Опорный пункт милиции находился в обшарпанном подъезде жилого дома. На стенах висели листовки — цитаты из инструкций МВД и ксерокопированные портреты, в основном «фотороботы» разыскиваемых преступников. Караев дождался своей очереди и вошел. Прием вели одновременно два участковых, сидевших друг против друга: капитан, примерно одних лет с Караевым, и совсем еще молодой рыжеватый лейтенант. Оба говорили по телефону, не обращая внимания на посетителя. Из двух раций, лежавших на столах, доносились голоса и радиопомехи.

— Здравствуйте, — сказал Караев, — мне нужно оформить свое проживание в Москве, к кому из вас я могу обратиться?

Поскольку никакой реакции не последовало, он положил файл со справками на стол капитана и подсел к нему. Закончив разговор, капитан произнес одно слово: «Паспорт». Караев достал паспорт и протянул ему. Капитан посмотрел паспорт, бумаги и спросил с заметным украинским акцентом:

— Значит, хочешь получить регистрацию.

— Не получить, — ответил Караев, — продлить, только я не заметил, когда мы перешли на ты.

Капитан посмотрел на Караева и сказал иронически:

— Звиняйте, дядько, вырвалось.

— Бог простит, — ответил Караев.

Лейтенант оторвался от телефонной трубки и с ухмылкой произнес:

— Скажите пожалуйста!

Караев обернулся к нему, но тот продолжил говорить в трубку:

— Я же вам сказал, участкового не вызывают на дом, участковый сам приходит, а на дом вызывают наряд милиции. Вот звоните ноль-два, и они вашего мужа заберут, а у нас, тем более, сейчас приемные часы.

— С какой целью вы проживаете в Москве? — спросил капитан.

— Цель у меня одна — хлеб насущный, — ответил Караев.

— Можно ясней и подробней?

— Можно, — согласился Караев, — у меня здесь бизнес.

— На рынке, наверное, торгует, — встрял лейтенант, — они все тут на рынке торгуют.

— Какой бизнес? — спросил капитан. Караев, кивая на лейтенанта, сказал:

— Товарищ прав.

— По вашему виду не скажешь, что на рынке торгуете.

— Ну я же не сам стою за прилавком, — пояснил Караев, — я организатор, а торгуют продавцы.

— Земляки, конечно.

— В основном, но есть и другие.

— Баб, небось, русских нанял, — вновь подал голос лейтенант.

— Ну почему же — смуглянки, хохлушки.

При слове «хохлушки» капитан бросил на Караева быстрый взгляд.

— А смуглянки — это кто, свои, что ли? — с неприязнью спросил лейтенант.

— Нет, уважаемый, смуглянки — это молдаванки. Лейтенант издал смешок. Караев добавил:

— Песня была такая, вот капитан, наверное, помнит? Капитан неопределенно дернул головой и задал новый вопрос:

— Давно в Москве?

— Давно, — сказал Караев, — я могу получить справку?

— Ну, наверное, можете, — будто с сожалением произнес капитан. — Все бумаги имеются: заявление ответственной квартиросъемщицы, копия финансово-лицевого счета, выписка из домовой книги. Только бежать придется, в смысле, поставить надо, за прописку. У нас в России так принято.

— Я знаю, — ответил Караев, — только зачем же бежать, у меня все с собой.

Он открыл стоящий в ногах дипломат, извлек оттуда две бутылки водки и поставил на стол:

— Когда мне зайти за справкой? Лейтенант воскликнул:

— О, да у нас с собой было!

— Порядочного человека за версту видать, — удовлетворенно сказал капитан. — Справку мы прямо сейчас вам нарисуем. Петя, ну-ка глянь, много там народу осталось?

Лейтенант снял трубку надрывавшегося телефона и рявкнул: «Минуту ждать», — затем поднялся, открыл дверь и выглянул в коридор, оглянувшись, сказал, понизив голос: «До такой-то матери!»

Капитан посмотрел на часы.

— А времени у нас сколько осталось? У-у, пять минут восьмого! Объяви, что прием окончен, а то они до ночи переть будут, надоели.

— Граждане, — радостно сообщил лейтенант, — прием окончен, освободите опорный пункт милиции.

Капитан достал из папки бланк справки, протянул его Караеву:

— Сами заполните.

Затем полез в тумбочку и достал три граненых стакана.

— Присаживайтесь с нами.

— Спасибо, — убирая справку, сказал Караев, — я пойду.

— Бог троицу любит, — настаивал капитан, — присаживайтесь, отметим конец трудового дня, вот только закусить, блин, нечем.

Караев недолго сомневался — собственно, дома он собирался заняться тем же — вытащил из кейса батон хлеба, банку шпрот и сверток, в котором оказался круг копченой колбасы.

— «Краковская»? — плотоядно спросил капитан.

— «Одесская», «Краковская» жирная больно.

— А что, жирная — это хорошо.

— Звиняйте, хлопцы, сала нема, — в тон ему произнес Караев.

Капитан засмеялся.

Лейтенант, выпроводив посетителей, запер за ними дверь и вернулся, весело насвистывая.

— Ого, да у вас тут всё по-взрослому.

— Петя, — назидательно сказал капитан, — на будущее, шоб ты знал: порядочные люди приходят не только со своей выпивкой, но и со своей закуской.

Умелой рукой он свернул колпачок на бутылке и наполнил стаканы до половины: «Ну, как говорится, за знакомство».

Сдвинули стаканы, выпили, выдохнули. Караев ослабил галстук и, отщипнув корочку хлеба, положил в рот. Офицеры одновременно расстегнули галстуки, верхние пуговицы форменных рубашек.

— А ты ничего, — одобрительно заметил капитан, — грамотно пьешь, где школу проходил?

— Здесь, в Москве. Я после армии в институте учился, с семьдесят восьмого по восемьдесят третий, по вечерам на стройке подрабатывал.

— Ну тогда все ясно, вопросов больше не имею. И тут же задал новый вопрос:

— Ну а как вообще бизнес идет?

— Да ничего, — ответил Караев, — рентабельный.

— Ну че, по второй, что ли, — предложил молчавший до этого лейтенант, — между первой и второй, как говорится, промежуток небольшой.

— А что ты улыбаешься? — с вызовом спросил он у Караева. — Ничего, что я на ты?

— Ничего, мы же пьем, чего уж тут миндальничать, а улыбаюсь я, потому что первый раз в милиции пью.

— А сидеть не приходилось?

— Бог миловал.

— Ну ладно, по второй, — берясь за бутылку, объявил капитан.

Выпили еще по одной.

— Хорошо идет, — констатировал капитан. Он уложил на ломтик хлеба щедрой рукой пару шпротин и отправил в рот.

— У меня, товарищ капитан, такое ощущение, — сказал Караев, — шо я вас где-то бачив.

Гля, Петро, он на мову перешел, — захохотал капитан, — ну ты, брат, даешь. А кто знает, може и бачив. Только давай на ты перейдем, неудобно как-то, ну хочешь, брудершафту выпьем?

— Ни в коем случае, я брудершафт только с женщинами пью, да и то не со всеми, не люблю я с мужиками целоваться — без брудершафта на ты переходим. И все-таки, ты в Москву не по лимиту случайно приехал?

— В самую точку попал, — удивился капитан.

— А на стройке не работал?

— Не, на стройке не работал, — с сожалением сказал капитан, — я на ЗИЛе работал, меня оттуда в милицию взяли.

— Мимо, — ухмыльнулся лейтенант.

— Хотя подожди-ка, меня в командировку посылали на стройку на месяц, точно!

— ЗИЛовскую больницу строить?

— Точно, — поразился капитан, — вот дает, ну и память у тебя, а я убей не помню — все-таки двадцать лет прошло. Я там, в котельной, помогал отопление монтировать, — обращаясь к лейтенанту, — я же сантехник по гражданской специальности. Слушай, а я тебя не помню.

— Это ничего, — сказал Ислам, — но я там тоже был.

— Так значит, мы с тобой земляки, — заявил капитан.

— Слушай, — вступил лейтенант, — а все-таки объясни, че вас всех сюда в Москву тянет?

— Вас — это кого? — спросил Караев. — Давай уточним.

— Ну азербайджанцев, армян. На рынок войдешь — там одни ваши.

— Ну, на продуктовых рынках армян нет — они на строительных рынках, с другим контингентом работают, а продуктами они торгуют через ларьки, киоски, магазины, опять же — продавцами у них славяне работают, чтобы самим не светиться — это только наши глаза мозолят.

А собственно, что плохого в этом для вас, в частности? Материальную помощь они вам оказывают, труженики рынка.

— Я разобраться хочу, — не унимался лейтенант.

— Ну что же, давай разберемся, — согласился Караев. — На самом деле, азербайджанцев в Москве не больше, чем, скажем, молдаван, украинцев, белорусов. Просто славян не видно в толпе, а кавказцев видно. То, что они на рынке — у каждого своя сфера деятельности, своя ниша: носильщики, например, на вокзалах — все татары. Все сапожники в Москве — айсоры, ассирийцы, вернее. А то, что все сюда едут — не от хорошей жизни, уверяю вас. Людям семьи нечем кормить, жен, детей. Народ у нас чадолюбивый, детей много. Но — что характерно — капитану ты не задаешь таких вопросов, а ведь он тоже не русский.

Капитан взялся за бутылку и стал разливать водку.

— В самом деле, че ты пристал к человеку, бери вон лучше стакан, — обращаясь к Караеву: — Тебя как зовут?

— Ислам.

— Я Василий, а это Петр, вот и познакомились. А по-русски Ислам как будет?

— Так и будет, не переводится. Это только в анекдоте переводится, знаете? Как знакомятся армянин и русский? Русский говорит: «Меня зовут Иван, по-вашему будет Вано». Армянин говорит: «А меня зовут Акоп, по-вашему — траншей будет».

Капитан засмеялся.

— Ну, давай за знакомство.

Все выпили.

— Я не пристаю, — не унимался лейтенант, — я разобраться хочу.

По мере того, как они пили, он все более мрачнел и, в отличие от капитана, становился задиристым.

— А капитану я не задаю таких вопросов, потому что украинцы и белорусы — это те же русские, Белая Русь. А Украина называлась Малороссией, а про Киевскую Русь слышал что-нибудь?

— А ты про Уна-Унсо слышал что-нибудь? — спросил Караев. — Бесплатный совет: будешь в Киеве — не говори там, что украинцы — это те же русские, побить могут, русские там для многих — кляты москали. Это во-первых. Во-вторых, Киевская Русь к Московской Руси если и имела какое-то отношение, то только враждебное.

Караев замолчал, достал из кармана пачку сигарет, закурил и положил на стол, офицеры также взяли по сигарете. Через несколько минут в комнате повисло облако сизого дыма.

— Между прочим, — заметил лейтенант, — премьер-министр сказал, что каждый азербайджанец вывозит ежегодно из страны двести долларов.

— Ну конечно, — иронически сказал капитан, — они у него в тумбочке лежат, а они берут и вывозят.

— С точки зрения экономики это полный абсурд, — заявил Караев, — чтобы вывезти из страны двести долларов, их сначала нужно заработать, что уже предполагает участие в экономике страны — понятно, да, что все эти рыночные торговцы не сидят на бюджетных деньгах. Рентабельность торговли — а мы уже выяснили, что наш брат в основном подвизается в торговле, — составляет в среднем плюс-минус сорок процентов, значит, заработать он должен пятьсот долларов и из них триста оставить в Москве.

— Вот что значит образованный человек, — заметил капитан, — на него, Петро, всех собак не повесишь.

— А я и не собираюсь ничего вешать, — огрызнулся лейтенант.

— Но кроме этого, — продолжал Караев, — следует признать, что злосчастный, так ненавидимый всеми азербайджанец, вольно или невольно создает инфраструктуру: он платит за место на рынке, платит за разрешение на торговлю, платит за комнату, которую он снимает у пенсионерки; я уже не говорю об отчислениях милиции, санэпидемстанции и т. д., и, наконец, эти пресловутые двести баксов он вывозит на самолете Аэрофлота, а билет стоит сто двадцать долларов в один конец. И уж если мы взялись подсчитывать, тогда огласите весь список, пожалуйста: сколько вывозят армяне, грузины, молдаване, украинцы, белорусы, с ними у вас ведь нет таможни! А евреи! Господа, если вам удастся подсчитать, сколько из страны за это время вывезли евреи, я сниму перед вами шляпу, потому что их торговые операции по перекачиванию денег из страны понять сложнее, чем бином Ньютона. Но больше всего меня удивляет мелочность ваших обвинений. Вы, ребята, спокойно наблюдаете за тем, как из страны тащат миллиарды долларов. Ваши же собственные ушлые сограждане приватизировали нефть, газ, аэрофлот, заводы, фабрики, а вы никак не можете пережить эти несчастные двести долларов и смуглую физиономию бывшего соотечественника.

Лейтенант язвительно сказал:

— Тебя послушать, так азербайджанцы всю Москву кормят, без вас она бы пропала.

— Они кормят тех, с кем взаимодействуют, и в первую очередь — московскую милицию.

— А как они себя на рынке ведут нагло, хамят, к женщинам пристают! — не унимался лейтенант.

Это уже вопрос культуры. Знаете такой анекдот? Президент Алиев вызывает к себе министра культуры и спрашивает: «Джанаб министр, вот российские товарищи интересуются, почему у нас в Азербайджане говорят, зелень-мелень, салат-малат»? А министр отвечает: «Что сделаешь, джанаб президент, дикие люди, да, культур-мультур нету».

— А действительно, почему так говорят? Закон парности. Иран-Туран. Отголосок то ли арабской, то ли персидской литературы. Ну а если серьезно — на рынке торгуют не лучшие представители нашего племени. В основном — сельский житель, не отягощенный интеллектом, образованием. Что касается женщин, к ним все пристают, даже менты, но по-разному. Торговцу с рынка кажется, что он ведет себя естественно, что именно так надо клеить девочек.

— Но дома он же себя так не ведет, — запальчиво сказал лейтенант.

— Не ведет, — согласился Караев, — потому что дома за такие вещи убить могут. Другая ментальность. К примеру, если твоя сестра будет встречаться с парнем, а потом парень ее бросит, начнет встречаться с другой, ты его убьешь? Нет? А в нашем городе за это убить могут, поэтому и не пристают к женщинам, явно, во всяком случае. У вас девушка может одна пойти на пляж, взять книжку, позагорать, а у нас не может.

— Почему?

— Во-первых, решат, что она — девушка легкого поведения, во-вторых, могут изнасиловать, если рядом людей не окажется.

— Изнасиловать везде могут, — философски заметил капитан, — в тюрьме, например.

— Могут, спорить не буду, но у нас вероятности больше. Я, когда был пацаном, в смысле маленьким пацаном, лет семи или восьми, пошел на море с теткой одной. То есть для меня она была тетка, а так ей было не больше тридцати. Красивая русская женщина. Она гостила у моих соседей. А сопровождал я ее на море каждый день, чтобы к ней не приставали. Так вот, один раз даже мое присутствие не помогло. К нам подвалила компания взрослых парней. Стали хватать ее, сорвали с нее бюстгальтер. Я кидался на них как щенок, кусал, плевался, но что я мог сделать против них… Меня просто взяли и швырнули в море. Трагедии, к счастью, не произошло, я стал вопить как резаный, ко мне присоединилась женщина, в смысле тоже стала кричать. Неподалеку находился пост пограничной охраны, вышка, огромная прожекторная установка, по ночам шарящая своим лучом по морю. Кто-то из обслуживающего персонала обматерил их по матюгальнику, простите за тавтологию. Не надо быть приверженцем Фрейда, чтобы понять, какой след это оставило в моем сознании. Так что, уважаемый, все зависит не от национальности, а от уровня культуры. Я довольно смутно все это помню, но надеюсь, что эта женщина, ее звали Елена, не возненавидела азербайджанцев, ведь если бы ее попытался изнасиловать русский, она б не стала ненавидеть всех русских.

— Эти интеллигентские рассуждения, конечно, понять можно, — зло сказал лейтенант, — а кроме понимания того, что ваши ребята малокультурные, что ты предлагаешь делать? Одного понимания мало. Если пристает, что делать? Понимать, входить, так сказать, в положение?

— Что делать? По морде бить, что еще можно делать, — развел руками Ислам. — Кто бы спрашивал! Ты кто? Приват-доцент? Ты же милиция, это твоя работа — общественный порядок. Но ты сделать ничего не можешь, потому что деньги с него берешь. А если бы не брал, то он бы тебя боялся и к девушкам не приставал.

— Я взяток на рынке не беру, это вообще не моя территория, — вскипел лейтенант.

— Я не конкретно тебя имею в виду, я говорю о ситуации.

— Прекратить прения! — рявкнул капитан. — Ну что вы, в самом деле, за столом сидим, водку пьем, кончайте базар! Давай, лейтенант, наливай, и меняем тему.

Но Караев встал:

— Пойду я, спасибо за компанию и за справку.

Вместе с ним поднялся и капитан, схватил его за руку и стал трясти.

— Ты заходи если что, — напутствовал он, — если еще кому регистрация понадобится, таксу знаешь.

Караев посмотрел на стол.

— Не-не, — сказал капитан, — мы в день по двадцать справок выдаем, сопьемся к чертовой матери. Сухими, пятьсот рублей с носа, приводи своих архаровцев, наверняка безбилетные есть.

— Не премину, — сказал Караев и ушел.