14 апреля, 01 час 35 мин
Большая Надежда
Надежда Федоровна Лиммер не находила себе места. Она шагала по кафе из угла в угол, нетерпеливо ожидая возвращения мужской компании, а главное — Мишеньки, бедного ее Мишеньки. Как он похудел, осунулся, обносился… Но этот блеск в глазах, это не присущая ему раньше решительность, это стремление поспеть за лидером! Он становится настоящим мужчиной, ее мальчик!
Она вспоминала, как в детстве Миша часто падал, зацепившись ногой за ногу. Как испугался козу на бабушкином огороде и после этого напрочь отказался пить такое полезное козье молоко. Этот испуг долго преследовал его, мальчик рос очень робким. Но мозг его был развит не по годам. Все учителя восхищались ее ребенком, его математическими и лингвистическими способностями. Ах, если бы не эта робость! Но нет же, нет, ради нее он отбросил все свои страхи и пошел на преступление! Ах, какая же она дура, зачем же надо было лезть в этот гадюшник, в это, с позволения сказать, товарищество! А что было делать, если даже в МГУ стали принимать по результатам ЕГЭ! А какие доходы у завкафедрой? Ни-ка-ки-е! Теперь все поставлено на кон у Аполлонского! Или ее мальчик — пан, или совсем пропал. И она вместе с ним! Ну что же, что же они не возвращаются!
У мамы Лиммер пересохло в горле. Она подошла к барной стойке в надежде обнаружить если не бутилированную воду, то хотя бы водопроводный кран. Надежда встала на цыпочки, перегнулась через стойку и стала шарить вслепую по внутренней полке. Ее рука наткнулась на что-то теплое, живое и колючее, подозрительно похожее на ощупь на мужское лицо. Надежда непроизвольно завопила. Но то, что было внутри, испугалось, похоже, не меньше. Послышался стук, и с полки на пол выпал лысый мужчина в семейных трусах. К груди он прижимал одеяло в темном цветастом пододеяльнике, пытаясь одновременно прикрыть обнаженные волосатые ноги в серых носках. Мама Лиммер опознала в нем бессменного уборщика паркинга — по совершенно лысой голове.
— Что, что вы здесь делаете? — грозно спросила Надежда.
— Не губите, дамочка, не губите. Спал я тут. Мне ведьма сказала, чтобы не ночевал я сегодня ночью в паркинге, что туда вся нечисть нагрянет. А куда мне идти? Идти мне некуда. Было бы лето, вон на лужке под деревом переночевал бы. А с нынешней погодой того и гляди в речку смоет. Вот я и вспомнил, что в кафе за баром полки широкие, думаю, ночку переночую, а там посмотрим…
— Какая ведьма? Вы что — напились?
— Что вы, дамочка! Трезвый я, трезвый как стеклышко. Хотите дыхну?
— Нет уж, увольте.
— Ну тогда давайте я по барной стойке пройду, прямо по краешку, чтобы вы убедились, что я не пил.
Путяну резво вскочил на стойку и пошел по краю, балансируя как канатоходец. Надежда попыталась остановить его, схватила за ногу и стала стаскивать со стойки. Путяну сопротивлялся. Он желал доказать свою совершенную трезвость. Вдруг он замер, глядя за спину Надежды. Она оглянулась. Через распахнутую дверь на весь этот кошмар смотрел ее муж Григорий. Глаза его за сильно увеличивающими очками выглядели настоящими блюдцами. Правой рукой он схватился за сердце и ловил ртом воздух.
— Гриша, Гриша! Это не то, что ты думаешь! Это уборщик, он пьян и вообразил, что может летать.
— Где наш сын?!
— Миша? Он побежал с Аполлонским козлов спасать, должны вернуться с минуты на минуту.
— А ты знаешь, что там творится?!
— А что там творится, Гриша?
— Там, Надя, конец света, вот что там творится! С неба сыплются люди, по воде плывут звери, и там наш сын, Надя, там наш Миша!
— Спокойно, Гриша! Сядь, тебе нельзя волноваться, тебе доктор запретил. Мужчина, — обратилась она к Путяну, — поищите там воду. Гриша, где твой валокордин? Рот открой, будем прямо в рот капать. Раз, два, три… Гриша, скажи, только честно, ты сегодня пил что-нибудь?
— Чай я пил с мятой на ночь.
— Восемь, девять, десять. Я про спиртное. Ты ничего не пил?
— Надя, ты что, думаешь, у меня горячка?! Думаешь, у меня воображение воспалилось? Ты ошибаешься, Надя! Нам надо бежать спасать сына!
— Пятнадцать, шестнадцать, семнадцать… Не надо так нервничать, Гриша. Он там не один, он — член Аполлонской команды. Он — настоящий герой, наш мальчик. Дай я посчитаю твой пульс. Бегать тебе доктор не рекомендует. Сиди смирно!
Путяну принес воду в пластиковом стаканчике. Надежда понюхала воду, отпила пару глотков, поморщилась и протянула стакан мужу.
— Спасибо, как вас? Володя. Спасибо, Володя. На, — обратилась она к мужу, — выпей и успокойся. А вы, Володя, наденьте на себя что-нибудь, неприлично в одних трусах перед дамой расхаживать. Вы меня оба пугаете: один про ведьму что-то несет, другой — про конец света.
— Надя, ладно, я сижу смирно, как доктор прописал. Ты сама поднимись во двор, посмотри!
— Но у меня даже зонтика нет. Я в кафе через паркинг прошла. Подожди-ка, — у Надежды вновь возникли сомнения в трезвости мужа. — Но ты ведь тоже сухой и без зонта. Ты же на улице не был!
— Зато я был на собственном балконе! Проснулся от криков, слышу шум, вышел на балкон, а тут все небо осветилось и такая ужасная картина, такая ужасная! Там фура поперек проезда, откуда не знаю, вода льется с горки, из заповедника, водопадом, а фура, как плотина, воду запрудила, из фуры козлы лезут, взглянул на небо — а там люди летят.
Так, подумала Надежда, надо поговорить с лечащим врачом. Наверное, какой-то из препаратов содержит наркотик. Не хватало в довершении всех бед, чтобы муж в Кащенко отъехал.
— Гриша, я верю, верю! Только объясни мне, ради бога, а почему я здесь ничего не слышала?
— Надя, это же подвал. Здесь вокруг такой бетонный саркофаг, Чернобыль позавидует. Я даже не мог тебе сюда прозвониться!
— Странно, странно. А я отсюда прозванивалась, и Аполлонский прозванивался…
Григорий засучил ногами.
— Надя, я не специалист по физике радиоволн, я не могу объяснить тебе, почему ты отсюда туда прозванивалась, а я оттуда сюда не прозванивался!
— Все, Гриша, все, я верю, я тебе верю. Успокойся. Я уже иду сама посмотреть, уже иду. Володя, — обратилась она к Путяну уже от двери, — можно вас на минуту?
Она сунула в карман Владимира Владимировича пятьсот рублей и зашептала:
— Володечка, умоляю вас, никуда его не пускайте. Если понадобится применить силу — примените. Свяжите его чем-нибудь. Я за лекарствами. Скоро буду.
Путяну оторопело кивнул и двинулся к дивану, на котором сидел папа Лиммер. Мама Лиммер вышла за дверь и плотно ее прикрыла. Она никак не могла решить: сразу бежать домой за лекарствами или все-таки подняться выглянуть во двор; ее все же беспокоило долгое отсутствие Аполлонской команды, хотя она и не подавала виду перед мужем. Нужно все-таки взглянуть. И она стала подниматься вверх по ступенькам лестницы.
…Наружную дверь она открыть не успела. Дверь распахнулась сама и на нее хлынул поток холодной воды, сбивший с ног и заставивший пересчитать все ступеньки. Снизу она увидела, как в дверь внесло грязного как черт Аполлонского, потом охранника, державшего над Аполлонским зонт, а затем и всю его команду. Мишу внесло последним. Не было только Сачкова. Они сгруппировались, противостоя потоку, пытаясь закрыть за собой дверь изнутри. «Навались!» — рычал Аполлонский, и все навалились. Дверь закрылась, и лишь тоненький ручеек продолжал струиться из-под нее.
Надежда поднялась на ноги, с нее текло. Одежда плотно облепила тело, обозначив все предательские складки на животе и спине. Это ее смущало, но она тщетно пыталась отлепить от себя свой шерстяной свитерок.
— Семен Аркадьич, что там такое творится?
— Потоп, мама Лиммер, о…тельный потоп.
Надежда с облегчением вздохнула. Значит, мужу не померещилось, ну по крайней мере не все померещилось. Ну и сын жив и почти цел, не считая разорванных брюк.
Аполлонский встряхнулся как пес, разбрызгивая по стенам грязь и воду.
— А что, мама Лиммер, — полюбопытствовал Сеня, — не найдется ли у вас сухой мобилы?
Мама Лиммер полезла в карман. В кармане была вода, в воде — мобильник. Она вынула его и попробовала понажимать на кнопки. Экран горел неровным серым цветом и на позывы не реагировал.
— Вы знаете, Семен Аркадьич, у мужа, наверное, есть. Он там, в кафе, пойдемте.
— А Сачков где?
— А разве он не с вами?
— Вот п…ла, так и норовит отколоться.
Когда они открыли дверь, перед ними предстала картина, достойная кисти живописца Ильи Репина: «Вован Грозный пеленает своего сына». На диване, завернутый в цветастое одеяло на манер младенца, стянутый ремнем в области рук, лежал Григорий Маркович Лиммер, а полотер Владимир Владимирович Путяну пытался удержать его плечи и голову на своих коленях. Из-под уголка одеяла было видно лишь красное от злости лицо папы Лиммера, его очки накалились от гнева, своей вставной челюстью он пытался достать и тяпнуть руку Путяну. Увидев всю мокрую компанию, Путяну смутился, смешался, выпустил голову пленника и Лиммер таки впился в него зубами.
— А-а-а! — заблажил Путяну.
— Что это? — не понял Аполлонский.
— Это превентивные меры, — не стала вдаваться в объяснения Надежда. — Сохраняем мобильник Григория Марковича в сухом состоянии. Развяжите его, Володечка. Там действительно потоп. Гриша, дай свой телефон Семену Аркадьичу. Мы опробуем его на исходящие звонки.
Путяну, тряся одной рукой от боли, стал пытаться развязать ремень другой.
— Да не брыкайтесь вы, что вы брыкаетесь. Имейте терпение. Сейчас развяжу. Я же просьбу вашей супруги исполнял, можете вы это понять, дедушка.
— Я вам не дедушка!
— Да? Странно, по виду старше меня, а еще не дедушка. А я вот уже дважды дедушка.
— Миша, дорогой, убери от меня этого придурка, — взмолился папа Лиммер, обращаясь к сыну.
Миша бросился на помощь. Путяну с удовольствием уступил ему место действия и стал пятиться к двери.
— Стой! — скомандовал Аполлонский. — Ты кто?
— Я уборщик в паркинге. Между прочим, почетный гражданин города Уренгоя.
— Давно здесь х…чишь?
— С самого начала, — не без гордости произнес Путяну.
— «Купол’ок» хорошо знаешь?
— Как свои пять пальцев.
— Ты мне нужен, сядь сюда.
— А меня этот дедушка не побьет?
— Я не дедушка! — запротестовал опять папа Лиммер.
— Миша, как можно скорее исправьте это недоразумение, сделайте папу дедушкой. А пока, папа Лиммер, дайте мне свой телефон.
Григорий безропотно подчинился. Аполлонский набрал номер и стал командовать в трубку:
— Ира, командира группы быстрого реагирования. Бармаглот, бойцы все десантировались? Куда? На крышу «Куполка»? За…ись! Воды до х…ра? Давайте внутрь через купол, е…ните одно стекло. Найдите кафе, оно в центре, там есть указатели. Я здесь жду.
— Ира, Васькина! Васькин? Спишь? В клубе тусишь? У меня есть лучше идея. Быстро снимай сто китайцев со стройки «Века» и грузовиками в «Золотые купола». Тут потоп. Надо фуру сдвинуть к едрене фене, запрудила путь воде, у меня тут «Купол’ок» может е…нуться. Давай, быстро шевели плавниками, одна ласта там, сто китайцев здесь. Бульдозер не надо, пока он сюда догребет, «Купол’ок» можно будет в «Аквариум» переименовать. Я пока на этой трубе буду, моя потонула.
— Ира, начальника безопасности мне. Мироныч? Спишь? Не спишь? Бдишь? Бди в оба! Быстро прокинь, кто такой Козюлькулиев, как его там? Во, Геймураз Ненашевич, мне подсказывают. На этот номер отзвони.
— Ира, Сачкова мне! Не отвечает? Найди его, звони домой, звони жене. Передай, что если через десять минут не появится, почетный караул ему отменю. Да, так и передай, отменю!
— Ира, с водителем соедини, если его не смыло. Петюн? Ты где? На горку эвакуировался? Молоток! Что видишь? Ни хрена не видишь? Все фонари потухли? А охрана где? Нет, местная охрана. Смылась? В речку смылась? А, вообще смылась? Выйти из машины, посмотри, въезд в паркинг заливает? Еще не заливает? Много осталось? Метра полтора? Держи меня в курсе! Я на этой трубе, моя смылась.
— Что-то, блин, холодно, — осознал вдруг Аполлонский, глядя, как все окружающие разоблачаются, как перед походом в баню. — Может, тут скатерти от кафе остались? За стойкой посмотрите.
— А можно нам домой сбегать, переодеться? — вкрадчиво спросил Иванько.
— Всем стоять! Крысы не разбегаются! Корабль еще не тонет! Уренгойский, как тебя? Володя? Пошарь там за стойкой. Есть, говоришь? Раздавай по одной на нос, женщине дай две.
Когда в кафе ворвалась группа реагирования, сцена в кафе напоминала сбор римских сенаторов из «Цезаря и Клеопатры». В белых скатертях, узлом завязанных на плече, сидя на синих диванах с позолоченными спинками, собравшиеся энергично трясли конечностями, пытаясь согреться. Аполлонский вполне тянул на Цезаря, но мама Лиммер, замотанная с головы до ног, на Клеопатру не походила, а походила скорее на раздувшуюся мумию египетского фараона.
— Бармаглот, коньяк есть? — поинтересовался Аполлонский у командира. — Передай фляжку по кругу.
— Гриша, а ты куда тянешься? — возмутилась мама Лиммер. — Ты же сухой!
— А стресс, Наденька, стресс! Если бы ты увидела эту ужасную картину во всей ее живописной панораме! И потом, если бы тебя ни за что ни про что связали ремнем…
— Пейте уже, папа Лиммер, и передавайте дальше, — нетерпеливо сказал Сеня. — Недосуг нам тут сказки слушать. Володя, — обратился он к Путяну, — мешки с цементом, строительным мусором, блоки какие-нибудь в паркинге есть?
— Есть, как не быть. У каждого неплательщика по коммунальным платежам на парковочном месте по блоку стоит.
— Много таких блоков? Нам нужно все двери в «Купол’ок» забаррикадировать, чтобы водой не выдавило.
— Хватит, на все хватит.
— Покажи ребятам, где стоят погрузчики, блоки собирайте, двери замуровывайте. Назначаю тебя главным.
Путяну кивнул лысой головой в знак согласия. Отказаться он все равно не мог.
— Сева, — обратился Аполлонский к охраннику, — ты тоже с ними давай, от воды меня охраняй.
Плебеи отправились выполнять задание, в кафе остались одни патриции.
— А как же мы отсюда выйдем? — опасливо спросил Подлипецкий.
— Через паркинг, ясен пень, — ответил Аполлонский.
— А если паркинг зальет? Ваш же Петюн сказал, что всего метр остался. Может позволите, Семен Аркадьич, машины из паркинга вывести? Жалко же, столько лет непосильного труда могут потонуть в одночасье.
— Сидеть, я сказал. Ждем Сачкова.
— И сколько мы будем его ждать? — осмелел Загребчук. — А может, он утонул? И машины наши утонут… Кто нам ущерб возместит?
— Страховая компания тебе возместит… — Аполлонский набрал номер. — Ира, ну что там с Сачковым? Десять минут прошло. Дома нет? Жена не в курсе? — Аполлонский отключился. — Партизанит, …ля! Прячется где-то! Я ему спрячусь! От почетного караула не спрячешься…
Тираду Аполлонского прервал входящий звонок.
— Вот видишь, Гриша! — прошептала мама Лиммер. — Дозваниваются! Как же ты не смог сюда дозвониться? Физика радиоволн, физика радиоволн!
— Мироныч? Слушаю. Да, про Козюлькулиева. Что? Чей резидент? Туркменский резидент?! А какой интерес у туркменского резидента может быть к нашему «Куполку?» Представить не можешь? И я не могу. А ведь прослушивал, е…натик! Через Сачкова. Да, за «Сюртель» тебе спасибо! Всех об…ал! Ну на связи, бди пока. Кто-то еще ко мне прорывается.
— Да, слушаю. Васькин! Отправил китайцев? Через двадцать минут будут? Давай, двадцать минут продержимся. В МЧС? В МЧС не звонил. У них же нет китайцев. Они с утра спасательные операции начнут по сбору жмуриков. «Тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца…» Откуда фура? Да какой-то козел весь мой заповедник решил похерить. Всех козлов хотел умыкнуть одним рейсом. Догадываешься, кто? Я тоже догадываюсь. Только большая незадача у дамочки случилась. Вонючка решила выйти из берегов, а выходить-то некуда, она трубы и порвала, как Тузик грелку. И фуру подмыла! Она и сползла, нет, не дама, фура сползла, прямо к «Куполку». Завтра номер на фуре посмотрим и всю цепочку раскрутим. А сам подгребай китайцами командовать. Я тут замурован. Ну, на связи!
— Петюн? Что, подступает? Сколько еще? Того и гляди в паркинг польется?
Глаза присутствующих умоляюще сфокусировались на Аполлонском.
— Ладно, — смиловался Сеня, — сейчас два сорок, пятнадцать минут на эвакуацию, кого здесь в два пятьдесят пять не будет, вычеркну из списков! Навсегда! Как Сачкова!
— Дайте хоть двадцать! — заклянчил Иванько. — Пока в квартиру за ключами, а лифты, поди, отключили, пока в паркинг добежать, пока выехать…
— Четырнадцать! — рявкнул Семен Аркадич. — Время пошло!
Иванько, Подлипецкий, Загребчук и Сволочников кинулись к двери как подорванные. Семейство Лиммер осталось на месте.
— А вы что не у…ваете? — поинтересовался Аполлонский.
— У нас машина в ремонте, — пояснила мама Лиммер. — На прошлой неделе какой-то мерзавец гвоздем нацарапал на капоте: «Не обоссысь!». Ну и потом, мы рады провести лишнюю четверть часа в общении с вами. Правда, дорогие мои? — обратилась она к сыну и мужу.
Но измотанные и разморенные коньяком папа и сын Лиммеры ничего не ответили. Они уже спали, прикрывшись цветастым одеялом Путяну, склонив друг на друга умные головы.
