ПРИ СВЕЧАХ
Первым о том, что я планирую уезжать, догадался Валентин Витальевич Лебедев, летчик-космонавт СССР.
– В Америку собрался? – спросил он насмешливо.
– С чего вы взяли? – запальчиво отреагировал я.
– Ты все время ходишь с таблицей неправильных глаголов английского языка, – сказал он. – Зачем нормальному советскому человеку неправильные глаголы? Нормальному советскому человеку неправильные глаголы не нужны! А поскольку ты еще и еврей, то я делаю вывод, что ты собрался уезжать.
– Валентин Витальевич, наливайте, – сказал я.
Мы сидели в предбаннике финской бани высокогорного катка «Медео». Летчик-космонавт проходил там курс реабилитации после очередного полета, а я приехал в отпуск с женой и маленьким сыном. В баню мы пришли погреться после забегов на «кузнице рекордов», как называли стадион «Медео» в советской прессе. Космонавт налил и спросил:
– Так что же?
– Вот вы, Валентин Витальевич, носите с собой книгу Бориса Чертока «Ракеты и люди». Я же не утверждаю на этом основании, что вы собираетесь улететь в космос! – ответил я.
– Собираюсь, – радостно ответил летчик-космонавт.
– А я собираюсь навестить герцога Бэкингемского, – сказал я. – И он очень трепетно относится к употреблению неправильных глаголов...
– Понятно, – сказал космонавт. – И правильно делаешь! Америка – отличная страна...
* * *
«Учи язык, – писали мне друзья. – Не думай о деньгах, будет язык – быстро заработаешь». Я записался на курсы, но на занятия не ходил. Потом к нам приходила симпатичная девулька-студентка. От нее сильно пахло духами «Красная Москва».
– Вы какой-то не талантливый, – кокетничая, говорила она. – Вот ваша жена сразу же схватила Present Indefinite Tense, а вы не можете.
– Могу, – говорил я. – Хотите, схвачу?
– Я серьезно, – говорила она, отодвигаясь. – Вы совершенно не воспринимаете английский язык.
– Воспринимаю, – говорил я. – Хотите, докажу?
В итоге жена выдала мне таблицу неправильных глаголов и обязала выучить их до отъезда. Но в день отъезда я по-прежнему знал три языка: русский, латышский и старославянский. На Аппенинах я довольно быстро научился сносно тараторить по-итальянски. Это прибавило мне уверенности. «Приеду в Америку – там английский и выучу», – думал я.
Но в Америке без английского делать было нечего. На второй же день после приезда на это обстоятельство мне указала чья-то бабушка. Я пытался перейти улицу Диван, не обращая внимания на светофор.
– Ты шо? – сказала мне чья-то бабушка. – По-английски читать не умеешь? Шо, не видишь: красный волк горит!
– Какой красный волк? – спросил я, удивившись, что первая же встреченная мною в Америке бабушка свободно говорит по-русски, путь даже слегка «шокая».
– Вон, – бабушка махнула палочкой, – красный волк.
– Красный волк, – тупо повторил я.
– Красный.
Я стоял на тротуаре и думал: «Надо будет узнать, к чему это – встретить в новой стране сумасшедшую русскоязычную старушку? Может, к деньгам? Или – к легкой жизни?» Потому что я знаю: если с тобой происходит что-то странное, то это не всегда – к плохому...
– Шо стоишь? – прервала мои размышления бабушка. – Иди. Не видишь, зеленый волк горит.
– Зеленый волк, – изумился я. – А где красный?
– Ты, хлопчик, откуда приехал? – искренне удивилась бабушка. – У вас там, шо, светофоров не было? Видишь, вот сейчас – красный волк.
На прикрепленном к светофору табло зажглось: «Don’t walk».
– А?! – в восторге закричал я. – Понял!
– А сейчас загорится зеленый волк, – примирительно сказала бабушка.
...Короче, выяснилось, что мы с английским языком мало знакомы. Он обо мне вообще ничего не знает, а я – так, малозначительные детали. Например, что английский входит в группу германских языков, а те, в свою очередь, в группу индоевропейских. И древние германы, переселившись почему-то на острова, говорили на родственных наречиях: юты – на своем, саксы – на своем, да и англы имели свое наречие. Понимали они друг друга так, как, скажем, понимают друг друга норвежцы и шведы. То есть с трудом. И с годами, точнее, с веками разработали, значит, общий язык, который впоследствии стал называться английским.
Беженцы из СССР отчетливо осознавали, что в отличие от тех же древних германов, в их распоряжении веков нет. Попытки продолжать общение на русском языке предпринимались, но не вызывали у окружающих никакого отклика. Америка категорически не понимала языка Достоевского и Чехова. Оставалось одно – учить язык Шекспира и Бернса, к чему нас, собственно, заранее и призывали умные люди.
И мы учили. И кое-как выучили. Во всяком случае, греки нас понимают. Бывают, конечно, и внезапные языковые отказы. Например, я путаюсь, когда нервничаю. Могу такого наговорить... Но греки понимают... Поляки понимают... Мексиканцы... А больше тут никого и нет, собственно.
Не скажу, что теперь мы с английским близкие родственники, но не чужие друг другу, это точно. И я даже могу кому-нибудь помочь объясниться. Меня как-то в суд просили прийти переводить. Я перевел так, как считал нужным, и человека оправдали. Этот эпизод, кстати, у меня каким-то удивительным образом увел Стивен Спилберг и использовал его в фильме «Терминал».
Ну ладно... Не о том речь... Гуляю я давеча по магазину «Wallgreen». Жду, пока фотографии напечатаются. И тут слышу нашего человека. Хотя речь английская, но в том, что человек – наш, нет никаких сомнений! Ну, вы знаете – «Сэр, мэй ай аск ю э квэшн?» и все такое...
Смотрю – а это дедушка, одетый, несмотря на жару, в такие характерные для бывших высокопоставленных инженеров шерстяные брюки югославского производства, хватает за фартук служащего и о чем-то спрашивает. Причем по глазам служащего видно, что он сильно напуган. Потому что дедушка говорит громко и наседает на служащего достаточно агрессивно, словно хочет втиснуться в переполненный автобус.
Я подхожу и говорю по-русски:
– Извините, если нужно помочь перевести – я помогу и переведу.
Дедушка окидывает меня презрительным взглядом и величественным мановением руки показывает, что в моих переводческих услугах не нуждается. И говорит:
– Соу, вер из кэндл?
Сотрудник магазина, пятясь, спрашивает:
– What kind of candle do you need?
Дедушка опять же очень громко повторяет слово «кэндл» и, улыбаясь, подмигивает сотруднику. Я вам скажу, это действительно довольно страшно, когда чей-то дедушка хочет «кэндл», прижимает тебя к полкам и при этом улыбается и подмигивает. Во всяком случае, сотрудник совершенно теряется и зовет на помощь. Тут дедушка уже менее величественным жестом просит меня все же подойти. Я подхожу, но одновременно со мной приходит какая-то тетка, рангом, очевидно, повыше.
– Ну что, – говорит, – Игнасио, тут у вас происходит?
Игнасио говорит:
– Вот этот джентльмен, кажется, хочет кэндл. Но он очень странно себя ведет...
Тетка говорит:
– Что значит странно? Чего вы хотите? Кэндл?
Дедушка радуется и говорит:
– Ага! Кэндл!
– Что за проблемы? – говорит тетка и ведет нас к полке в другой магазинной аллейке, буквально заставленной разными свечами. – Вот, – говорит, – тут у нас кэндлз.
Дедушка обижается и снова начинает кричать:
– Ноу, – кричит. – Дис из нот май кэндл!
– О’кей, – терпеливо говорит тетка. – Уот кайнд оф кэндл до ю нид?
И хватает с полки свечу зеленого цвета.
– Ноу, – упрямится дедушка.
Тетка говорит:
– Ага! Кажется, я знаю, чего он хочет.
И достает свечу багрового цвета диаметром в дюйма четыре и говорит:
– Крэнберри кэндл.
Дедушка говорит:
– Ноу... Лет ми эксплейн то ю, мэм! Май вайф хэз геморрой!
– Уот? – спрашивает тетка.
– Геморрой, – говорит. – Энд бекоз я хаве ту хэв кэндлз.
Тетка говорит:
– Я ничего не понимаю. Игнасио, ты понимаешь?
Игнасио отрицательно мотает головой.
Тогда она обращается ко мне:
– А вы понимаете?
И я понимаю, что отлично понимаю, что имеет в виду грубый дедушка, но при этом понимаю также, что из моего великого и могучего запаса английского языка подлейшим образом – вот буквально только что – исчезло туземное название геморроидальных свечей.
Я говорю:
– Дедушка, я забыл это слово. Вы знаете, вы им попу покажите, они догадаются.
Он говорит:
– Да я уже показывал вот этому придурку. Он вызвал вот эту дуру... Ну, ладно, – говорит, – попробую...
– Мэм, – говорит, – ай нид кэндлс фор эсс.
И показывает, значит. Причем для пущей, видно, убедительности указывает не только на свою попу, но и на теткину.
Ну конечно, тетка в крик, и все такое.
Только до полиции дело не дошло. Я слово вспомнил. Посмеялись да и разошлись...
