Вечером заехал Яшка. Они расположились на заднем сиденье его «мерседеса». На Алике был темно-серый костюм, который он перед приездом Яшки достал из своей дорожной сумки и отгладил. У Яшки из нагрудного кармашка его модного, с позолоченными пуговицами, желтого пиджака торчал розовенький, под цвет галстука, платочек.

За рулем сидел бритоголовый парень.

– Его Ленчик зовут… Ленчик у нас – обладатель «черного пояса», – сказал Яшка. – Я правильно обозначил твой разряд по карате?

Парень, не оборачиваясь, утвердительно мотнул головой, непропорционально маленькой по сравнению с могучей шеей и широкими плечами. На переднем сиденье, справа от него, лежала книжка.

– А в свободное время он читать любит… Что сейчас читаешь, Ленчик?

– «Любовь в Античном мире».

– Слышал? – Яшка, улыбаясь, посмотрел на Алика. – Человек Античным миром интересуется… Ну и как там насчет этого обстояло?

– Пидоров много было. А по части способов – все то же; ничего новенького не придумали.

«Мерседес» мягко шуршал шинами по вечерним улицам. В сумерках, прерываемых светом нечастых фонарей, Москва смотрелась поопрятнее.

– Сперва мы в Замоскворечье поедем, – сказал Яшка. – Там есть один элитный ресторан, столик я уже заказал. Кормят вкусно.

«Мерседес» остановился в полутемном переулке, возле двухэтажного особнячка, построенного в стиле ампир, наверное, еще лет сто назад. Над входной дверью мерцало неоновое название: «Андромеда».

Выйдя из машины, Яшка наклонился к открытому окну водителя.

– Ленчик, мы тут часа два-три посидим. Можешь пока смотаться куда-нибудь.

– Не велено, Яков Наумович, вас оставлять. Я вон там за углом, в проулке, машину поставлю, буду ждать, сколько нужно. Книжку полистаю – тут картинки интересные.

Высоченный швейцар, в брюках с лампасами и в фуражке с кокардой, улыбнулся Яшке, как старому знакомому, распахнул дверь. Брючный карман у швейцара оттопыривался. Поймав взгляд Алика, Яшка обронил: «'Пушка' у него в кармане. Для порядка».

Теплый воздух внутри большого прямоугольного зала источал запахи ресторанных блюд. Покачивая бедрами не хуже, чем Лолита, к их столику быстро подошел смазливый официант, положил перед каждым меню. Список блюд в меню был длинным, на нескольких страницах. «Белужья икра с блинами и гарниром по-гречески», «Баварская утка под медово-имбирным соусом», «Медальоны из омара, обжаренные, с муссом из креветок» – названия блюд звучали возвышенно-аристократически. Под стать им были двухзначные и трехзначные цены в долларах.

– Что пить-есть будем? – спросил Яшка.

– Да не разбираюсь я в этих идиотских названиях. Заказывай сам. Честно говоря, я и есть-то особенно не хочу. – Алик вздохнул, под пиджаком привычно приложил ладонь к тому месту справа от грудины, где уже несколько дней, как поселилось постоянное тупое давление.

Официант принял заказ. Быстро принес ледяную водку в запотевшем графинчике, закуску – «Рулет из копченой лососины с лимонным суфле». Опрокинув рюмочку, немного пожевав без аппетита, Алик положил вилку.

– Что ж, Яшка, рассказывай о себе – как живешь. Столько лет не виделись.

– Живу ничего, в бизнесе раскрутился, деньги делаю хорошие.

– А кроме бизнеса, для души?.. Вон тетя Даша утром свое беспокойство мне высказала – чего же это, мол, Яша все не женится?

– Если еще раз спросит, расскажи ей старый анекдот. Помнишь, один мужик на подобный вопрос удивленно говорит: «Ради стакана молока заводить целую корову?»

– У тебя когда-то музыкальный талант прорезался – на скрипке играл.

– Не забыл ты… Музыка со мной. Иногда найдет настроение – запрусь дома, отключу телефон, достану свою скрипочку. Техника, конечно, без ежедневных упражнений слабовата стала, но ведь никто и не слышит, играю для себя – как ты изволил выразиться, для души… А иногда просто сижу и весь вечер слушаю в одиночестве классическую музыку, компакт-дисков у меня навалом. Знаешь, все больше влюбляюсь в Шуберта. В его лучших произведениях столько изящества, никому ничего не навязывает – ни громокипящих страстей, ни слезливых всхлипов. Журчит себе прозрачный ручеек, о чем-то сокровенном размышляет мудрый и грустный автор, и на душе у слушателя тоже становится светло и чуть грустно.

– Прямо-таки про тебя поэт сочинил: «Еврейский музыкант – он Шуберта наверчивал, как чистый бриллиант».

– Какой уж там еврейский… Сам себя часто спрашиваю, кто я? В том и дело, что русский я до последнего закоулка в душе. И Москва, где я родился и вырос, – это мой город. Ее бесшабашность, и размах, и то, что она слезам не верит, и милосердие ее, и греховность – во мне все. По-научному «ментальность» называется?.. Если бы не антисемиты, наверное, и не задумывался, что за фамилия у меня такая. Спасибо им, не дают забыть про корни.

Яшка замолчал, вытер салфеткой губы со следами лимонного суфле.

– Сегодня по телевизору передавали интервью с Пенкиным, – осторожно начал Алик.

– Знаю.

– В каком, однако, кровавом дерьме это ваше «первоначальное накопление» варится.

– Да не слушай ты этих газетных врунов. Чтобы увеличить свои тиражи, они такое наплетут… Если наш банк и вступает в конкурентные отношения с какой-нибудь другой финансовой группой, возникающие проблемы мы всегда стараемся решить по-джентльменски. – Явно переводя разговор на другую тему, Яшка указал пальцем на лоб Алика. – Помнишь, старик, как ты этот шрам получил?

– Вроде бы классе в четвертом подрался с кем-то у нас во дворе.

– А я как сейчас вижу. С Ванькой Беловым ты дрался. Тот на год старше, но ты заводной был, не испугался. Мы с Левкой в стороне стояли, не вмешивались – драка честная, на кулачках, один на один. А он, сука, в кулаке ключ от квартиры зажал да им по лбу тебе и вдарил. За эту подлянку гнали мы его потом с Левкой до четвертого этажа в вашем подъезде, пока он за дверь своей квартиры не шмыгнул.

– Где он теперь, Ванька бедный?

– Кто его знает. Может, в тюряге опять. А может, сгорел уже по пьянке.

Яшка снова наполнил рюмки. Алику пить не хотелось – он только пригубил. Официант принес горячее блюдо – «Французский голубь на гриле с тольятелли из каштанов и жареными лисичками в зеленом соусе».

На эстраду в конце зала стали подниматься патлатые музыканты. Долго настраивали инструменты. Потом заиграли. По принципу: чем громче, тем лучше. Известная певица – Алик помнил ее еще по прежним годам – выскочила из-за спин музыкантов. Микрофон засунут чуть ли не в рот; под коротенькой, не по возрасту, юбочкой колышутся рыхлые бедра немолодой женщины. Изображая неземное томление, певица поведала миру, как она любит его и как он любит ее. Грохотал барабан, гудели духовые инструменты, визжала певица. Разговаривать стало невозможно. Доев «французского голубя», Яшка подозвал официанта, расплатился. Алик попытался было принять в этом участие, но Яшка обиженно отстранил его руку.

Швейцар в брюках с лампасами открыл им дверь, уважительно спросил:

– Почему так рано, Яков Наумович? Тут только самое представление и начинается. Позднее стриптиз будет.

– В следующий раз, дорогой, в следующий раз непременно, – Яшка вложил в широченную ладонь швейцара зелененькую бумажку.

На улице было темно и пусто. Вверху, в просветах между плывущими облаками, тревожно загорались и гасли звезды.

– А теперь мы держим путь в один частный клуб, – сказал Яшка. – Посторонних туда не пускают. Там великолепные девочки.

– И они – за деньги?

– Старик, где это сейчас видано – задаром?

– Да не смогу я так… Чтобы получить от этого дела удовольствие, мне нужна хотя бы иллюзия, что я бабу охмурил, понравился ей. А за деньги – у меня никогда и не было.

– До чего ты любишь все усложнять… Там есть и с высшим образованием девочки – попрошу, чтобы поначалу с тобой о Кафке поговорили. Пока у тебя иллюзия не появится… Приедем – сам будешь решать, твое дело.

В глубине проулка темнел «мерседес». Алик открыл заднюю дверцу, внутри зажегся свет. Поджидавший их Ленчик спал, откинув голову на спинку сиденья.

– Поехали, шеф, – сказал Яшка, усаживаясь вслед за Аликом, и слегка потряс разоспавшегося Ленчика за плечо. Тот качнулся и, не просыпаясь, начал сползать набок. На пиджаке, между лопатками стало видно большое темное пятно. Снаружи две тени метнулись с обеих сторон к машине, задние дверцы распахнулись, из темноты уставились внутрь пистолетные стволы с глушителями.

– Ни звука! Руки за спину!

Яшка дернулся – видно, хотел выскочить. Тяжелая рукоятка пистолета обрушилась на его лоб. Кто-то третий просунулся внутрь, за спиной отключившегося Яшки ловко защелкнул на его запястьях наручники. Потом, обежав «мерседес», надел наручники и на Алика. Через минуту черный джип медленно, задом въехал в проулок, приблизился к «мерседесу». Задняя дверца джипа поднялась – второй ряд сидений в нем отсутствовал. Алика и Яшку быстро перетащили в джип, уложили лицом вниз. Мужик в синих джинсах и черной кожаной куртке сел между ними на пол. В каждой руке по пистолету. В затылок Алика уперся глушитель.

Было слышно, как захлопнулась задняя дверца, потом обе передние. Водитель прибавил газу, джип затрясся по ночным улицам. Лежать было неудобно, места мало, ноги в коленях согнуты. На поворотах прижатый к затылку глушитель с силой вдавливал лицо Алика в металлический пол – сидящий использовал глушитель как опору. От его джинсов исходил густой запах пота. Ехали недолго – джип затормозил, потом заскребли, расходясь в стороны, гаражные ворота. Джип въехал внутрь, ворота закрылись.

– Не разговаривать, падлы! – мужик распахнул заднюю дверцу и выпрыгнул. К нему подошли двое – те, что сидели впереди. Чуть сдвинув вбок голову, Алик сумел рассмотреть всех троих в тусклом свете лампочки, висевшей под потолком гаража. Главным был невысокий, пузатый – он показался Алику знакомым. Пузатый держал мобильный телефон; тыкая указательным пальцем, набирал номер. На пальце желтел массивный перстень. Алик сообразил – это же «гаишник», обыскивавший его на Ленинградском шоссе в воскресенье. А здоровенный мужик в черной кожаной куртке и джинсах – водитель тех красных «жигулей», даже заплывшее левое ухо видно. Третьим был молодой парень с полуоткрытым от усердия ртом – на верхних зубах золотые «фиксы».

– Яшка, ты оклемался? – тихо спросил Алик. Тот повернул голову.

– Ах, падла! Я же сказал – не разговаривать! – мужик в кожаной куртке подскочил к джипу; согнувшись под его низкой крышей, ударил лежащего на животе Алика кулаком в пах. От острой боли тот вскрикнул.

– А ты все-таки поосторожней, – Яшка неуклюже перевалился на спину, прислонил голову к стенке джипа.

– Да я и тебе сейчас врежу! – заорал мужик, поворачиваясь в его сторону.

– Меня ваш шеф не раз к себе на работу зазывал. А что если я теперь соглашусь? Как мы с тобой в конторе встречаться-то будем?

– Ты, отморозок, полегче, однако, – пробурчал пузатый, заглядывая внутрь джипа. – Вот довезем до места – там свои способности и покажешь.

Мужик в кожаной куртке недовольно отошел от джипа.

– А друга моего вы в разборки эти не впутывайте, – сказал Яшка. – Он ничего не знает, случайно сегодня со мной оказался.

– Как же, как же… В воскресенье он на нашем пути случайно встретился. Сегодня опять. Два раза подряд случайно не бывает, – мужик в куртке помахал поднятым пальцем, видимо, сам поражаясь силе своей логики.

– Он гражданин США, – добавил Яшка. – Свяжетесь с ним, вам на хвост не только Петровка – ФБР сядет.

– Ах, испугалися, – мужику стало весело. – Месяц назад знакомые ребята из Долгопрудной про америкашку одного рассказывали. Денежки заплатил и решил, что гостиница его, хозяйничать может. Завалили империалиста автоматной очередью прямо в метро. Подумаешь, ФБР.

Боль в паху отпустила. Алик повернул голову, попросил:

– Мне по малой нужде надо.

– А ты под себя, – мужик захохотал. – Когда до места доедем, мне надо, чтобы ты уже сломанный был – со сломанным работать легче. А ну, давай под себя, падла!

Парень, что стоял возле пузатого, услышал последние слова.

– Постой! Он же мне машину завоняет.

– Тогда и волоки его сам в угол, – мужик отошел в сторону.

Парень помог Алику вылезти из джипа, отвел в угол гаража, освободил из наручника одну руку.

– Там его, когда нужду справит, и посади, – крикнул мужик. – Чтоб промежду ними контактов не было…

Парень так потом и сделал. Недалеко от угла, из стены гаража торчала арматура, упиралась наискосок в бетонный пол. Там парень усадил Алика. Продел наручник под арматуру, защелкнул его на свободной руке. В углу рта у парня дымилась сигарета. Заметив завистливый взгляд Алика, он вытащил ее изо рта, блеснул золотыми «фиксами».

– На, покури. Заодно и подумай. Когда приедем на место, у тебя только один шанс будет, ты должен рассказать все без утайки. – Парень кивнул в сторону мужика в кожаной куртке, понизил голос. – Он будет очень, очень стараться. Сделает из тебя такое – ни один морг не примет. Подумай пока что…

Алик блаженно затянулся сигаретой. То ли у парня еще какие-то остатки совести сохранилась, то ли просто работает в паре с тем мужиком? Алик читал где-то, как психологически тонко доблестные чекисты умели расколоть упирающегося «врага народа». Следователи чередовались на допросах, один – орал и бил, другой – излучал сострадание, вот так же папироску предлагал. Даже камень, если его перемещать из огня в лед и обратно, не выдерживает – трескается… Подонки эти ни перед чем не остановятся, им чек нужно найти. Значит, пытать будут. Как Степу. Отморозок в кожаной куртке – большой специалист. Хорошо, если Яшка что-нибудь важное про чек знает и сразу выложит. Тогда, может, и без пыток обойдется. Но убьют в любом случае – им свидетели не нужны. Впрочем, если убьют, Алику-то стоит ли из-за этого волноваться? Для него, пожалуй, даже лучше – избавят от нескольких месяцев предстоящих мучений…

Порой в гараже раздавался тонкий писк мобильного телефона. Пузатый у противоположной стены торопливо подносил его к уху, скороговоркой докладывал, слов не разобрать. Потом сам начинал звонить куда-то. Другие двое молча сидели в джипе – опустив стекла, курили. Время тянулось медленно.

Алик докурил сигарету до самых губ, выплюнул на бетонный пол. Последняя в жизни? Прислонившись к стене, закрыл глаза. Что ж, через несколько часов прогремит, наверное, выстрел в голову. Успеет ли Алик почувствовать боль? Мелькнет ли напоследок какая-то мысль?.. Толстой описал ощущения умирающего Ивана Ильича: неодолимая сила засасывала того все глубже в черную дыру, и вдруг в конце дыры засветилось что-то… Или вот еще строчки на ту же тему, их Алик вычитал у кого-то из нынешних поэтов: «В последний миг нездешний свет кометою хвостатой пронзит зрачки – и света нет. И тьма. И нет возврата…» Написать можно – бумага все стерпит. Тот, кто воистину знает, уже не напишет.

Лишь часа через полтора пузатый получил от своего начальства окончательные указания. Алика засунули в джип, снова уложили вместе с Яшкой лицом вниз. Между ними сел мужик в кожаной куртке. Со скрипом разошлись в стороны ворота гаража.

Ехали быстро – было уже далеко заполночь, улицы пустые. Мужик вытащил, было, два своих пистолета. Но потом убрал их обратно под куртку. Понял: лежащие на полу, в наручниках, с руками, сведенными за спиной, никуда не денутся. Почти что нежно потрепал Алика по затылку, мечтательно сказал:

– Потерпите немного, ребята. Вот ужо доедем до нашей дачки. В сосновом бору она – воздух чистейший, вам понравится. Там и начнем работать профессионально. Про «слоника» слышали? Одеваем на мордочку противогаз, пережимаем «хобот» – клиент начинает медленно задыхаться, за глоток воздуха любой секрет отдаст. Или вот еще способ есть – давно собираюсь попробовать. Как рассказывал один культурный гражданин, этим способом товарищ Сталин призвал к порядку товарища Зиновьева. Тот на Лубянке поначалу пошел в глухую несознанку. Тогда следователь, человек с горячим сердцем и чистыми руками, засунул ему в задницу провод, оголенный на конце. Подал на провод напряжение. И раскололся верный ленинец, товарищ Зиновьев, – подписал всю правду, как он и левым центром руководил, и правым, вредительством повсюду занимался… Вроде бы, у нас на дачке тоже завалялся где-то кусок провода нужной длины… Так что отдыхайте пока, ребята.

Незаметно погасли на стеклах световые блики от придорожных фонарей, пропал шум встречных машин, стало ощутимо потряхивать на колдобинах – видимо, выехали на проселочную дорогу. Снаружи угрюмо застыла тишина, слышно только, как протянутые ветви деревьев царапают иногда бок торопящегося в ночи джипа.

И вдруг джип как бы споткнулся, вильнул вправо, начал медленно валиться под уклон. Реакция у мужика в кожаной куртке оказалась великолепной – в каскадерском прыжке он вылетел через распахнувшуюся заднюю дверцу. Алика покатило по полу, бросило на Яшку. Джип мягко опрокинулся на правый бок. Снаружи вспыхнул свет, донеслось какое-то приглушенное тарахтенье – будто чуть слышно заработали сразу несколько швейных машинок. Потом они смолкли. После короткой паузы послышались приближающиеся голоса. Чья-то голова заглянула внутрь джипа. Алику и Яшке помогли выбраться, освободили от наручников.

– Яков Наумович, ты живой? – пожилой мужчина в очках обнял Яшку. Еще пятеро в камуфляжных костюмах с короткоствольными автоматами в руках стояли чуть сзади.

– Да не обнимай – грязный я весь. Лучше закурить нам дай… Алик, познакомься – это генерал Байков.

– Генерал в отставке, – уточнил тот, протягивая сигареты.

Алик закурил, огляделся. С разодранными в клочья шинами лежит на боку джип. Позади него поперек грунтовой, в ухабах дороги – металлическая лента с шипами. Три автомашины сбоку от дороги освещают фарами сцену. Парень, который в гараже поделился с Аликом сигаретой, свешивается из открытой боковой дверцы головой вниз – не успел выскочить. У противоположного края дороги распласталось тело мужика в кожаной куртке. Глаза закрыты, в углу рта засыхает струйка крови. Шагах в трех от него лежит в колее пистолет с глушителем – отлетел в сторону.

– А я уже надежду потерял, господин генерал, – сказал Яшка. – Грешным делом, решил, что ты след упустил и нам хана.

– Как мог такое подумать, Яков Наумович? Ты же сам в понедельник вечером звонил, приметы дал. Бывшие коллеги мне помогли – за ночь просмотрели всю картотеку на московских блатных, некоторых давних сексотов с кроватей подняли. К утру уже вышли на тех двоих. Оказывается, по ним давно тюрьма плачет – в розыске они. А потом мы номер их мобильного телефона раздобыли. Дальше дело техники – прослушивать стали… – Байков повернулся. – Ребята, не теряйте времени. Осмотрите трупы. Может, в карманах какие нужные документы найдутся, особенно у начальника.

– Труп начальничка в кабине застрял…

– А вы сперва поставьте джип на колеса. Впятером не справитесь?.. Только прежде, чем к джипу прикасаться, перчатки наденьте.

После всех потрясений этой ночи ноги у Алика стали, как ватные, подташнивало. Даже у сигареты появился какой-то отвратительный привкус. Алик отошел в сторону, присел на придорожный камень. Выплюнутая сигарета упала в колею – рядом с валяющимся пистолетом.

– И вот, Яков Наумович, прослушиваем мы в течение дня их телефонные разговоры, – продолжал Байков. – Разговоры вроде невинные. Но перед полуночью связываются они с начальством своим – мол, «заказанный товар прибыл». А вскоре звонит мне швейцар из «Андромеды» – знакомы еще по прежним годам. Взволнованно докладывает, что в «мерседесе» лежит убитый Ленчик и что ты пропал. Объявляю тревогу, собираю свою группу. Часа через полтора перехватываем приказ – «везти товар на дачу». Про дачу эту мы еще раньше знали, адрес ее нам был известен – на отшибе она, в лесной глухомани. Успеваем приехать сюда первыми, ленту с шипами поперек дороги протягиваем, изготовились… Не генеральское, конечно, дело в оперативных разборках участвовать. Вон Володя – можно было ему поручить, бывший капитан из «Альфы». Да только решил для верности и сам поехать – все же опыта у меня на десять володей наберется… Как видишь, все правильно было просчитано.

Четверо в камуфляжных костюмах, положив на землю автоматы, подымали джип, пытались поставить на колеса, натужно кряхтели. Пятый, капитан Володя, стоял рядом, распоряжался. Посреди дороги, довольно посасывая сигареты, беседовали Яшка и Байков.

Вдруг Алик заметил, как в трех шагах от него, у обочины, мужик в кожаной куртке шевельнул губами с запекшейся на них кровью, оторвал от земли голову. Алика он не видел – мешал багровый пузырь, вздувшийся над левым глазом. Трясущаяся рука вытащила из-под куртки пистолет. Алик вспомнил: ведь у мужика их было два! Один валялся сейчас у ног Алика, а другой медленно поворачивался дулом в сторону Яшки и Байкова. Как-то совершенно автоматически Алик поднял лежавший рядом пистолет – зажав в ладонях, выставил перед собой. Дернулся указательный палец, чтобы надавить на спусковой крючок. И не смог. «Убить человека?!» – пронеслось в сознании… Ходил ходуном пистолет в бессильной руке мужика – ему никак не удавалось поймать цель… В миллиметре от спускового крючка судорога свела палец Алика…

Все это длилось, наверное, не дольше секунды. Потом с того края дороги раздался приглушенный треск швейной машинки – капитан Володя заметил ожившего мужика, послал в его сторону короткую автоматную очередь. Стрелял, вроде бы, не целясь, от пояса. Голова с заплывшим левым ухом мягко ткнулась обратно в колею. Из раздробленного черепа потекла темная кровь с белесоватыми кусочками мозга… Алика вырвало… Подошедший Байков деликатно развел в стороны его ладони, все еще сжимавшие пистолет. Тот упал на землю.

– В первый раз убить человека нелегко, знаю по собственному опыту… А потом все проще и проще. – Байков снял очки, протер краем рубашки; водрузив их обратно на нос, устало посмотрел на часы. – Двадцать пять третьего уже… Отправлюка я вас по домам – за ночку эту вон сколько впечатлений свежих получили. А мы тут задержимся ненадолго, все в порядок приведем… В том числе, чтобы и на пистолете этом никаких отпечатков не осталось. Ясное дело, вы – жертвы разбойного нападения. Ни божеский суд, ни человеческий вас ни в чем обвинить не может. Да только до суда лучше не доводить. Начнутся вопросы всякие неудобные, шумиха газетная, пенкины-фуенкины… А коллег с Петровки я по старой дружбе по-прошу, чтоб не усердствовали очень при расследовании. Они даже рады будут, что бандиты эти, второй год в розыске числящиеся, копыта откинули… Скажу сейчас Володе, пусть отвезет вас.