Книга: Острый нож для мягкого сердца
Назад: индеец поет
Дальше: встреча

соль, дым, река

Две недели назад на пороге этой же хижины стоял Ортис. Чтобы задобрить старого индейца, он принес ему небольшой мешок соли. Старик посмотрел на Ортиса единственным здоровым глазом. Рядом со стариком стоял юноша лет семнадцати и маленькая девочка. Больше в деревне никого не было: хижины пустовали. Ортис хотел спросить, куда все ушли, но понял, что в них давно уже никто не живет.
– Я снова хочу стать рекой, – сказал Ортис, надеясь, что индеец поймет его.
Про себя он прибавил: быть человеком слишком больно. Однако не стал говорить этого вслух. Старик, от которого остались почти только одни кости, знает сам, без сомнения, обо всей боли. Ортис снова взглянул на покинутые шалаши, потом на девочку и юношу, пытаясь догадаться, кем они доводятся старику: детьми, внуками или просто соседями. Индеец сел у костра, и Ортис последовал за ним. Юноша примостился рядом, а девочка – чуть поодаль. Она была очень красива, с родинкой на щеке и пухлыми губами, слишком чувственными для ребенка. Она плела корзинку и, не отрывая взгляда от Ортиса, издавала языком цоканье, похожее на клекот птицы. Ортис порылся в сумке и вынул купленную на всякий случай куклу-голыша. Он протянул ее девочке, но та боялась подойти. Ор-тис встал и положил куклу на землю прямо перед ней. Девочка рассматривала ее, забыв про корзинку, и даже перестала петь, но прикоснуться к ней не решалась.
Вынув костлявыми пальцами сигарету из беззубого рта, старик выдыхал едкий дым, который окутывал сидящих. Он вдруг заговорил: судя по интонации, это были вопросы, но Ортис не знал языка. Однако старик не поворачивался к нему. Через несколько минут он сам себе начал отвечать глухим изменившемся голосом. Эта беседа продолжалась час или два – Ортис потерял счет времени, – в течение которых старик свертывал одну самокрутку за другой. Наконец в изнеможении он уронил голову на руки.
Был уже почти рассвет.
Старик сказал что-то юноше, и тот, повернувшись к Ор-тису, проговорил на знакомом тому языке:
– Иди за мной.
– Почему? – спросил Ортис (а сам подумал: потому что отец равен сыну).
– Я отведу тебя туда, где ты снова станешь водой. Я знаю дорогу.
Ортис склонил голову и встал, чтобы следовать за индейцем. Небо становилось все светлее. Когда они покидали деревню, он оглянулся и увидел, что с помощью коряги девочка зарывает куклу в землю. Наверное, кто-то сказал ей, что так хоронят людей в городах.
Перед идущими вставали непроходимые заросли. Стоило Ортису прикоснуться к стволу, как на него обрушивались муравьи, и приходилось прыгать в ближайший ручей, чтобы смыть их. Под другим деревом его искусали пчелы, но юноша срезал кору и потер укусы, после чего боль спала. Однако с каждым шагом распухали и нестерпимо болели ноги. В нос залетала мошкара. Бабочки размером с автомобильную фару задевали ему лицо мягкими полуживыми крыльями. Иногда почва становилась топкой, и тогда Ортис совсем отставал, с трудом вытягивая завязшие в тине ноги. Когда они снова вышли на твердую землю, лицо Ортиса распухло от укусов и кровоподтеков, а все тело было вымазано в грязи. Юноша продолжал идти легким, танцующим шагом.
– Скоро будет дождь, – сказал он, обернувшись к Ор-тису.
Тот пожал плечами. Ничто в воздухе не предвещало грозу. Но, когда они прошли еще сотню шагов, на них обрушился ливень. Струи хлестали Ортиса по лицу, смывая кровь и грязь. Он следовал за юношей вверх по отвесному слою холма, кляня джунгли на чем свет стоит. Ноги соскальзывали, и он падал в мокрую траву, на мокрые камни, вставал и лез дальше, все выше, не зная, что с ним там будет. Но было уже все равно, силы покидали его, он продвигался дальше как будто в трансе, не веря, что все еще следует за индейцем.
Наконец они добрались до плоской вершины холма. «Ложись», – сказал юноша, и Ортис послушно, как вол, рухнул на землю. Он широко разбросал руки, подставив лицо и грудь под дождевые струи, бившие все сильнее.
Неожиданно он увидал свое тело: спутанные волосы, кровь на губе, мускулы рук, брюки, ставшие лохмотьями. Он понял, что глядит на себя извне – что глядит на себя глазами дождя. Дождь и он неразличимы теперь: он снова стал водой.
Назад: индеец поет
Дальше: встреча