У меня неоновые ладони. Неоновые колени. Носки моих кроссовок омывает неоновое море, разливающееся от барной стойки. Динамики выдают сумасшедший ритм, который заставляет тело вибрировать в такт. Волна звука поднимается откуда-то из преисподней, щекочет мои пятки, пробегает нервными пальцами вдоль лодыжек, мурашками забирается по позвоночнику, отзывается где-то в печенке и уходит в потолок почти на грани ультразвука. Вокруг меня, слева и справа, этажом ниже и этажом выше, движется, дышит, танцует, целуется, курит, разговаривает, выясняет отношения страдающая бессонницей, вздрюченная коксом и амфетаминами толпа.

Люди вокруг меня – одна большая бесконечная улыбка радости. Одна большая счастливая семья. Один большой бьющийся в экстазе организм.

– Еще? – улыбается мне бармен.

– Еще! – улыбаюсь я ему в ответ.

Передо мной – почти пустой бокал с персиковым соком. По обеим сторонам этого бокала – голые мужские ноги, обутые в высокие шнурованные ботинки на толстенном протекторе. Мой взгляд скользит по этим идеальным, пританцовывающим в такт музыке ногам вверх – и обозревает белоснежные плавки от «Calvin Klein», идеальный рельефный живот, покрытый легким светлым пушком, и копну пшеничных волос, которые падают обладателю этого роскошного тела на глаза.

И – да, да, конечно, я хочу протянуть руку и пройтись вдоль этой ноги – вверх, минуя колено, по бедру, еще выше, и положить ладонь на влажный от постоянного движения живот. Боюсь только, за подобную выходку хозяин идеального живота может вызвать охрану.

– Нравится? – говорит мне в левое ухо высокий, худющий, загорелый парень с выбеленными волосами, облаченный в белую майку и драные джинсы от «D&G».

– Мне – очень! – говорит мне в правое ухо брюнет в цветастом шарфе и джинсовом жилете от «Gucci», надетом на голый мускулистый торс.

Мальчик в ботинках улыбается мне сверху – он знает, что произвел на меня впечатление. Впрочем, для него это только работа. Go-go-денсеры в питерском клубе «Central Station» не интересуются девушками. Как и девяносто процентов остальных посетителей – если они, разумеется, не лесбиянки.

Еще нет и полуночи, а клуб уже забит под завязку. Бутылки в баре нахально выставляют напоказ округлые бока. Здесь и там светят в неоне плавки от Кельвина Кляйна, диджей за вертушками литрами хлещет минералку, толпа непрерывно движется по лестницам туда-сюда. Каждый освободившийся стул немедленно берется штурмом. Бармены не успевают смешивать коктейли. Протиснуться на танцпол практически нереально. В самой его середине я вижу ангела в блестящих шортах, с чьих крыльев осыпается белоснежное перо.

На ступенях, намертво сцепившись, целуются двое парней в цветастых рубашках. Рядом, прислонившись к стене, скучает парнишка в клетчатых брючках и белой водолазке. На вид ему лет шестнадцать, обеими руками он прижимает к животу плюшевого медвежонка. Мечта педофила… Мимо нас проплывает высокая белоснежная дива в балахоне и огромном белом парике, с накладными сиськами шестого размера и такими же гигантскими ресницами. Сдается мне, эта особа держится на каблуках лучше меня.

– Привет, красотка! – орут мои спутники (блондин и брюнет) и немедленно лезут к диве обниматься.

Та нещадно мажет их кроваво-красной помадой и басом интересуется, какого черта с ними делает эта рыжая крашеная сучка.

– Это Наташа, она из Москвы! – в унисон представляют меня блондин и брюнет. – Она наша подруга!

– Ну привет, что ли, натуралочка! – стискивает меня своими ручищами дива.

Воображаю, сколько стоит регулярно депилировать это большое тело пятьдесят второго размера.

– Это трансуха одна, прикольная! – поясняет мне блондин, когда диву утаскивают в свою компанию какие-то парни. – Ну, зая, за тебя!

Я беру со стойки новый бокал с соком, и мы чокаемся. Парни, в отличие от меня, пьют шампанское. Я бы, кстати, тоже не отказалась от пары глотков алкоголя. Но… я стараюсь не пить на работе…

– Малютка, рад, что ты приехала, ужас! – целует меня блондин.

Блондин – Савелий, мой старинный приятель. Брюнет – Егор, его друг. Эта сладкая парочка уже года полтора вместе, снимают квартиру на Комендантском проспекте. Когда приезжаю в Питер развеяться (а делаю я это не меньше двух раз за сезон), я живу у них, и вместе мы успеваем облазить все самые злачные места города. Разумеется, «Центральная станция» – в числе заведений-фаворитов. К тому же, у Савелия знакомства в руководстве клуба – что мне сейчас особенно на руку…

Машка сбежала бы отсюда уже через пять минут. Я же всей душой люблю подобные заведения. Здесь всегда в моде джинсы и майки, нет скучающих девиц на шпильках, оценивающе обозревающих толпу, малолеток, косящих под крутых ганста-рэпперов, и престарелых ловеласов, косящих под малолетних ганста-рэпперов. В общем, если я действительно хочу повеселиться и потанцевать, я иду в гей-клуб.

Сегодня по моей просьбе Савелий и Егор, обычно одевающиеся более просто, вырядились в пух и прах. Блеск на губах, пудра, стразы в ушах, обилие аксессуаров.

– Дурацкий шарф! – жалуется Егор. Днем мы вместе перерыли весь имеющийся в распоряжении парней гардероб, и я втиснула его в узкие черные шелковые брюки, а на шею повязала яркий оранжево-голубой шарф. – Очки в придачу– и я просто Элтон Джон.

– Я тебя умоляю, – смеется Савелий, чьи пальцы увиты перстнями разного калибра. – Для Элтона ты слишком худощав и молод! И у тебя не такие кривые ноги!

– Зайцы, потерпите еще чуть-чуть, о’кей? – прошу я. – Кстати, кажется, клиент возвращается.

В толпе я вижу широкоплечего коренастого типа с темными, зачесанными назад волосами. На мужчине светло-серая футболка, простые удобные джинсы. Вслед за ним сквозь давку к нам пробирается высокий коротко стриженый парень в черной олимпийке с капюшоном. Смешно, но, кажется, олимпийка тоже от Кельвина Кляйна.

Мужчины – ровесники, обоим под тридцать, но высокий выглядит несколько моложе. Коренастый чувствует себя максимально дискомфортно, зато высокий улыбается во весь рот и, несмотря на толпу вокруг, умудряется пританцовывать. Увидев меня на стуле у бара, в объятиях Савелия и Егора, высокий мне подмигивает.

– Сортир тут – просто отпад! – говорит он.

– Лиза, – обращается ко мне коренастый, – мы уже можем ехать?

Он бросает неодобрительный взгляд на моих спутников, которые, как по команде, делают слащавые лица.

– Да, Миш, я уже все тут обсудила, – улыбаюсь я как можно более дружелюбно.

– А может, еще выпьем? – интересуется высокий.

– Да, выпейте с нами еще! – наперебой начинают канючить Савелий и Егор, безобразно манерничая. – Лиза, ну останься еще на полчасика!

– Витек, давай-ка двигать отсюда, – произносит Миша.

Он изо всех сил пытается скрыть неприязнь ко всему, что его окружает, но ему это не удается. Я сдерживаю ухмылку. Многие мужчины-гетеросексуалы уверены, что, стоит им очутиться в компании геев, как те непременно набросятся на них и жестоко изнасилуют.

– Не знаю, прикольное местечко, – наивно произносит Витя. – Веселое. Чего ты тушуешься?

Миша бросает на друга укоризненный взгляд.

В этот момент рядом с нами в толпе материализуется молодой парень в бейсболке, натянутой на самые глаза. Запястья его увиты фенечками, на шее – массивное украшение из серебра, в руках – профессиональная фотокамера. Не обращая внимания на остальных посетителей, он направляет объектив в нашу сторону.

– Улыбочку! – кричит парень в бейсболке голосом Андрюхи.

Савелий и Егор, как по команде, срываются с места и обнимают Мишу. Не успевает тот опомниться, как Андрей делает несколько снимков подряд.

Странно, но, кажется, Витя в кадр не попадает.

– Эй, ты чего? – взрывается Миша. – Ты чего, охуел? А ну стой!

Он отпихивает от себя ослепительно улыбающихся Савелия и Егора и пытается ухватить Андрюху за футболку. Но тот, высоко подняв над головой фотоаппарат, ныряет в толпу.

– Вить, ты видел, что он творит! Эй, педрила! – орет Миша. Половина клуба, как по команде, поворачивает головы в его сторону. – Отдай камеру!

Миша бросается в погоню, бесцеремонно расталкивая окружающих. Витя спешит за ним.

– Давайте, увидимся! – целую я друзей, и бросаюсь следом.

Андрей уже на лестнице, он стремительно спускается вниз, за ним следом, словно разъяренный носорог, скачет Миша, которого за руку пытается ухватить Витя.

– Миш, да постой ты, сейчас мы разберемся!

Я стараюсь не отставать.

Под вопли и мат окружающих, которых буквально расплющило по стенам, мы вчетвером скатываемся на первый этаж. Здесь народу меньше, Миша в два прыжка достигает Андрея и мертвой хваткой вцепляется в его локоть.

– Камеру отдай, мудила!

Андрей все еще держит камеру в высоко поднятой руке. А потом – раз! – опускает руку куда-то вбок, в толпу. Миг – и фотоаппарата у него уже нет.

– Какую камеру? – спрашивает Андрей.

Миша теряет дар речи. Потом просто приходит в бешенство.

– Ну все, сука, ты сейчас дождешься!

И тут начинается свалка. Миша пытается двинуть Андрею по лицу, Андрей ловко уворачивается, потом чей-то кулак все-таки достигает цели – но плюха достается случайно проходившему мимо парню с малиновыми волосами. Парень немедленно поднимает крик на весь клуб.

Только я вижу спину человека, который в этот момент покидает клуб с фотокамерой в руках. Это парень в очках-линзах, одетый во все черное. Проследив, как Леха скрывается за дверью, я встреваю в конфликт и тоже начинаю отчаянно голосить.

Мгновенно подоспевшая охрана разнимает сцепившихся Мишу и Андрюху.

– Этот козел меня фотографировал! Я на вас в суд подам! – кричит Миша широкоплечему, налысо бритому парню в костюме с бейджем.

– Да кто его фотографировал? – парирует Андрей, которого цепко держит за плечо второй охранник, с пирсингом в брови. – Он меня с кем-то спутал!

Мы с Витей, переглянувшись, в один голос пытаемся что-то объяснить. Весь этаж, забыв про свои дела, сквозь грохочущую музыку с интересом вслушивается в диалог.

– Господа, я вынужден попросить вас покинуть клуб! – прервав наши крики, громко объявляет лысый тип.

И, не слушая никаких возражений, нас почти под руки волокут к выходу.

Покидая заведение последней, я успеваю сунуть две бумажки по сто евро типу с бейджем. Тот степенно кивает мне и прячет деньги в карман.

Половина первого. Мы, поеживаясь, стоим на улице. В августе в такое время в Питере достаточно прохладно – впрочем, здесь прохладно всегда.

Ночь. Улица. Фонарь. Аптека. Позади нас светится вывеска клуба – развратно переплетенные мужские символы, кружки со стрелами. По улице, налетая с набережной канала Грибоедова, ветер гонит обрывки газет. Вдоль тротуара тянется вереница припаркованных авто, рядом с одним из них тусуется компания парней, пьющих пиво из банок.

– Отлично! – говорит, глядя на фонарь, Миша. – Съездили в Питер. Какого хера мы вообще приперлись в этот гадюшник?

– Лизе нужно было передать деньги знакомому, мы зашли-то всего на десять минут, – встает на мою защиту Витя.

– Десять минут. А завтра в интернете появятся снимки, на которых директор крупной транспортной компании развлекается в компании питерских гомиков!

Витя бросает на меня взгляд и хмыкает.

Я поворачиваю голову и вижу, что справа, метрах в двадцати от нас, на тротуаре стоит Андрей. Стоит и смотрит в нашу сторону.

– Вон он! – тыкаю я в него пальцем.

– Надо его поймать! – восклицает Витя.

Андрюха, словно очнувшись, пускается наутек.

– Стой, сучара! – орет на всю улицу Миша и бросается за ним.

Мы следуем его примеру. Парни возле тачки удивленно свистят нам вслед.

В половине первого ночи немногочисленные прохожие на улице Ломоносова могут наблюдать интересную картину– в сторону Гостиного двора несется долговязый парень, высоко задирая коленки и изредка дурашливо подпрыгивая на ходу. За ним скачет компания, состоящая их двух мужчин и рыжей девицы с рюкзачком. У мужчин на лицах написаны решимость и злость, девица отчего-то весело улыбается.

Бегущих догоняет автомобиль – который вдруг тормозит возле парня в бейсболке. Тот, еще раз оглянувшись на приближающихся преследователей, распахивает дверь авто и ныряет внутрь. Раз-два, и машины, за рулем которой находится какой-то тип в очках-линзах, след простыл!

– Надо их догнать! – с азартом орет Витя.

В следующую секунду я оказываюсь на середине проезжей части и поднимаю руку.

Словно ожидая моего знака, припаркованная неподалеку темная «Audi-80» включает фары. Подъехав, водитель опускает стекло.

– Слышь, дружище, давай вон за тем «опелем»! – почти кричит Миша. – Только живей! По деньгам потом разберемся, лады?

Водитель, темноволосый парень лет двадцати пяти, невозмутимо кивает головой.

– Идет.

Миша влезает на переднее сиденье, мы с Витей умещаемся сзади.

– Давай, гони, а то упустим! – Миша вглядывается сквозь стекло вперед.

– Не вопрос! – говорит Вадик, жмет на педаль газа и подмигивает мне в зеркальце заднего вида.