Глава 30. О любви
– Одна женщина, Хананеянка, просила Иисуса вылечить ее бесноватую дочь. Он вначале отказал. Как ты думаешь, почему отказал?– Не умел лечить бесноватых?– Умел– Она была бесноватая от бесов, а у ГБ и СД была договоренность: чужих больных не лечить?– Хм… ГБ – Господь Бог… А кто такой СД?– Макс, напряги моек!!!)))– Сатана-Дьявол?– Ага!!!– Нет, тогда ты не отгадала. Ответ: потому, что эта дочь была не еврейка.– Ну и что???– Иисус сказал: «Я послан только к погибшим овцам дома Израилева»!– Хм… Я была об Иисусе лучшего мнения!– И оставайся лучшего мнения! Потому что он все-таки вылечил ее дочь!!!– Молодец!– А то!«Исцеление дочери нееврейки»От Матфея святое благовествованиеГлава 15Выдержки из SMS-переписки двух молодых людей
И окончилась ночь.
Макс и Алла оставили машину у ворот, хотя так не полагалось делать, и вошли в калитку. Никто из них не обратил внимания на брошенный перед входом в дом дорожный кейс бабушки и аккуратно стоящие у стенки туфли Любы. Потом они много раз удивлялись тому, как могли не заметить. Но – не заметили.
Макс механически посмотрел на часы, перед тем как открыть дверь в дом. Было семь часов три минуты. Алла почему-то, перед тем как войти, посмотрела на небо. На нем ничего интересного не было. В общем, они посмотрели на часы и небо и вошли в дом, не догадываясь о том, что Вера Игнатьевна уже вернулась. Потом Алла нашла объяснение тому, что ей приспичило смотреть в небо. Дело в том, что Лорда в то утро не лаяла, не скулила, а странно выла. И Алла мимоходом, краешком сознания, подумала о том, что собаки – родственники волков и могут выть на Луну. Вот она и поискала Луну в небе. Как-то так…
Дверь оказалась открыта, даже так – приоткрыта. Макса это не насторожило. Это бабушка и Люба всегда запирались на все засовы по ночам. А они с сестрой постоянно оставляли дверь нараспашку. Кого бояться? Ворота надежные, везде сигнализация, поселок тщательно охраняется…
В широком коридоре, который одновременно служил прихожей, царил полумрак. Но лестница была освещена, и дальняя люстра, перед ванной, сияла всеми лампами. Кроме того, дверь в ванную была распахнута, а в ванной тоже горел свет. Окруженная светом, посреди всеобщего мрака, как на сцене, неподвижно лежала Вигнатя.
Лица ее видно не было. Вигнатя лежала на животе, ногами к лестнице, головой к роботу, застывшему в едва заметном поклоне. Робот застыл всего лишь на время, и чтобы заставить его двигаться, – поклониться или разогнуться, – достаточно было взять в руки пульт и нажать на кнопку. А Вигнатя замерла навсегда, и если ее и можно было разогнуть, то это только потому, что смерть наступила недавно, и тело еще не успело окоченеть. Она лежала в очевидно неживой позе, а вокруг головы неторопливо подсыхала небольшая лужа крови.
– Ева!!! – страшным голосом заорал Макс и бросился к Вигнате и мимо нее. – Ева! Ева! Ева-а-а!!!
– Сбылось… – бледнея и едва не теряя сознание от невозможности произошедшего, прошептала Алла. – У меня все получилось… Я – ведьма?
Алла бросилась за женихом почти на ощупь, так как в глазах у нее стало темно. Но в обморок она не упала, взяла себя в руки. Ведьмы не должны падать в обмороки!
– Ищи наверху, а я – вниз! – крикнула Алла.
Она могла и не кричать про верх, потому что Максим и так бросился прежде всего вверх по лестнице, в комнату сестры. На первой же ступеньке Макс поскользнулся и грохнулся, больно ударившись коленом. Ударился бы и головой, но сдержало то, что правой рукой он успел схватиться за перила раньше, чем ступить на лестницу.
– Алла, осторожней, тут везде разлито масло! – крикнул Максим и, хватаясь покрепче за перила, побежал вверх по маслу.
Ева оказалась в своей комнате, живая, но в истерике.
– Та-а-ам!!! Ба-ба-ба-ба-буш-ка-а-а-а… – заикаясь, прорыдала она уже на груди у Макса.
– Ты, ты в порядке? – орал и тряс ее за плечи Макс. – Тебя никто не обидел? Никто? Ты, ты в порядке?
– В по-по-по-ря-ряд… – кивала Ева, захлебываясь слезами и соплями. – Ни-ни-ник-то-о-о… Бабушка, там ба… ба-а-а…
Ее стало рвать.
Макс потащил сестру в душевую на втором этаже. Прибежала Алла, увидела живую Еву и так обрадовалась, что немедленно перестала думать про ведьм и тоже впала в миниатюрную истерику. Ева, которую продолжало выворачивать на пол по дороге в душ, бросила Макса и вцепилась в Алку. В обнимку, голося в четыре ручья (Алла громче, Ева к этому моменту уже немного выдохлась), они попали, наконец, в душевую. И Алла стала успокаиваться сама, и мыть Еве лицо, как маленькой, а потом мочить полотенце, и прикладывать ей ко лбу, и что-то нелепое шептать на ухо. Макс смотрел-смотрел на этот паноптикум, не выдержал, отшвырнул в сторону Алку и опять схватил за плечи Еву, озабоченно заглядывая ей в глаза по очереди: то в один глаз, то в другой, зырк-зырк.
– Ты точно в порядке? Ева! Тебя никто не трогал? Точно? Скажи!
– Дурак! – заорала Ева с новой силой. – Дурак ты!!! Я тебе сто раз сказала! Никто! Меня! Не трогал!!! Понял? Никто! У меня все хорошо! Все БЫЛО хорошо, пока ОНА не приехала! Понял? Зашибись, как все хорошо было!!! Понял? Единственный раз в жизни все хорошо было, понял? Не так, как всегда было, понял, понял??? А потом – она! С Любой!!! Ночью! И…. и… тут такое началось… тако-о-о…
Ева опять разрыдалась и стала сползать на пол с краешка унитаза, на который ее пятью минутами раньше посадила Алка.
– Я не виновата, не виновата, не виновата, я не хотела! Не-е-е-е….
Было понятно, что добиться от Евы вразумительного рассказа о том, что произошло, будет возможно нескоро.
– Где Люба? – Спросил Макс, повернувшись к Алке. – Ты ее нашла?
– Да. Она молится. Она невменяемая. Глаза блуждают. Стоит на коленях – и молится.
– Где она?
– На кухне.
– Уложи ее в постель! – кивнул в сторону сестры Макс. – И валерьянки ей дай, она тут есть, – он кивнул на аптечку, висящую возле зеркала над раковиной. – Никому пока не звонить! И на звонки не отвечать! Я выясню у Любы, что произошло, и тогда решу, что делать.
– Макс, в белой спальне какой-то ребенок спит, не испугайся! – крикнула ему вслед Алла. – Лет трех-четырех. Наверно, Вигнатя привезла сиротинушку!
– Хорошо! – донесся уже почти с первого этажа голос Макса.
– Это не сиротинушка, это Стасик! – задыхаясь от слез, объяснила Алке Ева. – Это младший брат Салима.
– Понятно, – кивнула Алла. – На. Пей.
Алла не нашла в аптечке валерьянку, но обнаружила корвалол. Налила Еве, потом себе. Руки у Евгении тряслись, как у алкоголика с большим стажем, но она выпила.
– А этот Салим… он кт… он сейчас где?
– В гостевом доме. У нас с ним ничего не было, совсем ничего. Ты мне веришь?
– Конечно, верю! – удивилась вопросу Евы Алка. – Но если даже у вас любовь, что с того?
– Нет! Он в другом доме спит! Правда.
– Да верю я тебе… Пошли в твою комнату.
Они пошли.
– Но он там спал даже тогда, когда Вигнатя приехала, среди ночи.
– Да верю я, верю!
– А Вигнатя ворвалась и такое устроила! – Ева всхлипнула и замолчала.
Алла ждала. По всем законам Ева сейчас должна была начать говорить,
рассказывать, опять плакать, говорить, выплескивать. Но Ева только сказала, сверкнув глазами:
– Ненавижу ее!!! Хорошо, что она умерла!
Алла немедленно схватила девочку в охапку и встряхнула как следует.
– Так! Ева! Слушай меня внимательно! И запоминай, блин, на всю жизнь. НА ВСЮ ЖИЗНЬ! Поняла? Никогда. Никогда. Никому. И никогда. Не говори о том, что ненавидишь свою бабушку. Ненавидь сколько хочешь. Но. НИКОГДА. Не говори. Об этом. ВСЛУХ!
Ева закусила губу и кивнула.
– Тем более, что она уже умерла.
Ева опять кивнула. Алла уложила девочку в постель, села рядом и взяла ее руку в свои. И стала говорить о любви, особенно о любви к ближним.
– Она была твоя бабушка, и она любила тебя. И Макса. Как умела – так и любила.
– Но она…
– Она не всегда бывала права. Она не всё понимала. Но она была неплохой бабушкой, правда?
«Правда…» – подумала Ева.
– Но она…
– Вы были ее единственными внуками, она хотела, как лучше…
– Но я тоже хотела, как лучше!
– Она любила тебя.
– А я ее что, нет, что ли? Я ее тоже любила.
– Ну вот видишь, вот и хорошо, вот так-то лучше. Конечно, ты ее любила. А всё остальное – временные эмоции. А теперь спи.
Ева не заснула, но заплакала. Уже по-другому заплакала, тихо, жалобно. Алла гладила ее руку и без остановки, речитативом, несла чушь:
– И тогда мы с мамой решили подарить ей не щеночка, а котенка. Ма-аленького такого котеночка. И пошли на рынок. А там, в углу, где рыбки, у одной тетеньки были котята. Как раз ма-аленькие. Как мышки. И я маме говорю: «Давай этого купим!», а она говорит: «Давай всех посмотрим»… А один котенок, беленький…
Ева всхлипывала и периодически вытирала нос и глаза второй, свободной рукой.
Когда Ева уснула, Алла тенью выскользнула из комнаты, на цыпочках взбежала на самый верх дома и дрожащей рукой достала мобилку.
– Папа? Это я, Алла. Папа, мне срочно нужны десять тысяч. Евро. Нет-нет, все в порядке. Даже супер в порядке… Тут просто бабушка Макса внезапно умерла, и мне нужно долг вернуть. Нет. Да нет же… Ну разве я тебе врала когда-нибудь? Когда заехать? Хорошо. Папуль, я тебя люблю!!!
Вера Игнатьевна Богачева скончалась на семьдесят третьем году жизни от обширного инфаркта. Это официальное заключение врачей, и нет никаких оснований ему не доверять. В последнем завещании Вигнати не было ни слова о наследстве и/или сиротинушке, а были только указания относительно похорон, музыки, венков и надгробного памятника. И еще она просила вставить в рамку и оставить навсегда в гостиной ту фотографию, где они с мужем в последний раз на горных лыжах.
………………………………………………………………………………….ВАЛЕНТИНКИГлавная Позаботься о себе Твоя любовь Дом Карьера ДетиЗдоровье Отдых Стиль Приятные мелочи Подарки РазноеСоздание первой валентинки приписывается Чарльзу, герцогу Орлеанскому (1415 год), сидевшему в это время в тюрьме, в одиночной камере, и решившему бороться со скукой путем писания любовных посланий собственной жене.Вашим близким нужна ваша любовь!А что есть любовь, как ни ее проявление?На нашем сайте вы найдете тысячи валентинок для всех близких людей…………………………………………………………………………………….
Назад: Глава 29. Последняя ночь
Дальше: Глава 31. Зима после
