Чужая Муза
Представители штаба Одесской юморины ждали нас у трапа: группа молодых людей с подчеркнуто томными манерами. Принимая во внимание лица прилетевших, можно смело сказать: это была встреча представителей национальных меньшинств — сексуальными…
Нас с Игорем Иртеньевым поселили в одном номере.
Скандалить я не стал, а только, позвонив в штаб, доверительно сообщил, что мы с Игорем Моисеевичем еще не афишируем наши отношения — и нас тут же тактичнейшим образом расселили, трогательно определив в соседние номера.
И эта близость мне, поймите меня правильно, пригодилась.
Через несколько дней, получив отличный (от предыдущих) гонорар, я в прекрасном настроении пошел бродить по прогретой солнцем Одессе, в сладких грезах добрел до Аркадии и увидел — тир!
Я немедленно впал в детство, и на глазах у всех достал свой разбухший от гонорара кошелек, и начал вынимать оттуда дикие девальвационные рублевичи, и менять их на пулечки, и палить по жестянкам…
Случилась ли импровизация — или по случаю выходного дня в Аркадии работал профессионал, в точности сказать не могу, но когда я отстрелялся, кошелька со мной не было.
Еще минуты три, на радость отдыхающим, я хлопал себя по карманам и поминутно залезал головой в полиэтиленовый пакет: не найдется ли там чего-нибудь, кроме тетрадки с текстами?
По дороге в гостиницу, в порядке психотерапии, я начал писать стишок философского содержания. Ночью, встав, как по будильнику, от появления в голове ключевой строки, я дописал стишок — и с чувством исполненного долга завалился спать снова.
ПРИЛОЖЕНИЕ
Какое счастье! — сперли кошелек.
Как нынче я отделался легко-то.
А ведь могли раздеть до босых ног,
Глаз выдавить, пырнуть заточкой в бок…
Да мало ли чего? Была б охота.
Могли для смеху челюсть своротить,
В психушку спрятать, для эксперимента,
В чулан, как буратину, посадить
За оскорбленье чести президента.
Могли послать сражаться в Сомали,
Копаться на урановую залежь…
Да мало ли чего еще могли?
У нас на что надеяться, не знаешь.
На кухне ли придавит потолок,
В больнице ли пришьют к затылку ногу…
А тут какой-то сраный кошелек —
Да пропади он пропадом, ей-богу!
Утром в дверь постучал живший за стенкой Иртеньев.
— Шендерок, — сказал он. — Слушай, чего я ночью написал.
И прочел мне — первому, чем до сих пор страшно горжусь! — стишок, очень скоро ставший народным:
Просыпаюсь с бодуна.
Денег нету ни хрена.
Отвалилась печень,
Пересохло в горле,
Похмелиться нечем,
Документы сперли,
Глаз заплыл,
Пиджак в пыли,
Под кроватью брюки.
До чего ж нас довели
Коммунисты-суки!
Еще хохоча над свежим иртеньевским текстом, я вдруг понял происхождение собственного ночного вдохновения. Это, летя по назначению, в соседний номер, транзитом заглянула ко мне иртеньевская Муза!
Как говорится, от щедрот…
В качестве улики — обращаю внимание литературоведов на общее в обоих текстах слово «сперли».
Полезно спать через стенку с классиком!
