Книга: Светло, синё, разнообразно… (сборник)
Назад: Акт первый
Дальше: Эпилог

Акт второй

КЛЕРОН держит речь перед двором.

 

КЛЕРОН
Ваша светлость, герцог Александр фон Гроссбах!
Ваша светлость, герцогиня Эмилия фон Мекленбург!
Господа министры!
Господа!
К своей высокой должности готовясь,
Я не считала, как иные люди,
Что будто бы политика и совесть
Несовместимы по природной сути.
Я думаю, что эти два понятья
До сей поры друг друга исключали
Лишь потому, что их разъединяли
Своекорыстье и лицеприятье.
И если предлагаемые меры
Мы не колеблясь доведем до цели,
То это будут первые примеры
Высоких слов, осуществленных в деле!
Эпоха Просвещенья, господа!
Ее девиз – Достоинство и Разум.
Вот мера.
Вот указ всем остальным указам.
Вот наша путеводная звезда.

ГЕРЦОГ. По-моему, все понятно, господа. То, что предлагает ее превосходительство, по сути своей просто: невыгодные занятия упразднить, а выгодные увеличить. Неумеющего обучить, а умеющему не мешать. Искать себе чести, а не места. Короче: хорошо и добросовестно исполняй свое дело, тогда и общее процветет.
ХОР.
Слава, слава, край родной!..
ГЕРЦОГ (останавливая жестом). Барон фон Ратенау! Вы проявили столько вкуса и уменья, когда укрепляли европейскую кухню турецкими поварами – берите шире! Поставьте нам науку и образованье – и ваше имя обессмертится в веках!
РАТЕНАУ. Ваша светлость! Всецело и всегда.
ГЕРЦОГ. Барон фон Ленау. Вы достаточно преуспели в воспитании гроссбахского стрелка – дайте нам гроссбахского земледельца, пусть о нем заговорит вся Европа.
ЛЕНАУ. Ваша светлость! Заговорит!
ГЕРЦОГ. Господа бароны! Я намерен ознакомить ее превосходительство с нашим герцогством. Поездка займет неделю, и вы вполне успеете приготовить ваши предложения к нашему приезду. За дело, господа, за дело! Будем достойны нашей эпохи – эпохи Просвещения!
ХОР.
Слава, слава, край родной!
Слава, герцог наш державный!
Ниспошли нам, Боже правый,
Процветанье и покой!

По окончании гимна расходятся все, кроме Ансамбля.

 

АНСАМБЛЬ
А нам сказали, а нам сказали,
Что эта пьеса будет про любовь!
Мы так мечтали о пасторали,
А нам мораль читают вновь!
Ах, где же, где же Коломбина?
Где незадачливый Пьеро?
Где эта вечная картина
Любви несбывшейся его?..

Расходятся недовольные.

 

ГЕРЦОГ и КЛЕРОН собираются в отъезд.

 

КЛЕРОН. Герцог… по-моему, вы испортили мою речь.
ГЕРЦОГ. Я?!
КЛЕРОН. Я провозглашала принципы! Я намечала цели! Достоинство, разум, просвещение! А вы сразу – наука-техника, сельское хозяйство…
ГЕРЦОГ. Сказавши «а», надо говорить «б».
КЛЕРОН. У-у-у, боши проклятые! Умрете от своей логичности.
ГЕРЦОГ. А вы – от нелогичности. Лягушатники!
КЛЕРОН. Да уж лучше лягушатники, чем колбасники!
ГЕРЦОГ. Это чем же?
КЛЕРОН. Француз никогда не упрекнет женщину в непоследовательности, а немец – всегда. И это после того, как я вернула ему казну, укротила жуликов, провозгласила великие принципы, каких в Европе никто еще не провозглашал, кроме Греции, и то две тыщи лет тому…
ГЕРЦОГ. Ваше превосходительство! Большое спасибо. Года через три мы объявим республику…
КЛЕРОН. Через год!
ГЕРЦОГ. Свергнем меня с престола и отрубим мне голову.
КЛЕРОН. Хм. Тогда не будем объявлять республику. Конституционная монархия – и все, и хватит! Что может быть лучше просвещенного абсолютизма? Обожаю! И всенародная справедливость, и царственная красота! Кареты скачут, плюмажи вьются, штандарт машет, ликованье, фейерверк – нет, жалко, жалко без этого! И казнить никого не надо.
ГЕРЦОГ. Да боюсь, придется.
КЛЕРОН. Но именно у вас, ваша светлость, будет исключительное право прощать и миловать. «Мы, Александр фон Гроссбах, нашей монаршей милостью даруем…» – что мы даруем?
ГЕРЦОГ. Всю нашу жизнь и сердце – первой и единственной возлюбленной нашей Клерон.
КЛЕРОН. Да, любовь моя, да!
Объятие.
Я хочу, хочу, чтобы ты был первым среди европейских монархов: самым мудрым, самым милосердным и очень богатым! Я ужасно тебя люблю, до того люблю, что, пожалуй, ограничу избирательное право. А пока – вперед, великое герцогство Гроссбах должно знать своего премьера! Боже мой, целую неделю мы будем с тобой неотлучно! Надеюсь, у тебя есть где-нибудь уединенный замок?
ГЕРЦОГ. Самый красивый – в Гроссбрюнне.
КЛЕРОН. И чтобы плющ по каменной стене…
ГЕРЦОГ. А это в Гроссенштейне.
КЛЕРОН. И чтобы среди роз благоуханных всю ночь фонтан немолчный ворковал…
ГЕРЦОГ. Кажется, в Гроссбауэре… прямо под окнами.
КЛЕРОН. Вперед, в Гроссбауэр! в Гроссбрюнн! В Гроссенрай и Гроссблаженство! Рыдай, столица, плачьте, придворные – вам оставляем мы неусыпные труды и новые заботы. Ничего, ничего: поломать голову всегда полезно.
ГЕРЦОГ. На этот счет будь покойна: к нашему приезду тебе выроют огромную яму…
КЛЕРОН. Нет, ты совершенно меня недооцениваешь! Казенный ящик заперт намертво: замок секретнейший, ключ неизвестно где – это раз. Моя правая рука, испытанное ухо и верный глаз остаются здесь: Бабетта человек театральный, шпионит как кошка! – это два.
ГЕРЦОГ. И все равно они нас надуют – это три.
КЛЕРОН. Они уже рыли мне яму, сами же в ней и оказались. Ну чего ты боишься? Мы талантливее, мы их переиграем.
ГЕРЦОГ. Да боюсь, ты не сумеешь…
КЛЕРОН. Я актриса – я умею всё.
ГЕРЦОГ. Например, стрелять…

 

Клерон внезапно хватает сложенный веер, как пистолет, и – пам! пам! пам! – «стреляет» из него в Герцога не хуже Юла Бриннера, то есть быстро и в разных позах.

 

КЛЕРОН…а также в темноте через плащ, на скаку из-под брюха и по отражению в зеркале с обратным наведением.
ГЕРЦОГ (подняв руки). А все равно они…
КЛЕРОН (закрывает ему рот). Все-то ты знаешь…
ГЕРЦОГ. Клерон, я старше тебя на тысячу лет.
КЛЕРОН. Да? А ты знаешь, сколько мне?
ГЕРЦОГ. Женщин обычно не спрашивают…
КЛЕРОН. А я сама скажу. Я была Орлеанской Девой, а до нее Клеопатрой, а еще раньше – Еленой Прекрасной, это четырнадцатый век до нашей эры! Хороша старушка?
ГЕРЦОГ. Да!.. Да!..

 

Музыка.

 

Только что уехали Герцог и его первый министр. По авансцене по очереди пробегают:

 

ЭМИЛИЯ. Уехали!
БАБЕТТА. Уехали…
ЛЕНАУ. Уехали.
РАТЕНАУ. Уехали. За дело, господа, за дело, за труд! Раз, два, раз, два – учите новые слова. Разум, Достоинство, Просвещение! Разум, Достоинство, Просвещение! Прима, секунда, терция! Эники, беники, цукетеме. Я иду искать, кто не спрятался, я не виноват.
ЛЕНАУ. Что вы мелете, барон?
РАТЕНАУ. Самое главное – Достоинство. Что такое Достоинство? Вот идет человек достоинством в один мильон. Вот идет человек достоинством в пять мильонов. Вернее, едет. Вернее, его несут. Под балдахином. А вот идет человек достоинством в три копейки. Вернее, ползет. А скорее всего, лежит. И не под балдахином, а под столом. Почему? Потому что нет Разума. Самое главное – Разум. Это раньше были одни инстинкты. То есть люди жили и воровали как-то бессознательно. Зато теперь надлежит отдавать себе отчет. Для чего и необходимо Просвещение. Ах, просвещение, просвещение, как все-таки оно нам нужно! Надо! Надо уметь читать и писать! Чтобы было что умножать. И складывать. Вы согласны?
ЛЕНАУ. Я солдат. Не надо стрелков – не будет стрелков. Надо земледелие – будет земледелие, сказано – сделано. В любом случае необходим облог налогом.
РАТЕНАУ. Прогрессивным налогом, барон, прогрессивным! За работу, господа, за дело, за труд! Пора покончить с паразитизмом высших олигархических слоев в период первоначального накопления путем более смелого обращения капитала…
ЛЕНАУ. Что-что?
РАТЕНАУ. Так, пустяки. Рецидив ясновидения. Всегда немного опережаю свое время. Вы что-нибудь придумали со своими земледельцами?
ЛЕНАУ. Куда торопиться. Впереди целая неделя.
РАТЕНАУ. М-да, тяжелая трудовая неделя. А для них – медовая.
ЛЕНАУ. Да, я им завидую, а вы?
РАТЕНАУ. Чему завидовать, Ленау? Пыль, грязь, провинция… пироги.
ЛЕНАУ. Ветер, солнце, красавица, а не то что…
РАТЕНАУ. Не «не то что», а – «не та кто». А та, кто…
ЛЕНАУ. Не та. Вот так-то. Всегда.
РАТЕНАУ. А не должно бы! Ой, не должно бы! Достоинство и Разум, Ленау, ведь они вопиют!
ЛЕНАУ. А они себе едут. Уже, наверное, в Гроссбурге.

 

Гроссбург

 

КЛЕРОН (перед толпой).
Я полагаюсь, господа гроссбуржцы,
На ваше прочное благоразумье.
Вот лучшая основа и оправа
Всему, что ново и при этом здраво!

Овация.

 

АНСАМБЛЬ
Слава, слава, край родной!
Слава, герцог наш державный!
Ниспошли нам, Боже правый,
Процветанье и покой!

Дорогие гости! Пожалуйте к столу!
КЛЕРОН (вполголоса). Как?! Опять?! Но мы же час тому назад…
ГЕРЦОГ. То в Дворянском собрании. А здесь магистрат. Впереди еще купечество и духовенство. Советую распределить силы.
КЛЕРОН. Раньше надо было предупреждать. Силы небесные! Неужели опять пироги?!
ГЕРЦОГ. Национальное блюдо Гроссбурга.
КЛЕРОН. И это в эпоху просвещения! Такая примитивная кухня?
ГЕРЦОГ. Зато у нас хорошо с философией.
Дома во дворце
БАРОНЫ и ГЕРЦОГИНЯ. Во время этого и следующего разговоров время от времени поодаль показывается БАБЕТТА, подслушивая и подглядывая.

 

ЭМИЛИЯ. Муж всегда говорил: необходимы перемены и перемены. Я очень рада. Но, генерал, чем же вы теперь будете командовать?
ЛЕНАУ. Земледелием, ваша светлость.
РАТЕНАУ. А зачем нам, маленькому Гроссбаху, вооруженные силы? Рядом Мекленбург, он всегда нас защитит, а наш крестьянин должен пахать, а не воевать. Это вообще гораздо выгоднее экономически.
ЛЕНАУ. Я согласен.
ЭМИЛИЯ. И еще я очень рада, что у нас будет Академия. Муж всегда говорил: в эпоху Просвещения просвещение необходимо.
ЛЕНАУ. Это логично.
РАТЕНАУ. Мало того! Академия – только первый шаг. Далее пойдут бесплатные школы и лечебницы для бедных, недорогие общественные таверны и дешевые жилища. Конечно, это ляжет тяжелым бременем на сословия имущие, но согласитесь, сколько же можно купаться в роскоши, когда другие купаются черт-те в чем! Хочешь общего процветания – обеспечь народ, понимаешь… Хочешь благосостояния – дай, понимаешь, благополучие!
ЭМИЛИЯ. Особенно мне нравится, что теперь законы одинаковы для всех. Муж всегда говорил: закон должен быть выше короны! Сколько украл, столько и получай, кто бы ты ни был. Это многих заставит задуматься.
РАТЕНАУ. Особенно нас, министров. Честно говоря, мы с бароном до сих пор жили по старинке, то есть совершенно забыв общественную пользу ради личной. Но теперь, спасибо, вспомнили и долго не забудем. Верно, барон?
ЛЕНАУ. А что зря говорить? Будем доказывать на деле.
ЭМИЛИЯ. И чем я особенно горжусь, все эти мысли пришли в голову женщине!
РАТЕНАУ. Все эти мысли, герцогиня, давно носятся в воздухе. Промолчала бы она вчера – сказали бы мы сегодня. Или вы. И, смею думать, сказали бы не хуже.
ЭМИЛИЯ. Где уж мне, мекленбургской провинциалке…
ЛЕНАУ. Наша герцогиня чересчур скромна.
РАТЕНАУ. И в каких-то случаях это недостаток, Ленау.
ЛЕНАУ. Да, по-моему, во всех.
РАТЕНАУ. Интересно, где они теперь?
ЛЕНАУ. В Гроссбрюнне.
РАТЕНАУ. О-о! Там нынче ярмарка.
ЛЕНАУ. Да… Веселятся.
Гроссбрюнн
Музыка, танцы, веселье. КЛЕРОН и ГЕРЦОГ вместе с горожанами пляшут и поют.

 

– Здравствуйте, барышни, добрый вам день!
– Добрый день, господа кавалеры.
– Позвольте, барышни, рядом пройтись?
– Так и быть, господа кавалеры.
– Ах, ваши губки, как вишни, блестят!
– Ах, ну что вы, ну что вы, оставьте!
– Ах, эти вишни так хочется съесть!
– Только вы их сначала достаньте!

 

Танец-игра с поцелуями.

 

КЛЕРОН (танцуя с Герцогом). Милый, у вас прекрасная страна!
ГЕРЦОГ. Обыкновенные колбасники.
КЛЕРОН. Но это неправда!
ГЕРЦОГ. Примитивная кухня!
КЛЕРОН. А вот это правда!
ГЕРЦОГ. Великие идеалисты!
КЛЕРОН. Правда, правда!
ГЕРЦОГ. Неудачливые политики!
КЛЕРОН. Правда!
ГЕРЦОГ. Я люблю тебя!
КЛЕРОН. Правда! Правда! Правда?
Дома во дворце
ЭМИЛИЯ. Француженка, красотка, умница, первый министр… Нет, если раньше я чувствовала себя хотя бы лишней, то теперь я просто никто.

 

Пауза.
БАРОНЫ сидят с непроницаемыми лицами.

 

Я возвращаюсь в Мекленбург.

 

Пауза.

 

Немедленно.

 

Пауза.

 

Конечно, мое провинциальное воспитание…
РАТЕНАУ. У вас отличное воспитание.
ЭМИЛИЯ. Мои манеры…
РАТЕНАУ. У вас отличные манеры.
ЭМИЛИЯ. Нет, я знаю, мне не хватает…
ЛЕНАУ. У вас хватает. Всего. Я бы на вашем месте…
ЭМИЛИЯ. Что?
ЛЕНАУ. Все.
РАТЕНАУ. Как хотите, а я не понимаю. Прекратили турецких поваров, хорошо, правильно, согласен: да, дорого, да, нелепо. Но тогда будем последовательны, господа, будем последовательны! Если не турецкие повара, то почему французские актрисы? Я отдаю должное, я преклоняюсь – но почему? Где принцип? Провозглашаем одно – предпочитаем другое? Да если хотите, наши женщины…
ЛЕНАУ. Наши не хуже.
РАТЕНАУ. Наши гораздо лучше! Ну в чем мы еще отстаем от Франции? Это же сущие пустяки: прическа, походка… косметика, гардероб… жестикуляция, дикция, голос… лексика, что еще? Все. Есть, вероятно, еще нюансы, но в них Ленау смыслит больше моего.
ЭМИЛИЯ. Не-на-вижу!.. «Эмилия, мне нечего больше добавить… Эмилия, я не люблю этого тона… Эмилия, займитесь же чем-нибудь, бога ради…» Спасибо, Ратенау, вы правы, и я вам этого не забуду. Что же, в самом деле? Эпоха перемен – она касается всех! В том числе и причесок, и походок. Прекрасно! Вот я и займусь чем-нибудь Бога ради. (К Ратенау.) Вы поставите мне лексику, а вы… (к Ленау)…всё остальное. В том числе и нюансы. С них и начнем. Немедленно.

 

Выходит.

 

ЛЕНАУ. Слово герцогини – приказ. А я солдат.

 

Идет следом.

 

РАТЕНАУ (один, на мотив «Без женщин жить нельзя»). Ла-ла-ла. Хороший мотивчик, когда-нибудь пригодится. А эти сейчас в Гроссенштейне.

 

Ночь.
ГЕРЦОГ и КЛЕРОН.
– Милый, милый, я не знаю, день промчался или век…
– На моем календаре час полночный на дворе…
– На дворе полночный час – а откуда этот снег?
– Это лунная метель всю осыпала постель…
– Эта лунная метель… а какой сегодня день?
Это сколько же промчалось?.. Ничего не говори…
Ничего не говори… Только знаешь что скажи:
Прикажи, чтобы ночь не кончалась…

ЭМИЛИЯ и ЛЕНАУ.

 

– А что? Уютный будуар. А вам не нравится, барон?
– Ну что вы, мадам.
– А вот пощупайте батист: как первый снег, и свеж и чист!
– Прекрасно, мадам.
– А мне по временам вот так и этот снег, и этот лак, и чистота! Все хочется смять и выкинуть вон… не смейтесь, барон!
– Ну что вы, мадам!
– Идите сюда!

 

РАТЕНАУ (один).
Гуляет ночь, гуляет! Ходуном!
Куда ни плюнь – Гоморра и Содом!
То смех, то вздох… пирует Сатана!
Слышнее грома эта тишина!
И в скважину смотреть не надо мне:
Все вижу я в полночной этой тьме!
Тут не уснешь… Луна, как медный таз,
Горит, хохочет, нагло лезет в глаз!
Куда приткну я голову мою?
Петух! Петух! Поторопи зарю!

Идет по дворцу, видит БАБЕТТУ.

 

БАБЕТТА
День прошел и сгинул прочь,
Сгинул прочь.
Наступила ночь-полночь,
Ночь-полночь.
В эту пору хоть зима,
Хоть весна —
Бедной деве не до сна,
Не до сна.
Бедная Мари! Бедная Мари!
Где твой Жако?
Сколько ни вздыхай, сколько ни смотри
Он далеко.
Мой сосед, плешивый Жан,
Жирный кот,
Он, конечно, и болван,
И урод.
Но с теченьем долгих дней,
Скучных дней,
Он все кажется умней
И милей!
Бедная Мари, бедная Мари,
Где твой Жако?..

Ратенау подходит к ней.

 

РАТЕНАУ. Не спится тебе…
БАБЕТТА. Не мне одной…
РАТЕНАУ. Это верно, не одной. Хочешь скажу, о чем думаешь?
БАБЕТТА. Это я и сама знаю.
РАТЕНАУ. Действительно. Тогда скажу.
БАБЕТТА. А и скажете – ошибетесь.
РАТЕНАУ. Ни в коем случае. Ты думаешь: вот пришел главный жулик, с ним держи ухо востро.
БАБЕТТА. Ну почему же главный…
РАТЕНАУ. Ага! Но все-таки жулик…
БАБЕТТА. Ну почему же…
РАТЕНАУ. Жулик, Бабетта, жулик. Был. Но – сплыл. Хватка у твоей хозяйки… Вот бы из кого великий жулик получился! Великий!
БАБЕТТА. А получилась великая актриса. Тоже ничего.
РАТЕНАУ. Ну что ж… Можно, наверно, и так деньгу гнать. И приличную деньгу, а?
БАБЕТТА. «Деньгу»… У вас, я вижу, одно на уме.
РАТЕНАУ. Привычка, Бабетта, привычка – страшная вещь! Вот думал, накоплю сто тыщ, заживу. Накопил. Триста. А счастья нет.
БАБЕТТА. Значит, еще надо, тогда, может, будет.
РАТЕНАУ. Знаю, знаю… не в них счастье, не в них, проклятых. Ну а без них – вообще ничего. Вот спроси: кто я такой? Каждый скажет: это барон фон Ратенау. А ведь и барон, и фон, и даже Ратенау – все куплено, Бабетта. А настоящее мое имя – забыто. Как и вся моя прошлая жизнь. Прочно забыл. Не было.
БАБЕТТА. Видать, плохо жилось.
РАТЕНАУ. Хуже некуда.
БАБЕТТА. Ладно уж, «некуда». Вы-то небось тарелки по кабакам не мыли.
РАТЕНАУ. Мыть – не мыл. А вылизывал – дочиста. А теперь-то вон мои тарелки лижут. А счастья нет.
БАБЕТТА. Жениться вам надо.
РАТЕНАУ. Уже. И давно уже.
БАБЕТТА. А счастья нет.
РАТЕНАУ. Ладно-ладно. Одной-то небось тоже не сладко.
БАБЕТТА. Ничего. Зато есть что вспомнить.
РАТЕНАУ. Ну, «вспомнить…» А еще поискать?
БАБЕТТА. Да что-то никто не попадается.
РАТЕНАУ. Отчего ж не попадается? Женщина в полном соку, заметнее многих.
БАБЕТТА. Видать, плохо смотрят.
РАТЕНАУ. Смотрят-то все хорошо. Да главного не видят.
БАБЕТТА. А что же, по-вашему, главное?
РАТЕНАУ. Приданое, красавица моя, приданое. Бесприданница ты. Ну, не смешно ли, подумай? Один мешочек из этого шкафа – и завтра же тебе и кавалер, и свадьба, и любовь до гроба, а от одного-то мешочка разве убудет? И не заметит никто.
БАБЕТТА. Спокойной ночи, сударь.
РАТЕНАУ. Дура. Я, можно сказать, первый раз в жизни искренне говорю. Ведь вы же нищие! Не о себе, так хоть о ней подумай. Их, эти мешочки-то, никто и не считал.
БАБЕТТА. Спокойной ночи, я сказала.
РАТЕНАУ. Да может, у тебя ключа нет?
БАБЕТТА. Нет у меня ключа. До свиданья.
РАТЕНАУ. Неужели она и тебе не доверяет?
БАБЕТТА. Не доверяет, не доверяет. Спокойной ночи.
РАТЕНАУ. Она тебе не доверяет, ты мне, я тоже никому. Всё правильно. Спокойной ночи. (Внезапно, внушительно.) Смотри, Бабетта, ключ не прозевай, а то его здесь живо подберут!
БАБЕТТА. Не прозеваю, не прозеваю. Оревуар, мон кёр.
РАТЕНАУ. Ауф видерзеен, майн херц.

 

Подходит к двери, хлопает ею и остается. Видит, как Бабетта проверяет у себя на груди, на месте ли шнурок с ключом. Исчезает.

 

БАБЕТТА. Ф-фу!.. Какой… Едкий мужчина… (Поет.) Бедная Мари, бедная Мари, где твой Жако? Сколько ни вздыхай, что ни говори, а без него нелегко… уж лучше бы тот… тоже, конечно… но все-таки… фигура!

 

От Герцогини на цыпочках выходит ЛЕНАУ. Прикрыл дверь, послушал. Идет к Ратенау.

 

РАТЕНАУ. Ну как?
ЛЕНАУ. Гибралтар.
РАТЕНАУ. Что Гибралтар?
ЛЕНАУ. А что «ну как»?
РАТЕНАУ. Как? Как… хорошо, что вы не спите, барон. Я узнал, где Бабетта держит ключ.
ЛЕНАУ. Где же?

 

Ратенау хлопает себя по груди.

 

Ну и как же мы его… оттуда?
РАТЕНАУ. А вот так. Через Гибралтар.
ЛЕНАУ. Да вы за кого меня принимаете?
РАТЕНАУ. Дело военное, барон. Ничего не попишешь. «Всегда в походе стрелок, всегда на взводе боек» – ваша песня, фельдмаршал.
ЛЕНАУ. А ваша какая?
РАТЕНАУ. А наша такая (на мотив Чарли Чаплина):
Я мальчик, бедный мальчик,
Малютка оборванчик,
Я лезу к вам в карманчик,
Не смотрите на меня!

Барон! Родина зовет. Французским авантюристкам не место на немецкой земле! Герцогиня душой и телом с нами, теперь мы победим. Вы мне только ключик раздобудьте, остальное я сам. Ну! Вперед! Вспомните Геракла!
ЛЕНАУ. Ну не знаю, не знаю…

 

Пошел искать Бабетту.

 

ГЕРЦОГИНЯ вышла из дверей. Ясно, что она не спала, подслушивала.

 

ЭМИЛИЯ. Бесстыдство какое!.. Это же не мужчина, это какой-то… станок!

 

Тем временем ЛЕНАУ нашел БАБЕТТУ. Та сидит и напевает.

 

БАБЕТТА
Мой сосед, плешивый Жан, жирный кот,
Он, конечно, и болван, и урод,
Но с теченьем долгих дней, скучных дней
Он все кажется умней и стройней.
Бедная Мари, бедная Мари
Где твой Жако?..

Ленау подошел, присел рядом.

 

БАБЕТТА. Что это вы полуночничаете, сударь?
ЛЕНАУ. Людвиг. Зови меня просто Людвиг. Бедный Людвиг, несчастный Людвиг… Совершенно не могу заснуть.
БАБЕТТА. Вот и друг ваш тоже…
ЛЕНАУ. Ратенау? Ну, какой он друг… это компаньон. Сегодня друг, а завтра… Отобрали у мальчика двести тысяч из мильона, вот и не спит. Мне б его заботы.
БАБЕТТА. Будто у вас не отобрали.
ЛЕНАУ. Да я последнее отдам, лишь бы заснуть. Терпеть не могу бессонницы. И откуда она на мою голову? Может, от луны?
БАБЕТТА. Волнуетесь от чего-нибудь.
ЛЕНАУ. Вот сказала… Я вообще никогда не волнуюсь. Либо спокойный, либо веселый. Проиграл – ладно. Выиграл – хорошо. Плохая погода – пройдет. Нет денег – будут. Умер кто-нибудь – Царство Небесное.
БАБЕТТА. А ну как бессонница…
ЛЕНАУ. Это кошмар. От нее два средства: либо вино, либо женщина. У тебя ничего не найдется?
БАБЕТТА. Я пью только ром.
ЛЕНАУ. Поделишься?
БАБЕТТА. Для такого случая… (Хочет налить.)
ЛЕНАУ (отбирает бутыль). Это не женское дело. Сколько прикажете?
БАБЕТТА. Да сколько себе, столько и мне.
ЛЕНАУ. Вот это по-нашему. А то знаешь, как начнут: «Что вы, что вы, что вы, мне чуть-чуть, мне толечко вот столечко» – а потом напьются как драгуны. И разноси их на себе по каретам. Прозит, мадам, ваше здоровье!

 

Выпили.

 

Я люблю, когда просто. Недавно одна… (Смотрит на Бабетту, сравнивая.) Да похуже тебя, похуже. Здесь – пожестче, здесь – поострее, кожа – и сравнивать нечего. Сидим за столом, от нее только и слышу: а вот мой муж говорит то, а вот мой муж любит это, а сама – представляешь? – даже спиной на меня смотрит! Я сижу, виду не подаю, думаю: чирикай себе.
БАБЕТТА. А она что же?
ЛЕНАУ. А она чирикала, чирикала, а потом встала и говорит: следуйте за мною! – и прямиком в спальню.
БАБЕТТА. Ну и как, прошла бессонница?
ЛЕНАУ. Да ни в одном глазу! Барыни эти… дым один.
БАБЕТТА. А жена?
ЛЕНАУ. Эта всем барыням барыня.
БАБЕТТА. А что же женились?
ЛЕНАУ. Положено, куда денешься. Баронесса! А сама – вот.(Показывает палец.) Из тебя одной таких три штуки выйдет. Плеснем еще?
БАБЕТТА. А плеснем!
ЛЕНАУ. А не боишься?
БАБЕТТА. А чего мне бояться?
ЛЕНАУ. А голова закружится?
БАБЕТТА. А чего ей кружиться?
ЛЕНАУ. Люблю отчаянных. Молодец.

 

Чокнулись; он пролил ей за шиворот полрюмки.

 

Ох ты!.. Прости, ради Бога! Доплескался… Медведь я, медведь… (Пытается вытереть.)
БАБЕТТА. Оставь, я сама.
ЛЕНАУ. Ну вот еще. Я испортил, я и исправлю… И тут пятно… и тут…

 

Бабетта оказалась у него в объятиях.

 

Слушай! Да что ж ты такая… горячая?
БАБЕТТА. Смотри, обожгу.
ЛЕНАУ. И не пожалеешь?
БАБЕТТА. Какой любопытный…
ЛЕНАУ. Глупый я совсем.
БАБЕТТА. Я так не сказала.
ЛЕНАУ. Дурак дураком…
БАБЕТТА. Выдумал тоже…
ЛЕНАУ. Платье облил…
БАБЕТТА. Большая беда…
ЛЕНАУ. А мы его просушим…

 

Подхватывает Бабетту, уносит.

 

На цыпочках входит РАТЕНАУ. Из-за кулис летят части одежды.

 

РАТЕНАУ (ловит и отбрасывает). Не то… не то… не то…

 

Летит шнурок с ключом.

 

Наконец-то.

 

Идет к сейфу. В стороне за ним наблюдает ЭМИЛИЯ.
Возвращение
КЛЕРОН и ГЕРЦОГ вернулись. Придворные, ЭМИЛИЯ, ЛЕНАУ, РАТЕНАУ и БАБЕТТА.

 

ХОР
Слава, слава, край родной!
Слава, герцог наш державный!
Ниспошли нам, Боже правый,
Процветанье и покой!

КЛЕРОН. Здравствуйте, здравствуйте, господа! Неделя разлуки с вами пролетела как молния и, как молния, оставила неизгладимый след в моем сердце – но светлый, сияющий след. Гроссбург, Гроссбрюнн, Гроссенштейн – господа, ваш край прекрасен! Я думаю, в мире нет уголка живописней, чем благословенный Гроссбах, и нет, наверно, народа трудолюбивее и добродушнее, чем ваш, и он, конечно, заслуживает лучшей участи! О господи, как хочется, чтобы все было хорошо!
ЛЕНАУ и РАТЕНАУ. Да! Да, ваше превосходительство!
КЛЕРОН. Ваше превосходительство, министр просвещения! Ваше превосходительство, министр земледелия! Мы надеемся, и для вас неделя даром не прошла. Я уверена, вы на славу потрудились над процветанием Гроссбаха. Так поделитесь же своими смелыми проектами и благородными начинаниями, а мы – само внимание.
РАТЕНАУ. Ваше превосходительство! Ваша светлость! Извольте. Барон, прошу.
ЛЕНАУ. Почему я?
РАТЕНАУ. По алфавиту.
ЛЕНАУ. А, Бэ, Цэ… ну, хорошо. Значит-ца так, судари мои: как мы есть аграрная страна, то, стало быть, и перекуем мечи на грабли. Эй! Пошли, мои залетные!
ФЕРМЕРЫ
Гроссбахский пахарь – эйн, цвей, дрей,
Кузнец и знахарь – фир, фюнф, зекс,
Весь день на поле пашет,
Всю ночь вприсядку пляшет,
Зибен, ахт, нойн, цэйн!
Всегда в походе соха!
Всегда в навозе нога!
Эх, ёшь твою вошь, ну-ка, вынь да положь
Сотенку-другую, и хорош!

КЛЕРОН. Значит, по двести?
ЛЕНАУ. Вот смета. (Подает бумагу.)
КЛЕРОН (в холодной ярости, к Ратенау). Ну разумеется, и у вас?
РАТЕНАУ. И вы не ошибаетесь. Исключительно на благо просвещения. Лучшие профессора Востока. Але – оп!
КИТАЙЦЫ
Мы ученый из Китай – вай, вай, вай,
Всё на свете понимай – вай, вай, вай.
Судьбу за-га-ды-ва-ём
Зуб за-го-ва-ри-ва-ём,
А затем сидим и пьём
Чай, чай, чай!

КИТАЙЦЫ, ФЕРМЕРЫ и БАРОНЫ
Мы ученый из Китай – эйн, цвей, дрей!
Всё на свете понимай – фир, фюнф, зекс.
Эх, ёшь твою вошь – ну-ка, вынь да положь.
Чай, чай, чай! Чай, чай, чай!

КЛЕРОН. Достаточно. Хватит, я сказала!
РАТЕНАУ. Вам не нравятся наши предложения?

 

Клерон рвет «сметы».

 

Что вы делаете?! (К Эмилии.) Ваша светлость!
ЛЕНАУ. Мы работали, рук не покладали!
РАТЕНАУ. Может быть, это спорно, как все новое – тогда давайте спорить! Но не хамить!
ЛЕНАУ. Ваша светлость, скажите ей!
ЭМИЛИЯ. Охотно! Ваше превосходительство, премьер-министр! Клерон! (Указывает на «хор».) Идиотизм этих предложений может соперничать только с ненасытностью их авторов. Что бы им ни поручали, какие бы задачи ни ставили – их фантазия никогда ничего, кроме этого, не произведет. Наука, религия, армия, балет, зима и лето, юг и запад – всё для них есть одна огромная неиссякаемая кормушка на казенный счет…
РАТЕНАУ. Вы хотите сказать…
ЭМИЛИЯ. Клерон! Нельзя тащить телегу из грязищи и при этом не запачкаться!
РАТЕНАУ. Вы полагаете, что мы…
ЭМИЛИЯ. Клерон! В каждом деле главное – люди. Например, барон фон Ленау. Скажите, барон, когда любовь используют в качестве отмычки, как это называется?
ЛЕНАУ. Приятное с полезным, ваша светлость.
РАТЕНАУ. А вы считаете, что барон…
ЭМИЛИЯ. Барон путает полезное с уголовным. Это распространенное заблуждение. Но вам, Ратенау, загадка другая: где мой брильянт? И не вздумайте надуть меня на этот раз!
РАТЕНАУ. Барон, нас опять подозревают.
ЛЕНАУ. У них власть; что хотят, то и делают.
РАТЕНАУ. То есть как это «что хотят»? Не-е-ет, теперь перед законом все равные! У меня тоже достоинство и разум! Вскрывайте казну! Где ключ? У кого?
БАБЕТТА. Ой! (Схватилась за шею, нащупала шнурок.) Ф-ф-фу! Прикажете отпирать?
ЭМИЛИЯ. Да, милочка моя, да!
КЛЕРОН (тихо). Фантастика?
ГЕРЦОГ (тихо). Даже похорошела…
ЭМИЛИЯ (посмотрев в сейф). Там нет ничего.
РАТЕНАУ. В самом деле?
ЭМИЛИЯ. Вас это не удивляет?
РАТЕНАУ. Нисколько.
ЭМИЛИЯ. Еще бы. Пропажа двухмильонного фамильного брильянта удивит кого угодно, только не того, кто собственной рукою…
РАТЕНАУ. Барон, нас все-таки подозревают. М-да. Неожиданно. Что-то мы с вами не додумали, барон. (Во весь голос.) Стра-а-жа!!

 

Входит СТРАЖА.

 

Среди нас похититель Мекленбургского брильянта. Сейчас мы выясним кто, и тогда слово за вами. Бабетта, сколько было ключей? Три? Два? Или один? Единственный? Вот этот?
БАБЕТТА. Вот этот.
РАТЕНАУ. Ты никому его не отдавала?
БАБЕТТА. Никому.
ЭМИЛИЯ. Бабетта…
РАТЕНАУ. Ваша светлость, простите, но закон есть закон. Вы обвиняете – я защищаюсь. Прошли времена произвола. Стража! Обыщите ее сундучок.

 

Стража вынула из сундучка шкатулку.

 

Па-прашу-у! (Открыл, вынул камень, попробовал на зуб.) Это он. Бабетта, ты воровка.
БАБЕТТА. Что-о?!
КЛЕРОН. Что-о?!
РАТЕНАУ. Что «что-о»? Что и требовалось доказать. Стража!
ЭМИЛИЯ. Отставить. Барон, закон есть закон: теперь вы прокурор, а я защита. Бабетта, где ты хранила ключ?
БАБЕТТА. Здесь!
ЭМИЛИЯ. Всегда?
БАБЕТТА. Как на духу!
ЭМИЛИЯ. Хоть раз снимала?
БАБЕТТА. Зачем?
ЭМИЛИЯ. Даже на ночь?
БАБЕТТА. Нет!!!
ЭМИЛИЯ. И на эту ночь?
БАБЕТТА. Вот еще!
ЭМИЛИЯ. Хорошо, сама не снимала, так может быть, не сама?
БАБЕТТА. Как это?
ЭМИЛИЯ. Этой ночью этот ключ с твоей шеи никто не снимал?
БАБЕТТА. С меня? Ночью? Кто?
КЛЕРОН (Герцогу). Я больше не могу этого слышать! Прекратите это, пожалуйста.
ГЕРЦОГ. Клерон!.. Напрасно я позвал вас на эту должность.
КЛЕРОН. Но вы-то, вы герцог или нет? Вам же только приказать.
ГЕРЦОГ. Зачем же? Пусть говорит закон. Перед ним, в самом деле – все ровные.
ЭМИЛИЯ. Клерон! Однажды вы уже вывели этих жуликов на чистую воду, спасибо. Теперь я, думаю, справлюсь не хуже, в конце концов, я должна! Иначе они разворуют всю страну!
ГЕРЦОГ. Продолжайте, герцогиня, продолжайте.

 

Переходит в центр событий.

 

ЭМИЛИЯ. Бабетта, пойми. Сказать правду – в твоих же интересах. Если ты, конечно, невиновна…
БАБЕТТА. Не виновата я!
ЭМИЛИЯ. Тогда вспомни, вспомни! Возможно, ты спала и не заметила, как с тебя сняли ключ?
РАТЕНАУ. Протестую! Это подсказывающий вопрос!
ГЕРЦОГ. Протест принимается, герцогиня.
ЭМИЛИЯ. Хорошо. Ты сегодня спала?
БАБЕТТА. Да!
ЭМИЛИЯ. Крепко спала?
БАБЕТТА. Крепко.
ЭМИЛИЯ. Очень крепко?
БАБЕТТА. Очень!
ЭМИЛИЯ. Возможно, ты что-нибудь выпила на ночь?
РАТЕНАУ. Протестую! Это опять подсказывающий вопрос?
ГЕРЦОГ. Протест отклоняется. Продолжайте.
ЭМИЛИЯ (внезапно поднимает бутылку). Это твоя бутылка?
БАБЕТТА. Моя!
ЭМИЛИЯ. Когда ты ее открыла?
БАБЕТТА. Вчера! Вечером!
ЭМИЛИЯ. Что в ней было?
БАБЕТТА. Ром!
ЭМИЛИЯ (внезапно подносит бутылку к носу Ленау). Подтверждаете?
ЛЕНАУ. Еще бы…
ЭМИЛИЯ. По-моему, с Бабеттой все ясно. Никакой преступник не станет прятать добычу в свой сундучок. Ключ сняли с нее, спящей. После такой дозы я не представляю, как она вообще проснулась.
РАТЕНАУ. Еще бы неясно! Мало что воровка, еще и алкоголичка! Напилась, обворовала, теперь, конечно, не помнит ничего!
БАБЕТТА. Клерон!!!
КЛЕРОН. Я здесь! Я здесь, Бабетта! Держись, тетушка, мы еще потанцуем! Ваша светлость, Эмилия, дорогая! Ты превосходный адвокат, но что делать? Наших бьют. Какая там, к дьяволу, законность, когда надо отстреливаться! (Страже.) Эй! Вы! Вы хорошо пошарили в сундучке? (Идет и шарит сама.) Плохо. Очень плохо! Брильянт нашли, а пистолет прозевали! (Перебрасывает пистолет Бабетте.) Бабетта, держи!

 

Бабетта поймала.

 

РАТЕНАУ. Стража!
ЛЕНАУ. Стража!

 

Стража двинулась.

 

БАБЕТТА. Я стреляю.
КЛЕРОН. И очень метко.

 

Стража остановилась.

 

БАБЕТТА. Я воровка… Да в Париже самые отпетые не рискнули бы и подумать такое, не то что вслух сказать! Я не воровка, слышите вы, все! Не знаю я, откуда в моем сундуке проклятый камень, не брала я его, но ключ – ключ, один раз, единственный… это да. Стыдно сказать, да уж тут не до стыда, раз до чести дошло. (К Ленау.) Ну? Что же ты молчишь, красивый? Снимал ты ключ с меня, с дуры несчастной, или не снимал?
ЛЕНАУ. А я и не отказываюсь. Я снял, я и надел.
ЭМИЛИЯ. Мерзавец…
БАБЕТТА. А когда снял, кому отдал?
ЛЕНАУ. Если помните, мадам, я ни на минуту от вас не отлучался.
БАБЕТТА. Ты-то не отлучался, а ключик?
ЛЕНАУ. Но мы же с вами были одни, мадам…
БАБЕТТА. Век ласку твою не забуду, родной, да пока мы были – кто брильянт отпирал? Красивый – я стреляю.
ЛЕНАУ. В меня?
БАБЕТТА. В тебя, любимый.
ЛЕНАУ. Ну тогда уж лучше в него.
БАБЕТТА. Слушаюсь, генерал!
КЛЕРОН. Пли!

 

Выстрел.
Ратенау падает.
Пауза.

 

Ратенау, пистолет бутафорский. Мы его держим разбойников пугать. Так что вы безусловно живы.
РАТЕНАУ. Вы уверены?
КЛЕРОН. А вы всё еще нет? Тогда, быть может, вас оживит хорошая новость? Мы уезжаем, барон. Ваша взяла. Бабетта, собираться.

 

Уходит с Бабеттой.

 

ЭМИЛИЯ (страже). Ну и что вы стоите? Возьмите… этих. Как там: именем закона, по воле народа, ну и так далее.
РАТЕНАУ. Я буду жаловаться ее превосходительству!
ЛЕНАУ. А… меня тоже?
ЭМИЛИЯ. Вас в первую очередь… родной. Закон есть закон. В тюрьму, в тюрьму обоих. С изоляцией, конфискацией, лишением и возмещением.

 

Стража уводит баронов.

 

Все свободны.

 

Придворные расходятся на цыпочках.

 

Как это называется, герцог? Правительство пало. Сразу всё.

 

Пауза.

 

Что-нибудь не так?
ГЕРЦОГ. Эмилия, у меня нет слов. Восхищен, потрясен, изумлен. Правительство пало? Ха! Да вы одна стоите целого кабинета! Вот когда я могу быть спокоен, вот когда я уверен: всё, что провозглашено – воплотится, что сказано – будет сделано. У вас отличная хватка для просвещенного образа правления!
ЭМИЛИЯ. Вы в самом деле думаете, я смогла бы…
ГЕРЦОГ. Никаких сомнений! У вас призвание. И если новая терминология вас не пугает – подоходный налог, избирательное право, парламентская оппозиция…
ЭМИЛИЯ. Нет, этого я не боюсь. Напротив, очень интересно.
ГЕРЦОГ…народное образование, общественное питание, свободная пресса…
ЭМИЛИЯ. Хотите, чтобы я отказалась?
ГЕРЦОГ. Феодальные пережитки, буржуазные перегибы…
ЭМИЛИЯ. Ну хорошо, хорошо… я не претендую.
ГЕРЦОГ. Да ведь больше некому, Эмилия. Я не сумею… не буду.
ЭМИЛИЯ. Но Клерон… тем более она все это затеяла…
ГЕРЦОГ. Она актриса, а не министр. Министр – вы. Одно дело – играть Клеопатру, другое – быть ею. Совсем другое дело. Надо проводить ее…
ЭМИЛИЯ. Александр! Постойте. Сейчас я вас к ней отпущу… Вы слышите меня? Ты слышишь меня? (Обнимает.) Мой дорогой… Все будет хорошо, все будет прекрасно!.. Я думаю… я хочу… нам нужен малютка… наш с тобой… обещай мне это!
ГЕРЦОГ. Конечно, дорогая, конечно! Все-таки мы, хоть и конституционная, но монархия, как же без наследника.

 

Уходит.

 

ЭМИЛИЯ. Не-на-ви-жу!

 

Вбегает АНСАМБЛЬ – толпа придворных и горожан.
– Последние новости! Последние новости!
– Революция во Франции! Революция во Франции!
– Конвент заседает беспрерывно!
– Отменены феодальные повинности!
– Король отрекся! Король отрекся!
– Король пытался бежать!
– Его поймали! Арестовали!

(Хором на известный мотив.)
– Вперед, сыны отчизны милой!
Алонз анфан де ля патрие…

КЛЕРОН и БАБЕТТА собираются в путь. ГЕРЦОГ смотрит на их сборы.

 

КЛЕРОН. Вы слышали, герцог? Во Франции революция! Бастилия пала! Вместе с моей камерой! Пропала моя мебель… Свобода, Равенство, наш театр объявил себя народным! Долой придворные балеты, да здравствует Карманьола! Ла-ла-ла! (Пританцовывает вместе с Бабеттой.) Декреты, декреты – налог на богачей, конституция – нет, надо же: Франция меня опередила!
ГЕРЦОГ. Клерон…
КЛЕРОН. Молчите, молчите, пожалуйста, я наперед знаю, что вы скажете. Что вы старше меня на тысячу лет, что проекты всеобщего счастья неосуществимы и ничем хорошим это не кончится, и нечему, стало быть, радоваться. А может быть, мне нравится находить радость в заблуждениях? А может, без заблуждений радость вообще невозможна? Не-е-ет, вам обязательно надо протереть мне глаза!
ГЕРЦОГ. Клерон!
КЛЕРОН. Милый мой!.. Господи, как же я люблю вас… Какие, к черту, революции, проекты – когда меня шатает от любви!
ГЕРЦОГ. Клерон!
КЛЕРОН. Нет, нет, я вас видеть не могу, вы чудовище! Вы всё сделали, чтобы я провалилась, чтобы герцогиня переиграла меня! Меня! «Учись, Клерон, учись!» – ваши слова. Актеры такое не прощают, тем более актрисы, тем более первоклассные! А какую я закатила импровизацию с пистолетом, а?
ГЕРЦОГ. Зачем все это… Не уезжайте.
КЛЕРОН. А собственно, в чем проблема, ваша светлость? Я приняла эту должность, разоблачила казнокрадов, наполнила вашу кассу, уничтожила коррупцию, наконец, воспитала достойную преемницу! У меня нет никаких оснований оставаться здесь долее! Мавр сделал свое дело – мавр может уходить.
ГЕРЦОГ. Клерон…
КЛЕРОН. Хотите предложить мне еще какой-нибудь пост? Например, место первой судомойки? А что – я бы смогла. Но боюсь, что и здесь герцогиня сумеет меня заменить. Нет, нет – в Париж! В Париж!
ГЕРЦОГ. Клерон…
КЛЕРОН. Милый! Произошло событие чрезвычайной важности…
ГЕРЦОГ. Твой театр стал народным.
КЛЕРОН. Что?.. Нет… Я не о том. Милый! Видишь ли… на одну минуту – всего на одну минуту ты бросил меня! Это оказалось так больно!.. что теперь мне надо забраться в берлогу и переждать, пока пройдет. Ничего себе берлога – ликующий Париж!
Назад: Акт первый
Дальше: Эпилог

BORIS RATINOV
Согласен с каждым словом. Жанр жив благодаря Щ. , и это главное!