– Кто затеял всю эту адреналиновую историю? Кому больше всех хотелось навариться на розыгрышах? Кто придумал идею с банковской ячейкой, в которой аккумулируются средства команды до тех пор, пока мы не заработаем кругленькую сумму? Кто, в конце концов, арендатор этой ячейки? И кто сообщил нам о том, что Савельев умер?

Я выпаливаю все это скороговоркой – и вижу, как в глазах Андрея и Лехи вспыхивают недобрые огоньки.

– Думаю, все эти вопросы нужно задать самому Вадику, – негромко заявляет Леха. – Предлагаю вам его навестить…

Ровно в половине двенадцатого мы оказываемся у дома Вадима – вернее, у поворота к его дому. Андрей прикатил на скутере, мы с Лехой поймали первую попавшуюся тачку. Расплатившись с водителем, Леха хлопает дверью, Андрей оставляет скутер у низкой ограды, опоясывающей растущие во дворе тополя, и мы крадучись, стараясь держаться подальше от фонарей, идем к нужному нам подъезду.

– Давай сюда! – дергает меня за рукав Леха, и мы ныряем в узкий проход между двумя гаражами.

Андрей присоединяется к нам – и мы оказываемся ровно перед подъездом Вадима, при этом находясь в тени.

Среди припаркованных впритирку автомобилей Вадикова «форда» нет. Окна его квартиры на девятом этаже темны. Впрочем, Вадик может точно так же, как и мы, маскироваться. Вернее, делает он это наверняка намного виртуознее нас.

– Если ты права, Вадик уже давно за пределами города, а то и страны, – говорит тихонько Андрей. – Не будет же он сидеть в квартире и дожидаться, когда мы заявимся к нему домой и потребуем объяснений.

– Вадим не ожидал, что ты проявишь инициативу и устроишь дежурство возле «Норд-Вест-Банка», – отвечаю я. – Он думал, что мы так и будем сидеть каждый в своей норе.

– А он в это время преспокойно заберет деньги и свалит в неизвестном направлении, – договаривает за меня Леха. – В любом случае, мы его немного опередили.

– Да, но он теперь знает, что нам известно – Савельев жив! – говорит Андрей.

Я качаю головой.

– Неужели все наши мерзкие предположения – правда? – спрашивает меня Леха.

– Давайте так – пока у нас на руках не будет достаточных доказательств, не будем обвинять Вадика во всех смертных грехах, – говорю я. – Может, мы ошибаемся, и он просто не верит нам, перестраховывается, думает, что мы пытаемся его выманить. Кто даст гарантию, что нас не поймали люди Аркадьева? Как ты, Леш, говоришь? Паяльник в ухо? Вот-вот…

Парни смотрят на меня. Потом мы втроем снова задираем головы вверх, пытаясь понять, что творится за стеклами квартиры на девятом этаже.

– Еще один звонок Вадиму, на всякий случай, и заходим внутрь, – я нажимаю на кнопку вызова.

Абонент все еще временно недоступен.

– Бесполезно! – кладу я телефон в карман куртки. – Пошли!

Во дворе в столь поздний час – ни души. Лишь на лавочке у крайнего подъезда, прикрывшись каким-то тряпьем, спит бомж.

На нужном нам подъезде – домофон. И хотя мы все знаем код, будем соблюдать приличия. Я набираю номер квартиры, нажимаю вызов. Квартира не отзывается. Придется брать крепость приступом.

На девятом этаже мы оказываемся минут через пять. Из-за дверей квартиры напротив доносится музыка – а вот квартира с номером двести девятнадцать хранит молчание. На всякий случай мы долго жмем на кнопку звонка – безрезультатно.

– Андрюш, последи за лестницей! – просит Леха.

Не знаю, откуда у Лехи навыки вскрытия замков, но через несколько минут возни с какими-то хитрыми отмычками он дергает на себя дверь – и та распахивается. Мы шмыгаем внутрь, запираем замок. Потом я в полной темноте нашариваю выключатель – и прихожую озаряет свет небольшой лампы под потолком.

– Вадик, это мы! – ору я.

Эхо отдается от пустых стен.

– Твою мать! – оглядевшись, говорит Леха.

Одно взгляда достаточно, чтобы понять, что в квартире никто не живет. Полка для обуви пуста. На крючке – старая Вадькина ветровка, которую он уже давно не носит. На полочке под зеркалом – толстый слой пыли.

Андрей проходит в комнату, включает свет. Зал, в котором мы полтора месяца назад отмечали окончание ремонта, пуст. Нет шкафа-купе с зеркальными дверцами, нет шикарного бежевого дивана. Исчез телевизор, компьютерный стол вместе с компьютером… Голая лампа на шнуре да занавески на окнах – вот и вся обстановка.

Если содрать обои, комната будет выглядеть точно так же, как в конце апреля, когда мы привозили сюда девушку Полину.

Я захожу в спальню – там такая же картина. Выкрашенная в красный цвет стена, стопка книг и журналов на полу, спортивная сумка, раскрыв которую, я нахожу кучу старых маек-джинсов-свитеров. И еще кактус на окне, который, кажется, неплохо себя чувствует в полном одиночестве.

– Здесь кто-то был пару дней назад! – кричит из кухни Леха.

Мы с Андреем присоединяемся к нему.

Кухня имеет более обжитой вид. По крайней мере, вся мебель на месте – шкафчики, навесные полки, стол с четырьмя стульями. На столе – пепельница, полная окурков. В раковине мокнет пара тарелок.

– Так, молоко уже скисло, но, по крайней мере, куплено оно было не позднее 25 октября! – влезаю я в холодильник. – Еще есть четыре яйца, банка сгущенки, майонез, какие-то рыбные консервы…

Андрей хлопает дверцами шкафчиков.

– Все, как было при Вадике, – говорит он. – Чай-кофе, сахара почти не осталось, кукурузные хлопья. Посуда вся в наличии.

Леха лезет под мойку, вытаскивает на середину кухни мусорное ведро.

– Посмотрим, – ворошит он объедки вынутым из стола шампуром для мяса. – Коробка из-под пиццы, яичная скорлупа, пару яблочных огрызков, пустая пачка сигарет, какая-то газета… Плюс под раковиной – две пустые банки из-под пива.

– Ас чего ты взял, что здесь кто-то был именно пару дней назад? – спрашивает Андрей.

– Во-первых, в чайнике – заварка, которая только-толь-ко подернулась плесенью. Во-вторых, на столе – чек от этой самой пиццы. Дата– 3 ноября. Сегодня пятое, так что… Не знаю, Вадик или нет, но кто-то был здесь в понедельник, ел пиццу, пил чай и не вымыл за собой посуду…

Вадик ненавидит мыть посуду.

Я опускаюсь на стул.

– Так как спать тут не на чем, могу предположить, что ночевал Вадик не здесь, а где-то в другом месте.

– Итак, у нас две версии, – садится на соседний стул Леха. – Первая хорошая: Вадик скрывается у друзей, сюда забегает редко – перекусить, проведать квартиру… В этом случае у меня возникает резонный вопрос: куда подевалась вся мебель и личные вещи? Вторая версия плохая: Вадим выдумал историю со смертью Савельева, чтобы нас напугать. И пока мы скрываемся от несуществующего возмездия Аркадьева, он сматывает удочки, продает квартиру, забирает из ячейки наши общие деньги и уезжает. Скорее всего – за границу, потому что впоследствии нам будет труднее его там найти.

– Вывезти налом миллион евро – проблематично, тебе не кажется? – говорю я. – Так что заграница отпадает. А вот затеряться на просторах нашей необъятной родины можно легко, тем более что в кармане – страховка от любых неожиданностей.

Андрей присаживается на корточки у плиты.

– Если честно, вторая версия кажется мне неправдоподобной. Как может Вадька после всего, что мы вместе пережили, так нас подставить? Мы же друзья!

Наивный ребенок! Лично мне именно вторая версия кажется правдоподобной – по крайней мере, Вадим никогда не скрывал, что материальная сторона жизни для него куда важней духовной.

– Андрей, мы просто кучка идиотов, которые с самого начала плясали под Вадикову дудочку. «Мы станем драг-дилерами нового поколения, будем продавать людям их же собственный страх, к нам рекой потечет бабло!» Мы сами дали Вадику возможность нас облапошить – когда сделали его арендатором ячейки. А теперь пожинаем плоды собственной наивности. Да, мы друзья. Были. Сумма в один миллион евро – весьма весомая причина, чтобы забыть о дружбе.

– Только не для меня! – категорично заявляет Андрей.

– Да для нас всех это не причина! – говорит Леха. – Ну, как мне казалось… Наташа, может, мы действительно не правы? Какие шансы, что мы ошибаемся?

– Шансы нам обеспечит Маша, – отвечаю я.

Ячейка, в которой мы хранили деньги, – на два ключа.

Второй ключ, а также нотариально заверенная доверенность от Вадима – у Маши. Только она, наравне с Вадиком, имеет доступ к ячейке – лишь на таких условиях в начале лета (когда между ними еще ничего не было) Маша дала согласие на хранение общих денег в банковской ячейке. Она же и осуществляла наш внутренний аудит, контролируя все поступления. В общем, только Маша сейчас может подтвердить или опровергнуть наши подозрения на счет Вадима.

К тому же, возможно, она сообщит нам какие-то неизвестные подробности своего общения с нашим неуловимым другом. Но об этих соображениях вслух я пока не говорю.

Маша прилетает на следующий день, во второй половине дня. После того как мы закрыли квартиру Вадика и вернулись к нам домой уже под утро, я написала Маше еще одно письмо, в котором изложила все факты чудесного воскрешения Савельева – кроме подозрений на Вадькин счет. Все решили, что нам действительно рано делать окончательные выводы. С другой стороны, представляю, как бы она отнеслась к тому, что мы подозреваем в вероломном обмане ее любимого мужчину.

Я попросила Машу взять с собой ключ от ячейки – впрочем, думаю, он у нее всегда с собой. А еще я настоятельно просила ее ни под каким видом не сообщать Вадику о моем письме и о своем возвращении в Россию.

Интересно, они общаются? Созваниваются? Списываются? Что именно Вадик говорит Маше по поводу Савельева? И вообще, что у них там происходит? Все эти вопросы лезут мне в голову даже во сне…

Мы втроем встречаем Машу в аэропорту. Во-первых, мы ужасно по ней соскучились. Во-вторых… Во-вторых, парни считают, что Вадик, каким-то образом узнав о прилете, перехватит Машу и настроит против нас. Или свалит на нас мнимую смерть Савельева. Или выкинет еще какую-нибудь штуку.

За последние сутки уровень коллективной паранойи вырос в несколько раз – и этот процесс только набирает обороты.

Ни в самом аэропорту, ни на выходе из зала прилета Вадика, слава богу, не видно. Маша появляется в хвосте вереницы прибывших пассажиров. Мы, не сдержав эмоций, лезем к ней обниматься.

– Господи, я еле вас узнала! – орет Машка, глядя на наши лица, скрытые за темными очками и капюшонами. Сама она загорела и исхудала почти до костей.

Кроме новой щегольской дорожной сумки «Louis Vuit-ton», багажа у Маши нет. Уже через несколько минут мы забираем со стоянки аэропорта ее красный автомобильчик.

– Мы сразу в банк, хорошо? – спрашиваю я Машу, пока парни усаживаются на узком заднем сиденье.

Та кивает – вид у нее подавленный.

По дороге из аэропорта мы успеваем рассказать Маше все подробности – и про то, как Андрей следил за входом в банк и увидел Савельева, и про наш разговор с Вадиком, и о ночном рейде в его пустую квартиру. По мере того как мы сообщаем новые подробности, Маша все больше мрачнеет.

Наконец мы добираемся до здания банка. О визите я договаривалась заранее – но так как в хранилище имеет доступ только хозяин ключа, мы остаемся ждать Машу в холле. Девушка в темно-синем костюме и голубом шейном платке варит нам восхитительный кофе. Мы в полной тишине громко хрустим свежими вафлями. У нас совершенно безмятежные, отрешенные лица. За последние полгода мы отлично научились скрывать эмоции.

Маша появляется минут через пятнадцать в сопровождении менеджера банка. Она с улыбкой благодарит того за оказанные услуги, затем, не говоря ни слова, направляется к выходу – и мы следуем за ней.

Когда мы все снова усаживаемся в машину, Маша поворачивает ключ в замке зажигания, потом оборачивается к нам и говорит:

– Денег в ячейке нет.

Всю дорогу до Машиной квартиры мы молчим. Так же молча ждем, когда она отопрет дверь. Несмотря на привычный уют, на всех вещах лежит печать отсутствия в квартире хозяйской руки.

– Надо вызвать Зою, кругом – такая пылища! – вздыхает Маша.

Холодильник почти пуст – так же, как у Вадика, в нем болтаются несколько яиц, хлопья, просроченный кефир, кусок застарелого сыра. Морковь в пакете на подоконнике проросла и зазеленела. Пока Андрюха заказывает по телефону суши, салаты, еще какую-то еду, Маша привычным жестом выставляет на столик в белой гостиной бокалы для виски.

– Как в старые добрые времена, – с ностальгией в голосе произносит Леха, усаживаясь возле дивана на ковер. Он щелкает пультом от телевизора – на экране появляются какие-то марсиане, танцующие в компании Кайли Миноуг.

– Я… очень рада вас всех видеть, – произносит Маша, когда мы усаживаемся на диваны. Я вижу, что ей стоит большого труда не разреветься. – Ситуация, конечно, отвратительная, я никогда бы не подумала…

Она умолкает.

– Так! Хватит грузиться! – говорю я. – Прошедшие сутки, конечно, на многое открыли нам глаза… Но, по крайней мере, мы не должны ни от кого прятаться, а на том свете никто не предъявит нам претензии за безвременную кончину предпринимателя и банкира Артема Савельева.

Андрюха хмыкает. Мы соприкасаемся бокалами. Ветер, проникающий в комнату через приоткрытую балконную дверь, треплет светлую занавеску. Я уже забыла, как выглядит наша шикарная штаб-квартира – и как здорово нам тут всем было!

– Как насчет кальяна? – пытается оживить тягостную тишину Андрюха.

– Давай, – говорю я.

Андрей тут же начинает активную возню.

– Что будем делать? – спрашивает Леха.

Маша, которая выкурила за вечер не менее половины пачки, встает с дивана, подходит к балконной двери, какое-то время стоит возле нее, вдыхая вечерний воздух. Потом, поежившись, закрывает балкон и возвращается на диван.

– Не знаю, как вы, а я бы очень хотела с Вадимом поговорить, – произносит подруга. В ее голосе сквозит сарказм.

Ха! Вполне естественное желание. Вот только как его осуществить?

– У кого-нибудь есть соображения, как именно нам найти Вадика? – спрашиваю я.

Три человека напротив меня молчат.

– Ладно, сегодня уже поздно, думаю, к этой теме можно будет вернуться завтра, – я смотрю в уставшие лица парней. Мы почти не спали всю прошлую ночь.

– Останетесь у меня сегодня? – просит Маша.

Во втором часу ночи, уничтожив всю привезенную службой доставки еду и измучив кальян, мы укладываемся спать. Леха и Андрей привычно располагаются в гостиной на диванах. Мы с Машкой влезаем под огромное одеяло на широченной кровати в ее спальне.

Все то время, пока она достает из шкафа свежее постельное белье, пока ищет для меня футболку, пока снимает перед зеркалом макияж, она молчит. Я не задаю вопросов. Если Маша захочет мне что-то рассказать, она это сделает сама.

Наконец Маша садится на кровати и протягивает мне конверт.

– Что это? – интересуюсь я, взяв конверт в руки.

Судя по ощущениям, внутри – открытка или фотография.

– Я не хотела говорить при всех… – отвечает Маша. – Это было в ячейке.

В моих руках – снимок, сделанный обычным любительским фотоаппаратом. В кадре – Эйфелева башня, снятая из окна какого-то здания. Ясное небо, зеленеющие вокруг деревья, крыши домов – отличный ракурс. Точно так выглядел Париж, когда мы впятером побывали там в мае. Я переворачиваю фото – и узнаю неровный Вадькин почерк.

«Именно в этом городе я понял, что у меня нет никого дороже тебя. Я знаю, что я тебя недостоин. Если можешь, прими меня таким, какой я есть. И прости мне все мои глупости. Твой В.»

Как романтично!

– Вы с ним общались, пока ты была в Риме?

– Разумеется, Вадик знал мой римский номер и постоянно мне звонил. Узнавал, как дела, говорил, что любит и что весь этот ужас скоро кончится. А вчера он поинтересовался, не связывались ли со мной мальчишки или ты. Разумеется, я сказала, что мне никто из вас не звонил и не писал. Уже потом я проверила почту. Сначала удивилась, всю дорогу в самолете уговаривала себя, что все произошедшее – не более чем недоразумение, а когда увидела пустую ячейку… Я не знаю, что он затеял, но я очень хочу посмотреть ему в глаза. И это хорошо, что Вадик не знает о моем возвращении в Москву.

Я порываюсь что-то сказать, но подруга меня перебивает:

– Ничего не говори! Давай просто ляжем спать, а завтра проснемся, выпьем кофе и придумаем, как в этом сумасшедшем городе найти сумасшедшего генерального директора ЗАО «Адреналин».