — отозвался Рад. — Идем спать.
Однако она не поспешила освободить его от себя.
— У меня к тебе разговор, — произнесла она чуть погодя. — Очень серьезный. Но это мы, наверно, уже завтра поговорим, да?
— Да, завтра, — механически сказал он. Она расцепила руки у него на шее.
— Открывай. — А когда он достал ключ из кармана и вставлял в прорезь замка, рука ее ловко проникла к нему в брюки и стремительно пробралась до самого порохового погреба. — Но вниманием меня ты сегодня, надеюсь, не оставишь?
Минуту назад Рад был уверен, что оставит. Однако, поворачивая ключ и открывая дверь, он уже не был так уверен в этом. А закрывая дверь изнутри, твердо знал, что позволить себе оставить ее вниманием — это, безусловно, будет неверно.
