Когда объявили в конце третьей четверти — у кого нет плохих отметок, будут принимать в пионеры, я, канешно, расстроился. Потому что за последний диктант схлопотал жирный неуд. Но Таиска все-таки сжалилась и в четверти вывела мне по русскому «посредственно». А «посредственно» — это все-таки не «плохо».

Мы пошли с мамой в «Канцтовары» и купили мне красный атласный галстук из сатина — шелковых не было — и железную защипку. Дома я тут же примерился перед зеркалом. Галстук с трудом пролезал в защипку с костром, но всем очень понравился.

Адельсидоровна отгладила его горячим утюгом и тут же обожглась. Пришлось смазывать подсолнечным маслом. Хотя всем известно, что при ожогах лучше всего помогает — пописать на руку.

Мы всю неделю учили дома клятву: «Я, юный пионер Советского Союза, перед лицом своих товарищей торжественно клянусь…» И бабушка вместе со мной учила, и мама. А тетя Маша даже показала, как надо поклясться с выражением. Вот так! Дядя Павлуша оценил клятву с точки зрения главного режиссера и сделал одно замечание:

— Лишний пафос надо убрать.

Я спотыкнулся сначала два раза, но потом, в конце концов, выговорил всю клятву без запинки.

На следующий день в зале мы хором повторяли за старшей пионервожатой:

— Я, юный пионер… перед лицом своих товарищей торжественно клянусь…

Можно было и не заучивать наизусть!

В конце вожатая как заорет:

— За дело Ленина — Сталина будьте готовы!

— Всегда готовы! — гаркнули мы в ответ. И я впервые отдал пионерский салют. Вот так. Рука наискосок, локоть повыше и пальцы прижаты.

Теперь я точно знал, что у меня есть «смысл жизни».

А меня еще вдобавок выбрали председателем отряда. Таисия предложила, и все как один подняли руку. Я даже не знаю до сих пор, почему выбрали именно меня. Честное пионерское — не знаю.

Но с этого момента я стал как другой человек. У меня даже голос поменялся на командирский, как тут же заметила тетя Маша. И это хорошо, потому что когда-нибудь я смогу стать главным режиссером. Вот у нашего Павлуши никак не получается командовать. Из-за этого в театре часто разброд и шатание. А актеров всегда надо держать в узде, иначе они «натворят» бог знает что.

После уроков я собрал отряд и объявил, что мы будем теперь изо всех сил помогать Красной Армии бить фашистов.

А наш дядя Павлуша в это же время под влиянием тети Маши заделался членом партии. Я не знаю, произносят члены партии клятву, как мы, пионеры, или нет. Но Адельсидоровна очень боялась, что Павлуше припомнят дедушку с его махоркой «Тройка» и в партию не примут. Но про дедушку никто и не вспомнил.

А главный режиссер без партийного билета, это все равно что мужчина без штанов. Даже во время войны можно вылететь из театра в два счета. Там ведь столько завистников и постоянные интриги. И тогда дядя Павлуша потеряет «бронь» и загремит на фронт. А Драмтеатр останется без репертуара. Потому что Марипална и дня не будет работать, если только уволят Павлушу. Но теперь Павлушу никто не посмеет даже пальцем тронуть.

По случаю праздника из театра принесли целый бидон разбавленного пива, и вся наша семья отметила важное событие за одним столом. Даже глухая Машка на целый вечер перестала ворчать.

Только Левитан по радио пытался испортить всем настроение.

Сейчас вспомнить трудно, какой день был сначала, а какой потом.

Это в большой истории есть даты, и их лучше запоминать наизусть. А потом еще делать выводы. В моей истории делать выводы не надо.

Наш отряд стал лучшим по сбору металлома, потому что нам здорово повезло. Зимой в доме лопнули железные батареи. Их оставили лежать на лестнице. Я поднял отряд по тревоге. Мы достали санки и свезли все батареи во двор школы. Получилась гора металлома, и нам объявили благодарность.

Однажды я безо всякой подсказки отправился в военный госпиталь. Госпиталь был на углу, против Драмтеатра, рядом со сквером, где я подбил из рогатки синичку.

Я ведь думал, что не попаду, просто так стрелял. И тут так испугался, когда птичка завертелась и замерла. Я и сам чуть не умер. Даже подойти боялся. Но потом синичка очнулась и улетела, хотя и без хвоста.

После школы я набрался духа и пошел. Сначала меня не хотели пускать. Хотя я был в пионерской форме — светлый верх, темный низ. В красном галстуке и двумя нашивками на рукаве. Но в пальто ведь не видно моих нашивок!

На мое счастье мимо проходил дядька в белом халате. Оказалось, что это и есть начальник госпиталя, и, узнав, что я пришел для серьезного дела, велел меня пропустить.

В кабинете он предложил мне даже сесть в большое кресло перед его столом.

— Слушаю вас, товарищ пионер.

— Наш отряд, товарищ военный доктор, решил взять шефство над вашим госпиталем.

— Любопытно. А что же вы будете здесь делать? Может быть, операции?

— Нет, товарищ военный доктор. Операции делать мы пока не будем. Можем помогать ухаживать, чистить картошку и штопать носки. И еще мы подготовим к празднику концерт самодеятельности. В Драмтеатре у нас знакомые артисты есть…

Про дядю Павлушу и тетю Машу я решил не говорить. А то он чего доброго еще подумает, что я хвастаюсь.

Начальник госпиталя почему-то заулыбался.

— Значит, без дураков. Что ж, идея интересная. Сейчас пригласим сюда нашего командующего, сестру-хозяйку.

Сестра-хозяйка отнеслась к моему предложению сурово.

— Хулиганничать здесь мы вам не разрешим.

— Ничего, — сказал главный доктор, — я думаю, что пионеры смогут проявить себя достойным образом. Вас как величают, молодой человек?

Я называюсь по всей форме:

— Председатель совета отряда пионерской дружины школы номер два города Чкалова.

И тут же получаю бумагу, где черным по белому написано, что податель сего документа имеет право посещать госпиталь в любое дневное время. А с ним вместе еще пять пионеров.

Такого замечательного документа не было ни у кого в городе!

И вот началась наша шефская помощь, «без дураков».